Кодекс Крови. Книга VIII

Глава 5

Соображать пришлось быстро. Нацепив на лицо наиболее очаровательную улыбку из собственного небогатого ассортимента, я произнёс:

— Сударыня, вы совершенно правы, это какая-то ошибка. Видимо, кто-то из законотворцев или архивариусов утратил дополнения или изменения к какому-то документу из цепочки. Благодарю вас за столь глубокую и профессиональную консультацию. Я рад, что нам с сестрой улыбнулась судьба, направив наши стопы именно к вам!

Морщинки на лице чиновницы разглаживались. Она несмело улыбнулась, а уж к концу моего водопада лести и вовсе сияла звездой.

— Мы полностью согласны с озвученными вами статусами земель Земельно-Удавовых и в Причерноморье и просим зарегистрировать обмен с присвоением статуса вотчин. По землям Абрау мы, пожалуй, пока оставим всё как есть.

Чиновница удовлетворённо кивнула и вернула мне неправомочную дарственную на замок и виноградники вокруг. Теперь наш запрос находился полностью в её компетенции.

— Тогда прошу вас через недельку подойти за зарегистрированными документами, — уже полностью вернувшись в свою бюрократическую стихию, сообщила мадам-букет.

«Дорогая, создай мне ледяную розу, чтобы не растаяла и не увяла», — попросил я по кровной связи сестру.

Та лишь подняла бровь в удивлении, но через пару секунд в руку мне вложила ледяное творение её стихии.

— Сударыня, — я осторожно склонился к чиновнице, — творение маэстро Попугаева, несомненно, неповторимо, но такая уникальная женщина, как вы, заслуживает гораздо большего, — я передал через стол ледяной цветок, столь искусный и столь прекрасный, будто он был сотворён не из воды, а выточен из бриллианта.

Женщина, как заворожённая, следила за приближением неординарного подарка.

— Она не растает? — хриплым голосом уточнила чиновница.

— Нет.

Удерживая в ладонях цветок, женщина с трудом смогла оторвать от него взгляд.

— Приходите завтра, Михаил Юрьевич, — видно было, что слова даются ей с трудом. — Всё будет готово.

«Это же взятка и подкуп, нет?» — спросила у меня Кирана по кровной связи, не решаясь задавать подобные вопросы вслух.

«Нет, это лесть и обаяние, подкреплённые приятными жестами!» — делано возмутился я, идя под ручку с сестрой. — Ты, сестрица, могла бы заставлять мужчин действовать, как нужно тебе одним взглядом, взмахом ресниц, смутным обещанием благодарности и признательности, но ты игнорируешь извечное женское оружие!'

«В первую очередь, я — охотница, и лишь потом — женщина!» — фыркнула Кирана, сформировав магией снежок и бросив его мне за шиворот. Я поднял температуру тела и испарил снег. Не получив ожидаемой реакции, сестра показал мне язык. — Зануда!'

Мы степенно шли в сторону императорской лечебницы, Кирана стала подозрительно молчалива. Будто в унисон с её настроением ветер затих, и из низких серых туч повалил пушистый снег. Он опускался на землю по причудливой траектории, навевая некое умиротворённое настроение. Спустя пять минут Кирана снова отозвалась по кровной связи:

«Что делать с Абрау будем? И почему ты так быстро перевёл тему со статуса земель Комариных?»

«Понимаешь, Абрау мне тогда отдали вроде бы как на откуп за убийство всей нашей семьи. Уже было известно, что мне благоволил Виноград, и предполагалось, что я буду искать нового главу рода Виноградовых. То есть император вроде бы и наградил меня, а вроде бы и нет. Может, он вообще пытался уличить меня в двоебожии или переманить в княжеский род конфеткой, а может, хотел в будущем стравить с новым главой. В общем, вариантов здесь масса. Я не исключаю даже, что он мог просто от щедрот души даровать мне поместье бонусом к графскому титулу. Монархи, знаешь ли, тоже люди и не любят быть обязанными. А тут я, весь из себя заслуженно обделённый и имеющий хоть какие-то связи с родом Виноградовых. Но в свете информации по твоей изнанке и невозможности продажи или дарения Абрау мне на ум приходят крамольные мысли… А не была ли в курсе императорская семья о проводимых там экспериментах? Быть в курсе это ещё половина беды, но кто был инициатором всего исследовательского центра?»

