Филипп заболел на следующее утро по возвращению из леса. Вернее, в тот момент казалось, что слегка простыл – так бывает, когда просыпаешься позже обычного, голова ощущается слегка тяжелой, а по ногам растекается легкое покалывание. Где-то на краю сознания царапало память хмурое марево сна, которое не вспомнить – но был он недобрый, свитый из черных и серых полутонов, оставшееся холодным потом на спине – от него и проснулся.
Под чердаком, где он лежал, шумели посудой, а незнакомый, но крайне деловитый и ворчливый престарелый женский голос строил и прикрикивал на кого-то.
– Получилось, – даже с некоторым недоумением отреагировал Филипп в тот миг, – Бабушка вернулась, – констатировал он невероятное, и попытался встать, чтобы убедиться самолично.
Тогда-то его и накрыло слабостью пополам с головокружением, а выступивший от незначительного усилия пот вмиг обернулся холодом, прострелившим в спину. И эта дрожь, стянувшая кожу, не унималась ни одеялом, свернутым вдвое, ни поджатыми к груди коленями.
Спохватившись, Фил потянулся к тайнику – но приглушенными от болезни почти до равнодушия эмоциями понял, что привычные действия не приводят ни к чему. Доступа нет – будто и не было никогда.
Замершее на вдохе дыхание обернулось лающим кашлем.
– Дотянулся?!.. – Билось в висках отчаяние, а разум клял самого себя, влезшего в один ритуал со старшим родичем. – Неужели я убил себя сам?.. – Слепила догадка о природе тех рун, которые он бездумно выписывал.
Но он же подстраховался, тайком сделав разрез на коже и украсив необычное полотно с изнанки… И он был нужен архимагу для ритуала! Ему же обещали прощение!.. Или это все – предлог, обман, затуманивший разум ложным успехом? И все усилия – зря?!
А потом новая волна надрывного кашля, оставшийся в ладони сгустком крови – и крик отчаяния застрял в сцепленных волей зубах.
– Нет, нет, – хрипел Филипп в потолок, пока внизу встревоженные кашлем родичи приставляли лестницу и суетливо пытались подняться. – Не сходится.
«Он никогда не допустит, чтобы я умер тут. – Жестко сжал Филипп губы, хрипло дыша и закрывая глаза. – Никогда – потому что умру, и моя душа попадет наверх – а он этого себе не простит. Если обвинить деда, тот поймет, что ангела под холмом нет – уловит изъян в логике и усомнится сам. Но что тогда со мной?!..».
Допустить простуду бренной физической оболочки Филипп мог вполне – холод леса и ветер могли сотворить всякое. Но даже лютая простуда не способна лишить тайника в изнанке мира.
– Сынок, что с тобой? – Склонилось над ним обеспокоенное лицо матери.
Позади топтались Кеош с Аркадией, заглядывая через спину.
– Простудился, ма, – прохрипел Фил, и вновь зашелся кашлем, скрутившим в поясе.
– Так! – Вступился вдруг снизу боевой, ранее слышанный голос. – Арика, Кеош! Живо спускайте его сюда! На печь положим.
И отчего-то даже тени заминки после этого не последовало – за одно плечо уцепилась Аркадия, за второе потянул брат, помогая подняться с постели.
– Мама, ты вниз спускайся, принимай его там, – мягко произнес старший.
– А я постель потом сама соберу, – столь же нежным тоном увещевала Аркадия.
– Что вы там возитесь?! – Возмущенно поинтересовались снизу, и мама суетливо спустилась с лестницы, соглашаясь и оставляя детей одних.
– Ты охренел болеть?! – Бешено зашипел Филиппу в ухо архимаг справа, рывком помогая добраться до лаза с лестницей.
– Всю работу нас нас решил взвалить?! – Больно щипнула руку Аркадия слева.
– Чтобы немедленно сожрал что-нибудь из своих микстур! Немедленно! Не поверю, что их нет!
