Виконтесса Эдна — матушка Нима — радушно предложила мне и моим бойцам остаться в своём особняке до отъезда, но я отказался. Не хотелось подвергать опасности хорошую женщину и её двух дочерей. Узнай граф Абра, где я нахожусь, тут же организовал бы нападение на усадьбу Агосто. Ему же не привыкать чужими руками устранять проблемы. Поэтому и позаботился заранее снять в почтовой гостинице комнату, в которой сейчас слушал Рича с Жалом о проделанной работе. Они расположились напротив меня и жадно поедали рыбный пирог, попутно прикладываясь к огромным кружкам с пивом.
— Мы, как в город пришли, облазали все центральные улицы, возле ратуши потолклись, с бродягами поговорили, — вытаскивая изо рта рыбью кость, отчитался Рич. Оценив её размеры, хмыкнул и бросил на стол. — Я подумал, что низариты не станут рисковать и разгуливать по Натандему в своих дурацких балахонах. Это же как крикнуть в толпе, что ты сумасшедший. Значит, они будут в обычных одеждах. Но внешность-то куда денешь? Вот и спрашивал, не встречал ли кто смуглолицых людей в городе? Один оборванец подсказал, что в порту крутились несколько матросов с корабля, пришедшего из Скайдры. Ладно, сходили, — Рич отхлебнул из кружки пенного, а Жало только кивнул, подтверждая слова старшего. — Действительно, тёмненькие. Только это аксумцы на своей карке приплыли в Натандем. Потом я поставил себя на место наёмников и стал думать, где бы спрятался, чтобы никто особо не обращал на меня внимание, и недалеко от графского особняка. Выходило, что в самом особняке под крылышком Абры лучше всего, или снять какой-нибудь захудалый домик, не бросающийся в глаза.
— Я их там не видел, — задумчиво произнёс я, сидя на стуле и покачивая ногой. — Меня сразу провели в дом, препятствий не чинили. Будь по-другому, Абра постарался бы скрыть их присутствие.
— Ага, — кивнул Рич. — Поэтому прогулялись по улочке, поглядели на дворец этого прохвоста, дождались комендантского часа и вернулись в таверну, где сняли комнату на ночь. А потом стали думать, где чёртовы низариты могли на дно прилечь. Искать их в слободке — время зря терять. Но нам повезло…
Пластун замолчал, увлечённо поедая очередной кусок пирога, пока Жало не слопал остатки. Я терпеливо ждал. Если Рич не торопится рассказывать про везение, на то были причины.
— До рассвета мы через окно таверны вылезли на улицу и прокрались к особняку, — поняв по моему лицу, что молчание неприлично затягивается, Рич вытер губы тыльной стороной ладони и продолжил: — Нужно было обойти рыночную площадь, где патруль ходит чаще всего. И что думаешь? Наткнулись на странную парочку, спешащую как раз на Орхидейную улицу.
— Куда? — у Гуся, скромно сидевшего возле двери, вытянулось лицо.
— Особняк графа находится на Орхидейной улице, — пояснил Рич. — Не знали? Забавно. Вообще-то даже у самой захудалой улочки есть название.
— Дальше говори, — поторопил я друга. — Это точно были низариты?
— Точнее некуда, — хохотнул Жало, сыто откинувшийся к стене. — Чёрные балахоны, узкая прорезь для глаз, рукоять меча за плечом. Ты же сам, командор, описывал этих низаритов.
— Мы были далековато от них, — признался Рич, — но я тоже узнал халь-фаюмцев. Они сразу же нырнули в проулок, но я за ними не пошёл. Потому что и стало так ясно, где их искать.
— Первая догадка подтвердилась, — мрачно кивнул я. — Низариты каким-то образом узнали о приезде виконта в Натандем. Ну, это не удивительно, если сам Ним предупреждал меня, что его ещё в Скайдре заметили. Значит, прибыл сюда с «хвостом». Теперь бы узнать, сколько их всего.
— Четверо, — неожиданно ответил Рич. — К этим двоим присоединилась ещё одна парочка, и они целый день следили за особняком. Видели, как ты приехал с визитом к графу. Интересно, они тебя узнали?
— Откуда? — я пожал плечами. — Все, кто меня в лицо видел, померли, кроме одного, которого я упустил. Но тогда было очень темно, поэтому нет смысла переживать.
— В Скайдре их тоже полно, — возразил Рич. — Давай исходить из того, что они тебя знают.
— Допустим, — я не стал спорить. — Ты проследил за ними?