«Знаешь, мне иногда кажется, что я — слепой котёнок во всей этой истории, который балансирует на острие меча над пропастью, — грустно констатировала сестра. — Как? Как ты сопоставляешь все эти тонкости, мысли, мотивы? Неужели для этого надо вырасти в этой среде, чтобы так тонко чувствовать опасности и двойное, а то и тройное дно каждого поступка? Ты ведь младше меня! А я только и умею, что убивать и выживать!»

«Успокойся! Придёт время, и ты поймёшь, что это всего-навсего опыт. Ничего более, — я сжал ладонь сестры в жесте поддержки. — А по поводу земель Комариных… Нам лучше пока забыть, что мы слышали нечто подобное. Если есть хоть малейшая вероятность, что информация соответствует правде, то для её подтверждения придётся основательно покопаться в архивах соседних стран, ибо в нашей мне такую информацию ни за что не предоставят. Это равнозначно признанию в нарушении древнего международного договора и в создании сателлита — формально независимого государства, находящегося под политическим и экономическим влиянием империи».

«А где надо копаться? Может, я смогу помочь?» — тут же с энтузиазмом отреагировал Кирана.

«Теоретически, в той же Дании, Швеции можно поискать, они не меньше нашего государства существуют в той или иной форме, — принялся я рассуждать на ходу, — возможно, у османов стоит поискать, но здесь вероятность ниже. Они южнее, у них своих проблем хватало, чтобы ещё на север лезть. Вероятно, ещё кто-то из наших древних семей может хранить что-то у себя. Но кто?»

«Ну круг, в принципе, ясен. Как разберусь с изнанкой, можно будет проехаться. В Дании нас уже „любят“, — она хмыкнула, ибо сарказм сочился в каждом звуке сего постулата, — у османов у меня будущий тесть живёт. Съезжу в гости, доведу местную династию до сердечного приступа. Ну, а из наших семей на ум Тигровы приходят. Альтернативный полюс политического влияния в Сибири, род по силе не уступает Кречетам, но формально признающий их главенство. Да и совместный бизнес несколько упрощает наведение мостов».

«Если честно, пока не вижу смысла с этим вопросом заморачиваться, — честно признался я. — Я не претендую на роль монарха и не хочу лишний раз вступать в конфронтацию с императором, угрожая разоблачением несоблюдения неких древних уложений».

«Ну знаешь ли, в противостоянии любой дополнительный аргумент не лишний. Не пригодится сейчас, пригодится потом! Есть подозрение, что жить спокойно нам не судьба. Никто не говорит, что я сорвусь и поеду в турне вот прямо сейчас, нет! Но в планы себе внесу. Кто знает, вдруг хоть в чём-то смогу помочь тебе. Не только же тебе мне помогать».

Наша беседа подошла к концу вместе с неспешной прогулкой под снегопадом. На крыльце лечебницы мы заметили Асту, о чём-то яростно спорившую с Хельгой.

Аста выбежала на улицу вслед за кузиной. Ту чуть потряхивало от переживаний. Хельга поглаживала рукой блокиратор на шее и пыталась восстановить дыхание.

— Хельга, вернись! Нужно же хотя бы попытаться! — втолковывала юная княгиня Исбьерн. — Это же твой шанс!

— Нет! — сжатые в ниточку губы и упрямо вздёрнутый подбородок эмпатки говорили сами за себя. — Я не доверяю местным лекарям. Мне и так хорошо. Я привыкла.

— Хельга, нельзя так! Вспомни, что говорила бабушка! Дар — это часть тебя! Когда ты душишь себя саму, то неизбежны резкие всплески. Чем больше себя гнобишь, тем меньше контролируешь дар.

Аста держала кузину за руки, заглядывая в глаза. Она очень хотела помочь Хельге, но в данном конкретном случае спасание утопающей было в руках самой утопающей.

— Нет и ещё раз нет! Блокиратор прекрасно справляется, а в экстренных случаях я себя контролирую.

Увидев сквозь стену снегопада опекуна Асты, Хельга умолкла. И хоть они общались на датском, девушка не желала выяснять отношения при посторонних.

— Хорошо, — сдалась Аста. — но пообещай хотя бы подумать!

Эмпатка кивнула, не поднимая взгляда, и отвернулась.

