Королевство Русское. Книга первая. Андрей Юрьевич

Глава 6

Событие шестнадцатое

Causa causalis

Причина причин (главная причина).

Как рассказать людям, совершенно незнакомым с химией и физикой, про феррит и аустенит? А ведь надо. Надо с кого-то начинать. Хотя бы для того, чтобы понять, как эту информацию довести до всех кузнецов и металлургов Русского королевства. И дело даже не в дамаске, и тем более булате, дело в производительности труда. Тем же студентам на вводных лекциях профессор Виноградов приводил такой пример про производительность.

Выход годного — это термин такой, при сыродутном процессе с маленькими и, главное, низкими печами был меньше одного килограмм железа, более совершенные кричные средневековые печи, которые сделали выше и попытались подать подогретый воздух, выдавали уже около пятидесяти килограмм, а первые домны или пудлинговые печи уже могли выдать до сто пятьдесят килограмм железа в час. Ну, студенты говорили, больше печь — больше выход.

— Это понятно, но я вам говорю не про общий выход, а про количество загруженной шихты, садка печи обычно оставалась более-менее постоянной, от двухсот до пятисот килограмм смеси угля и руды на одну загрузку печи. В разы увеличилось извлечение.

— Ковали, — отмахнулся от вопроса Виноградов. Металл, ну или железо. Это тоже раствор, как и соль в воде. Только вода — это железо, а соль — это графит или уголь, или сажа, или углерод, как его называли ромеи. Так вот, в этом железе, — он показал на вчерашний толстый меч, — сажи или графита, или лучше углерода, который придаёт стали твёрдость, просто очень мало. Одна часть от двух с половиной сотен (0,4%). И давайте назовём этот металл латинским словом феррит.

— А в этом? — Ероха поднял с земли меч из свейского железа.

— Чтобы графит больше растворялся в железе, нужно его легировать. Например, добавить никель. Ну, это как в воду в том кувшине с солью долить совсем немного вина. Но свеи в своё железо никель не добавляют, они не болотную руду берут, а шахты роют, и в этих шахтах в кусках железной руды сразу есть небольшое количество никеля, которое позволяет углерод удерживать. Получается не феррит, а аустенит. Металлурги, там, на западе, называют его так по фамилии учёного англицкого Остина, который и понял, что это такое.

— Так у нас в руде этого никеля нет, что же нам делать? — задал правильный вопрос Ероха.

— Молодец. Это главный вопрос. Аустенит можно получить и без никеля. Он, кстати, может растворить в себе гораздо больше углерода, до двух частей от сотни, в пять раз больше мягкого феррита (около 2%). А нужно всего лишь сделать следующее — поднять жар или температуру в печи. Как только жар в печи начинает подниматься выше девятисот градусов — свойства получаемого железа начинают сразу улучшаться. Это объясняется тем, что если углерод растворится в аустените, то потом не может никуда деться из металла. Но он хитрый, ему надо куда-то «спрятаться» при охлаждении железа и переходе из высокотемпературного аустенита в существующий при более низких температурах феррит.

— Девятьсот градусов? Это чего? — Ероха последнюю часть лекции не понял, это по физиономии видно было. Задумчивая такая физиономия, хоть и чумазая.

— Это когда у вас заготовка в горне из светло-красного переходит в оранжевый.

— Понятно, и куда же та сажа прячется в твёрдом металле?

— Там так получается, что как бы перемешиваются между собой феррит и аустенит. Ну, вроде как снег в воде, если вода холодная была, а туда снег сыпанули. И вот тут имеет значение скорость остывания. Если очень медленно остывать будет железо, то углерод выделится такими сросшимися шариками — козявками, если быстрее остужать, то пластинками, а если совсем быстро, то эта смесь у нас не получится. Всё остальное можете забыть, но запомните вот что… — Андрей Юрьевич поднял к небу палец, и кузнецы на него уставились, — Чтобы получить хорошую сталь, нужно поднять высоту печи и добавить туда больше угля, а чтобы потом металл не угробить, он должен очень долго вместе с печью остывать, чтобы углерод получился в виде козявок. А для этого толщину стенок печи нужно сделать больше. Вот и весь секрет, как получить замечательную твёрдую сталь — нужно сделать печь выше и толще.

