Глава 25

За столом Диане каким-то образом удается поддерживать разговор. Без сомнения, ее реплики вполне адекватны, можно не сомневаться, ведь Майкл не смотрит на нее, как на сумасшедшую. Значит, она держит себя в руках. К счастью, Майкл вскоре замолкает, видимо, правда устал от общения с гениями провинциальной сцены.

Наконец-то наступает время десерта.

— Прямо произведение искусства, даже есть жалко, — замечает Майкл, имея в виду сотворенный миссис Броуди кремовый цветок.

Но это, конечно, лишь слова. Сластена Майкл никогда не откажется от подобного блюда. Он ест так неторопливо и аккуратно, вполне можно залюбоваться. Пышные лепестки уже исчезли. Цветок не ядовитый, а дальше…

У Дианы сам собой приоткрывается рот, словно кто-то внутри нее безуспешно пытается выдавить слово «остановись», но слышится лишь тихий невнятный звук.

— Ты что-то сказала? — поднимает взгляд Майкл.

— Нет-нет.

Момент упущен. Майкл переходит к крему, раньше скрытому цветком и густым слоем взбитых сливок. На секунду застывает… Сейчас выплюнет крем и отшвырнет ложку?

— Миссис Броуди сегодня перестаралась с миндалем, — спокойно произносит Майкл. — Даже горчит слегка.

— Пожалуй, но все равно вкусно.

— Да, вкусно. А почему ты сама не ешь?

— Задумалась просто…

Ложка Дианы без дела скучает в креманке, на треть погрузившись в облако сливок. Нужно сделать над собой усилие, держаться естественно и все-таки попробовать десерт… Вообще не чувствуется никакого вкуса, точнее, нельзя его распознать. Даже ломтики клубники абсолютно безвкусные… А теперь тающая на пересохшем языке масса кажется горькой. Накатывает дикая мысль о случайно перепутанных креманках. Понятно, что этого не может быть… Однако постепенно реальные ощущения восстанавливаются. Майкл прав. Это вкусно. Изумительно вкусно.

Диана глотает крем машинально, не отрывая взгляда от того, кто сидит напротив. Невозможно оторваться от этого зрелища. Она следит, как движется десертная ложечка в тонких, но сильных пальцах, следит за мельчайшими движениями кисти и запястья. Мужские руки могут быть по-своему тоже изящными. После душа Майкл надел легкий трикотажный джемпер сливочного цвета, будто выбирал специально под цвет десерта. Одно целое. Кажется, эта сцена будет длиться вечно.

Теперь уже слишком поздно что-то менять.

***

Майкл устраивается в кресле возле журнального столика, вытягивает какой-то толстый журнал из пестрой глянцево-интеллектуально-рекламной свалки.

Не подозревает, что стал главным персонажем в пьесе, которую намерена поставить Диана. До сих пор Майкл деспотично вершил судьбы персонажей из собственных историй. Наступает момент, когда привычная картина выворачивается наизнанку. Кое-кому другому предстоит поставить пьесу в пространстве гостиничного номера, без лишних зрителей, разыграть как по нотам. Роль ничего не подозревающей жертвы уже обозначена.

В Лондоне, где они постоянно окружены людьми, где обитает множество любопытных знакомых, и имеются соответствующие службы с длинными щупальцами, такая постановка была бы обречена на провал изначально. Внезапная смерть молодого и вполне здорового мужчины не обошлась бы без расследования. Но здесь, в очаровательно-сонном Эдервиле, все совсем иначе. Здесь темные страсти и преступления давно отошли в область легенд, а настоящая жизнь течет мирно и беззаботно, сплошная идиллия. Лица горожан безмятежны. Смертельный полет старшеклассника с Изумрудного холма на камни при загадочных обстоятельствах — априори несчастный случай. Кому хочется ворошить мрачные подробности и докапываться до истины? Никому…

Горничная привстает на цыпочки, тянется вверх, чтобы достать до самого верха оконной створки. Прищурив глаза, внимательно рассматривает стекло, замечает какое-то пятнышко, стирает его.

