Кольцевой маршрут

Глава 16. Пропажа

Мне показалось, что я ослышался:

— Сбежала?

Что ещё за дичь! Это не лезло ни в какие ворота. Стоило на пару часов отлучиться, и весь мир принялся тараторить по-фризски!

Стражи переглянулись. На лице Траудгельда отобразилось замешательство:

— Матти говорит, во дворе был человек.

— Человек?

— Она с кем-то разговаривала.

Ещё не лучше.

— Она сказала: «Добрый вечер!» — пояснил Матти. — И «что вы так поздно»? А он стоял в саду. А она на него смотрела. И потом вышла. Я не понял, что он сказал. У меня экскаватор заехал под шкаф, и там застрял, когда она…

— А я был наверху, — покаянно добавил Траудгельд. — Смотрел в окошко в сторону мастерской. Оттуда донеслись какие-то крики, вроде как Франкеров Паули с охламонами, как будто драка какая-то и кто-то выпалил петардой…

— Да, — Матти возбуждённо кивнул. — Здоровски бахнуло! Как тогда, помнишь?

Как же не помнить.

— Так это был взрыв? Или петарда?

— Петарда, — решительно сказал Траудгельд, и его ответ слился с не менее решительным дискантом, прозвеневшим: «Взрыв». — Точно тебе говорю, Эрих. Просто подростки, гадёныши, баловались!

— Так, — сказал я.

Мысли разбегались как тараканы.

Франхен исчезла. Это неоспоримый факт. Ушла или сбежала — да что за мерзкое словечко — «сбежала»! Или её похитили. Одно из трёх «или». Или же она спряталась где-то в доме, что уже полная и бесповоротная чушь.

Я обратился к Матти:

— Там, на улице, стоял мужчина?

— Угу, — с готовностью кивнул он, по-прежнему зачарованно глядя на моё лицо, расписанное розами и вензелями. — Точно мужчина.

— Удалось его разглядеть?

— Неа. Но у Франи был такой голос, каким разговаривают с мужчиной.

— Какой ещё «такой»?

— Вежливый.

«Вежливый». Я скрипнул зубами от бешенства. Я хорошо знал, что имеет в виду Матти. Хрупкость и беззащитность Франхен определялись единством крови и почвы, взрастившей её, но не давшей ей пропитания. Вот именно, кровь! Если я найду этого выродка, то пущу ему кровь раньше, чем он успеет хотя бы хрюкнуть!

Если найду…

Кулаки сжимались и разжимались. Точно так же сжимался и воздух, в один момент ставший пульсирующим и горячим. Думай, Эрих, думай! Даже если это занятие кажется тебе непривычным. Полли удивился намёку об убийстве девчёшек — можно ли верить его удивлению? Можно ли верить его словам, о том, что слежка велась только в Бюлле — не в деревне? Кто стрелял в Афрани? Тот, кто её похитил? Или какой-нибудь спятивший жидормот, глухо ненавидящий всё, что посягает на его землю и на его яблоки?

По крайней мере, это-то я могу проверить прямо сейчас!

Говорят, что сад — это характер.

В таком случае, характер Гегера требовал генеральной уборки.

Продвигаясь в потёмках с зажатым в зубах фонариком, я умудрился собрать на штаны горсть лиловатых слизней и полный комплект репьёв — знаки пластунской доблести. Под ногами хрустели листья и мелкие сучья. Откуда они здесь? К ночи ветер усилился, но добросовестный хозяин не лёг бы спать, не прибрав весь этот валежник…

…если, конечно, у него не нашлось занятия поинтереснее.

В зеркальных стёклах отражалась луна. Окна зашторены, тёмнота наводила на мысль, что внутри все отдыхают. Вход воспрещён. Первый импульс — вломиться и прервать эту идиллию, но воображение моментально нарисовало кухонный стол, Афрани, лежащую в позе главного блюда, и Гегера с занесённым над ней ножом…

Рука дрогнет и…

И что?

Если я не попаду внутрь, то могу дождаться выноса тела. При условии, что я не ошибся. Или, наоборот, ошибся…

— Чёрт!

Я весь взмок.

Насколько же проще ходить в разведку, рискуя только собой! Может, стоило позвать Траудгельда? Зайти с двух сторон? Этакий внезапный козырь — штурм унд дранг, резкий боевой натиск. Но как это помешает ножу опуститься? Никак. Ладно. Спокойно, Эрих! Ты уже это делал и делал не раз. Не всегда чисто, что верно, то верно, но теперь лучше подумать о чём-нибудь другом. Например, об открытом окне…

… или входной двери.

Я осторожно потянул за ручку, и дверь отворилась. Вот так-так! Кто-то оставил в корзине яблочные огрызки. Теперь они потемнели и источали сладковатый аромат гниения. Кислая вонь белья — симфония простынь с лидирующей партией потных носков. У выхода — в ряд, как солдатики — колонна пивных банок под предводительством пузатого унтер-шнапса.

Типичное жилище холостяка.

Где-то деревянно такали стенные часы. Лунный свет проложил квадраты на противоположной стене. Я прислушался, надеясь услышать храп.

Тихо.

Гегер спал.

Вот только где?

Там же, где нормальные люди, — в спальне. А может, валяется, пьяный в дупель, под настенным ковриком с надписью «Гельвеция, восстань!» и грезит о пришествии Народного фронта? Или развалился на кухне, в окружении ополовиненных пивных кружек?

Спустя пять минут мне стало ясно, что в доме пусто.

Умеренный беспорядок, но вещи не выброшены из шкафа. Простыни смяты, но это ничего не значит — многие заправляют кровать волшебной палочкой фрау Фантазии. Но если он не ночует в доме, то где? И куда утащил Афрани?