— Да. Они снимают какую-то развалюху в слободке. Подходы к дому мы изучили. Там только два пути для побега, если на них напасть: через соседний огород или по улице, куда одно окошко выходит.
— План сможешь набросать?
— Вполне, только бумагу, перо и чернила надо.
— Гусь, слетай вниз к хозяину трактира и попроси у него, — приказал я и выложил из своего кошелька три либра. — Вот, должно хватить.
Гусь вернулся довольно быстро и выложил на стол всё необходимое. Рич тут же нацарапал на плотной бумаге жёлто-серого цвета несколько линий и квадратиков, в одном из которых поставил четыре крестика.
— Не приучен к картографии, — ничуть не смущаясь, сказал пластун.
Мы все склонились над листком и стали изучать своеобразный план дома, в котором сейчас скрывались низариты.
— Надо их сегодня брать, — решительно сказал я. — Другого подходящего момента не будет. Завтра утром я должен ехать в Скайдру. В конце концов, меня невеста ждёт.
— Погуляем на свадьбе, командор, — ощерился в улыбке Жало. — Эх, здорово!
— Ты сначала с халь-фаюмцами разберись, — шутливо щёлкнул его по носу Гусь.
— Разберёмся, — самоуверенно произнёс штурмовик.
— Людей виконта мы привлекать не будем, — тут же обозначил я свою позицию. — Они против такого противника не устоят. Перережут их как курей, а я потом Ниму в глаза смотреть не смогу. Поэтому действуем своими силами. Нас одиннадцать человек, почти по трое на каждого низарита.
— Агосто говорить не будем? — на всякий случай поинтересовался Рич. — Он ведь ждёт, когда мы поделимся своим планом.
— Ни в коем случае! Чересчур горяч, помешает только. Сделаем дело — сам поговорю, — я покачал головой и пояснил: — Сейчас ему нельзя выходить против графа на поединок. Виконт в розыске, и его появление здесь даст Абре законное право на арест. Приказ герцога Хуггорта подлежит исполнению в Натандеме, и к сожалению, мы вынуждены учитывать это обстоятельство. Единственный шанс наказать графа — устроить нападение где-нибудь в окрестностях или выманить его для поединка куда-нибудь подальше отсюда.
— Как сложно, — почесал затылок Гусь.
— Это тебе не к добропорядочных горожанам в дом ночью залезать, — подколол его Рич, вспомнив прошлую жизнь парня.
— Ну, там тоже рисковать приходилось, — ухмыльнулся десятник. — Мог и на дубинку слуги нарваться или на выстрел из пистолета.
— Гусь, хорош свою воровскую жизнь оплакивать, — оборвал я штурмовика. — Зови парней, будем разрабатывать план.
Остальные бойцы поселились в одной из дешёвых комнат, которые владелец гостиницы предоставлял слугам, сопровождавшим своих господ. Зачастую бывало, что в каждой комнате проживало до пятнадцати-двадцати человек, женщин и мужчин. Но нам повезло. Один только вид штурмовиков, больше похожих на вольных морских братьев с многочисленными шрамами на руках и рожах, а также моё вежливое пожелание поселить «слуг» рядом с собой, мгновенно поменяло привычку хозяина заниматься непотребством. Свободная комната нашлась, причём, напротив моей.
Благодаря этому через пять минут вся команда набилась в мою каморку и внимательно слушала боевую задачу.
— Все вы уже знаете, кто такие низариты, — обвёл я взглядом штурмовиков. — Не буду повторять, насколько они опасны. Последний раз мне пришлось с ними столкнуться в Рувилии, и только благодаря тому, что постоянно находился в готовности, я отбился от этих чёрных убийц.
Бойцы зашумели, стали переглядываться. Только Рич был спокоен. Ему я сразу рассказал о нападении халь-фаюмцев в столице и подарил трофейный тальвар, которому он оказался невероятно рад и теперь носил за спиной на манер низаритов, только ремни пришлось немного переделать под свой хват.
— Наговорились? Теперь о главном. Сегодня ночью идём резать халь-фаюмцев. Их четверо, арендуют развалюху в слободке. Чем внезапнее будет нападение, тем больше шансов для многих из нас увидеть рассвет. Одного низарита нужно схватить живьём, поэтому брать его буду я и Рич. Сейчас сформируем остальные двойки. Каждая из них будет атаковать одного наёмника. Гусь и Босой — первая группа. Жало и Муравей — вторая. Щербатый и Жадюга — третья. С этим ясно?
