Король сусликов

ГЛАВА 10

Наконец я решил, что Чаз более-менее пришел в себя после удара мордочкой о лобовое стекло моего пикапа, и отнес его в спальню, где смотрю по телевизору бейсбол и предаюсь безделью. Выглядит она нарочито убого, здесь царит пестуемый мной беспорядок. Пива, чипсов и бобового соуса у меня там столько, что на них запросто можно прожить как минимум полгода, не выходя наружу. А может быть, и целый год, если экономить арахис и вяленую говядину.

В спальне все достаточно скромно — небольшая постель и хромое дерматиновое кресло, которое я купил на ежегодной распродаже. Кровать я предпочитаю занавешивать москитной сеткой. Нет, у нас на высоте двух тысяч метров над уровнем моря комаров не то чтобы очень много, просто сетка меня успокаивает, создает иллюзию тропической влажности, которая бывает в ванной комнате, когда пустишь горячую воду. Одним словом, мне с москитной сеткой лучше.

Сейчас я практически не готовлю дома и ем в основном в закусочной «Гриль и сковородка» на Мейн-стрит. Думаю, настало время напомнить вам еще раз, что я больше не женат. Да, я пару раз ужинал с окружным судебным экспертом Кармен Руз, Пламя страсти меж нами так и не вспыхнуло, и мы остались просто хорошими друзьями — теперь у нас вроде перерыва в романтических отношениях. Не знаю, о чем я думал, и, по всей видимости, то же самое может сказать и Кармен.

Сейчас новые отношения для меня не в приоритете, и я о них особо и не думаю.

Я положил грызуна на раскладной столик для пинг-понга, на котором однажды построил маленькую модель-диораму битвы при Дьенбьенфу. На этот же столик я складываю грязное белье. Чтобы освободить место, я отбросил в сторону шорты. Чаз устроился поудобнее, усевшись на коробку с моющими средствами, положил себе на колени носок, тяжело вздохнул и произнес с сочным британским акцентом:

— Ну и вечерок выдался.

Чаз принялся изучать игрушечных солдатиков. Его внимание привлекла раскрашенная фигурка генерала Во Нгуен Зяпа, командующего войсками с горы из папье-маше и искусственного лишайника высотой тридцать сантиметров. Вьетнамский генерал указывал на своего противника — Анри Наварра. На модели имелись аккуратно приклеенные пояснительные таблички. Я построил ее с соблюдением всех масштабов. Три вьетнамские дивизии располагались на картонных холмах, окружавших долину протяженностью семнадцать километров в длину и пять километров в ширину. Ряды артиллерийских бункеров были задрапированы кусками драной майки, а на взлетно-посадочной полосе стояла бутылка смягчителя ткани, исключавшая возможность посадки любого самолета.

Результат моих трудов Чаза не впечатлил. Поморгав, суслик принялся объяснять, что весь его клан оказался вытеснен в горы из-за масштабных строительных работ вокруг города, ну а если быть точным — из-за возводящегося нынче горнолыжного курорта и гольф-клуба. С мрачным видом Чаз поведал о том, что его народ жил в пещерах неподалеку от заброшенной шахтерской деревеньки к югу отсюда, там, где раньше находились золотые рудники. С улыбкой суслик признал, что именно он ответствен за недавний ущерб, понесенный гольф-клубом. Суслики, разумеется, ненавидят гольф и считают его изобретением самого Сатаны. Чаз в красках описал, как он вместе с отрядом из десяти грызунов-коммандос навел шороху и в мэрии. Я тут же вспомнил, как чиновники в одно прекрасное утро, придя на работу, обнаружили изгрызенные компьютеры и огромную дыру в стене, сквозь которую животные проникли в здание, уничтожив несметное количество документов, среди которых, я надеюсь, был и мой штраф за превышение скорости, выписанный Томом Черри.

— Я так понимаю, ты умеешь читать? — спросил я.

Чаз посмотрел на меня, словно двухлетний ребенок, которого попросили рассказать о вкладе, сделанном Нильсом Бором в изучение квантовой механики, и ее связи с общей теорией относительности.

— Разумеется, нет, — с совершенно искренним изумлением ответил он. — Но я над этим работаю.

— А как ты научился говорить? — попытался поймать его я.

— Благодаря телевизору, — пожал плечами Чаз.

Я показал на тяжелый кольт, оттягивавший его пояс, словно электрическая дрель, которую повесили на ребенка.

— А это, надо полагать, ты купил в оружейном магазине для сусликов?

— Не совсем, но вроде того, — отозвался Чаз. — Пойми, деньги для нас не проблема. И вообще, мы обожаем делать покупки.

— Получается, вы богаты, — хмыкнул я. — И у тебя много денег. У тебя, говорящего суслика в футболке, который обожает рок-музыку, имеет под началом собственную армию и предпочитает решать вопросы силой.

Он снова тяжело вздохнул — словно велосипедное колесо заскрипело. По-моему, я его достал.

— А что тут такого? У нас под боком золотые рудники, а мы умеем рыть землю.

Я взмахнул рукой в знак того, чтобы он продолжал. Все равно мне было нечем заняться. Уже поздно, а в среду, перед выходом газеты, я порой и вовсе не ложился спать. Кроме того, я решил, что, если сплю или у меня галлюцинации, отчего бы не получить от происходящего максимум удовольствия.

Судя по ощущениям, снова начали действовать таблетки, которые мне прописали в больнице для ветеранов. Впрочем, это совсем другая история. Потом расскажу. Вы уж простите меня за сбивчивость — постоянно мысли путаются.

Когда я проснулся утром, то почуял, что кто-то варит кофе. Рядом со мной лежало полотенце, которым я накрыл Чаза. Оно еще было влажным, к одному из уголков пристал перемазанный кровью клочок персикового меха. Маленькая скотина оставила мне на полу пахучий подарочек.

Среда уже трудилась вовсю. Она подала голос из соседней комнаты, осведомившись, все ли со мной в порядке.

— Одну секундочку, я скоро выйду, — крикнул я фальшиво-бодрым голосом, которым никогда никого не мог одурачить, и осмотрелся в поисках метлы. В комнате пахло, как в зоомагазине.

— Пока тебя не было, к нам постоянно наведывалась старуха с ранчо, — сообщила Среда. — Я ей сказала, что ты уехал в отпуск. Тогда она разъярилась и стала возмущаться: как можно ездить отдыхать, когда тут вокруг происходит столько всякого важного. Сказала, что у нее есть сюжет для статьи.

— Старая Дора вообще в последнее время зла на весь свет. И у нее всегда есть сюжет для статьи. Ладно, я ей позвоню.

— Она казалась сумасшедшей, — сказала Среда. — У нее что-то с рукой. И от нее плохо пахло.

Я открыл окно. По Мейн-стрит плыл дым от лесных пожаров. Со стороны аэропорта слышался вой сирен. Два древних, как мамонты, «хьюи», которые до сих пор использовали в местном центре национальной гвардии, проплыли на бреющем полете над городом, вновь будя во мне рокотом моторов неприятные воспоминания.