— Расследование проводил наш старый добрый сержант Филкокс. Он и сейчас служит, куда же без него. Лентяй и тупица, каких поискать! Ему главное, чтобы вокруг была тишь да гладь, и чтобы его не трогали. Если бы на его глазах пырнули кого-нибудь ножом, старик Фил сказал бы: это просто несчастное стечение обстоятельств.

Миссис Броуди увлеченно трудится над ажурной салфеткой, хитроумное переплетение упругих нитей цвета слоновой кости приобретает законченный вид.

— Хоронили дочку моих хороших знакомых. Тринадцать лет, такая прелестная девочка, с длинными золотисто-рыжими локонами, словно куколка. И такая умница… Сгорела буквально за два дня. Ужасно, просто ужасно. Ее лечил доктор Дизли, самый лучший в городе, но спасти не удалось. Грипп, какой-то особый вирус, начинается, как обычное пищевое отравление… Родители безутешны, конечно.

Память услужливо подсовывает эти, казалось бы, не слишком значительные и показательные эпизоды. У Дианы есть надежная союзница в лице миссис Броуди. Можно не сомневаться, не зря она тогда рассказала эту жалостливую историю. Да и кому придет в голову заподозрить Диану, по уши влюбленную в своего знаменитого красавца мужа? Само подозрение кажется абсурдным, не так ли? Они ведь идеальная пара, даже гостиничная обслуга украдкой любуется.

Диана берет свой телефон и украдкой пробегает по сайтам, где можно найти хоть какую-нибудь подходящую информацию. Так быстро все произошло, не было возможность ознакомиться заранее… Желудочный грипп… или кишечный, кому что больше нравится… который, собственно говоря, не является гриппом… симптомы напоминают пищевое отравление… возможно повышение температуры… Вот оно: смертность полтора-два с половиной процента. На одном сайте приводится совсем пессимистическая цифра — пять процентов, но это уж чересчур, неправдоподобно. Хотя, кто знает… Так или иначе, шансы погибнуть по столь банальной причине вполне реальны, и никого это не шокирует. Почему бы Майклу не попасть в печальную статистику?

Разумеется, рядом его школьные друзья, но большинство из них не представляет никакой опасности. Фред слишком простодушен, ему не разгадать достаточно изощренную комбинацию. К тому же, Диане он явно симпатизирует, это очевидно. Вряд ли заподозрит ее, на Фреда можно рассчитывать. «Добрый и сильный», — так сказал Майкл, а в людях, за редким исключением, Майкл разбирается, это надо признать. Математический гений Итон погружен в свои теоремы и формулы, ему наплевать на реальный мир, предпочитает не вникать в мелкие детали. Кэтрин привязана к Майклу прочными (куда уж прочнее) узами, но подобно Итону тоже витает в отрыве от реальности, она слишком эфемерна и эмоциональна, чтобы расследовать чужие происки. Из всех четверых по-настоящему опасен лишь Роджер. Правда, серьезный противник… с вечно подозрительным, насмешливым, отталкивающим, ледяным взглядом. В его отношение к Майклу явно примешивается некий сомнительный оттенок. Диану Роджер терпеть не может с первого взгляда и совершенно этого не скрывает. Конференция, ради которой Роджер приехал в Эдервиль, давно завершилась, так чего ради он торчит в глухой провинции? Хотя чисто теоретически его тоже можно перехитрить…