В лечебнице нас ждал приятный сюрприз. Совместными стараниями Подорожниковых Эрик Исбьерн не просто выжил, но и пришёл в себя. Не передать словами, какой он испытал шок, когда понял, где находится. Там же в лечебнице состоялось знакомство Асты с дядей. Девочка изменила своё отношение к оборотню и решила принять клятву верности. Пока они проводили все процедуры тут же на больничной койке, Светлана принесла амулет для Тэймэй, ну а мне выставили ни разу не скромный счёт за лечение. Торговаться я не стал, выписав чек от своего имени, но от внимания Асты это не укрылось.

— Вы не должны платить за лечение моих людей, — хмурилась девочка, старательно выговаривая слова. — Я смогу вам возместить траты. Со временем.

Сомнения в её голосе были оправданы. Кроме формального статуса правительницы, недавно вышедшего из состава Дании княжества Рюген, и нескольких подписанных документов на руках, Аста не имела средств к существованию. Меньше всего хотелось девочке жить в долг на правах приживалки. Гордость не позволяла ей просить, но и как разрешить ситуацию она не знала в силу возраста и отсутствия опыта.

— Аста, мы с вами подписывали соглашение об опекунстве, — принялся я спокойно разъяснять девочке нюансы наших взаимоотношений. — В нём были прописаны некоторые обязательства с моей стороны, в том числе расходы на ваше содержание, обучение и некоторые другие статьи. Я отношу лечение Эрика как раз к прочим расходам. Также в соглашении прописано, что вы, по желанию, можете возместить мне эти траты по достижению совершеннолетия. Со своей стороны, я не собираюсь требовать деньги у ребёнка. Мне достаточно, если между нашими родами установятся дружеские отношения. Ну, а чтобы вы не терзались чувством неполноценности, отмечу, что функционирование логистического центра близ Рюгена в перспективе полностью окупит любые затраты, ну если вы только не захотите однажды выкупить у Кристиана Блавалена Гренландию, к примеру.

— Вы так спокойно говорите об этом, будто владеете миллионами, — удивилась княгиня Исбьерн моей шутке. — Другие аристократы удавились бы за лишний золотой, но вы…

— Есть вещи важнее денег, Аста. Для меня это собственные моральные принципы.

Подопечная кивнула мне и снова вернулась к дяде, пересказывать историю, участником которой Эрик невольно стал, убив Ханса. Я, честно говоря, так и не понял, как у Исбьернов сочеталось правило «Не убей члена семьи» с правилом «Да воздастся за предательство в той же мере», но раз Эрик жив, то, выходит, его действия вполне устроили Белого Медведя.

С дочерью Густава Ильдера же ситуация обстояла не так радужно, как с Эриком.

Борис Сергеевич отвёл меня в сторону и честно сообщил, что у малышки случай неизученный. С порога решить проблему не удалось. Но хотя бы есть свидетельства магов жизни и смерти, что душа ещё находится в теле девочки, а, значит, ещё есть, кого спасать.

— Вы Густаву сообщали об этом?

— Да, не вижу смысла врать отцу, — пожал плечами Подорожников. — А ещё я честно сообщил ему, что иностранного ментатора в сердце Кремля вряд ли будут рады видеть. Слишком большой риск. Ко мне уже наведывались люди Медведева. Да и я, признаться, устаю от постоянных проверок ментального воздействия перед любым походом к императорской семье.

М-да, как-то мы со Светой не подумали об этой стороне вопроса, по доброте душевной предлагая помощь.

— Я попробую решить вопрос.

Густав Ильдер как раз общался со Светланой. Лицо его было напряжённым, под глазами залегли тени, а взгляд выдавал всю глубину разочарования.

— Я рискнул всем ради поездки сюда, а вы не можете помочь, — ментатор не смотрел на лекарку, разглядывая дочь сквозь стекло палаты. Девочка лежала в окружении самых разных медицинских артефактов, считывающих её показатели.

— Я предупреждала, что мы не гарантируем моментальное излечение и излечение вообще. Случай неизученный, нужно время, — со всей деликатностью поясняла Светлана, не чувствуя за собой вины. Она действительно не обещала чуда.

— То же самое мне последние три года говорили на родине. Слова. Лишь слова. — Опущенная голова, тихий надтреснутый голос и сгорбленная фигура. Густав даже не смотрел на свою собеседницу. — Теперь нам некуда даже вернуться. Меня считают предателем.

