Из тесного уголка перед ванной комнатой, куда Кэтрин с Фредом удалились, чтобы пошептаться без свидетелей, до спальни долетает почти каждое слово. Тихой беседы не получилось, разговор почти сразу переключился на повышенные тона.
— Фред, уже четвертые сутки пошли! Почему нет никаких улучшений?
— Дизли говорил, это может на неделю растянуться.
— Да что же вы все так верите этому Дизли?!
— Сама знаешь, Кэти, он лучший врач в городе и округе, стольких людей спас.
— Какое мне дело до других людей? Майклу-то ведь лучше не становится. Он тает с каждым днем, неужели вы не замечаете?
— Естественно, он ведь не ест ничего. И потом я помню, он сам жаловался, что очень уставал в последнее время. Организм ослаб, вот Майкл и свалился от первой попавшейся инфекции.
— Давай отвезем его в больницу, Фред! Я больше не могу сидеть тут и смотреть, как он мучается.
— Ты же видела, как он отреагировал, когда я только заикнулся…
— Разве можно требовать, чтобы он это решал? Мы сами должны позаботиться.
— Кэти, думаешь, я не переживаю?
— Что-то не заметно!
— Если не станет лучше в ближайшие день-два, придется послать Дизли куда подальше.
— Ну, хорошо…
— Сейчас иди домой и выспись нормально. А то у тебя вид, будто на похороны собираешься.
— Как у тебя язык повернулся такое сказать!
Кэтрин выскакивает в гостиную, Фред, не торопясь, идет следом.
Они заполонили весь номер, эти бывшие одноклассники, и хозяйничают здесь по собственному усмотрению. Диане не понять периодичности, с которой они появляются, сменяя друг друга, то оставаясь на ночь, то на пару часов, то поодиночке, то вдвоем. Для них не составило сложности отстранить Диану, они старше и опытней, хотя какая уж там разница — четыре года… Но все равно они не желают играть свои партии в пьесе, придуманной Дианой. Один Фред явно демонстрирует сочувствие, да и тот не воспринимает ее всерьез. Разумеется, друзья не догадываются об истинной причине болезни Майкла. И все же само собой получается так, что они ограждают его от Дианы, словно охраняют. Она и на десять минут не остается наедине с мужем. В сущности, Диана даже им благодарна, ведь иначе пришлось бы целый день быть рядом. А когда Майкл не спит, то еще и выдерживать его невозможный взгляд. В этом взгляде нет упрека или подозрения, однако Диане попросту страшно, когда Майкл смотрит на нее из какого-то туманного далека. Будто находится уже не здесь, а по ту сторону.
Надо было не бояться тогда, а отбросить сомнения и добавить побольше эликсира в десерт. Почувствуй Майкл сильную горечь, он бы выплюнул отраву. Вряд ли дальше поднялся бы скандал. Майкл подумал бы, что миссис Броуди случайно переложила пряностей, и на этом инцидент оказался бы исчерпан. Ну, а если… Все, вероятно, закончилось бы примерно в течение суток, как в истории Фейт. Фейт и Гомункулус не показываются уже давно, целую вечность. Получается, бросили Диану на произвол судьбы, довели до края пропасти и бросили. А может, их вообще не существует? Галлюцинации — яркие, правдоподобные, готовые поспорить с реальностью…
От боковой стены отделяется Фейт, кивает Диане и направляется в гостиную. Отчетливо слышится шорох шелкового платья.
Жизнь замкнулась в рамках гостиничного номера, откуда уже не предвидится выхода. Нет ни сожаления, ни раскаянья, только зябкая пустота. Графиня Хелен, прежде чем покаяться, прожила долгую и счастливую жизнь. А Диане остается без конца перебирать в голове всевозможные варианты, стараться не выдать себя… И отстраненно наблюдать за Майклом.
Он в сознании, узнает окружающих, послушно глотает лекарства, которыми его пичкают строго по часам, шепчет «спасибо», когда ему поправляют подушку или дают напиться. Но это лишь тень прежнего Майкла, случайно задержавшаяся в мире живых. У него больше нет своей воли, и его судьба зависит уже от кого-то другого.
***
Винсент Кроссвуд выбрался из своего пыльного уединения навестить племянника. Чувствует себя неловко, будто впервые за много лет показался на люди. Да и племянник никакой радости по поводу его визита не проявляет. Хотя вроде бы пытается улыбнуться.
Дядюшка Винсент появился не с пустыми руками, принес небольшой альбом в бордовом переплете, видно, что давнишний.
— Когда Майкл на прошлой неделе заглянул ко мне, мы вместе искали этот альбом по всему дому, но не нашли. А вчера я как раз обнаружил его в шкафу, на самой верхней полке.
