Комиссаржевская

Глава I РОДИТЕЛИ

Род Комиссаржевских берёт своё начало на украинской земле, где близость западной, воспринятой через Польшу культуры чувствовалась исконно сильнее, чем в глубине России. Кажется, что эта близость отразилась в самой фамилии этой разветвлённой и чадолюбивой семьи, которая мелькает в архивных документах Волыни по крайней мере с рубежа XVIII—XIX веков. Среди потомственных дворян Волынской губернии фамилия Комиссаржевских не значится[16], о чём можно догадаться и из скупых фактов семейной истории. Сама фамилия представляет загадку: не только с точки зрения её происхождения, но даже и — написания. В XIX веке она зачастую писалась с удвоением двух согласных: «м» и «с». Вера Фёдоровна, как известно, любила именно эту, артистически усложнённую форму своего имени и хотела видеть его на афишах в таком написании: Коммиссаржевская.

Очевидно, что в основании фамилии латинский корень: commissarius — означает «уполномоченный», выполняющий особые поручения. Как поясняет Этимологический словарь М. Фасмера, в Россию это слово попало в XVII веке через немецкий язык (Kommissar). Как видим, в латинском (и немецком) оригинале оно действительно снабжено удвоенным «м». В русском языке это слово, однако, писалось по-разному, и твёрдое правило установилось только в XX веке — после тех событий, которые вывели его в несомненный «топ»: революции и Гражданской войны. В Словаре В. И. Даля «комисар» написано вообще без удвоений, и значение его определяется как «смотритель, пристав, приказчик», «заведующий припасами». В этой книге фамилия её героини будет писаться по современным правилам русского языка — Комиссаржевская.

О значении и происхождении фамилии нужно сказать ещё несколько слов.

Наши скудные знания и догадки о далёком прошлом семьи уводят в самое начало XIX столетия. Жившая в Волынской губернии (вероятнее всего — в Почаеве) православная семья Комиссаржевских только-только вышла из мещанского сословия. Нам почти ничего не известно о старших членах этой семьи, история сохранила только имя Пётр, которое принадлежало отцу пятерых сыновей: Фёдора, Дмитрия, Модеста, Семёна и Владимира, — и его звание. Пётр Комиссаржевский имел чин коллежского регистратора и служил канцеляристом (секретарём) при Волынской духовной консистории. Духовная консистория была крайне маленьким учреждением, состояла из четырёх членов и секретаря[17]. Коллежский регистратор — самый низший (XIV) чин по Табели о рангах — присваивался людям, вступившим на путь государственной службы из «низов», зачастую имевшим лишь начальное образование. До 1845 года он давал право на личное дворянство, однако дворянские права регистраторов были ограничены. Если они происходили не из потомственных дворян, то не могли покупать деревни и владеть крепостными. Собственно, от дворянства оставался только почёт — коллежский регистратор титуловался «Ваше благородие».

Отрывочные сведения говорят о том, что трое из пяти названных братьев Комиссаржевских учились в Волынской духовной семинарии, крупном (более шестисот учеников) образовательном учреждении Украины. Семинария была открыта 14 мая 1796 года в городе Остроге, где в Преображенском монастыре размещалась архиерейская кафедра. В 1831 году архиерейский дом и консистория были переведены в Почаевский монастырь. Существовал проект перевести туда же и семинарию, но вместо этого 6 апреля 1836 года она переместилась в город Кременец, в здания бывшего польского лицея графа Чацкого[18]. В списках выпускников находятся имена Семёна Петровича Комиссаржевского, закончившего семинарию в 1847 году по второму разряду, Владимира Петровича Комиссаржевского — в 1851 году по первому разряду и Фёдора Петровича Комиссаржевского, выпускника 1853 года по второму разряду.