В душе ментатора бушевал ураган, где он винил всех вокруг в сложившейся ситуации. И этот ураган стал прорываться наружу. Первая волна силы была слабым подобием, прощупыванием защиты всех окружающих. Она принюхивалась, отмечала самых сильных и самых слабых для последующего дозированного влияния. Вторая волна выплеснулась следом, вызывая на подкорке ноющую головную боль, будто кто-то решил ввинтить штопор в макушку. Ну и третья волна показала всю силу ментатора. Она, словно цунами, набирала силу, расходясь по больнице.

Люди падали, закрывая руками голову, кто-то истошно кричал. Слышался писк медицинских приборов, где-то заискрили артефакты, а давление всё нарастало. Сила Густава уплотнялась, буквально создавая вокруг него щит. Я рванулся к нему, чтобы ударом вырубить, но щит невидимой стеной встал между нами. Пришлось выпустить ему навстречу комарих. Нужна была кровь и как можно больше, чтобы взять под контроль ментатора. Но, сколько бы крови они не приносили, эффект был околонулевой. Батарейкой для выброса силы стали эмоции убитого горем отца, а их я контролировать не мог.

Было ощущение, что с меня снимали скальп, а череп раскалывали молотком на миллионы осколков. Больно. Часть нервных окончаний пришлось просто отключить, но ощущение пресса на разуме не исчезло, а наоборот только усилилось. Сила словно увеличила натиск, почуяв сопротивление. Я оглянулся и увидел на полу в углу Хельгу, накрывшую своим телом Асту. Они забились под диванчик и не высовывались. Я рванул к ним. Дёрнув за руку эмпатку для привлечения внимания, я попытался жестами показать, чтобы она сняла блокиратор и успокоила Густава, но девушка лишь испуганными глазами смотрела на меня, закрывая собой Асту.

— Скажи ей, пусть транслирует ему любовь! — прокричал я Асте. — Ему больно, очень! Нужно унять боль и отчаяние!

Прокричать пришлось несколько раз, прежде чем девочка сквозь слёзы поняла, что я от неё хочу. Дальше она что-то говорила кузине, но та испуганно отнекивалась.

— Он убьёт всех! Он убьёт Асту!

Я жестами показал взрыв головы и ткнул пальцем в Асту. Теперь до Хельги дошло. Не знаю, как именно она так была зациклена на этом ребёнке, но, видимо, ради неё готова была на многое.

Дрожащими руками сняв блокиратор, Хельга смотрела на Густава, закусив губу от напряжения. Она ничего не делала, лишь смотрела, но я видел в её глазах такой океан боли, что отшатнулся. Не могла юная девушка носить в себе такие эмоции. Но всё же носила. Из этой боли мягкими едва заметными толчками пробивалось другое чувство, всепоглощающая нежность. Она незаметно проникала сквозь давление дара Густава и убаюкивала. На смену ей пришла любовь, чистая и незамутнённая, любовь матери к своему ребёнку. Всепоглощающее чувство возносило ввысь, отзываясь радостью и тревогой в сердце.

Дар ментатора отступил. Он схлынул, словно штормовая волна, оставив вокруг обломки эмоций и чувств окружающих. Густав со слезами на глазах прошёл в палату дочки и схватился за её ладошку, целуя и рыдая. Он уже понимал, что последует за подобным выбросом силы в сердце чужого государства.

— Простите меня! Прошу! Простите! — он стоял на коленях у больничной койки. — Не бросайте её, прошу! У неё никого не осталось!

Люди вокруг начали приходить в себя. По коридору бежала охрана, вызванная Борисом Сергеевичем. Хельга сидела рядом с Астой, пытаясь застегнуть на шее блокиратор, а Света сквозь стекло смотрела на девочку и хмурилась.

— Простите меня! Прошу! — как молитву твердил ментатор, не отрывая от меня просящего взгляда.

— Пап! — позвала Света отца. — Посмотри на показатели!

— У меня половине лечебницы чуть не спекли мозги! Какие показатели? — лютовал главный императорский лекарь. — Да я его сам прибить готов!

— Пап! Да посмотри же! — не унималась Света, схватив отца за руку и потянув в сторону палаты.

И как-то неожиданно громко во всеобщем гаме прозвучал тихий детский голосок рядом с Густавом.

— Что она сказала? — не удержался я от вопроса, видя, как ошеломлённый ментатор укачивает на руках пришедшую в себя дочь.

— Она сказала: «Папочка, почему ты плачешь?»