Кольцевой маршрут

Глава 17. Находка

Дорога до администрации оказалась вдвое длинней, потому что я брёл по окраинной Кобленц-штрассе, то и дело вздрагивая и прислушиваясь к каждому звуку.

Шелест листьев. Робкое цивиканье птиц. Пару раз мне почудилось, что я различаю обрывки пьяной ругани — но шёпот леса перекрыл всё, а потом пошёл дождь, и в ушах застучали барабанные палочки.

Наконец, показалось и здание — острая крыша с прямоугольным окном, снабженным навесом. Окно было распахнуто, и я заметил свет, но не движение. Судя по всему, наблюдательный пункт пустовал. Со стороны выгона доносились раскаты гогота, похожего на конское ржание. У ворот, тем не менее, тоже кто-то курил.

Я подошёл ближе.

Это были Франкеров Паули, какой-то незнакомый мне парень и один из сыновей Шнаффи — плотный и наглоглазый, с вечно закушенной нижней губой. Все трое были расхлюстаны и укурены вхлам. От их мокрой одежды разило как от пивной бочки.

— Кто тут у нас? — лениво прогнусил один из подростков.

— Это Эрих.

— Кто-кто?

— Краузе. Из мастерской.

— Ух ты ж… А чего он тут делает?

Огонёк сигареты дёрнулся и упал в лужу. Мелкая рябь на воде обещала, что дождь зарядил надолго.

— Я ищу жену, — сказал я. — Афрани Краузе. Вы её не видали?

Паули покачал головой. Стоящий рядом с ним парень осклабился, показав червивые зубы:

— Тю-у, мимо. Дырка, мужик. Никаких пакис. Если б я ей присунул, то наверняка бы заметил, а так уж звиняй, мы никого…

Не сбавляя шага, я приблизился и врезал ему под ложечку. Он охнул и скрючился в три погибели, а потом упал на колени, ловя воздух пересохшим ртом.

— Эй, — тревожно и протестующее начал второй. — Ты чего…

Тратить слов я не стал. Руки действовали сами — молниеносно и точно, я лишь ощутил слабую боль в сбитых костяшках.

— Эрих!

Франкеров Паули пятился и смотрел на меня, как прежде — Матти, застигнутый столбняком. Он даже попытался мне улыбнуться.

— Я не… Эрих… он просто шутил. Мы шутили…

— Зря, — тихо сказал я. В горле словно песок застрял. — Где она?

Он вновь затряс головой:

— Я не знаю, правда! Мы не видели.

— Вы смотрели с крыши. И не видели ничего?

— Ничего. Сему взорвал петарды. Потом мы немножко выпили и Адри сказал, что нужно позвать девчонок. Мы слегка пошумели, а больше ничего не было. И я не видел твою жену, Эрих, а разве должен был?

— Нет. Не должен.

Я взял его за рукав и потащил внутрь здания. Он не сопротивлялся. Чистый домашний мальчик с явной технической жилкой. Знающий как набирать скорость и где тормозить. Работать с его мотоциклом было одно удовольствие.

— Где тут поземельная книга? Или как она называется? Отдел благоустройства? Отдел учета населения?

— Всё тут, — Паули ткнул в белую дверь с неровными потёками краски. — Все документы там. Папа говорит, излишки хранятся в архиве, в подвале. А справа, за железной дверью — сейфы. Индивидуальные ячейки хранения. А документов там нет. Только здесь. Но мы не попадём внутрь. Дверь закрыта, а ключ у сторожа.

— Дай мне нож, — потребовал я.

Поколебавшись, он вынул из кармана лаковый складной нож с рукояткой «под янтарь». Глупая штучка с узким и хлипким лезвием. С выкидным жалом, которое никогда не выкидывается.

Замок поддался на три щелчка. Я повернул выключатель, и свет залил длинную и узкую комнату, заставленную шкафами. Папки-регистраторы теснились в три ряда, от пыли свербило в носу. К чести секретаря и сторожа, всё было аккуратно разложено, каждая бумага знала своё место, и я быстро обнаружил искомое.

Сверился с картой Гегера.

Да, верно.

Но о чём это говорит?

Ни о чём.

Просто кусок земли, арендованный практически сразу после войны. «Кто из жителей отсутствовал в деревне в то время?» — спросил я у фройляйн Кройц. Она вспомнила Гегера и старика Штирера, лечившего язву где-то под Церматтом. Но вопрос следовало задать по-другому: «Кто из жителей и чужаков? Фремдов?» Потому что чужак оставался здесь чужаком и двадцать, и тридцать лет. И его дети считались детьми чужака, и только внуки и правнуки имели шанс стать партнером по яссу какого-нибудь заросшего грязью фермера.