То, что такое количество молодых представителей семьи выбрало духовное поприще, говорит о многом. Прежде всего о том, что семья исторически связывала с ним своё существование. Такой массовый выбор семинарии как способа получения образования мог быть оправдан именно традицией рода. Вероятно, и тут мы можем только предполагать, кто-то из предков названных выше пяти братьев Комиссаржевских подвизался в священническом служении или, по крайней мере, тоже учился в семинарии. Сама фамилия, содержащая польскую огласовку (в польском языке перед некоторыми гласными звук «р» читается как «ж», а в написании остаются обе буквы: «rz»), как кажется, имеет искусственное — семинарское происхождение. «Заведующий припасами» — продовольственными или вещевыми, хранитель склада, по-военному «интендант» — должность почётная и необходимая при любом ведомстве, в семинарии столь же актуальная, как и в армии. Кроме того, профессиональная деятельность отца семейства была тесно связана с церковью. И хотя Пётр Комиссаржевский не имел никакого сана, он был плотно включён в дела епархиального управления и его повседневную жизнь, далёкую от светской.

Оговоримся, что окончание духовной семинарии совсем не означало обязательного продолжения образования в том же направлении, хотя лучшие ученики направлялись после семинарии в Киевскую духовную академию. Но можно было выбрать и светскую карьеру, даже поступить в университет. Многие из выпускников так и делали. Хотя были и те, которые не отказывались от служения, принимали постриг или рукополагались в священство. В любом случае выпускники семинарии в середине XIX века — это тот, постепенно становящийся довольно многочисленным класс людей, которые скоро вольются в новое разночинское сословие, составившее впоследствии основу русской интеллигенции. Историк свидетельствует: «Выпускники семинарий, выходившие из духовного ведомства, шли на службу в различные светские учреждения, другие учительствовали в начальных духовных или светских учебных заведениях, третьи — продолжали учёбу в высших учебных заведениях, по окончании которых некоторые из них стали известными учёными, педагогами, писателями, государственными и общественными деятелями»[19].

Из трёх братьев, окончивших семинарию, ни один не пошёл по пути церковного служения. Владимир Петрович Комиссаржевский, выказавший особенную ревность к учёбе и заслуживший самый лестный отзыв при выпуске, впоследствии, словно реализуя метафору, скрытую в собственной фамилии, служил в интендантском ведомстве в Варшаве. Про Семёна Петровича, учившегося, наоборот, не слишком прилежно, достоверно ничего не известно, кроме того, что он жил и умер в Харькове скромным чиновником. С сыном Семёна Петровича, Семёном, дружила и всегда с удовольствием встречалась во время своих странствий по России его двоюродная сестра Вера Комиссаржевская.

Обманул ли ожидания родителей третий сын, Фёдор Петрович Комиссаржевский, избравший после окончания семинарии не только путь светский, но и крайне ненадёжный, непредсказуемый, мы не знаем. Но именно его ожидали настолько блестящая карьера и настолько громкая слава, что фамилия скромной малороссийской мелкочиновной семьи Комиссаржевских стала всемирно известной.

О юном Ф. П. Комиссаржевском осталось немного сведений. Вот характеристика выпускника, данная ему в 1853 году, в год окончания Волынской духовной семинарии: «Фёдор Петрович Комиссаржевский, 21 г., из Варшавского Духовного училища, поступил в 1847 году, сын Коллежского регистратора, служившего при Волынской духовной консистории, Петра Комиссаржевского. Способностей хороших, прилежания достаточного, успехов хороших, поведения хорошего»[20]. Из этой краткой записи можно сделать несколько выводов. Во-первых, Ф. П. Комиссаржевский учился в Варшавском духовном училище — учебном заведении первой ступени и окончил его пятнадцатилетним юношей. Это означает, что семья его, скорее всего, жила некоторое время в Варшаве. Поскольку в духовных училищах обучение занимало шесть лет, Фёдор Петрович начал его девятилетним мальчиком. Вряд ли его отослали учиться в другой город, тем более в другую страну, если семья жила на Украине, где и своих духовных училищ было множество. Вероятнее всего, с Варшавой была в то время связана служба его отца Петра Комиссаржевского.

С 1834 года на территории Царства Польского существовало православное викариатство Волынской епархии. Местом пребывания первого архиерея епископа Антония Рафальского была назначена Варшава. В 1840 году его усилиями было открыто Варшавское духовное училище, в 1841-м учеником в нём стал Ф. П. Комиссаржевский. Надо полагать, что отец его, чиновник консистории Волынской епархии, был в то время прикомандирован к её Варшавскому отделу, и вся семья переехала в Царство Польское вместе с ним.