Филипп даже на верхней ступеньке замер, недоуменно глядя на брата с сестрой.
– Что зенками лупаешь?! Кто мои руны чуть подправил?!
– Ты кого воскресил, гаденыш?! – Зло смотрела Арика.
– Я ч-чуть подстраховался, – дрожал зубами от озноба Филипп, ощущая босыми ногами холод дощатого пола.
– Урод, ты зачем резонатор силы вплел?! – Ярился на него Кеош, кое-как сдерживаясь, чтобы не скинуть названного братца в лаз.
– А вдруг она бы начала пить с-силы из меня через зомби. Р-резонатор н-нарушит т-тонкую связь…
– А широкую – усилит! Она должна была пить силу от Луны, дурень! Без резонатора!! У нас теперь в бабках архимаг!!
– О-как… – опешил Фил.
– С кучей жизненных сил, – вновь зло ущипнула руку Аркадия. – И энергии! И дел по дому!!
– Т-так и уг-гомоните ее…
– Олух! Из-за тебя у нее природные блоки на разум!!
– А с моим зомби – что? – Спохватился Филипп.
– А он больше не твой зомби! – Едко передразнил его архимаг и сплюнул в сердцах.
– Вы что там замерли?!! – Донесся ворчливый голос. – Мне что, самой подняться?!
И Филипп с опаской посмотрел на подножье лестницы.
Он никогда не любил болеть – но в этот день ему даже понравилось. Теплая постель, пусть жесткая, но согретая жаром печи. Подушки с лебяжьим пухом, пахнущие чуть сыроватой тканью наволочек, забранных из неведомо каких тайников в доме. Горячая вода и еда. Но более того – истинное наслаждение Филиппу доставляли летающие по дому суматошными вениками Аркадия и Кеош.
Воистину, созерцание чужого труда – это куда интереснее, чем смотреть за игрой огня на ветру или мерно текущей водой, что бы там не говорили древние философы! Тем более, что кроме природных блоков на разум – у бабушки оказалась от природы тяжелая рука!
О, его брат с сестрой не были бы сами собой, если не предпринимали попытки увильнуть от работы, свалить на другого или отложить на потом – в конце концов, у брата с сестрой был широчайший опыт политической практики. Но там, в их успешном прошлом, не было строгой родственницы с мокрой тряпкой в руках, звучащей на замахе похлеще кнута.
В конце концов, Кеош пытался подлизнуться к бабушке, но способность разговаривать признали недостаточной загрузкой – и архимаг примолк, молча бросая гневные взгляды на Филиппы.
Аркадия же и вовсе изобразила простуду – но потом передумала, глянув, как больного братца пытаются удушить в кастрюле с отварными овощами, заставляя дышать горячим паром под плотной тряпкой.
Родители, впрочем, тоже не скучали – их поставили разбирать соседский дом и подготавливать пристрой к нынешнему – семья разрослась, площадей мало, а скоро грянут холода, и будет лучше топить печь под одной крышей…
Но потом наступила ночь, вернулся рассвет, и Филиппу стало еще хуже. Снова холодный пот, пропитавший простынь и одеяло. Вновь – будто засыпанные песком глаза. И еще – опять эта хмарь забытого сна, что прячется по углам сознания, и разлетается дымом, стоит напрячь память…
– Что с тобой? – Смотрел серьезно Кеош тем утром, уловив мгновение, когда свидетелей не было.
– Болею. – облизнув растрескавшиеся губы, смотрел названный брат в потолок.
– Ты сдохнуть собрался? Почему до сих пор не принял алхимию?
– А может, я хочу сдохнуть? В рай попаду… – Ухмыльнулся Филипп. – Да не напрягайся… Нет доступа к тайнику. Верь, нет – мне плевать, – повернул он к старшему голову, чтобы взглянуть в глаза и отвернуться к потолку вновь.
– Почему?