— И дамаск получится — харалуг? — подскочил Ероха, готовый прямо сейчас бежать печь строить.

— Нет, получится просто хорошая сталь. А харалуг сделать проще пареной репы. Сейчас берёте эти свейские мечи и расковываете их в пластину. Так же расковываете обычное кричное железо. Складываете вместе, через один и снова проковываете, соединяете. Потом загибаете и опять проковываете. И это нужно сделать пятьдесят раз. Как бы сто слоев нужно получить. Это надо для того, чтобы козявки равномерно распределились по всему куску железа. А вот последние пять раз нужно поступить чуть по-другому. Перед тем как согнуть лист пополам нужно нанести по всей поверхности глубокие насечки. Насечки сделали, согнули, проковали, снова насечки и опять согнули.

— И будет дамасский меч, — ох, дался им этот дамаск, опять Ероха бежать собрался.

— Почти. В конце берёте и выковываете квадратный пруток. Зажимаете его и крутите. Спираль должна получиться. Всё. Из этой спирали и куёте заготовку для меча. Потом нагреваете его до оранжевого состояния и сразу в подогретое масло конопляное суёте. Вынимаете и отправляете в печь, нагретую до коричнево-красного состояния. И он там медленно вместе с печью должен остыть.

— И…

— Ну, почти. Потом берёте заготовку и опускаете его в воду так, чтобы только лезвие было в воде. Ну, в ванночку глиняную, например, потом прокладываете полосой железа или глины и обсыпаете разогретыми угольями. Лезвие нагреться не должно. И пусть угли чуть погорят. В результате синий дамаск получите. За который можно взять золотом по весу меча. Он даже пружинить будет. Ну, вы согнёте, а он сам распрямится.

— Так мы попробуем, княже⁈ — теперь все на низком старте.

— Конечно, а то зачем я вам всё это рассказывал. Как сделаете, позовёте. Даже если с первого раза не получится, то не беда. Это не значит, что в ромейской книге лжа написана, значит это, что сами где-то ошиблись, не до той температуры нагрели или проковали плохо. Ковать надо так, чтобы металл каждый раз цельным получался.

— Сделаем, Андрей Юрьевич. В лепешку разобьёмся, а железо в лепёшку превратим.

Событие семнадцатое

De possibili et impossibili

О возможном и невозможном.

Главного ключника крепости в центре Владимира звали Глеб Зеремеевич. Это был дородный мужик лет сорока или чуть побольше. Усы начали седеть и борода по центру. Из-за этого с расстояния смотрелось, будто две козлиные бородки в разные стороны торчат. Глеб этот был жгучий брюнет и седые волосы резко на чёрном фоне контрастировали. Что ещё можно сказать о Глебе Зеремеевиче? Человек он был любопытный. В каждую щель норовил нос свой засунуть.

Решил этим его качеством Виноградов воспользоваться. Заставить человека учиться палкой, горохом, розгами и прочими штуками можно, но если «ученик» сам горит желанием и снедаем любопытством, то это гораздо лучше получится.

Заметил за ключником Андрей Юрьевич одну особенность. Придёт он, доложит чего, или наоборот спросит, и когда уходит, то и не уходит вовсе. Встанет за дверью, которую специально чуть приоткрытой оставит и подслушивает, о чём князь — батюшка с монашком Димкой гутарит. Заметил это Виноградов, потому что ему свечей кучу в горницу нанесли, светло теперь и запах приятный от горящего воска, так света столько, что он проникает под неприкрытой дверью и там видны ноги товарища Глеба.

Плохой он управляющий хозяйством или нет, судить рано, но проверить на обучаемость профессор его решил. Для чего после очередного доклада, про то, что «Всё хорошо, прекрасная маркиза», когда Глеб Зеремеевич застыл за дверью, Виноградов громко, ну чтобы подслушивальщик хорошо расслышал, спросил Димитрия.

— А скажи мне, Дима, знаешь ли ты как в других странах счёт ведут. В Ромейских землях, в Индии?

— Такось малость, — засмущался монашек.

— Говори, как в Индии считают, — не дал увильнуть Димитрию профессор.

— Десятками считают. Нам отец Григорий, царство ему небесное, говорил как-то, но давно было.