— Понятно, — вразнобой ответили штурмовики, осознавая, какое опасное дело им предстоит.
— А я? — обидчиво спросил Тюлень, рвавшийся расправиться с низаритами с той поры, как они попытались убить виконта на «Соловье».
— Для тебя другая задача, — хмыкнул я, переглянувшись с Ричем. Тот понятливо улыбнулся, но промолчал. — Бык и Бритый останутся караулить карету и лошадей. Ночью в слободке слишком много любителей присвоить себе чужое добро. Поэтому будете всеми способами вразумлять идиотов.
— До смерти? — Бык осклабился.
— По своему усмотрению, — я отмахнулся. — Хоть головы откручивайте — нормальные люди вам спасибо потом скажут.
— Это дело, — обрадовался Бритый, потирая выскобленный до синевы подбородок. Собственно, поэтому его так и прозвали.
А мне было важно, чтобы парни перестали испытывать дрожь в коленях от одного лишь имени наёмных убийц. Только через серьёзный бой, когда опасный враг готов вскрыть твою глотку или выпустить кишки, приходит уверенность в своих силах. Возможно, кого-то из бойцов я сегодня потеряю, но остальные уже никогда не испугаются халь-фаюмцев. В конце концов, Орден не всемогущ, он тоже теряет своих людей.
— Раз понятно, подходите к столу, будем разрабатывать план, — подозвал я штурмовиков.
Закончили разбирать все нюансы тактической схемы, когда за окном стемнело и пришлось зажечь магический фонарь. Я отправил парней подготовиться к ночному визиту: нужно было проверить оружие, выбрать амулеты, более всего пригодные для намечающейся драки. Обычно в таких делах чаще всего пользовались амулетами, затворяющими кровь, или формирующими защитный магический доспех от смертельного удара. Такие были у всех штурмовиков.
Выехали из гостиницы за полчаса до комендантского часа. Сейчас с этим в Натандеме было очень строго. Любое перемещение по городу запрещалось кроме курьеров и всех остальных, кто имел на руках особое разрешение. Надо понимать, что подобной грамоты у меня не было. Выписывал их военный комендант, где стояла его личная подпись и печать, а также графа Абры.
До того, как одиннадцать раз прозвенел колокол, наш отряд уже находился на окраине города в небольшом подлеске, где мы оставили карету и лошадей под присмотром Быка и Бритого, а сами незримыми тенями через овражки, заваленные гниющими городскими отходами, пробрались к слободке. Рич уверенно вёл нас извилистыми улочками, то и дело ныряя в какие-то сомнительные проулки, где был риск столкнуться с нежелательными личностями. Нам свидетели не нужны, как и лишние жертвы, поэтому мы шли максимально осторожно. Теперь-то уж торопиться не стоило.
Забавно, что на наше движение не реагировали собаки. То ли их всех сожрали, то ли местное население предвзято относилось к чутким охранникам. А вот кошек здесь хватало. За несколько минут, пока мы крались вдоль нахохлившихся в темноте развалюх, под нашими ногами порскнули пять-шесть приземистых теней, злобно шипящих и фыркающих.
Сама слободка представляла из себя скопище невзрачных домишек, притулившихся друг к другу перекошенными пряслами из жердей, словно пытавшихся отвоевать для себя хоть небольшой клочок земли, на котором можно вырастить немного капусты, моркови и прочей зелени. Нам пришлось перебираться через них, цедя сквозь зубы солёные морские словечки в адрес тех, кто вздумал перегораживать улочку забором из гнилых плах или, к примеру, вырыл выгребную яму там, где её нормальный человек и не подумает обустраивать. Муравей едва не улетел в одну из них, смердящую и неглубокую. Его вовремя схватили за крепкий парусиновый воротник куртки.
Наконец, мы достигли конечной точки. Дом, где сейчас прятались низариты, стоял в маленьком дворике, обнесённом низким заборчиком, через который даже ребёнок перешагнёт. Рядом находились какие-то постройки, а в соседней халупе горела свечка и слышались пьяные голоса.
Мы залегли в густом пыльном бурьяне и замерли в ожидании. Нападать сейчас я не собирался. Ещё даже полночь не наступила, и низариты вряд ли послушно легли спать. Вон, в слюдянистом оконце, выходящем на извилистую улочку, виден тусклый отсвет магического фонаря.
— Они дома, — облегчённо вздохнул Рич мне в ухо. — Я переживал, что не успеем.
— Если низариты куда-то собрались, то раньше, чем через три часа, они носа не высунут, — возразил я. — Ты морион не забыл?