Майкл ничего не отвечает, равнодушно смотрит на обложку. Мистер Кроссвуд собирается положить альбом на квадратный журнальный столик, придвинутый к дивану, но там уже нет места из-за вскрытых аптечных упаковок, чашек, салфеток и прочего. Тогда он осторожно кладет альбом на край дивана.
— Может быть, потом взглянешь, ты же хотел…
Мистер Кроссвуд садится в кресло, складывает сухие морщинистые руки ладонями вместе. В комнате нависает пауза, которая прерывается звяканьем эсэмэски, прилетевшей на телефон Фреда. Тот говорит:
— Отлучусь на часок? Продавец там что-то перепутал с накладными. Это прямо воплощенная бестолочь.
Никто, само собой, не возражает, и Фред отправляется по своим делам. Рука Майкла движется под одеялом, приподнимается, ложится на правый бок.
Диана спрашивает:
— Дать обезболивающее?
Майкл едва заметно кивает.
Мистер Кроссвуд встает со своего места.
— Я, пожалуй, пойду, не буду мешать. Майкл, поправляйся скорее. Еще загляну на днях.
***
Семейные фотографии Кроссвудов… Майкла теперь не волнует, нашлись они или сгинули навсегда в пыльном шкафу. Но Диана раскрывает альбом, она ведь никогда не видела давние фотографии мужа.
Родители Майкла… Это, конечно, они, кто же еще.
Совсем молодые, должно быть, недавно поженились. Стоят, обнявшись, на фоне кирпичного здания. Действительно эффектная пара, вполне могли бы сниматься для рекламы. Майклу повезло, взял лучшие черты и у матери, и у отца. Вот они уже постарше, но по-прежнему тесно прижимаются друг к другу… Какое-то семейное торжество или дружеская вечеринка. Среди нескольких человек, собравшихся на лужайке перед домом Кроссвудов, Диана с трудом узнает Винсента, до такой степени его изменили прошедшие годы. На старой фотографии он выглядит самоуверенным и жизнерадостным.
А вот и Майкл. Здесь ему года три-четыре. Сидит на качелях, крепко держится за красные металлические штанги. Серьезный ангелочек. Темные волнистые волосы почти до плеч, миссис Кроссвуд, конечно, было жаль коротко стричь такую красоту. На следующей фотографии, на тех же качелях, он уже вовсю улыбается. Забавно, у взрослого Майкла при улыбке появляются такие же ямочки на щеках. Сейчас Майкл тоже словно на качелях, ему то чуть лучше, то снова хуже.
Неизвестные пожилые особы, мимолетные школьные фотографии…
Диана переворачивает плотные листы, отмечает знакомые лица. Она узнает их сразу, всю компанию, которая то и дело мелькает на фото, постепенно взрослея и меняясь. Когда видишь молодых, но уже вполне взрослых мужчин и женщин в самом расцвете, создается впечатление, что это их лучшее время. Однако достаточно обратиться к юношеским фотографиям, чтобы понять: лучше юности ничего быть не может. Открытые, устремленные в таинственное будущее, они еще только собираются жить… Даже у Роджера на большинстве школьных снимков можно уловить какие-то намеки на наивность и доверчивость. Правда, очень смутные намеки. Только один из друзей Майкла Диане не знаком. Задумчивый или смеющийся, сосредоточенный или беззаботный, он выделяется на всех снимках, несмотря на яркое окружение. Он вне конкуренции. Когда-то в детстве бабушка читала вслух сказку «Мальчик-звезда». Сюжет улетучился из памяти, однако Диана помнит, каким представляла героя той сказки — с открытым лицом и широко распахнутыми, сияющими глазами.
«Джонни был чудесным… наверно, слишком чудесным и талантливым для этой жизни».
Джон Лайтберн… Она все-таки его увидела.
***
Поздним вечером Майкл впадает в какое-то странное состояние, дышит тяжело, время от времени вздрагивает, на вопросы не реагирует, будто не слышит. Его пальцы непрерывно перебирают край одеяла, то сжимают, то разжимают ткань. Диана раньше слышала или читала, что такие мелкие хлопотливые движения — это верный признак приближения конца.
— Мне кажется, у него температура, — растерянно говорит Фред.
Не кажется. Лоб горячий, просто раскаленный по контрасту с предыдущими днями, когда опасения возникали из-за постоянной вялости и холодных рук.