— Давай-ка сходи принеси табличку глиняную и стило. Я тебе покажу, как сделать штуку одну. Когда я сам мальцом был, то отец наш — государь Юрий Львович рассказывал, будто ему монах показал, что в Константинополе был долго, прибор, ну штуковину одну и говорил, что в Индии тако счёт ведут. Да и Глеба Зереемеевича позови, потом пусть он ту штуковину из дерева сделать велит мастерам.

Тут от двери отпрянули шаги, даже было слышно по коридору удаляющегося ключника. Спешил убраться подальше, пока его Димка не застукал.

Монашек пришёл один, дескать, в миг прибудет Глеб Зеремеевич, токмо распоряжения срочные отдаст по обеду для князя.

Дожидаться ключника Виноградов не стал, на глиняной табличке деревянной острой палочкой накарябал все десять цифр, считая ноль и ниже несколько чисел: 506, 1208 и ещё несколько с нулём. Чтобы объяснить суть его применения.

Вообще монашек-лекарь, что приставил к нему епископ Афанасий, был по нонешним временам энциклопедист. Книг прочёл много, вопросы видимо регулярно братве задавал, в том числе и монахам, приехавшим из Сербии и Болгарии. Оказывается, во Владимирском княжестве таких целых пятеро было. И ехали они на Русь кружным путём через Константинополь, и видимо не только ц. у. там получали, но и знания с книгами.

— Теперь твоя очередь, Димка, изобрази мне число 302.

Вьюнош потыкал пальцем, очевидно пересчитывая написанные Виноградовом цифры и неуверенно и коряво вывел вполне себе правильно названную цифру. В это время и ключник пожаловал и тоже с глиняной табличкой и стилом.

— А давай теперь попробуем, отец Димитрий, сложение этими цифрами произвесть, — как бы не обращая внимание на Глеба Зеремеевича продолжал урок с монашком Андрей Юрьевич.

Профессор затёр написанное на табличке и столбиком написал 77 + 64.

— Семьдесят семь прибавить шестьдесят четыре, что получится? Подожди, Димитрий, вот смотри, как индийские цифири столбиком складывать.

— А чего это вы тут делаете? А? — на пацана из фильма про пионерский лагерь лопоухого и шкодного ключник не походил, ушей под волосами вообще видно не было, как и большинство людей в этом времени, почтивший Виноградова своим визитом Глеб, был под горшок подстрижен.

— Ты же, Глеб Зеремеевич, постоянно должен цифирь складывать, сколько зерна там, сколько подков, садись и тебя научу, а потом про прибор один расскажу, счётами называется. Он позволяет и считать проще, и запоминать полученное. У отца в детстве в Угличе были такие… Да, играли мы с братом, сейчас и не знаю остались ли, ну, да ничего, я тебе боярин сейчас всё расскажу и мастера тебе такие сделают.

Событие восемнадцатое

Cum tot sustineas et tanta negotia solus

Когда всё держится тобой и столько дел свершаешь ты один.

В этот же день после ужина, когда уже темнеть начало появился исчезнувший с концами будущей митрополит, а пока епископ Владимирский — Афанасий. Пришёл не один, а с сотником княжеской дружины Мечеславом Детько. Пришли видимо по отдельности и просто столкнулись в дверях. И уступать друг дружке не хотели, у обоих дело важное.

— Княже, — затерев мощью своей владыку, поклонился в пояс сотник, — что это делается-то? мне воев нанимать, а кузнецы брони не чинят, и одну пластину по нескольку раз перековывают. Что я новикам выдавать буду⁈ — Афанасий в это время, недовольно зыркнув на Мечеслава, прошёл вглубь комнаты к красному углу и демонстративно плюхнувшись на колени стал молиться. Громко стал.

— Отче наш, Иже еси на небесех!

Да святится имя Твое,

Да приидет Царствие Твое,

Да будет воля Твоя,

Яко на небеси и на земли.

Специально гад мешает.

— Охолонь, сотник. Ковали моё секретное задание выполняют. Пару дней заняты будут. Ты, знаешь, что, Мечеслав, завтра поутру народ собери, ну, новиков своих, глянуть я на них хочу. Могутны ли вои, что умеют, а то наберём врагам на смех.

— Завтра с пятухами, — недовольно буркнул сотник и ушёл, громко топоча сапогами, так это у него ещё каблуков нет.

— Владыка Афанасий, благословите и поведайте, как дела с посольством в Литву продвигаются.