Возможно, все эти умозаключения в корне ошибочны, и задуманная пьеса — лишь песчаная пирамида, которая моментально рассыплется, стоит случайному ветру унести хоть одну песчинку. Потекут вниз желтовато-серые волны, погребая под собой ту, что поспешно возвела пирамиду, не подумав о последствиях. Но зато какое острое, возбуждающее чувство — наблюдать за одним из главных персонажей… Стрелки медленно отсчитывают минуты, всего их прошло примерно пятьдесят. Время — будто скульптура Дали — тягучее, измятое, бесформенное. Майкл иногда перелистывает глянцевые страницы. Только выглядит он уже по-другому; очень бледный, судорожно сглатывает слюну. Или это мерещится Диане? Теперь Майкл уже и страницы перестал переворачивать, не следит глазами за строчками…

Разумеется, не исключено, что Будильникофф с сыновьями перестраховались, грозное предупреждение на флаконе сильно преувеличивает масштабы опасности, и все ограничится легким недомоганием.

Лежащий тут же на столике телефон Майкла разражается агрессивной мелодией.

— Да, Тэд…

Дальше следует продолжительный, не слышный Диане монолог Тэда. Майкл содержание его речи тоже, кажется, не воспринимает. В конце концов прерывает собеседника.

— Тэд, давай потом созвонимся… Я очень плохо себя чувствую.

Не слушает ответ, сразу прекращает разговор, потом и вовсе отключает телефон. Тем лучше.

Зажимает рот рукой, приподнимается с кресла.

— Тебя тошнит?

Риторический вопрос остается без ответа, Майкл выбегает из комнаты, дверь ванной хлопает. Возвращается он не скоро, вот пошатнулся возле камина, схватился за угол… Ложится, вернее, почти падает на диван.

— Да что с тобой?

— Больно…

— Желудок болит?

Заботливая жена должна знать, что не так в организме любимого мужа. Диана присаживается на край дивана, заворачивает наверх джемпер Майкла. Светлые джинсы держатся на бедрах, создается впечатление, что тело на диване почти полностью обнажено и совершенно беззащитно.

Майкл нечастый гость в тренажерном зале, ему это и не нужно. От природы идеальное телосложение. Если бы на последней странице обложки было принято публиковать фото автора в стиле ню или по крайней мере полуобнаженным, поклонников у Майкла набралось бы еще больше. Гораздо больше. Не помешает навести на эту креативную идею литагента. Хотя сейчас маркетинговые планы уже не имеют перспектив. Диана вовремя сдерживает усмешку.

— Так где болит? Здесь?

— Нет, ниже.

Плотно прижатая к телу ладонь ощущает что-то вроде пульсации внутри. Кажется, это называется перистальтикой. Минует впадинку пупка, спускается ниже. Диана не разбирается в физиологии и анатомии, однако по ее мнению остатки отравы еще не успели попасть в кишечник. Хотя кто знает… Что там происходит под гладкой, без малейшего изъяна кожей? Уже запустился обратный отсчет? Все как у всех, под красивой оболочкой те же малопривлекательные процессы, та же возможность в один миг превратиться в труп. Скоро эта плоть будет гнить на тихом Эдервильском кладбище, и кладбищенский тис под землей протянет к ней свои гибкие длинные корни…

Майкл, видимо, прополоскал рот и умылся, но толком вытереть лицо забыл или не смог, на щеках и подбородке остался влажный след воды… Диана внезапно замечает, что они уже не наедине с Майклом. На спинке дивана по-турецки сидит Гомункулус и внимательнейшим образом смотрит вниз. А вот он пропадает… Кажется, Диана нащупала самый болезненный участок. Здесь, в средней части живота… Представляется бредовая картина: Гомункулус исчез не просто так. Смышленый шустрый малыш, недавно изгнанный из законного убежища, переместился внутрь своего несостоявшегося папочки. Конечно, у мужчин нет матки, однако Гомункулус точно нашел подходящее местечко, где теперь отплясывает зажигательную джигу.

Майкл кусает побелевшие губы, наверняка еле сдерживается, чтобы не закричать в голос. Сколько еще будет длиться для него эта пытка? Проползает несколько минут…

— Убери руку, — с досадой говорит Майкл. — И так больно, да еще ты давишь.