Сотовый доктора Дизли молчит, домашний и телефон клиники тоже не отвечают. Отчаявшись связаться с ним, Фред звонит другому знакомому врачу. Тот живет на соседней улице и появляется быстро. По сравнению со своим почтенным коллегой, доктор Аллен почти юный, лет тридцати пяти. В потертых джинсах, свитере грубой вязки, кроссовках, с какой-то полуспортивной сумкой через плечо, он выглядит не настолько презентабельно, как Дизли. Никакого сравнения. Наскоро осматривает Майкла, забрасывает Фреда с Дианой отрывистыми вопросами. Разумеется, он согласен с диагнозом эдервильского светила медицины, но…
— Непонятно, почему так долго положительной динамики не было. Ладно, попробуем температуру сбить. Сейчас укол сделаю внутримышечно. Поверните его и одеяло пока уберите. Если лучше не станет, придется в больницу везти. Состояние тяжелое.
— Мы хотели компресс со льдом сделать… — начинает Фред, откидывая одеяло.
— Тоже можно.
— Я принесу лед, — вызывается Диана.
Это почти что счастье — выбраться из замкнутого пространства номера и спуститься вниз по гладким мраморным ступеням на первый этаж. Гостиница уже дремлет, в ресторане посетителей не осталось, пожилая уборщица наводит порядок. Бармен наполняет высокий стакан кубиками льда… Они тихо звенят, ударяясь о стекло.
Судя по лицам Фреда и доктора, который снова выслушивает сердце Майкла, дело совсем плохо.
— Я слышал, при высокой температуре организм лучше борется с болезнью… — с явным сомнением произносит Фред.
— Лучше до такого не доводить.
Доктор Аллен швыряет на столик стетоскоп, роется в сумке.
— Я позвоню в больницу, предупрежу. Где же этот телефон…
— Включите свет! — кричит Майкл.
Свет давно включен, горит не только люстра, но и настольная лампа. Но Майкл не замечает яркого света, в ужасе смотрит куда-то вдаль невидящими глазами. Какие черные тени надвигаются на него из углов комнаты?
Фред пытается его успокоить, но безрезультатно.
— Доктор, посмотрите!
Он показывает на руки Майкла, которые сводит судорога. В следующую секунду тело изгибается дугой…
— Держите его!
Сумка оказывается на полу, а сам доктор кидается на помощь Фреду. Майкл бьется в их руках, удержать его трудно, да еще из-за спинки дивана нет возможности подойти к постели с разных сторон и не мешать друг другу.
— Диана, отойди, — через плечо бросает Фред.
Она слушается, отступает на несколько шагов. В этом переплетении трех мужских тел, с напряженными мускулами, таких больших и сильных по сравнению с ней, Диана совершенно лишняя. Если случайно заденут, ей не поздоровится.
Доктор наклоняется к сумке, находит внутри упаковку с ампулами. Локтем задевает стакан со льдом, прозрачные кубики рассыпаются… Вскрывает ампулу, набирает лекарство в шприц. Оборачивается к Диане.
— Выньте салфетку!
Она с трудом вытягивает из пакета плотно свернутый влажный кусочек белой ткани, протягивает доктору. В нос ударяет резкий спиртовой запах. Фред кое-как удерживает Майкла, старается завернуть его в одеяло, чтобы помешать двигаться… нет, безуспешно, скомканное одеяло летит на пол.
— Держите крепче, я не могу в вену попасть! — выдыхает доктор.
Фред наваливается на Майкла всей тяжестью, иголка все-таки уходит под кожу. Потом рука снова дергается, однако содержимое шприца успело попасть по назначению. Ситуация кажется даже хуже, чем до укола, Майкла не удержать в лежачем положении, если бы не доктор с Фредом, наверняка бы соскользнул с дивана. Это продолжается еще несколько минут, потом судороги постепенно ослабевают, дальше тело и вовсе замирает. Выждав немного, доктор говорит:
— Можно не держать уже. Отпустите.
Фред отстраняется, и Майкл безвольно повисает в руках доктора, голова запрокидывается. Тот укладывает его на постель. На лице Майкла застыло выражение покоя, губы приоткрыты. Доктор сжимает запястье Майкла, потом тихо произносит:
— Все кончено.
— Что?!
— То есть, кризис миновал, я хотел сказать.
— Я же говорил, что все обойдется!
Фред сгребает в охапку доктора и Диану, которая опять приблизилась вплотную. На радостях Фред не рассчитал силы. Шея у Дианы онемела, щека больно впечаталась в закатанный рукав докторского свитера. Наконец Фред разжимает объятья, и можно слегка прийти в себя. Диана чувствует, как щека горит, словно на ней поставили клеймо.
Доктор осторожно массирует шею Майкла, который лежит такой расслабленный и спокойный, что трудно поверить, будто именно он каких-то четверть часа назад бился в судорогах.
— Температура спала…
Раскрошив ложкой таблетку, доктор смешивает порошок с водой, вливает раствор в рот Майкла, сжимает ему челюсти, чтобы жидкость не вытекла обратно. Дожидается, пока Майкл проглотит лекарство.
