Кое-что об архимагах

Глава 18

Вслед за тем, как уйдут люди с кладбища, забывая о прошлом мертвецов, а храмовый служка, до того старательно рассаживающий семена растений у могилы, торопливо и равнодушно плеснет их сверху и побежит их догонять.

И после того, как уйдет нестойкой походкой мудрый, но ныне молодой архимаг – а исчадие тьмы, приходящееся ему родичем и ровесником, деловито отряхнется и энергичным шагом уйдет по своим делам.

Вот тогда вернется одиночество – единственно верное Аркадии и способное хранить секреты.

Мир вокруг, впрочем, тоже не любил посторонних – в ее одиночество возвращались птицы, спугнутые шумом. Что-то зашелестело в траве, а в дальнем углу кладбища настороженно приподнял уши небольшой серый зверек. Осторожность и страх были основой выживания. И как бы кто не храбрился в этом селении, глубоко внутри каждый согласится, что это верно и для них – когда придет чудовище, они замрут в ужасе, боясь пошевелиться.

В этот раз чудовищ было три, и подкрались они максимально близко. По счастью для местных, охотились трое друг на друга.

Аркадия долгим взглядом глянула в ту сторону, куда ушли два родича. Поправила полу платьица – серого и грубого, с нескладными швами, но чистого и приятного для кожи. Повела головой к плечу, словно прислушиваясь, и даже вобрала воздух носом – ветер дул с той стороны.

А затем, совсем по-девчачьи крутанувшись на пятке правой ноги, расставив руки, довольно улыбнулась и направилась к могиле, чуть подпрыгивая на каждом втором шаге. Легкость нового тела пьянила – так, впрочем, почувствовал бы себя всякий, окажись вдруг в три раза легче и сохранив прежние мышцы.

Мощь, доставшаяся по праву рождения, распирала изнутри, требуя применения – связки и тело вскоре подстроятся, преобразовав внешность под желаемый облик.

Мощь, которую она ненавидела и боялась, стеснялась и пыталась лечить, считая, что ее облик с плетью и когтями в отражении зеркал – суть боевого заклятия недругов. Не важно, что говорил отец – там, где выгода превыше любой правды, в переплетении слов затеряется истина. Они говорили, кровь демона – но равно не такая же кровь у череды благородных предков, которым повезло остаться людьми, а не тварью, которую ненавидели учителя и наставники, посвященные в тайну, натаскивая на кровь и войну? Благородство и внешнее благополучие, пышные торжества и драгоценности – платой за боль и косые взгляды даже от самых близких. Ради чего?

Любимой дочери не нужно быть боевым магом – империя сильна легионами и магическими гильдиями. Но где та любовь, когда хилый настил крыши рвали волки, а от страха онемело горло? Почему первое отцово нежное слово – после сердца, собственноручно выдранного и принесенного в платке?

И как не начать ненавидеть демона в себе, если все вокруг горят этой ненавистью столь сильно?

Побороть это в себе было сложно – даже после того, как она научилась получать из этого пользу, тихонечко перемещаясь по полю интриг к последней линии на доске – там, фигура обретает волю двигаться гораздо свободней. Некоторые резкие маневры в тайне от отца и славные приобретения, сменившие старых хозяев, этому должны были поспособствовать в решительной мере.

Но потом Аркадию отправили на юг, в посольство, нахально требовать территорий и чужих городов. В империи полагали, что южный сосед слишком долго полагался на имя монстра, проживающего затворником в своем дворце, опрометчиво пренебрегая расходами на армию и флот. Однако осталось ли от старого пугала что-то кроме имени? Легенды стареют и впадают в маразм, а всем известная отрешенность от людских проблем давно звучала призывным горном для полководцев.

Оставалась самая мелочь – вырезать правящую верхушку королевства, лишить руководства и дезорганизовать армию перед вторжением. Для этого и взяли Аркадию – убивать через магические защиты; сминать руками глотки, игнорируя сталь хауберков. И самое важное – лить королевскую кровь будучи равной ей по происхождению, потому что иное не потерпят иные соседи – пока еще не завоеванные империей.