К сожалению, пока не удалось установить точного места рождения Ф. П. Комиссаржевского. Сам он в краткой анкете на вопрос о дне, годе, месте рождения и звании родителей отвечает: «17 февраля 1832 года. Чиновники. Киевская губерния»[21]. Н. Ф. Скарская, его дочь, утверждает, что Ф. П. Комиссаржевский родился «в деревне близ города Почаева», что кажется более вероятным, поскольку по долгу службы отцу семейства нужно было находиться при Почаевском монастыре, где с 1831 года разместилась консистория. Во всей справочной биографической литературе о Ф. П. Комиссаржевском на русском языке год его рождения указан как 1838-й, с ошибкой на шесть лет[22]. Откуда взялась ошибочная дата, неизвестно.

Десятилетие после окончания Фёдором Петровичем семинарии, вплоть до 1863 года, полно загадок и чудесных превращений, в результате которых никому не ведомый Волынский семинарист стал всемирно известным оперным исполнителем, имя которого красовалось на афишах крупнейших оперных домов России и Европы. Это десятилетие плохо задокументировано, поэтому будем говорить о нём гипотетически, опираясь в том числе на семейные предания.

После окончания семинарии Ф. П. Комиссаржевский решил попытать счастья и поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета. Решение, принятое им, было далеко не стандартным. Возможность продолжить обучение выпускники Волынской семинарии обычно реализовывали на более доступном уровне: всё-таки в относительной близости были крупные учебные заведения — Харьковский и Киевский университеты. Особенной популярностью у бывших семинаристов пользовался Варшавский университет. Как удалось Комиссаржевскому добраться до столицы, трудно судить — поездка туда сама по себе была дорогим удовольствием; кроме того, нужно было как-то и чем-то жить в Петербурге, невыгодно отличающемся по уровню цен от малороссийской провинции. Возможно, он был принят в университет, что называется, на казённый кошт[23]. Студентов, обучающихся за счёт государства и живущих на полном казённом обеспечении, было до пятидесяти на каждом факультете, на юридическом даже больше. Такая возможность давалась малоимущим абитуриентам, которые показывали хорошие способности и имели достойные характеристики с прежнего места учёбы. Однако сам факт переезда с окраины империи в её центр свидетельствует о предприимчивости, смелости, самостоятельности и, возможно, авантюрном складе небогатого, незнатного и никому не известного молодого человека, решившегося оторваться от родной почвы и пойти по совершенно отдельному, сложному и совсем не обязательно успешному пути.

Юридический факультет был избран, скорее всего, потому, что он давал самые широкие возможности для будущего выбора профессии. Ф. П. Комиссаржевский окончил университет в 1857 году и вышел из него с чином титулярного советника, который знаменовал собой для разночинца известную границу в дальнейшем продвижении по Табели о рангах — следующий чин уже давал право на потомственное дворянство. Перешагнуть эту черту человеку низкого происхождения в то время было фактически невозможно.

Чин титулярного советника автоматически присваивался лицам, получившим высшее образование, но не имеющим учёной степени. Иными словами, сдавать специальные экзамены для получения степени кандидата Ф. П. Комиссаржевский не стал. Вероятно, причиной было то, что к концу своего обучения в университете он уже отчётливо понимал: юриспруденция не может определять его будущего. Совсем иная деятельность мерещилась ему в самых смелых мечтах. Однако окончив курс, он всё же пошёл на службу в Департамент податей и сборов Министерства финансов (вероятно, отрабатывая казённое содержание в университете) и задержался там на три года. Вечность для человека, уже осознавшего своё настоящее призвание.

Следующий неожиданный виток судьбы Ф. П. Комиссаржевского представляется совершенно фантастическим: в 1860 году он оказывается в Милане — учеником известного певца, композитора, автора нескольких опер и музыкального педагога Пьетро Репетто (1824—1870), мужа известной итальянской певицы-сопрано Эльвиры Репетто-Тризолини[24]. Как мог состояться переезд из Волыни в Санкт-Петербург, всё же более или менее объяснимо. Но поездка за границу и обучение у известного маэстро, несомненно, требовали непомерных материальных вложений, которые не могла обеспечить ни семья Комиссаржевских (отец семейства давно уже умер, и мать вышла замуж вторично за С. И. Калабановича, тоже человека из семинаристских кругов), ни скромное жалованье начинающего юриста. На этот счёт существует семейная легенда, что вокальные способности начинающего певца были отмечены одним из столичных меценатов. Имени этого мецената память не сохранила. Но он действительно мог слышать Фёдора Петровича, любительски певшего в университетском студенческом хоре, возможно, солировавшего в нём. Или — что тоже очень вероятно — в одном из петербургских храмов, куда бывший семинарист мог устроиться на клирос даже с сугубо корыстной целью — немного заработать. Так или иначе, но деньги на заграничную поездку и учёбу в Италии начинающий певец раздобыл.