Филипп глубоко вздохнул, неловко поднялся на выдохе и буквально стек вниз. Ощущая дрожь в слабых ногах, по стенке прошлепал до дверного косяка и привалился к нему.
Молча указал на процарапанную метку, что была на палец ниже его макушки.
– Расту, – ощерился он болезненной улыбкой. – Все твое зелье, – Хрипло произнес Филипп.
– Зелье безопасно! – Жестко отозвался брат.
– Испытывал на таких, как я? – Пошатнувшись, темный прошел мимо него и кое-как забрался по лавке на постель.
На остатках сил повернулся на бок и укрылся одеялом с головой.
Хоть бы это действительно было зелье…
Его пытались лечить отваром древесной коры и мелких красных ягод; горячим козьим молоком и растиранием тела грубой тряпкой и обернутыми в ткань нагретыми камнями. Но лучше не становилось – вновь маетный день, полный слабости и следом – отвратительная ночь, подъедающая остатки сил черно-серыми снами, которые не удавалось запомнить.
Потом пришел черед лечения какой-то кислой дрянью, от которой заложило уши. И еще варева из кореньев и трав, от которых Филипп проспал весь день – чтобы с головой ухнуть в очередной черный сон, и еле дышать с утра, пытаясь перебороть судорогу от холода, схватившую за глотку.
– Ну, как ты? – Подошла к нему Аркадия с кружкой горячей воды.
Вновь никого вокруг – мерный шум обуха топора с улицы, суета домашней птицы, выкупленной у соседки и голоса бабушки, попрекавшей Кеоша за косорукость…
Аркадия выставила на лавку, присела рядом и с заботой уставилась на сипящего Филиппа.
Он молчал, глядя куда-то в сторону от нее, и пытался усилием воли вернуть хотя бы немного из недавнего сна. Уловить закономерность, знакомый облик в смутных и мимолетных образах. А тут – эта пришла… Мешает…
– Тебе надо попить. – Указала сестра на кружку, не торопясь поднять ее и поднести к обветренным от болезни губам. – Ну же.
Если бы у него были на это силы…
– И не такая она и тяжелая, – словно уловив его мысли, пожурила его Аркадия. – Ну же, братишка! Это ведь не металлический сундук, окованный рунными полосами!
Фил вцепился пальцами в простыню.
– Поэтому спускайся вниз и попей кипятка, – мягко произнесла демоница. – Потому что я желаю, чтобы ты это сделал.
Силы нашлись, хоть Филиппу пришлось буквально упасть с печи и ползти до лавки с водой.
– Молодец. Привыкай слушаться сестру. – Нравоучительно смотрела Арика, как он давится кипятком, проливая большую часть на грудь и кое-как удерживая трясущимися руками глиняную посуду. – Ты ведь не хочешь, чтобы я пожаловалась старшему брату? Он ведь так переживает, что ты можешь умереть… Места себе не находит, как хочет тебя вылечить. К барону сегодня ради тебя ходил.
– Н-не хочу, – простучал зубами по краю кружки Филипп.
– Вот и умница, – похлопала его по плечу Аркадия. – Клятву я тебе к вечеру подготовлю. Щадящую, по-родственному. Уж больно ты забавный, – погладили его по щеке жестом собственницы.
Подняться на печь ему, разумеется, никто не помог. Оттого Фил просидел еще немало времени, поджав под себя ноги, обняв руками пятки и привалившись к боку теплой печи – пока не спохватилась мама.
– Упал, – односложно произнес Фил на все охи и закрыл глаза.
Кажется, шарахнулся вниз он действительно жестко – и это не про печь и пол…
– Местная ведьма придет ближе к ночи, – потирая царапину через лоб, вещал ему довольный собой архимаг. – Лечить станет народными методами.
– Чтобы я не только оглох, но еще и ослеп… – фыркнул слабым голосом Фил.