— Со мной, — приложил ладонь к груди пластун. — У Гуся и Тюленя они тоже на месте. Лично проверил.
— Ладно. Пора тебе наведаться в гости, — я кивнул на темнеющий силуэт дома.
Рич кивнул и вертким ужом скользнул вперёд, только стебли бурьяна и полыни качнулись ненадолго — и замерли в неподвижности. Изредка кто-нибудь шёпотом поминал акулье дерьмо, отгоняя назойливого комара. Шуметь я категорически запретил. Пусть хоть целая армия насекомых будет ползать по коже — молча терпи. Сегодня выдался шанс убить двух зайцев сразу: взять «языка» и спасти виконта. И я не собирался его упускать.
Мой внутренний хронометр подсказывал, что прошло уже больше получаса, и хотел было заволноваться за Рича, как услышал шорох травы. Мой боевой товарищ вернулся живым и невредимым, и приникнув к уху, зашептал:
— Во двор никто не выходил, но за дверью я слышал голоса. Минимум, трое. Помимо окошка на улицу, есть ещё одно, выходящее на соседний дом. Но оно маленькое, через него только ребёнок пролезет.
— Остаётся дверь и окно на улицу, — кивнул я. — Просто так в гости не войти, придётся Тюленя задействовать. Эх, жаль, ручные бомбы на «Эпинали» остались. Так бы одну за дверь закинули, а вторую в окошко. Пока низариты очухаются, мы уже внутри режем их.
— Как знал, что прихватить парочку надо, — ухмыльнулся Рич и достал из-за пазухи два кругляша с короткими запалами, похожими на свинячьи хвостики.
— Ах ты, маленький шалунишка, — угрожающе-ласково произнёс я. — В моих вещах рылся?
— Да мальчишка-вестовой, паршивец Тью, твои вещи перебирал и обнаружил бомбы, после чего решил расколупать оболочку, едва успел за руку схватить, — пояснил пластун. — Оттаскал паразита за уши и потом до самого вечера гонял по палубе, отрабатывая приёмы ножевого боя.
Тью, ставший моим слугой-денщиком, приносил очень много проблем своим темпераментом. Ему нужно было постоянно совать нос туда, что его очень интересовало. Избыток энергии я старался сбить тренировками настолько тяжёлыми, что паренёк должен был упасть без сил и не подниматься долгое время. Но через два-три часа он снова скакал неугомонным кузнечиком. При мне он хотя бы вёл себя дисциплинированно. И ведь ему не десять лет, когда жажда познания мира невероятно велика, а уже вполне крепкий юноша, умеющий держать оружие. Да и умишка поболее становится.
— Ну, драть уши — занятие полезное, — пробормотал я, поглаживая глиняные бока бомб. — Гусь перепончатый, ползи сюда с Босым. Задание дам.
Парни тут же оказались возле меня, и я протянул Гусю бомбу.
— Ты знаешь, как пользоваться. Поэтому как только услышишь взрыв в доме, кидай свою в окно. И сразу же после этого врываетесь вовнутрь. Раненых не жалеть, резать так, чтобы больше никогда не поднялись на ноги. Одного оставляем в живых. Ясно?
— Так точно, командор, — прошептал Гусь.
— Главное, не проморгайте сигнал, — я задумался о необходимости усовершенствовать бомбы. Сам по себе глиняный корпус большого вреда противнику не наносит, а осколками может только посечь; а вот горит магическая смесь просто превосходно, что сейчас для нас нежелательно. Но выхода не было. Оглушающий эффект ручной бомбы просто великолепный, надо лишь быстро воспользоваться им, не дать низаритам опомниться от шока. А насчёт усовершенствования… Живя в Рувилии, мне попался на глаза печатный новостной листок, в котором рассказывалось о попытках учёных изобрести метательную ручную гранату. Они не догадывались, что на Керми мы уже вовсю пользовались такими. Но в статье говорилось о попытках использовать пустотелый чугунный корпус, начинённый порохом. Справедливо считалось, что при разрыве корпус разлетится на мелкие кусочки и поразит врага на большом расстоянии. Вот такой боеприпас я бы приобрёл. Надо потом, как разгребусь со всеми проблемами, съездить в Суржу, где эти экспериментаторы живут, найти их и предложить им работать на меня. Если, конечно, военное ведомство к ним уже не присмотрелось.