Выяснилось, что затем и пришёл епископ, что всё у него готово к отправке посольства и нужно только письмо от князя и дары, чтобы отправить послов вместе.

— Не знаю, я что писать владыко, и что посылать, может, ты возьмёшь всё это на себя. Я Глебу Зеремеевичу скажу, чтобы с тобой он прошёл по закромам, выбери, что достойно для подарка Гедимину.

Не получилось. В коридоре послышался шум, крики и даже драка или толкание началась.

Вскоре в горницу вломились кузнецы всем кагалом, а на плечах у них висели два гридня.

— Княже, получилось у нас! Да, отстань, ты, нам Андрей Юрьевич велел, как готово будет принесть к нему меч, — Ероха попытался в очередной раз стряхнуть с себя гридней.

— А ну оставьте их! — гаркнул на гридней профессор, как на студентов перепалку на лекции устроивших, — Выйдите все, Ерофей один останься!

— Получилось у нас, княже, глянь узор каков! — сунул синюю железяку под нос Виноградову кузнец.

Ну, что можно сказать? Можно сказать, что первый блин комом, узор получился так себя, и цвета побежалости радужными, где-то перекалили чуть, где-то чуть наоборот слабо синева выступила. Однако месте с лесенкой узора и белым незакалённым лезвием весь односторонний меч, больше похожий на толстую прямую саблю, смотрелся таким нездешним, волшебным. Рукояти как таковой не было, две деревяшки наложили и куском проволоки скрепили. Спешили похвастать.

— Что это сын мой? — подал голос епископ.

— Это… А знаешь, что владыко Афанасий, а это подарок мой Гедимину. Он ведь воин. А какой лучший подарок воину? Вот он. Харалужный меч. И не надо его украшать, — это Андрей Юрьевич обернулся к Ерохе. — Эти деревяшки и оставьте, только серебряной проволокой обмотайте, чтобы держать удобно было. И ножны простые деревянные сделайте, кожей обтянутые. И тоже без всяких украшений. Это боевой меч, его каменья и золото только испортят. Он сам — украшение. Харалуг в самоцветах не нуждается. Сам — самоцвет.

— Сделаем, княже, — поклонился довольный Ерофей, и замялся, — Токмо проволоку серебряную…

— Я дам команду ключнику, выдаст вам сколько нужно.

— Неужели же наши ковали научились настоящие дамасские мечи изготовлять? — Афанасий забрал у князя меч и поиграл узорами в свете свечей, — Завораживает. Прав ты, княже, здесь каменья не нужны, любой лал бледно выглядеть будет рядом с этим узором. Откуда же науку сию превзошли кузнецы, что научились такие мечи делать, али просто сломанный починили?

— То великий секрет, владыко, и знать его пока никто не должен. А то на мужей этих охота сразу начнётся. Ты, Ваше Высокопреосвященство, не говори никому, что наших мастеров это работа. Гедимину же посольство пусть скажет, что отбили его у самого хана Азбека в последнем бою.

— Хоть и кривда это, а токмо и в самом деле, то великий секрет, и отмолю я у Господа сей грех. Иди чадо благословлю тя на другие такие свершения, — старший кузнец бухнулся на колени и припал к перстням епископа, после чего стал лбом проверять надёжность досок перед иконами.

— Всё, Ерофей, иди, там Мечеслав ругается, что вы свою работу забросили. Начинайте завтра ремонт броней и оружия. Неровен час враг подойдёт к рубежам нашим.

— А харалуг, неужто больше не делать⁈ — выкатил глаза кузнец. Ну, да где меч из синего булата, и где ремонт броней? Разве мастер неземной может до такого опуститься⁈

— Я прикажу Глебу Зеремеевичу нанять ещё ковалей, чтобы они простую работу делали, и потом с вами займёмся дамасской сталью. И не мечи будем ковать, а домницу построим высокую, как я вам рассказывал из книги, и сами дамасское железо делать будем.

— Сами! А свейское железо? Никель⁈ Этот⁈ Мы…

— Иди уже, Ерофей, нам нужно с владыкой Афанасием о важном деле переговорить. Я завтра с утра воев спытаю и к вам подойду. А вы начинайте и взаправду ремонт оружия, а то ляхи придут, а мы голы и босы.