– Надо что-то делать, – строго произнес Кеош. – Я бы вылечил светом, но ты же, гад такой, сдохнешь. Аркадия тоже не может. Там что-то с кнутом и кровью, ты бы не оценил. – равнодушно пожал он плечами.
– Аркадия… – прикрыл глаза Филипп. – Аркадия… Вот скажи мне, дед. Почему мне с каждым днем все хуже и хуже, а она продолжает приносить мне воду?
– Ты думаешь…
– Я не думаю, я уверен. – Тяжело дышал Фил. – Не допускай ее ко мне. Слышишь?
– У нас клятва, – напомнил архимаг. – Она бы не посмела.
– Сделаем так. Ты не пустишь ее ко мне сегодня. – Сглотнул Филипп вязкую слюну. – Устрой так, чтобы она не догадалась. Но если будет настойчива в своем желании ко мне подойти… Значит, я прав.
– Я услышал, – коротко кивнул старший брат.
А вечером действительно свершились два занятных события.
Во первых, ведьма действительно явилась – хотя сам Фил чувствовал в ней не более, чем травницу, шепчущую запретные наговоры над растениями при полной луне. Правда, трав с ней было – но желтоватый полоз с локоть величиной, что шипел и прятался в ее рукаве был назван целебным, равно как и яд от его укуса. Вокруг ходили с сомнением родичи, плакала в углу мама и под тихое ворчание жарила блины бабка, от нервов громко ударяя лопаточкой по сковороде. В свете лучин, зажжённых по темному времени, тень от небольшой змейки вилась по потолку, а раздвоенный язычок будто бы заставлял вздрагивать паутинку в углу – хотя то был всего лишь ветер…
Филипп смотрел на приближающуюся змейку с интересом, но потом отец силком заставил его отвернуться к стене, чтобы не боялся. Оттого момент укуса невольно был неожиданным и почти не ощутился.
– Сдох, – как-то потерянно произнесли в напряженной тишине дома.
– Что?! – Вскинулась мама.
– Полоз сдох, – недоуменно охнул папаша.
– Дама, а у вас травы, может, какие есть? – Нервно дергал Кеош местную ведьму за полу платья. – Стойте! Куда вы уходите?!… Да какое проклятье, у вас змея просто болела! Вы смотрите, она же вся желтая! Дамочка!.. Дама! Да ну что такое! – Остановился братец возле суматошно захлопнутой двери.
– Сынок, ты как?! – Схватили Филиппа ладонями за щеки и всматривались в глаза.
– Лучше, чем змея, – слабо улыбнулся Фил и дернул рукой с вцепившейся мертвой гадиной.
Полоза в итоге отцепили и выбросили за дверь. Потом подумали, подняли деревяшками и отнесли за околицу. Потом решили закопать где-нибудь в лесу, но тому времени змею спер и освежевал Кеош, наметив пустить на ремень. Однако семья дружно решила, что полоз ожил и уполз – а значит, что самое важное, никакого проклятья нет.
Вторым же интересным событием стало то, что Аркадию к Филиппу так и не пустили. А значит, момент принесения вассальной клятвы откладывался.
– Лезла к тебе, – хмуро кивнул архимаг на молчаливый вопрос. – Убедил маму, что ночное бдение в храме тебе поможет. А там к ней Аркадию пристегнуть – ерунда…
– Это хорошо. – Впервые за вечер успокоено задышал Фил.
– Не скажу, что ты заметно посвежел, но стоит подождать пару дней. Близко я ее к тебе не подпущу. Еду постараюсь приносить сам.
– О, мне уже лучше. – Слабо улыбнулся Филипп. – И знаешь, я тут полежал – подумал. Ты прав. Не надо, чтобы она жила.
Кеош взял его ладонь и крепко сжал.
– Вот бы ты понял, что я прав и во всем остальном.
– Я подумаю. Серьезно подумаю. Если там ангел… – Прикрыл глаза Фил, оставив фразу не законченной.