Два года обучения у Репетто — конечно, ничтожный срок для овладения вокальным искусством. Собственно, блестящие результаты, достигнутые Ф. П. Комиссаржевским после столь краткого курса у итальянского маэстро, говорят, с одной стороны, о его страстном стремлении освоить эту «науку», трудолюбии и недюжинных ученических способностях, что не такой уж редкий случай для разночинца, тем более провинциала, неожиданно вынесенного судьбой на новую дорогу; с другой — о природном таланте, что называется «голосе от Бога», которым, видимо, он был награждён. «Как великий дар он получил при своём рождении голос, удивительный по красоте тембра, да к тому же ещё и абсолютную музыкальность»[25], — свидетельствует Надежда Скарская, средняя дочь Ф. П. Комиссаржевского.

Через два года Фёдор Комиссаржевский под итальянским сценическим именем «Teodoro di Pietro» (псевдоним вполне прозрачный, соединяющий имя его итальянского педагога и его собственные имя и отчество) начал своё триумфальное шествие по европейским оперным сценам. Он пел в Милане в театре Ла Скала, в Генуе, Флоренции, Риме, затем в Мадриде и Барселоне; судьба занесла его даже в Южную Америку — в оперу Рио-де-Жанейро. Видимо, тогда же, выступая в Афинах, Комиссаржевский получил экзотический титул «певца короля Эллинов», который потом неоднократно воспроизводился во всех его российских документах[26].

В 1863 году Фёдор Петрович впервые после своего отъезда в Италию оказался в Санкт-Петербурге. Он приехал на гастроли с итальянской труппой и вышел на сцену в роли Дженнаро в опере Г. Доницетти «Лукреция Борджиа». Его тенор, как сообщают современники, обладал особым «тёплым» тембром, что делало голос выразительным и проникновенным. Кроме того, Фёдор Петрович был необычайно одарён актёрским талантом, и трагическая роль несчастного сына знаменитой злодейки в его исполнении тронула петербургскую публику чрезвычайно. В газете «Голос» был помещён подробный отчёт о его дебюте: «О замечательном таланте этого артиста публика уже знала по слухам, а потому дебют г-на Комисаржевского возбудил живейший интерес. Все билеты разобраны были нарасхват; театр был совершенно полон; слушать артиста явилась самая избранная, в отношении музыкальности, публика. Наши известные меломаны и дилетанты, и знатоки музыки едва ли не в полном своём составе заседали в этот вечер в партере и в ложах Мариинского театра и ждали с любопытством появления на сцене русского певца, сформировавшего свой талант за границею и составившего себе там довольно заметную репутацию. <...> Перед нами был действительный талант, даровитый певец, замечательный мастер своего дела. <...> Мы смело скажем, что такого певца ещё не было на нашей русской оперной сцене. Были и есть на ней певцы, обладающие замечательным голосом, который, в отношении природных средств, несравненно богаче г. Комисаржевского; но зато такого разработанного голоса, такого правильно сформировавшегося артиста, который в подобной степени, как г. Комисаржевский, удовлетворял бы строгим требованиям современного искусства оперного пения, мы ещё не слыхали. <...> Голос у г. Комисаржевского, как мы уже заметили, не особенно богатый. Тембр его, правда, очень мягкий, приятный, преимущественно в средней части регистра; интонация совершенно верная; но диапазон невелик, и звук не отличается замечательной силой и полнотой, и, таким образом, главною долею успеха на сцене г. Комисаржевский обязан своему искусству пения. Поёт он, действительно, с замечательным умением. <...> Каждая фраза, сказанная певцом, проникнута смыслом, имеет характер, отделана с надлежащею художественностью. Это пение, полное внутренней жизни, пение настоящее драматическое. <...> Вокализация г. Комисаржевского весьма изящна, а вместе с тем и играет г. Комисаржевский очень хорошо. <...> Нужно ли прибавлять к сказанному, что публика приняла такого даровитого артиста самым радушным образом? Г. Комисаржевский имел самый блестящий успех»[27].