— Какое счастье, что вы оказались рядом, — бормочет Фред.
— Да пустяки, — флегматично отзывается доктор Аллан, он уже, вероятно, успел позабыть, как растерялся совсем недавно.
У Майкла виски блестят от пота, футболку буквально можно выжимать.
— Это хорошо, что он вспотел, — замечает доктор. — Только надо бы его переодеть.
Вместе с доктором Фред раздевает Майкла догола, быстро протирает кожу влажной губкой, потом — насухо махровым полотенцем. Диана приносит из спальни майку и трусы. Майкл уже настолько опамятовался, что пытается помочь одевающим его. Правда, получается это неважно, руки и ноги не слушаются.
— Да лежи ты спокойно, — говорит Фред, — сами справимся.
Прежде чем укрыть Майкла одеялом, доктор прощупывает живот. В последнее время каждое прикосновение причиняло боль, но сейчас Майкл вообще не реагирует.
— Давление еще проверим на всякий случай… Почти нормальное, пульс тоже. Кое-кому крупно повезло.
Через считанные минуты Майкл с блаженной улыбкой засыпает. Доктор тихо говорит:
— Везти его в больницу сейчас уже смысла нет. Да и будить жалко. Не станем беспокоить, пусть отдыхает. У него ведь раньше судорожных припадков не было?
— Нет, конечно!
— Наверное, высокая температура спровоцировала. Хотя я что-то не припомню ничего подобного у взрослых. Вообще странно это все… Надо будет потом его обследовать. А сейчас нам тоже всем пора отдохнуть.
Доктор начинает собирать свою сумку, заворачивает в бумажную салфетку использованные шприцы и ампулы, забрасывает в корзину для мусора.
— А вы уверены, что никакого риска уже нет?
— Да вы сами посмотрите на него, — отвечает доктор Фреду.
Он прав, хотя видит Майкла впервые, но уловил разницу между прежним и нынешним состоянием. Да, бледный и осунувшийся, но уже совсем не похож на умирающего, каким казался еще недавно. Просто мирно спящий человек, который утром проснется.
— Я все-таки посижу тут, мало ли что, — заявляет Фред. — У меня сна ни в одном глазу. Диана, а ты иди ложись, иначе тоже свалишься.
Диана покорно встает, выбирается из гостиной, чувствуя, что походка у нее сейчас, как у заводной куклы. Задерживается у порога спальни и успевает услышать приглушенный голос Фреда.
— Бедная девочка. Она так переживает, что кажется заторможенной. Будто слегка не в себе.
— Да, такое бывает иногда с близкими пациентов, — соглашается доктор.
Диана настораживается, однако в гостиной ее больше не обсуждают. Фред, видимо, подходит к угловому шкафу, где находится уже отлично знакомый Диане бар. В наступившей тишине слышится скрип дверцы, даже можно уловить, как льется жидкость в бокал.
— Док, плеснуть вам тоже?
— Если только совсем чуть-чуть. Мне еще домой добираться и завтра прием вести.
— Не бойтесь, не опьянеете. Надо же немного расслабиться после такого ужаса. Черт, даже руки трясутся. Тогда как-то некогда было думать. А сейчас, как представишь, что могло бы случиться… Ну, за здоровье Майкла!
— За здоровье…
***
Диана не собирается включать лампу, ведь в окно дружелюбно заглядывает луна, заполняя комнату ровным холодным светом. Щека до сих пор горит, грубая шерсть надолго оставила на ней след. Вот все и завершилось. Стопроцентной гарантии, понятно, нет, однако доктор, скорее всего, прав. Страница перевернута. Возможно, это даже к лучшему… Диана только сейчас замечает: она в спальне не одна. Посреди кровати сжался в комочек Гомункулус, он будто поджидает ее. Встает на четвереньки, по-собачьи преданно заглядывает прямо в глаза Диане. Он сделал все, что мог, однако обстоятельства, вмешательство таинственных сил или просто банальное невезение перевернули наспех построенную пирамиду, она рухнула, обратившись в груду праха, ветер разносит песок в разные стороны. Луна мягко освещает для кого-то кошмарную, но для Дианы уже давно привычную и даже привлекательную круглую рожицу. Почти что родную… Хотя почему «почти»?
По хребту Гомункулуса пробегают синие искры, перекидываются на макушку. Через несколько секунд он уже полностью охвачен ярким пламенем, и помешать этому Диана не сумеет. Малыш и не просит о помощи, его гибель неизбежна, это ведь очевидно. Он заламывает полыхающие руки с крошечными пальчиками, в последний раз обращает взгляд к Диане… Странный маленький костер, рассыпающий вокруг искры, которые гаснут, едва коснувшись покрывала. А теперь уже и сам костер бесследно исчезает.