Мы прождали ещё около часа, пока неуёмные соседи, наконец, не затихли, сваленные с ног местной самогонкой. Я подал сигнал — и девять размытых теней бросились к нужному для нас дому. Гусь с Босым заняли позицию возле окна, старательно и тихо притаптывая густую траву, нахально лезущую на стену, а я с остальными перемахнул через забор, не трогая перекошенную калитку, висящую на проржавленных петлях. На самой калитке висели едва видимые глазу тонкие волоски-проволочки. Опытный человек на такой финт не попадётся, а вот незнающий предупредит о себе заблаговременно неосторожным прикосновением.
Четверо штурмовиков встали за углом дома, ожидая моего сигнала к атаке. Я подозвал к себе Тюленя и на ухо прошептал, что ему нужно сделать. Парень довольно ухмыльнулся и проскользнул обратно к забору. И через минуту послышался натуральный младенческий плач. С каждым мгновением он становился выше и надрывнее. Не знаю как другие, но мне стало не по себе. Словно по сердцу тупым ножом провели. Несчастный ребёнок, подброшенный к порогу дома сердобольных соседей — от такого не отмахнёшься, кем бы ты ни был в жизни: безжалостным головорезом или тихим работягой. Вроде бы привык к фокусам этого уникального парня, а всё равно душу рвёт.
И Тюлень сыграл так, что я мысленно ему поаплодировал. За дверью послышались раздражённые голоса, в которых проскальзывали нотки недоумения. Показываю знаком Ричу, чтобы тот не торопился. Дверь осторожно приоткрылась, на крыльце нарисовалась фигура с тальваром в руке. Человек спустился по ступенькам вниз, а второй его контролировал. И в этот момент Тюлень прекратил вопить.
— Дерьмо! — выругался низарит, бродивший вдоль забора. — Кошки, наверное.
— Что ты болтаешь? — откликнулся второй. — Это плакал ребёнок. Разве трудно отличить визг драной кошки от детского плача?
Говорили они на диалекте пустынников восточных провинций Сиверии, как раз примыкающих к Халь-Фаюму, и который я неплохо знал, поэтому спокойно слушал перекличку низаритов.
— Я никого здесь не вижу, — наёмник перестал расхаживать по двору и вернулся к крыльцу.
— Вы ещё долго орать на улице будете? — послышался голос третьего, и я жестом показал Ричу, чтобы тот активировал бомбу. Пластун, прижавшись к стене, шагнул из-за угла, одновременно с этим дёргая «свинячий хвостик». Шар с дробным стуком покатился под ноги низаритов. Рич отшатнулся назад — из дверного проёма полыхнуло жёлто-алым огнём, что-то прогрохотало по стенам, раздались вопли людей.
— Марра! — рыкнул я негромко сигнал для атаки и первым влетел в раскуроченный взрывом коридор, уходящий в глубину дома. Жутко воняло алхимической кислятиной, одна стена уже занялась огнём, на полу лежал человек, закутанный в боевой костюм низарита, ещё один, пошатываясь и закрывая лицо руками, стоял в трёх шагах от меня. Его я и ударил кортиком в левую часть груди. Клинок сыто блеснул серебром, выпивая жизненную энергию низарита. Лежащего добил Муравей, который вместе с Жалом оказался впереди, и уже успел схватиться за ручку двери, ведущей в помещение.
— Стоять! — гаркнул я, и в этот момент оглушительно хлопнул второй разрыв где-то в самом доме.
Мы не знали, сколько здесь комнат, поэтому Муравей с Жалом и Щербатый с Жадюгой сиганули вправо за угол, сшибая с дороги лавки и какую-то домашнюю утварь, а я с Ричем повернули налево, надеясь, что кто-то из низаритов остался жив.
Не думал, что обрадуюсь врагу, прыгнувшему нам навстречу. А это был невероятно крепкий и широкоплечий боец с обритой налысо головой, совсем необычной комплекции для халь-фаюмских наёмников. Орден предпочитал жилистых, худощавых воинов, чтобы те могли свободно проникать в любую щель. Нашего противника, скорее всего, готовили как телохранителя, но в драку он вступил не задумываясь.