Рецензент отметил важную деталь: голос, который произвёл такое впечатление на петербургскую публику, не был особенно большим по диапазону, глубине и силе звука, но артист профессионально им управлял — что удивительно, учитывая краткость его профессиональной подготовки. Он сочетал камерную и оперную манеры исполнения, словно обращаясь к каждому отдельному зрителю, безукоризненно владел искусством фразировки и тончайшей нюансировки голоса. Кроме того, Комиссаржевский был чрезвычайно артистичен: не в том условно-отвлечённом смысле, который был принят на оперной сцене того времени, а как драматический актёр. Это достигалось глубоким погружением в суть образа, психологической проработкой роли. Исследователи говорят о «беспрецедентной для того времени интеллектуализации творческой работы»: «В углублённом, драматически неоднозначном раскрытии человеческой личности и психологии Комиссаржевский первым из певцов преодолел пропасть, лежавшую между оперной и драматической сценами...»[28] Примерно о том же писал и современник певца — А. В. Амфитеатров: «Коммиссаржевский действительно был русским Кальцоляри[29], т. е. при довольно посредственном голосе обладал несравненным совершенством пения: изящество кантилены, яркий темперамент, вдохновенная декламация, красота дикции — все! <...> Коммиссаржевский был действительно очень умён. <...> И, будучи человеком образованным, эстетически тонким, он действительно искал в опере новых идей, форм — музыкальной драмы. Боролся с ерундовою условностью того, что теперь называют “вампукой”, старался осмыслить бессмыслицу, вдохнуть подобие реальности в ирреально ходульные небылицы в лицах»[30]. Впоследствии Ф. П. Комиссаржевский, ставший уже опытным преподавателем, не уставал повторять, что «оперный артист, не умеющий сыграть свою роль, ограничивающийся на оперной сцене трафаретом и рутинными приёмами, много теряет даже при условии очень хорошего голоса и вокального исполнения»[31]. Конечно, это сознательное, интеллектуальное и в высшей степени профессиональное отношение к вокальному искусству в том смысле, в котором этим словом можно охарактеризовать работу лучших оперных певцов, виртуозно владеющих своим голосом, не могло не поразить слушателей.

Была у Ф. П. Комиссаржевского ещё одна специфическая черта: тридцатилетний певец был замечательно хорош собой. Статный, черноволосый красавец, с артистической шевелюрой, чёрными горящими глазами — в его облике было что-то итальянское, романтическое и донжуанское. Словом, все те черты, которые так часто становятся дополнительным фактором для сценического успеха. В. П. Шкафер вспоминал о своей первой встрече с Комиссаржевским, которая произошла много позже: «...Мимо меня быстро и энергично шёл очень красивый, высокого роста, стройный, похожий на художника, пожилых лет человек, с седеющими длинными волосами и окладистой бородой»[32]. Как видим, даже пожилой Фёдор Петрович выглядел энергичным и одухотворённым красавцем. Что уж говорить о нём в молодости!

Исследователи подтверждают ошеломительное впечатление, которое произвёл Комиссаржевский на публику: «Магическое обаяние, одухотворённый, утончённый артистизм наэлектризовывали зрителей не менее, чем мягкий, богатого бархатистого оттенка лирический тенор, меланхолически-томный и задушевный в грудных нотах баритонального тембра, обволакивающе-проникновенный в cantabile, mezzo voce и piano, полный драматического смысла и чувства в декламации и portamento. Глубинная страстность облекалась в мерцающе-нежные тона, а драматический накал оттенялся обдуманно отстранённым изяществом формы»[33].