Одно было плохо – утром не стало легче, и если так продлится и дальше, то обвинять Аркадию скоро станет невозможно.
За этими тяжкими думами он пропустил суету во дворе, громкие грудные голоса и прочие атрибуты скопления людей – мало ли кто на улице толпится…
Оттого, когда в помещение разом ввалилась представительная делегация с главным храмовником во главе, было уже поздно.
– Чадо, целебная молитва и причащение спасут твою душу! – Низким голосом произнес мужчина под одобрительное кивание свиты и родни Филиппа.
Фил в ужасе распахнул глаза, глядя на церковника с массивным символом веры в руках, развернулся на печи и попытался спастись бегством.
– Терпи! – Шипел в ухо схвативший его за ногу и подтащивший обратно Кеош. – Батюшка, он на людей пугливый!
– Дурачок немножко. – Медовым голоском вплелся голос Аркадии. – Убегает от своего счастья.
И мышцы сами собой задеревенели от легкого чувства беспомощности.
Грянул певучий речитатив под потолком дома, пробирая до легкой дрожи и жжения во всей коже. Вплелся подпев – и ощущение раскаленной сковороды легонечко коснулось пяток.
– Терпи, убью гада! – Навалился на спину Кеош. – Всех под костер подставишь, паразит! – Выговаривал он почти неслышно в общем песнопении, подсовывая в зубы Филу скомканный участок простыни.
– Ох, как пробирает! – Радовалась родня. – Нечистого то как корежит!
Нечистый выл в простыню и рыдал.
– Легче тебе, чадо?! – Громовым голосом уточнили у Фила по завершению пытки.
– Легче, легче! – Обрадованно замотал тот головой.
– Ну тогда повторим, братия! И…
– А может, чарочку? – Заискивающе спросила бабушка.
– А можно. – одобрительно ответили ей, позволив Филиппу выдохнуть от радости передышки.
Радости, увы, не долгой.
– Ох, хорошо… – Одобрительно хвалили истинную хозяйку дома. – Сейчас вашего внука точно вылечим.
Филипп упер лоб в камень печи и приготовился.
– А мне можно с вами? – Мягко попросилась старушка.
Филипп напрягся. Бабка, его стараниями, фонила силой так, что на чердаках и крышных скосах собралось перезимовать как бы не десять диких пчелиных семейств… Впрочем, когда женщине разрешалось молиться вместе с мужчинами…
– Конечно, вашего же внука лечим!
Кеош подле Фила хмуро вздохнул, украдкой обернулся и незаметно для остальных сняв с пояса ремень из кожи полоза, свернул его пополам и вставил в зубы отчаянно и с ужасом смотрящего на него брата.
Теперь Филипп кусал змею… И, надо сказать, в этот раз от нее действительно был толк.
Странно, но молитвы помогали. Даже не странно – жутко… Обессиливали, ослабляли ощущение Силы под рукой, обжигали тело, но та тяжелая хмарь в голове – улетучивалась, словно болотная дымка под порывом ветра.
Благо, что кожа даже не покраснела, оставаясь только болью внутри, а сами храмовники особо не усердствовали – ограничившись моментом, когда обморок от боли был засчитан за целебный сон.
Однако в обмороке том нашлось место видениям. Тем самым – черно серым, маетным и тревожным, требовательным и иссушающим силы. Там, в образах бесконечных коридоров и черных залов с высоченными потолками, теряющимися во тьме, от Филиппа требовали достроить башню, брошенную на фундаменте в лесной чащобе. Шептали на тысячи голосов, давили на волю, увещевали и вели по балюстрадам, казалось, бесконечной цитадели, приводя то в пыточные, то в сокровищницы. А когда не проняло ни то, ни другое – вывели в огромный зал без конца и края, где в самом центре угадывался пустующий черный трон – и простой обод черной короны на алой капле церемониальной подушки подле него.