Кольцевой маршрут

Глава 8. Пуля

В жизни каждого человека бывает момент, когда мир переворачивается вверх тормашками.

И не единожды. Я бы обменял коллекцию таких мгновений на один миг полного, абсолютного счастья. Но ангел, ответственный за подобную сделку, ещё не вылупился из своей заоблачной скорлупы.

— Только не волнуйся, — в сотый раз повторила Афрани.

— Угу, — отозвался я, стараясь задействовать запасную пару извилин.

Получалось плохо.

Мы сидели в комнате, обозначенной как «гостиная», хотя из гостей могли ожидать только Кнехта Рупрехта с мешком свежевыпеченных подзатыльников.

По крайней мере, кто-то из нас. Как намекнул один семитский рыцарь плаща и кинжала, некоторые мудреют слишком медленно.

— Где это произошло?

— У большого вяза на окраинах Грюнермаркт, — поспешила ответить фройляйн Кройц, сочувственно гладя руку Афрани. — Мы зашли в парикмахерскую и потом к булочнику за свежим хлебом и решили немного срезать… Такая чудесная погода! Просто ужас…

— Я споткнулась, — сказала Афрани. — И почувствовала… Ну, этот звук…

— Звук?

— Выстрела. Эрих, ведь я же помню…

Её большие глаза были темны и тревожны, как тогда ночью — как в одну из десятков ночей, когда она просыпалась, плача, и я давал себе слово сделать всё, чтобы этот плач не повторился.

— Пуля воткнулась прямо в дерево. Вот тут даже царапина — от щепки.

— Больше никаких прогулок, — мой голос звучал словно с обратной стороны Земли, глухо и невыразительно. — Никаких выходов. Пока я не разберусь. А я разберусь, обещаю!

— Я знаю, — сказала она и прижала мою ладонь к своей щеке. — Потому что ты пулемётчик.

— Да.

— И Рюбецаль.

Ну да. А ещё тупое мазло. Фельдфебель Вугемюллер был прав: я потерял нюх и расслабился — и реальность тут же дала пощечину, но, к сожалению, не тому, кому следует.

Обычное дело.

— Вы кого-нибудь встретили по дороге? — спросил я. И уточнил: — До того, как это произошло.

— Только фрау Шильбек, но она со мной не поздоровалась, — при этом воспоминании лицо Франхен посмуглело. — Не знаю, чем я её обидела. И ещё наш сосед. Наверное, он тоже на нас в обиде. Даже не взглянул на меня.

— И чёрт с ним.

— Люди так нетерпимы, — печально сказала фройляйн Кройц. — Вот и господин Гегер после возвращения переменился, замкнулся и словно очерствел. В чужих краях люди часто теряют себя. Вы так не думаете, господин Краузе?

— А… куда он ездил?

— Куда-то к родственникам, в Тюрингию. В самый разгар войны. И пробыл там достаточно долго, я уверена, чтобы увидеть все ужасы, которые один человек причиняет другому. Война корежит тело и душу, она противна замыслу Божию. О, как страшно жить в последние времена!

Учительница вздохнула со всхлипом. Пучок волос на ее макушке мелко затрясся.

— Ангел наклонил чашу и оттуда вытекли боль и голод, и свора людских несчастий. Семь чаш гнева семь печатей, семь труб… В первую очередь, это кровь, а дальше — страдание, мор, ожесточение сердца. Нам пришлось наблюдать всё. Всё, что Господь уготовил заблудшему Человечеству!

Фройляйн Кройц явно нуждалась в немедленном утешении.

И я не подвёл.

— Да бросьте, — сказал я. — Что значит «всё»? Мы ещё и половины не видели.

На бывшей площади Грюнемаркт было пусто, как и всегда после полудня, когда хозяйки удаляются варить обед, а остальные в поте лица добывают хлеб свой насущный. От подсохших дубов падала тень, ветер волочил по земле опавшие листья, напоминая о том, что пора бы выкапывать урожай. Со всеми этими плясками я напрочь забыл о «Флоретте». Нежный сорт. Если чересчур повременить, рискуешь получить водянистый клубень. Пожалуй, нужно эксгумировать кустик-другой. А потом съездить на местную ярмарку, если, конечно, там не предполагается очередное шоу с фейерверком.

Кстати, о фейерверке…

Миновав поленницу, огороженную сеткой-рабицей, я перешел через мосток, перекинутый над дренажной канавкой, и очутился в прелестном месте, нарисованном на тысячах однотипных картин под названием «Осень». Безмолвие, багрянец листвы, синее небо… Что еще нужно уставшему человеку, возжаждавшему единения с природой?

Разумеется, пуля.

Ствол большого вяза пестрел трещинами, но свежий скол сразу бросался в глаза. Я достал нож и, сковырнув древесную мякоть, расширил отверстие.

Вот она.

Расцарапывая подушечки пальцев, я извлёк деформированную лепёшку. Она отсвечивала тусклой латунью, маленькая, но смертоносная, похожая на осу, застрявшую в дверном глазке. Металл приятно холодил ладонь. Пуля не ружейная, скорее, девятимиллиметровка от «глока». В крестьянском обиходе такое не водится, а это значит…

Что это значит?

Я посмотрел на вяз, словно ожидал от него ответа. Ну же. Сквозь зелень и золото листьев просвечивала нежная синева. Кто-то из местных стрелял в Афрани. А, может, и не местный. Один из этих клоунов в зловещем фургоне.

И прямо сейчас он наблюдает за мной!

Я резко повернулся.

Что-то шелестнуло в кустах орешника. Треснуло веткой и отступило. Тень слишком большая для ребёнка или животного.

— Кто здесь?

Тишина. Я не слышал даже птичьего щебета.

Этот гад опять меня подловил. И сейчас рассматривал сквозь листву, скрытно, а возможно, прицеливаясь. Вот же проклятье! Если я двинусь, он выстрелит, а если буду стоять, как болван, то или обрасту листьями, или получу пулю — куда ни кинь, всюду клин.

— Я тебя вижу, — сказал я.

И шагнул вперёд.

Ветки угрожающе затрещали, когда он бросился наутёк. Э нет, на этот раз не уйдёшь! В два счёта я достиг кустарника, вломился в него и очутился между сараями, в тесном и сыром промежутке, полном запаха навоза и паутины. За дощатой стеной замычала корова. В просвете виднелся обломок горелой изгороди, а дальше чахлые стебли какого-то многолетника.

Продравшись сквозь заросли, я вышел на открытое место — заброшенный пятачок, заросший неухоженной жесткой травой. По правую руку — дом и лесопилка, кажется, Оберхойзера. Идиллический, чёрт возьми, пейзаж.

Из-за дома донеслись голоса.

Я двинулся на шум и увидел Меллера. Он стоял, подбоченившись, и о чем-то спорил с Алексом, сыном хозяина лесопилки. Солнце стояло в зените — белое, веселое солнце с оранжевой полосой, проходящей через линию горизонта. В его ярком свете фигурки людей казались вырезанными из бумаги.

Завидев меня, полицейский махнул рукой. Одна пола кителя отогнулась, приоткрывая висящую на поясе чёрную кобуру.

________________________________

[1] Кнехт Рупрехт — спутник деда Мороза в немецких сказках, приходит с кнутом и мешком, в который складывает непослушных детей.