Рич моментально швырнул в него два клинка и скользящим шагом ушёл с линии удара. Громила небрежно отбил их тальваром и сразу перевёл его в плоскость, полосую воздух передо мной. Техника у низарита была отменной. Он не пытался мощными ударами сломить моё сопротивление, а показывал чудеса изящного владения клинком. Тальвар словно бабочка порхал передо мной, не давая перейти в наступление. Зато кувыркнувшийся Рич оказался в доступной близости от врага и полоснул его ножом по коленному сгибу. Громила взревел и пошёл в лобовую атаку. Я заметил, что он не пытался встать в традиционную для низаритов «позу гнева», то есть не вскидывал меч к правому плечу, держа рукоять двумя руками. Он справедливо опасался дальнего укола кортиком, зато умело пользовался обыкновенным «пиратским» приёмом вертикального удара с переходом на горизонталь. С такими штучками я был знаком, поэтому порадовался, что взял с собой кортик, а не трофейный тальвар. Клинок почувствовал энергию боя и стал белеть на глазах, шипя от каждого соприкосновения с мечом низарита. Глаза у лысого громилы распахнулись от удивления, но лишь на мгновение. Он размашисто полоснул вдоль бедра, отбиваясь от очередного прыжка Рича, который как неведомое животное, приняв низкую стойку, пытался достать наёмника.
Если бы вместо него был обыкновенный дарсийский вояка, Рич уже плясал бы на трупе врага зажигательный танец. Но низарит каким-то образом уходил от режущих ударов, часть которых всё-таки достигли цели. Одна штанина напиталась кровью, подрезанное сухожилие даёт о себе знать стреляющей болью, которую противник преодолевал с невероятным упорством. Во втором бедре торчит нож. В какой-то момент его левая рука метнулась за пазуху, и я сразу сообразил, что сейчас может произойти.
В воздух мы взмыли одновременно. Но если низарит только готовился нанести смертельный удар сверху и отвёл тальвар чуть в сторону, не ожидая, что у меня тоже есть морион, то я целенаправленно вогнал кортик в ямку под кадыком. Клинок с шипением пронзил горло, жало вынырнуло наружу, и я тут же легко взрезал шею, давая своему оружию напиться вражеской крови.
Низарит с тяжёлым грохотом упал на пол, а из широкой раны вытекло совсем немного, словно мой клинок в самом деле осушил халь-фаюмца. Рич к тому времени бросился в другую часть разгромленного дома, где Муравей, Жало, Щербатый и Жадюга прижали последнего наёмника в угол.
А вот этот низарит как раз своим телосложением больше подходил на роль опасного, всюду проникающего тихого убийцы. На вид ему было лет тридцать или чуть больше, толстая, замысловато заплетённая косица спускается на спину. Одет в серые широкие штаны и такую же рубаху, левый рукав которой уже напитался кровью. Вряд ли это рана от палашей, скорее, посекло осколками бомбы.
С непроницаемым лицом последний живой враг слегка согнул ноги в коленях и положил клинок на левое предплечье, ожидая следующего выпада моих штурмовиков. Я демонстративно вытащил пистолет и взвёл курки, после чего направил его в сторону врага.
— Ты же понимаешь, что живым отсюда не уйдёшь? — спросил я на диалекте пустынников, чего низарит не ожидал вовсе. Его непроницаемая маска дала трещину. — Предлагаю хороший размен. Ты рассказываешь, как вас нанимал граф Абра для убийства виконта Агосто, а я дарю тебе жизнь.
— Я её все равно потеряю, не от твоего пистолета, так от клинка братьев, — глухо пробормотал низарит. — Федаины не имеют дел с трупами.
— Ну, это ты зря, — я дал знак Ричу, чтобы тот прибрался в доме и организовал охрану на улице. Гусь с Босым маячат возле окна, ожидая моего приказа, остальные замерли, направив палаши на раненого низарита. — Я ведь до сих пор живой, а ведь три раза сталкивался с твоими братьями. И умирать не собираюсь ещё долго.
— И что ты можешь мне предложить? — ухмыльнулся федаин, незаметно переступая с ноги на ногу, как будто готовясь к решающему броску. Для него сейчас существовала только одна цель — я. И он готов умереть, забрав меня с собой в могилу. Передо мной маячит Щербатый, наклонившись вперёд как злобная гончая, желающая добраться до глотки загнанного зверя. При таком раскладе наёмник до меня не доберётся. Сначала ему придётся убить штурмовика, а второго шанса уже не будет. И он это понимает.
— Я стреляю отменно, — предупреждаю его на всякий случай. — Не искушай судьбу. А предложить я могу тебе самое ценное, воин: жизнь, наполненную страданиями, подвигами и победами. Всё, как вы любите в своём Ордене.
— Сладко поёшь.
— Как твоё имя, воин?
— Наби-Син.
Хороший знак. Халь-фаюмец начал оценивать свои шансы.
— Если ты примешь моё предложение, я возьму тебя под защиту. Ты станешь моим штурмовиком, обучишь молодых воинскому искусству.