Ему больно, но уже появились силы на выражение досады, он не в таком жутком состоянии, как только что. И губы не белые, а просто бледные. Выходит, чудо-эликсир потерпел фиаско?

Может, это к лучшему.

Однако облегчение оказалось только временным. Майкл с трудом поворачивается на бок и замирает. Руки обхватили туловище, ноги согнуты в коленях. Поза неродившегося младенца. Очень символично. Майкл походя разбил чужую жизнь, и теперь ее осколки впиваются в его внутренности.

Кажется, он вот-вот потеряет сознание. Диану захлестывает желание все изменить, признаться, исправить то, что натворила. Однако сразу вспоминается, как недавно цеплялась за бортики ванной, чтобы не уйти с концами в горячую воду, почти кипяток. Как Майкл осторожно, кончиками пальцев гладил плечо Кэтрин, осторожно и нежно, будто величайшую драгоценность. Порыв обратить время вспять проходит, пусть все идет, как задумано режиссером или предопределено кем-то еще.

Гомункулус между тем опять с комфортом расположился на спинке дивана, потирает крошечные ладошки, вопросительно смотрит на Диану, ждет одобрения. Диана кивает ему и улыбается. Гомункулус выполнил свою задачу и даже умудрился не испачкаться. Его активное участие больше не требуется. Любопытно: он, в отличие от Фейт, общается с Дианой лишь взглядами и жестами. Видно, не успел освоить речь, просто не было возможности, его ведь так быстро лишили шансов расти и развиваться.

Диана не должна больше молчать, и так мертвенная тишина в номере затянулась.

— Тебе нужна медицинская помощь.

— Ничего не надо. Просто оставь меня в покое, хорошо?!

Неужели Майкл не понимает, насколько все серьезно? Или проглоченный им эликсир не только отравляет, но еще и одурманивает?

— Нет, так нельзя, — отвечает Диана. — Пойду посоветуюсь с миссис Броуди. У нее наверняка должна быть аптечка.

Прежде чем покинуть номер, Диана заглядывает в спальню, открывает чемодан. Во внутреннем кармане — пакетик, в котором несколько упаковок, из тех, что туристам рекомендуют на всякий случай захватить с собой в поездку. Диана сунула лекарства в чемодан по настоятельному (точнее, категорическому) совету Кристины. Майкл сам вряд ли о них вспомнит и вряд ли в состоянии подняться на ноги, да и средство от пищевого отравления едва ли поможет. И все-таки… Вот оно, кажется… Диана вскрывает упаковку, маникюрными ножницами разрезает блистер с таблетками. Через минуту то, что осталось от растерзанной упаковки, исчезает в унитазе.

От Дианы требуется лишь тянуть время и искусно играть свою роль.

— Я скоро вернусь.

Не торопясь, выходит из номера.

Миссис Броуди не приходится долго искать, сама попадается Диане в коридоре, обходит свои обширные владения.

— Миссис Броуди, у Майкла что-то с желудком. После обеда его тошнило, и боль сильная…

Миссис Броуди перебивает:

— После обеда? Диана, дорогая, уж не хотите ли вы сказать?..

— Нет-нет, я совсем не это имела в виду. Все как обычно, было свежее и вкусное. И потом, со мной-то все в порядке. Майклу еще с вечера нездоровилось.

— Мне кажется, он подхватил инфекцию. Сейчас по городу ходит грипп, как раз так и начинается. Особенно опасно для детей. Помните, я рассказывала вам о дочке моих знакомых?

— Ну, Майкл ведь не ребенок, все обойдется.

— Конечно, дорогая. Зря вы ходили на Фестиваль фарфора, там вечно толпа, да еще и приезжих полно. Но теперь уж ничего не поделаешь.

— Я хотела попросить…

Миссис Броуди понимает с полуслова, ее лицо принимает скорбное выражение.