Потом случился архимаг, вытащивший главу посольства в ад. И невинную принцессу, от которой никто не ждет проблем, отдали в лапы монстра – разумеется, чтобы она исполнила долг и разорвала архимага, когда тот не ждет. Ведь в этом и есть ее предназначение – жить во славу империи. А если она подохнет, никто не станет лить слез.

Сказать по правде, в новый мир она бежала не от врагов или заговоров, хотя всех их было в достатке. Не от манипулирования и призрака близкой войны. Не от гнева могучих существ, в гневе рыщущих по миру в поисках воровки – не отыскали сразу, не отыщут никогда. И вовсе не за бессмертием шагнула, потеряв прошлое. Аркадия бежала от себя самой, надеясь потеряться здесь, стать и быть просто человеком. Не удалось.

Значит, настало время полюбить эту мощь, навязанную судьбой вместе с высоким дворцом. Дворца уж нет – но есть шанс найти новый путь. Даже если для него придется убить двоих, способных ей помешать.

Аркадия подошла к свежей могиле. Присела рядом, протянув тоненькие девичьи пальцы с сырой глине и чуть-чуть промяла ее. Потянулись долгие минуты – бесполезные и лишенные любого действия, кроме терпеливого сопения девчонки. Покуда из земли не выкопался черный паучок – крошечный, размером с бусинку, но на тонких ножках с фалангу пальца, он шустро выбрался из земли, деловито забрался по пальцам на руку девочки, поднимаясь по ней все выше и выше, пока не исчез в рукаве платьица – чтобы вновь появиться у воротника, перебраться на шею, затем на щеку и по лицу добраться до левого глаза Аркадии.

Паучок отодвинул лапками ресницу и занырнул под нее, скрывшись за глазным яблоком.

Аркадия плотно смежила веки, открыла вновь, показав миру полностью черный зрачок и быстро-быстро проморгалась, возвращая природный цвет радужки.

Улыбка, столь редкая в этом мире, проявилась на ее лице. Девочка поднялась на ноги, задумчиво глядя в ту сторону, куда ушел Филипп.

А затем принялась вытанцовывать по кладбищу, перепрыгивая с одного могильного холмика на другой, безжалостно вытаптывая растущие там ритуальные цветки.

– Они вам все равно не помогут! – шептала Аркадия с пренебрежением растирая о подошву нескладной обувки чужие надежды.

«- Значит, ангел – ну конечно же ангел!» – смеялось все внутри нее. – «Нет, мой дорогой. Дружить тебе придется со мной, иначе ОН все узнает и отвернет тебе твою хитрую и изворотливую башку».

Подумать только!..

– Ты что делаешь, девка?! А ну прочь! – Донеслось резкой отповедью их храма.

Аркадия, пискнув, спрыгнула и понеслась к дороге, перекрывая легкое раздражение азартом и радостью.

Интересно, где эта тварь тьмы нашла душу святого? Это же нереально! Даже архимаг поверил в менее вероятное событие – в заточенного ангела, столь кроткого и всепрощающего, что провожает даже отчаянных грешников в рай, чем в последний путь праведника, вознесшего с собой души спутников.

Но расчет неплох – даже убить Темного сейчас означает собственноручно отправить его на небо. А ведь чтобы пробить границы этой лакуны – если архимаг действительно решит за это взяться – одного Света действительно может оказаться мало. Пробить, чтобы освободить вовсе не ангела.

Какая же насмешка, какой цинизм. Сколько же лет Филипп готовил переход?

Плечо вновь царапнуло раздражением – смотрит служка, не иначе. А то и гонится за ней с палкой – девчонка прибавила в беге, не решаясь оборачиваться. Платьице новое, дорога под уклон, падать не хотелось.

Но если расчет Фила верен, то архимага устроит и последний бой за эту крепость – ведь павшие, как тот считает, тоже попадут в рай. Горе только самоубийцам. Ну, еще горе тем, кто верит отродью тьмы, даже если то молчит.

Раздражение вновь кольнуло в спину. Да что такое! Аркадия повернулась, чтобы показать язык храмовому служке. И никого не обнаружила за собой, кроме пустующей дороги к вершине холма – той его части, что была на противоположной части от ее дома. Однако раздражение – оно присутствовало, маятно и давяще с одного и того же направления.