Подсвечивая себе фонариком, я обшарил прихожую, кухню и кладовую. Заглянул в спальню-гостиную. Дыхание сдавливало всё сильнее, я почти слышал пулевой свист пролетающих мимо секунд.

Быстрее! Быстрее…

Письменный стол! Я выдвинул ящик и отпрянул, опасаясь, что улика выскочит и отхватит мне палец. Увы! В груде пыльной мелочи и бритвенных лезвий валялся пакет семян, ёршик от трубки и несколько журнальных вырезок весьма фривольного толка. Ну, правильно. А что я ожидал найти? Розовый бриллиант? Коллекцию зубных коронок? Удостоверение члена партии в обложке из человечьей кожи?

«Например, карту, — подсказал внутренний голос. — Гегер — землемер, а значит…»

И, посмотрев направо, я её увидел.

Сверху Альбиген походил на военный аэродром.

Вытянутый на север, он был плотно нарезан в середке и рассыпан по краям изгибистыми участками, границы которых обозначал лиловый пунктир. Приглядевшись, я нашёл центр — разреженная штриховка означала общественную территорию. Вокруг теснились домовладения. Дальше — поля. Мои плантации и латифундии выглядели игрушечной грядкой по сравнению с наделами местных фермеров.

Прищурившись, я разглядывал квадраты и закорючки, соотнося их с именами соседей.

«Hub.Kf» — это, без сомнения, Хуби Койффиген. " SchT’’" — Штирер младший. Ближний к лесу участок изгибался червеобразной полоской — вся семейка Хохгрейзеров, включая старого Коби, и заканчивался почти в распадке, где погибла третья девчёшка.

Кому принадлежал этот участок?

Он был арендован и помечен цифрами. Шифр следовало, по-видимому, искать в записной книжке, которую Гегер вечно таскал с собой, как пособие по склерозу. Или в гроссбухе, содержащем кадастровый план и книгу собственности — этот документ хранился в администрации. Знак судьбы. Мне всё равно нужно было туда заглянуть.

Я взял карту и засунул в карман, подивившись её тяжести. Казалось, бумага была сделана из земли. Из той самой каменистой земли, которую делили на пиды и арпенты, гектары и квадратные футы, но никогда не наедались досыта.

— Гегер?

Никто не ответил.

Быстрее…

Я и так потерял много времени. Пружина внутри требовала рывка, но куда?

Куда?

Одинокая луна, а точнее ущербный месяц, торчала на небе как семафорный глаз. Горизонт разбавился фиолетовым. Будто кто-то подмешал воду в банку чернил.

Прошедший дождь наградил деревья утренней дозой росы. Очень медленно я двинулся наугад, раздвигая мокрые, тяжёлые листья, — ребёнок в чужом саду, — а туман окутывал землю, и шелест шагов принадлежал кому-то другому, как отяжелевшие руки, и голова, наполненная сонным предутренним шепотом.

Не спать!

Одной половиной сознания я видел Афрани, её глаза, расширенные от изумления, тёмные от переполняющего их ужаса, другая же часть рассудка мёртво отсчитывала мгновения — от пропажи до этой самой секунды.

Сколько времени требуется, чтобы выпотрошить человека как рыбу?

Пара минут.

А может, часов?

Или дней — в зависимости от того, чего хочет рыбак.

Куда я должен идти — к дому или к дороге? Если бы Полли похитил Афрани, он обязательно сказал бы об этом, непременно сказал, но удивление на его лице, когда я упомянул про девчёшек, было искренним, и компас внутри меня уже показывал в направлении, о котором я не мог или боялся помыслить.

Что если люди ночью перерождаются?

Рука — серая в сумраке — на ощупь точь-в-точь пластик на манекене. Кто мог желать зла моей Франхен? Кто мог желать мне зла? Гегер как квинтэссенция угрюмого отрицания, обобщенный насупленный лоб человечества, поджидающего нас в этой дыре. В этом грешном ответвлении Рая. Добрососедство… Никто из нас, живущих, не свободен от подозрения, уж мне ли не знать, как это бывает? И если Гегер — это Фолькрат, то Франхен — идеальная жертва, а я — неудачливый муж-Эдип, включивший маховик судьбы одним неосторожным ударом.

Ерунда.

Всё очень просто: нужно найти Гегера и тогда найдёшь точку отсчёта. Так всегда бывает в тумане. Дом величиной с гору и палец размером с дом. Дикая злость и затем подозрение — дикое, но не сказать, чтобы беспочвенное: чем дольше я размышлял, тем больше «за» грозили одинокому «против».

Пойдём методом совпадений. Совпадений и исключений. Пойдём хоть каким-нибудь методом. Главное — двигаться. Если логика спит и нельзя останавливаться, то единственный путь — это брести и брести наугад во мраке, до тех пор, пока…

Нога запнулась о корень.

Он подался — гнилой и слишком мягкий, чтобы быть корнем.

Я присел.

Это действительно был не корень. Локоть, высунутый из-под попоны, накрывающей свежую грядку, определенно принадлежал мужчине. Угрюмому и скандальному. Строчащему на меня доносы. Несдержанному на язык, закушенный теперь между лиловых губ в мучительном спазме боли и изумления. Выпученные глаза невидяще уставились в небо, а пальцы вцепились в леску, почти утонувшую в складках багровой плоти.

— Эй, сосед, — тихо позвал я, но он не откликнулся.

Просто не мог.

Видимо, он стоял и смотрел на дом напротив, на освещенные окна, и женщину, и ребёнка, а потом петля опустилась, пережимая крик, — хоп и готово! — рыба нашла своего удильщика.

А я потерял точку отсчёта.