— Меня всё равно найдут и убьют за предательство, — мне удалось поколебать уверенность Наби-Сина, потому что началась стадия принятия. — Моё имя проклянут и предадут забвению.
— Ты никого не предавал.
— Нарушение клятвы — уже предательство, — низарит всё так же держал стойку, выгадывая момент для броска.
— Если только кто-то не заберёт эту клятву, — я ухмыльнулся, видя расширившиеся от удивления глаза.
— Ты хочешь сразиться со мной?
— Именно. Если мой клинок попробует твоей плоти, ты станешь служить мне до самой смерти…
— Зачем тебе это, командор? — не выдержал Рич. Он догадался, к чему я клоню. — Навалимся на него, свяжем и доставим к герцогу. Пусть Хуггорт сам решает, что делать с убийцей.
— Дайте нам побольше места, — я махнул переливающимся перламутром кортиком и покачал кончиком, призывая Наби-Сина выйти на середину комнаты.
Да, это была авантюра чистейшей воды. На таком маленьком пространстве против низарита, обученного драться даже на узеньком мостике, перекинутом через ущелье, у меня не было шансов. Но я точно знал, что Наби-Син и рта не раскроет перед герцогом. Он лучше умрёт, но Абру не сдаст. А подчинив его себе кровавой клятвой, был шанс потопить графа и спасти виконта Агосто.
Штурмовики разошлись по сторонам, а Тюлень, ворвавшийся в дом, когда уже всё было кончено, демонстративно достал пистолет и направил его на ночного убийцу. Наби-Син оскалился, показывая крепкие зубы с налётом желтизны. Ага, куфесаби увлекается!
— Ты смелый, кондотьер, но сегодня умрёшь, — буднично произнёс он очевидную банальность.
— Бейся, — я чувствовал его неуверенность, и только выставив кортик на уровне глаз, увидел, что клинок стал раскаляться от кончика до гарды, постепенно наливаясь ярким чистейшим белым цветом.
И Наби-Син сделал неуловимое движение руками, перенося оружие из статического положения в плоскость, чтобы вскрыть мне грудную клетку горизонтальным ударом справа налево. Всего один удар, который отразить мог такой же низарит, обученный подобным фокусам. Дело в том, что положение клинка мгновенно менялось, когда противник выставлял оружие для блокировки, и удар уже шёл сверху. Именно в этот момент я и отмахнулся кортиком, разрубив тальвар пополам. А вторым движением вспорол косым ударом рубашку, оставив на груди Наби-Сина глубокий разрез, из которого полилась кровь.
Низарит впал в глубочайшее раздумье, глядя на обломки своего меча, а потом медленно встал на колени, размазал кровь по ладонями и протянул их мне. Я приложил кортик плашмя к его груди, ощущая дикую вибрацию клинка. Он самым настоящим образом выпил кровь, оставив свежий шрам как напоминание о клятве. Которую я не знал как принимать. Чтобы у пленника не появилось сомнение, а правильно ли он поступает, я решительно ударил плоскостью кортика по его правому, а затем и левому плечу.
— Отныне ты мой слуга и воин, — торжественно произнёс я в повисшей тишине. — Прежние клятвы переходят ко мне, и любая твоя беда станет моей бедой, как и моя — твоей.
— Мидкалу. Макалор. Мансум, — пробормотал непонятную для меня мантру низарит и поднял голову, размазывая кровь по лицу. — Да будет так, мой господин.
Из всех штурмовиков, потрясённых этой сценой, только Рич глядел скептически. И когда Наби-Син поднялся с колен, сказал:
— Командор, надо бы его связать покрепче. Клятва клятвой, но от фанатиков можно ожидать чего угодно.
— Я не фанатик, — гортанно произнёс низарит. — Я воин.
— Какой же ты воин, если режешь в ночи тех, на кого укажет заказчик? — фыркнул пластун, поигрывая метательным ножом, который при случае готовился метнуть в пленника. — Вот эти парни — воины, они честно сражаются с врагом лицом к лицу. Так что я буду за тобой присматривать.
Наби-Син благоразумно промолчал, и это было правильно. Иначе бы слово за слово — и вся игра, затеянная мною была бы погублена. Показал жестом Ричу, чтобы тот прекратил провоцировать низарита.
— Надо уходить, — сказал я. — Муравей, Щербатый! Свяжите руки Наби-Сина и обыщите его очень тщательно. Все складки одежды, обувь. Каждый предмет должен быть извлечён.