Заслуженные Комиссаржевским в роли Дженнаро овации не прошли незамеченными не только для восторженно принимавшей артиста публики, но и для дирекции Императорских театров. Практически сразу он получил ангажемент от Мариинского театра — ему предложили контракт на должность ведущего тенора. Так состоялось возвращение на родину. Надо отметить, что Италия, в которую Фёдор Петрович попал почти чудесным, фантастическим образом и с которой у него, видимо, были связаны самые пьянящие воспоминания первых успехов, первой славы, не говоря уже о чисто жизненных впечатлениях от её природы, языка и разлитого повсюду искусства, — Италия навсегда осталась в его душе землёй обетованной. Туда, как и многие русские деятели искусства, он стремился «во дни сомнений и тягостных раздумий», туда бежал от семейных скандалов и бытовых неурядиц, туда уезжал черпать вдохновение. И в конце своей жизни он вернулся в эту дорогую его сердцу страну, чтобы остаться там навсегда и быть упокоенным на кладбище Тестаччо, в земле Вечного города.

Под предлогом учения мы всецело

предавались любви, и усердие в занятиях

доставляло нам тайное уединение.

Николай Дмитриевич Шульгин (1805—1873) был полковником, служил в лейб-гвардии Преображенском полку, элитарном воинском подразделении. Он принадлежал к известному дворянскому роду. Портрет его родственника А. С. Шульгина, участника Бородинского сражения и всей антинаполеоновской кампании, написанный кистью Дж. Доу, находится в знаменитой Галерее героев войны 1812 года в Зимнем дворце. Среди родственников, носивших эту прославленную фамилию, были и другие весьма известные и сослужившие славную службу отечеству люди.

Семья полковника Н. Д. Шульгина состояла из жены и двоих сыновей, Дмитрия и Николая, когда родился третий ребёнок — дочь Мария. Рождение девочки было связано с печальным событием — в родах умерла её мать. Отец стал самостоятельно воспитывать детей, перенеся всю свою любовь на младшую дочь, баловал её и, по семейным свидетельствам, предоставлял ей большую свободу. Мария Николаевна, как пишет в своих воспоминаниях Н. Ф. Скарская, сопровождала отца наравне с братьями во время их лагерной жизни, умела ездить верхом и прекрасно держалась в седле, была увлечена театром, особенно музыкальным, страстно любила оперу (в Мариинском театре у семьи Шульгиных была постоянно абонированная ложа) и сама пробовала петь. В увлечениях Марии Николаевны охотно участвовал её брат Николай, который тоже был заядлым театралом. Н. Ф. Скарская вспоминает: «Мама отличалась природной музыкальностью: играла на фортепьянах не хуже заправского пианиста, знала толк в народных песнях, любила их слушать и пела сама; голос у неё был не велик, но красив и задушевен, так что никого не могло удивить, когда однажды девушка высказала настойчивое желание учиться пению у лучшего во всём Петербурге певца и педагога Комиссаржевского»[34].

Комментируя этот мемуар, стоит заметить, что Ф. П. Комиссаржевский в 1863 году, о котором идёт речь в этом сюжете, не был ещё «лучшим во всём Петербурге педагогом», он совсем недавно впервые вышел на Петербургскую сцену и только-только стал солистом Мариинского театра. Но частные уроки он, видимо, уже давал, а возможно, и начинал набирать известность как педагог. Впоследствии этот нелёгкий хлеб станет одной из существенных статей заработка Ф. П. Комиссаржевского. Достоверно же то, что Мария Николаевна Шульгина очень хорошо играла на фортепьяно и неплохо пела, но никогда не выносила своего искусства за пределы семьи и дома.

Относительно её знакомства с Ф. П. Комиссаржевским существует ещё одна легенда, вышедшая из недр семьи, которую рассказала ближайшая подруга Веры Фёдоровны Мария Ильинична Гучкова (Зилоти): «Отец В. Ф. передал ей свою богатую натуру. Он был очень умным, интересным, талантливым человеком и пользовался во всей Европе огромным успехом. Он очень оригинально познакомился с матерью В. Ф. Во время поездки в Швейцарию, находясь на вершине горы, восхищенный открывшимся ему видом, он запел арию из оперы, с другой горы раздался красивый женский голос, вторящий ему. Окончив арию неожиданным дуэтом, Комиссаржевский перешёл на другую гору и познакомился с молодой девушкой (М. Н. Шульгина)...»[35] В доказательство этой романтической версии можно привести только тот факт, что Женева входит в список гастрольных городов Фёдора Петровича, составленный им самим[36]. Иными словами, в Швейцарии он бывал, но никаких достоверных сведений о его пребывании там не сохранилось.