— Мне так жаль. В гостинице, разумеется, есть аптечка. Но как раз на днях я наводила порядок, выбросила лекарства с истекшим сроком годности, а новые не успела купить. Ничего подходящего нет, абсолютно точно помню. Кто же мог знать?

Действительно: кто?

— Я позвоню доктору Дизли, это замечательный специалист. Обязательно даст хороший совет, если сумеет, и сам наведается. Исключительно отзывчивый человек. Зайдете ко мне?

— Спасибо, я подожду здесь.

Диана остается в коридоре, доходит до лестницы, облокачивается на перила, рассматривает мозаичные вставки, украшающие стены. Раньше не обращала на них внимания, узор ненавязчивый, краски неброские. Время движется медленно, будто тоже принимает участие в спектакле… Наконец Миссис Броуди появляется снова.

— К сожалению, доктор не сможет прийти, у него только что начался прием в клинике. Зато обещал сам позвонить в аптеку, чтобы там приготовили все необходимое. Я сейчас пошлю кого-нибудь.

— Не беспокойтесь, я схожу. Майкл сказал, что лучше побудет один, его раздражает сейчас буквально все.

Диана грустно смотрит на собеседницу, та участливо покачивает головой.

— Бедный мальчик! Так вы говорите, он сильно страдает?

Миссис Броуди по-матерински сочувствует сыну своих добрых друзей, давно покинувших этот грешный мир. Но почему румянец на ее щеках стал еще ярче, почему так блестят глаза, а пальцы теребят брошь на вороте блузки?

Нельзя изо дня в день позволять унижать себя. Когда понимаешь, что нужно покончить с этим, решение придет само собой. Оно залетит в твой дом, будто яркая бабочка, и принесет радость избавления от всего, что мешает. Ты разорвешь паутину, которая связывает тебя по рукам и ногам, и спокойно пойдешь дальше.

Она ведь такая же, эта безупречная миссис Броуди, и совершила то же самое, если верить сплетням, только много лет назад…

— Не запирайте дверь, я все-таки буду заглядывать к нему.

— Спасибо, миссис Броуди.

В номере все по-прежнему, Майкл лежит в той же позе на диване. Гомункулус при появлении Дианы встряхивается и медленно, почти как Чеширский кот исчезает, правда, не тает в воздухе, а просачивается сквозь стену. Диана надевает жакет, приносит из спальни подушку, подсовывает под голову Майкла.

— Я в аптеку, постараюсь быстро обернуться. Ты меня слышишь?

— Да.

***

Каменное сердце, которое явственно просматривается из окна номера, вблизи — лишь беспорядочное скопление булыжника разных оттенков и формы. Диана наступает на камень, соединяющий две дуги. Ее каблуки отчетливо стучат по древней мостовой. Облицованный серыми плитами особняк, где в комнате на третьем этаже мучается Майкл, остается позади. Там царит мутная неопределенность, а здесь яркий солнечный свет превращает гостиничную реальность в иллюзию, которая имеет к Диане лишь отдаленное отношение.

Под ногами шуршат листья, упавшие с кленов в скверике неподалеку от здания Ратуши. Вокруг неистовое буйство красок, взрывная смесь зелени, золота и багрянца, эффектных вспышек оранжевого. Диана сворачивает направо, дорога в аптеку удлиняется. За небольшим ресторанчиком виднеются мусорные контейнеры. Диана добирается до них по дорожке, окаймленной «золотыми кружевами», вынимает из сумки флакон из-под эликсира, бросает в крайний, наполовину заполненный контейнер. Мелкий мусор охотно позволяет пришельцу проникнуть в самую глубь и навсегда исчезнуть.

***

Отполированная временем и множеством прикосновений ручка в виде головы льва нагрелась на солнце, тяжелая дверь открывается с мелодичным звоном.

— Миссис Кроссвуд? Я уже поджидаю вас.