— А что за предметы? — поинтересовался Щербатый, полосуя ножом застиранную холстину, которую содрал с окошка. Полученными лоскутами он крепко стянул запястья низарита, а Муравей начал споро его охлопывать с ног до головы.
— Любые, — раздражённо ответил я. — Очистите его карманы полностью!
Нужно было торопиться. Едкий дым из прихожей уже затянуло в дом, и многие стали покашливать. Не разбей ранее Гусь окно, дышать было бы и вовсе невозможно. Тюлень, оказывается, умудрился потушить горящую стену, чтобы разгорающийся пожар не привлёк внимание местных жителей и не устроил переполох в слободке.
— Убитых оставим здесь, дом сожжём, — распорядился я. — Рич, возьми с собой Гуся, Щербатого, Жадюгу и веди Наби-Сина к карете. Не забудь вложить ему в рот какую-нибудь деревяшку и крепко примотать, чтобы не выплюнул.
— Господин мне не доверяет? — лицо низарита осталось непроницаемым.
— А зачем деревяшка? — удивлённо спросил пластун, замерев на месте.
— Чтобы он не перегрыз зубами свои вены, — пояснил я. — Извини, Наби-Син, так нужно. Когда ты расскажешь о преступлении графа Абры, только тогда я могу быть спокойным.
Рич с парнями увели низарита с собой, а я с оставшимися штурмовиками забрал трофеи: три меча и столько же морионов пополнили наш арсенал. Особенно я радовался чёрному хрусталю, которого у нас становилось всё больше и больше. Когда Наби-Син докажет свою преданность, можно будет выяснить у него, где добывают морион. И вообще, на этого наёмника у меня большие планы. Самое главное, что я понял, глядя в его глаза — он не был фанатиком Ордена. Настоящих бойцов всегда видно по характеру, темпераменту и ещё многим незначительным деталям. А Наби-Син оказался именно таким человеком. Ладно, морализировать на тему добра и зла будем потом, а сейчас нужно торопиться.
Через полчаса мы растворились в темноте и глухой тишине затаившейся слободки, которая, конечно же, не спала и слышала, что где-то рядом происходят нехорошие вещи. Мы уходили к оставленным в подлеске лошадям и карете, а за нашими спинами разгорался огонь, пожиравший следы ночного боя. Когда он всполошит жителей города, наш отряд будет в поместье Агосто готовиться к отъезду в Скайдру.
Оставалось только посвятить в свои планы молодого виконта и забрать его с собой в Скайдру. Когда он рядом — мне спокойнее.
Едкий дым, забивший горло, помог Дор Хадану вынырнуть из небытия, в которое его обратила яркая вспышка и взрыв, после которого грудь и лицо обожгло болью. Открыв глаза, он увидел, что так и лежит на полу в коридорчике, а из двери вырываются языки пламени и стелется вонючий дым. Снова запершило, подкатившая тошнота заставила федаина извергнуть из желудка горькую слизь. Встав на колени, он покачал головой, приходя в себя. Правый бок нестерпимо жгло. Дор Хадан приложил к нему ладонь и почувствовал, как она стала мокрой и липкой. Это была кровь. Видимо, его пытались уже раненого добить, но клинок врага удачно прошёл мимо жизненных органов. Ничего, главное — жив. Низариты и не с такими ранами добирались до своих тайных лагерей. И он доберётся, расскажет всё амалю.
В разгорающееся пламя Дор Хадану хватило ума не лезть. В таком состоянии себя бы спасти, а не братьев вытаскивать. Да и мертвы они, судя по всему. Если неизвестные столь вероломно напали на них, значит, шансов никаких не осталось. Хотя, в смерть Наби-Сина федаин верил с трудом.
Из дома на улицу он выполз на коленях, ощущая за спиной жар разгорающегося пламени. Трещали доски, судя по звукам, начала рушиться крыша. Дор Хадан застонал и встал, прижимая ладонь к ране. Он не соображал, куда идти, полностью потеряв ориентиры. Где-то кричали люди, звонко бил набат, но попадаться на глаза местных жителей молодой федаин совершенно не хотел. Иначе его отвезут в городскую управу и начнут допрашивать, кто он такой, откуда взялся, и самое худшее — обвинят в поджоге, а то и шпионом объявят.
Поэтому Дор Хадан и постарался скрыться в темноте, где ни один отблеск от полыхающего жилища не смог бы достать его. Перевалившись через препятствие в виде жердей, он вскрикнул от удара о землю, но не потерял сознание, а на коленях пополз всё дальше и дальше от места, где приняли последний бой его братья.