Тогда она прислушалась к себе еще раз. А затем с удивлением, свойственным узнаванием знакомой вещи, которой тут просто не могло быть, двинулась в направлении тянущего и раздражающего чувства – прямо к дощатому заборчику в несколько домов позади. Ветхий и растрескавшийся, забор явно был недавно поправлен и выровнен – следы работы отчетливо виднелись на земле. Зато строение за ним – черная от копоти хибара в один этаж, явно перекосилась от небрежения и времени. Но и там явно шла работа – гулко стучал обух топора о бревна, дышал ветром костер, разнося ароматы смолы и сгоревшей щепы.

Временная калитка – сбитой аккуратно и перевязанной корой молодого деревца, пущенной на полосы – оказалась приставленной ко входу и была легко отодвинута в сторону.

Аркадия вступила в узкое подворье, запертое между домом и крытой коновязью, с привязанной к стропилам лошадью. Большую часть свободного пространства занимала распряженная телега, а топор хозяина звучал где-то позади постройки, с огородов – перед домом все равно не оставалось места для работы.

Девушка недоуменно, словно сама себе не веря, оглядела место еще раз – от свежей тропинки через двор, засыпанной речным окатышем, до подновленного сруба колодца в дальнем углу. Может, ошибка, и ее чувства обманули?

А еще через мгновение из-под телеги, с тем же чувством неверия вышагнул серо-черный волчонок, у которого она сама отняла дарованную псевдо-жизнь, велев уйти и умереть в лесу. Глаза зверя горели алым, под гладкой шерстью перекатывались узлы мышц, созданные дыханием бездны, а когти почернели до обсидианового оттенка.

– Почему ты жив? – изумилась Аркадия, приседая на корточки и внимательно разглядывая тварь.

Волчонок дыхнул злостью и голодом, но под пристальным взглядом поджал уши, лег на живот и, сломленный чужой волей, покорно пополз с прежней госпоже.

Рука девчонки без страха легла на дрожащую от страха морду приблизившегося зверя.

– Та-ак… И кто тебя поднял? – взлетели от удивления брови девчонки, чувствуя под ладонью результат чьей-то грубой, некачественной, но крайне мощной работы.

– Девочка, отойди от собаки! – Испуганно донеслось старческим голосом с дальнего края двора. – Мех, фу! Фу, я сказал!

Через двор, оббегая брошенную телегу, несся престарелый мужчина, в котором Аркадия без труда опознала давешнего нескладного кучера, привезшего их из лесу. А в следующее мгновение осознала, что тревожные слова его были сказаны вовсе не на местном диалекте – а на языке бездны.

Аркадия резко встала, отодвигаясь от собаки, бросила внимательный взгляд по сторонам. И стоило кучеру присесть рядом с собакой, стараясь удержать его, прижимая к земле, и поднять укоряющий взгляд на незнакомую малолетку, забредшую к нему во двор – наотмашь врезала ему по голове подхваченной у забора шкатетиной.

С болью в голосе взвыл волк, дрогнув телом, но не посмел подняться – даже когда Аркадия подошла к рухнувшему старику и поставила правую ногу ему на горло, резко надавив подошвой.

– Кто твой мастер? – Жестко произнесла она, глядя в полные боли глаза.

С земли тяжело дышали, ловя воздух раскрытым ртом, но молчали, фоня обидой и непониманием. А еще – яростью, плотно замешанной на тщательно и давно подавляемой ненависти, в которую примешали еще одну щепотку земного зла и несправедливости. Старик расслабился и прикрыл глаза.

– Кто тебя учил? Где он? – Надавила девочка ногой, заставляя мужчину дернуть руки к горлу. – Кто оживил волка?

И тут же одернулась в сторону, уловив резкий и хлесткий звук от коновязи – то молчаливо рванувшая в ее сторону лошадь натянула перевязь и чуть было не снесла жердь, шедшую от земли к крыше. И глаза ее тоже были алого цвета. Зло проклекотав и сверкнув пастью, полной острых клыков, лошадь упрямо двигалась прямо на нее, взрывая копытами утоптанную землю – а жердь на конце перевязи отчаянно гнулась следом.