В переговорах с артистом о частных уроках вокала принял участие брат Марии Николаевны, гвардейский офицер и любитель оперы Н. Н. Шульгин, человек, судя по семейным воспоминаниям, очень обаятельный, отличавшийся живым умом и демократическими взглядами. Скорее всего, его искренний интерес к личности Ф. П. Комиссаржевского и увлечённость сценой сыграли свою роль — и сделка была заключена. Её последствия, однако, оказались весьма неожиданными.

Если молодой одарённый артист быстро и естественно принял на себя роль Абеляра, то в этом не было ничего удивительного. Е1о и Мария Николаевна Шульгина не осталась равнодушной и охотно сыграла Элоизу. О заключении официального брака между ними не могло идти никакой речи — Шульгин-старший был человеком вполне консервативных взглядов; происхождение и чин его были таковы, что абсолютно исключали возможность породниться с безродным артистом, прошлое которого терялось в легендах, а вопрос происхождения вызывал оправданные сомнения. Единственный шанс для влюблённых был романтический: побег и тайный брак. К этому крайнему средству они по обоюдному согласию и прибегли. Венчание состоялось в Царском Селе, с шаферами и певчими (одним из шаферов Фёдора Петровича был, к слову, его родной брат Семён — неизвестно, правда, присутствовал ли он лично на венчании или только дал своё заочное согласие), и, собственно, тайным оно было только для отца Марии Николаевны, которому в конце концов, во избежание скандала, пришлось этот брак признать, хотя родственное общение между ним и зятем-артистом так и не установилось. Н. Ф. Скарская писала в своих воспоминаниях, что за безрассудный поступок дочери отец поплатился карьерой: Н. Д. Шульгин был принуждён выйти в преждевременную отставку с повышением в чине до генерал-майора. Однако эти сведения не подтверждаются фактами. Свидетельство о заключении брака от 15 января 1864 года удостоверяет, что в Покровской церкви при женском духовном училище в Царском Селе были обвенчаны «артист Императорских С.Петербургских театров Фёдор Петров Коммисаржевский, Православного вероисповедания, первым браком, 31 год» и «Лейб-Гвардии Московского полка, отставного Генерал-Майора Николая Димитриева Шульгина дочь девица Мария Николаева, Православного вероисповедания, первым браком, 22 года»[37]. Обратим внимание на то, что в момент заключения брака отец невесты уже состоял в отставке. Вскоре и, разумеется, вне связи с обстоятельствами брака сестры вышли в отставку и двое его сыновей.

Видимо, Н. Д. Шульгин был сильным и энергичным человеком, потому что все эти удары его не сломили, а дали другое направление его деятельности. Он организовал в Петербурге собственную транспортную компанию: на личные средства генерала были куплены одноконные каретки-фиакры для общего пользования горожан. Однако по каким-то причинам это транспортное средство популярностью не пользовалось, и вскоре дело пришлось продать со значительными убытками. Пожалуй, эта коммерческая неудача сломила Николая Дмитриевича больше, чем все семейные неурядицы. Он удалился в своё имение Буславля Вышневолоцкого уезда, где вёл чрезвычайно уединённый образ жизни, был нелюдим и слыл человеком крутого и жёсткого нрава. В северном имении, занимаясь хозяйством и домом, он прожил ещё несколько лет до своей смерти 11 февраля 1873 года и был похоронен в селе Федово Вышневолоцкого уезда[38]. Имение отошло по завещанию братьям Марии Николаевны. Потом в нём долгое время жил и хозяйствовал Николай Шульгин, навещать его приезжали в Буславлю и Мария Николаевна, и её дети. Вера Комиссаржевская с детства испытывала к дяде особенную привязанность.

Перед смертью Н. Д. Шульгин успел примириться с дочерью. По прошествии нескольких лет после своего отъезда из Петербурга он, при содействии младшего сына Николая, поддерживающего отношения с сестрой и её семейством, предпринял усилия для сближения. Комиссаржевские получили приглашение провести лето в Буславле вместе с детьми. Фёдор Петрович этим приглашением не воспользовался — вероятнее всего, из соображений ущемлённой гордости, а Мария Николаевна с дочерьми отправилась в отцовское имение. О проведённом там времени, деде и самом имении будет впоследствии очень эмоционально вспоминать Н. Ф. Скарская. Этим воспоминаниям мы ещё посвятим соответствующие страницы.