И даже тогда…

Даже тогда их спрятанный глубоко под кожей радар продолжает искать запах знакомой крови, отголоски знакомой речи. Я думаю так. Я, человек без родины, heimatlos, уже два с половиной года думаю так!

Наш поезд едет по кольцевой. Спросите об этом Полли. Перед ним был открыт мир, а он выбрал месть и принёс её, как багаж, в места, где козы скачут по горным кручам. Что это, если не новая физика — тяготение сердца? Поинтересуйтесь у Виннига. Осведомитесь у Дитриха Трассе. Спросите Дарре. Спросите любого, лишенного дома, крестьянина или политика — всё едино, ведь и в политике живёт berserker, знающий, что жизнь — это кровь, а кровь питается соком земли и засыхает, не найдя знакомого вкуса.

Спросите об этом меня.

А если не верите…

Спросите Фолькрата.

А на обратном пути уже совсем рассвело.

Небо играло сине-пятнистой леопардовой кожей. Ветер был зол и кусал за оголенную шею. Золото листьев перемежалось тусклой рассыпчатой хвоей, я опять шёл окольным путём, обследуя те закоулки леса, в которых почти не бывал.

Иногда я вспоминал про винтовку Берндта. «Возьми её, Эрих, — попросил меня Траудгельд. — Я всё равно сомневаюсь, что смогу ей воспользоваться. — Почему? — Я никогда не стрелял в человека. — Это очень просто, Тео, — сказал я ему. — Кажется, что страшно, но лишь до первого раза. А потом — всё хорошо. Нет ничего проще».

В чаще стучал дятел. Трава стала выше и зеленее. Я спустился в распадок. Поднявшись по западному склону, я бы упёрся прямо в задний двор Гегера. Куча листвы, в которой закопали девчёшку, совсем побурела. Судя по карте, мне нужно было взять немного левее. Вряд ли тот участок был огорожен. Старый хозяин держал коз, а новый — разве что крыс в старом сарае.

«Тук», — выстукивал дятел. «Тук-так», — отвечал второй, на самом верху сосны. Косой луч пробился и поджёг паутину, обнимающую шершавый ствол. Леска. Он использовал леску. Подкрался сзади и накинул на шею, а потом затянул.

Будто ниндзя.

В этой части леса он убил Лени и маленькую Дафну Фогт. Нет, не так. Он оглушил Лени, чтобы перетащить её в более удобное место, а Дафну убил сразу. Она попалась случайно. Должно быть, несла записку от смуглокожего ухажёра, Гафара Паргути. Птичка-невеличка, вестница запретной любви. Скорее всего, в ту ночь её перенесли бы подальше, но тут появился я и наступил слоновьей ногой на сломанный цветок детской руки.

Тук. Тук-так.

В скрещении веток прослеживался какой-то узор — несложный и повторяемый. Ну что за страна! Даже лес здесь заставлен беседками, и сцена подготовлена к пришествию Пана. Если б я был драматургом… Но я-то не драматург! И не способен оценить красоты местной природы. На моём банковском счёте — немного мелочи, и даже нож в кармане тоже какой-то липовый. Здешняя молодёжь не нюхала войн, потому и покупает себе такие ножи.

Фальшивый янтарь… и Хартлеб тоже фальшивый. Они повесили наших вождей, а теперь напяливают их ледерхозе… Как странно! Здесь мои навыки могли бы быть безумно востребованы. Полли знает. Он не такой уж дурак. Он тоже чего-то ищет, но делает это вслепую. Как я.

Тук. Трак-так…

Вот оно!

Деревья расступились и стали кругом, очерчивая поляну — ровную, покрытую ярко-зелёной, сочной травой. Поодаль я увидел стол и две скамейки. Просто доски, положенные на кругляши брёвен.

Лесопилка?

Ветер донёс запах свежего среза — острой смолистой горечи.

В детстве мы жевали смолу.

Тоскливо пробил колокол: раз-и, два-и, три… шесть часов утра. Тёмный шпиль кирхи Альпингхен был отсюда не виден. Бездумно я сделал шаг вперёд, и услышал шорох — слишком поздно, я даже не дал себе труда повернуться и просто стоял, прикованный скользящим лучом, когда легкая тень легла на траву позади меня, и тихий голос сказал:

— Ну, здравствуй, Эрих!

_____________________________________________

[1] Август Винниг — немецкий политик, публицист, написавший книги «Освобождение» (1926) и «Рейх как республика» (1928), которые начинались с тезы: «Кровь и почва — это судьба народов».

[2] Рихард Вальтер Дарре — один из ведущих нацистских идеологов «крови и почвы» (Blut und Boden).