– Ах вот как. – С интересом наклонила Аркадия голову к плечу, без страха глядя на зверя, а затем и на старика. – Самородок?

Убрав ногу с горла, девчонка подошла к рвущей перевязь лошади и потянула к ней ладонь – и еле успела убрать от клацнувших в миллиметре клыков.

– Они пьют твою силу, старик. – Повернулась она разминавшему шею кучеру, приподнявшемуся на локте и смотрящему в землю. – Либо кормишь плотью и скоро идешь на костер. Либо они выжрут твою энергию, а потом все равно сожрут кого-нибудь. – Отпнула она его руку, заставив упасть, и вновь поставила ногу на шею. – Открой глаза и смотри на меня.

В ее голосе не было жестокости, но воли и силы ему было не занимать – в мире тварей бездны не признавали никаких отношений, кроме доминирования и превосходства над слабым. Черно-серый мир каждому отводил роль хищника и пищи, и Аркадия не собиралась давать слабину.

– Открой глаза и ненавидь меня. – Звенел сталью ее голос.

А когда серые и тусклые глаза, на дне которых теплился совсем незаметный алый огонек, посмотрели на девчонку, Аркадия убрала ногу и присела рядом на колени, положив ладошку на морщинистый лоб.

– Ненавидь и почитай, как госпожу, – хлынул поток силы, выгибая тело старика дугой от боли и удовольствия, залечивая рассечённую рану на виске и осветляя застарелые шрамы на спине. – Служи мне и все твои враги падут.

Звонко щелкнула перевязь, оборвавшись. Но до того, как демоническая лошадь достигла обидчицы и попыталась ее разорвать пастью, а ошметки растоптать когтями – резко и повелительно дернулась рука старика. И лошадь застыла, как вкопанная. А демонический волк перестал скулить, ненавидя собственное бессилие даже больше, чем обидчицу своего мастера.

– Госпожа, – проскрипел голос старика, смотря на девочку отстраненно, со тщательно погашенными эмоциями. – Тебе нужны их имена, госпожа?

– Я желаю знать все, – согласно кивнула Аркадия. – Начиная с твоего рождения.

И, повинуясь, кучер заговорил, негромким голосом описывая свою судьбу, в которую нелегким образом переплеталась судьба этого селения и мира во вне.

Аркадия слушала и хмурилась. Слушала и расхаживала рядом с лежащим на земле стариком, который продолжал говорить. Слушала и гладила смирную лошадку по морде, перекраивая грубую работу и подпитывая своей силой. Слушала и чертила знаки на штакетинах забора, вынимая их до того из земли и возвращая вновь – привязывая это подворье к бездне.

Часами слушала и ненавидела тварей, которые скупали людей у владетелей внешнего мира, тщательно расспрашивая про внешний вид и повадки покупателей – кучер видел их, не мог не видеть, и не важно сколько времени прошло, она умела вытаскивать из памяти забытое. Заставляла вспоминать цвет и длину ногтей, форму нижней челюсти, уже тронутой дыханием бездны, оттенок радужки и характерную походку, мрачнея и ненавидя все сильнее и сильнее. Потому что эти твари точно были не из ее домена, а значит подлежали уничтожению вместе с их господином – демоном неизвестной силы и воли. Ну и людей было жалко тоже, это верно.

– Вы убьете их, госпожа? Я не смог сам, – заискивающе спрашивал старик о тех, кто травил и преследовал его мать.

– Бездна получит их, – равнодушно кивнула Аркадия. – Навестишь их сам.

И кучер счастливо улыбнулся небу.

«Что же с тобой делать?» – задумалась девочка, глядя на подворье, от обитателей которого поседели бы иные церковные иерархи старого мира. – «Проблема».

Впрочем, вывод очевиден – молодой девушке очень пригодится взрослый сопровождающий во внешний мир. Осталось только сделать так, чтобы до нужного решения догадались остальные и стали уговаривать ее принять решение, которое ее уже устраивает. Хоть какая-то польза от дворцовых наставлений и интриг…

Вздохнув, Аркадия направилась обратно домой.

Ну не станет же архимаг оставлять демонических созданий одних в селении, верно? Но и в рай их переправлять – это как-то перебор, – на мгновение мелькнула тонкая усмешка на ее лице.