Диана успела привыкнуть к тому, что в Эдервиле незнакомым людям известна ее фамилия. Жизнь в провинции отличается от обезличенности столичного существования, где никто никого не знает и не желает знать. Приветливый фармацевт сверкает всеми имеющимися в наличии зубами, отводит со лба косую челку. По стенам громоздятся застекленные палисандровые шкафы, которые, вероятно, стоят здесь много-много десятилетий. Фармацевт выставляет на прилавок фирменный бумажный пакет.

— Вы не очень торопитесь? Сейчас объясню, что и как принимать. Мистер Дизли посоветовал…

Похоже, беседа растянется надолго, и Диана совершенно не против. Пока все идет строго по сценарию.

***

На улице ее вновь обнимает безумный, потерявший над собой контроль сентябрь. «Золотые кружева» стелются повсюду, листья шуршат под легкими дуновениями ветра, Диана покачивает сумкой на длинном ремне, щурится от солнца, которому пора бы уже готовиться к закату, но солнце задерживается и светит, словно в жаркий летний полдень. Когда-нибудь Диана вспомнит этот путь, и возможно, заплатит по счетам, а сейчас сентябрь заговорщицки улыбается ей.

***

Портье с озабоченным видом прижимает к уху телефонную трубку. Вероятно, причудливый аппарат с диском произведен еще в середине прошлого века. Или это удачная подделка под винтаж. Тут портье замечает Диану и с облегчением произносит:

— Вот она как раз вернулась. Сейчас передаю.

Прикрывает трубку ладонью и шепчет:

— Он уже несколько раз звонил. Я объяснял, что мистер Кроссвуд во вполне удовлетворительном состоянии, но…

На нее обрушивается громкий поток возмущенной речи Тэда:

— Диана, где ты ходишь?! Что с Майклом?

— Ротавирусный гастроэнтерит, — отчеканивает Диана.

Словоохотливый и приятный в общении фармацевт, отпустивший бесполезные снадобья, успел поделиться полезной информацией. Диана не зря выслушивала его в течение четверти часа, так что теперь вооружена специфическими знаниями.

— Чего?.. А ты уверена, что его здесь правильно лечат? Может, перевезти Майкла в Лондон?

— То есть как это «перевезти»? У него постельный режим. Майклу сейчас ничего не нужно, кроме ухода и лекарств, которые выписал врач.

В сущности, Диана впервые разговаривает с Тэдом. Раньше были незначительные и обрывистые реплики из серии: привет-еще чаю? — пока. Тэд вообще воспринимает ее лишь как бессловесное приложение к Майклу, с которым имеет дело уже много лет. Для него сюрприз, что Диана тоже имеет какое-то право голоса.

— Что за врач? — продолжает допрос Тэд. — Ты же знаешь, Майкл ранимый и чувствительный, к нему нужен бережный подход. Как вы там одни справляетесь? Может, мне приехать?

Трогательная забота, истинно дружеские чувства, возможно, подкрепленные тем, что Майкл — давний и надежный источник дохода своего литагента…

— Не стоит, все будет в порядке. И прошу тебя, Тэд, никому из знакомых не рассказывай. Иначе начнутся бесконечные звонки, а Майклу еще и покой, кстати, очень нужен.

Только бы Тэд не поделился неприятной новостью с членами пятничного кружка!

— Ну, хорошо. Держи меня в курсе. Звони, если что, и я тоже буду звонить.

Диана вынуждена продиктовать номер своего сотового и поклясться, что не будет отключать телефон. Лучше не противоречить Тэду. Страшно даже подумать, что будет, если он, не получив отклика, примчится в Эдервиль. А если прихватит с собой еще кого-нибудь? Например, Кристину, которая обожает опекать Майкла. Они перевернут вверх тормашками мирную гостиницу, да и весь Эдервиль заодно.

***

Таблетку Майкл кое-как проглотил, но от стакана, в котором разведен высыпанный из пакетика порошок, отворачивается.

— Потом… Иди спать, мне лучше. Выключи свет, если не трудно.

Спать еще рано, девятый час. Просто Майкл нынче плохо ориентируется во времени. Диана не спорит, отправляется в спальню, присаживается на кровать. Из-за шкафа выскальзывает знакомая фигура в пышном платье. Фейт опускается на колени, завладевает рукой Дианы, подносит к своим губам. Сумерки заполнили комнату, но Диане все равно отчетливо виден ровный пробор, шпильки, удерживающие прическу, тонкие вьющиеся волоски над склоненной шеей. Прохладный поцелуй на руке… Фейт понимает голову и заглядывает Диане прямо в глаза. У самой Фейт сейчас глаза огромные, бездонные. Два глубоких колодца, в которых отражается потустороннее звездное небо. Хоть бы Фейт не оставила Диану, ведь та покорно скопировала ее судьбу. Они теперь подруги не на жизнь, а на смерть…

***

Диана просыпается в темноте. Вроде бы тихо вокруг, но, если прислушаться, можно уловить неясные звуки из ванной. Свет там включен, дверь приоткрыта. Майкл наклонился над раковиной, его рвет какой-то темной жидкостью. Наверное, это желчь.

Потом Диана помогает ему умыться.

— Сам сможешь идти?

— Да.

Приходится его поддерживать, конечно. Мелькает мысль, что сейчас он рухнет на пол, и придется звать на помощь. Одной рукой Майкл тяжело опирается о плечо Дианы, другой хватается за стену. Валится на диван, обессиленно вытягивается на нем.

— Дать тебе воды?

Диана включает лампу, наполняет стакан водой из графина. Стакан нужно придерживать, часть воды выливается Майклу на грудь и подбородок.

— Вода пахнет клубникой, — шепчет Майкл.

Диана тоже пробует воду. Вода как вода.

— Тебе показалось.

— Может быть… Спасибо, что помогла мне…

В его словах ей мерещится ирония. Хотя нет, какая там ирония. На это он сейчас не способен. Неужели благодарность искренняя? Похоже на то.

— Диана…

— Что?

— Прости меня…

Она не знает, что ответить.

Дыхание у Майкла выравнивается, лицо уже не кажется таким безжизненным. Он снова отсылает ее из гостиной:

— Не обязательно надо мной всю ночь сидеть. Ложись. Все нормально уже почти.

— Тебе свет оставить?

— Нет, выключи.

Диана нажимает кнопку, и лунные пауки начинают плести серебристую паутину по углам провалившейся в темноту комнаты. Майкл этого, разумеется, не знает. А еще он не знает, что Диана не спит. Притаившись на кровати в спальне, чутко прислушивается. Слух настолько обостряется, что словно сливается со зрением, образовав одно мощное сверхчувство. Диана не только слышит каждый шорох, но и видит все происходящее в соседней комнате.

Майкл вздыхает, ворочается на диване. В конце концов приподнимается и встает. Хватаясь за мебель, добирается до окна. Оконная задвижка не сразу поддается ослабевшим пальцам, но потом створки распахиваются. Майкл долго стоит, держась за подоконник, жадно вдыхает прохладный ночной воздух, с тоской вглядывается в темноту. Что он там видит?

Окно остается распахнутым, Майкл, шатаясь, возвращается, едва не падает, когда проходит мимо стола. Снова вытягивается на диване, поворачивается на бок, кладет сложенные ладонями руки под щеку. Еще несколько минут… Из окна долетают усиленные невесть откуда взявшимся эхом шаги — одинокий запоздалый прохожий переходит площадь. Постепенно шаги стихают. Майкл пытается повернуться на спину. Раздается жалкий, слабый, полный отчаянья стон, и наступает тишина. Больше ни единого звука, картина происходящего рассыпается на миллионы частиц. Абсолютная, звенящая, беспросветная тишина. И Диана догадывается, почему.

Если ее догадка верна, завтра им с Гомункулусом предстоит облачиться в траурные одежды и принимать соболезнования.

Загрузка...