Король сусликов

ГЛАВА 27

Дым плыл над нашими головами, напоминая бурный поток черной воды. Когда волшебник Чаз, зубастый чародей подземного мира, закончил меня увеличивать, выглядел я ужасно, напоминая куклу, собранную из разных деталей разозленными дошкольниками.

Король сусликов и небольшая когорта его подданных, явно не горевших желанием поджариться заживо, сочли мой вид донельзя забавным. Хихиканье сусликов напоминало рождественскую песенку, пущенную задом наперед.

Нос остался крошечного размера, поэтому со стороны могло показаться, что вместо него у меня на лице стирательная резинка от карандаша. Затем я уставился на ладонь. Лишь два пальца стали такими, как прежде, зато остальные… Фух! Остальные один за другим тоже увеличились с тихим хлопающим звуком.

Я сделал шаг и ощупал лицо.

— Стоп, секундочку, — вымолвил Чаз.

Моя левая рука была в длину сантиметров тридцать, не больше. Другая, наоборот, сделалась непомерно огромной и вся бугрилась мышцами, которых у меня отродясь не имелось.

Чаз подавил смешок.

— Для возвращения к исходному размеру требуется время. — Он похлопал меня лапой по голени: — Уже почти готово.

На нас надвигалась стена огня. Сверху обдавало испепеляющим жаром. Порыв горячего ветра унес прочь брезент, под которым мы прятались. Суслики снова стали носиться кругами, как безумные.

Тут моя гротескно огромная правая лапища дернулась и приобрела привычные габариты. Я опустил взгляд и обнаружил, что ботинки у меня огромных размеров, как у Микки-Мауса из мультика, однако, несмотря на это, в них очень удобно.

В моем носике-кнопке защекотало, и он стал прежним. Я поглядел на Чаза и спросил, как выгляжу.

— Будто подрался в кабаке с пьяной гориллой, — охотно ответил он и отступил, любуясь результатами своих трудов. — Неплохо, — похвалил себя суслик. — Но даже не проси меня проделать это снова. Не соглашусь ни за какие коврижки. Далеко не все части тела возвращаются к исходным размерам. Смекаешь, о чем я?

— Нет, — помотал я головой.

— А ты подумай, — медленно произнес Чаз и осклабился.

Боже милосердный!

У меня не было времени гадать, похож ли я сейчас на Квазимодо, поскольку под ногами вспыхнула трава и первые три суслика, истошно заголосив, прыгнули на меня и принялись карабкаться вверх по ноге. Чаз рванул было вперед, в сторону маячившей среди деревьев прогалины, но я подхватил его на руки и велел оставшимся грызунам забираться на меня. Потом я припустил бегом. Колени болели просто адски.

Двенадцать сусликов болтались, вцепившись в мою рубашку. Чаз, царапнув коготками по моей щеке, взобрался мне на голову.

Я сорвал с себя рубаху, скрутил из нее некое подобие мешка и приказал сусликам туда перебраться. Все подчинились, за исключением Чаза, облюбовавшего мою макушку.

Держа в руках мешок-рубаху с грызунами, я пробился сквозь горящие заросли низкорослых деревьев. Несколько раз споткнулся о тлеющие пни, почти полностью прогоревшие изнутри, и эти алеющие каверны казались воротами, ведущими прямо в ад. Местами земля провалилась, образовав ямы, отстоявшие друг от друга на расстоянии всего полуметра.

— А теперь пора сбавить обороты, — выдохнул я. — Если попаду ногой в одну из таких ям, нам крышка.

Я начал ступать куда осторожнее. Ноги жгло сквозь подошвы. На короткое время дым рассеялся, и я сказал, что надо обождать минуту-другую, чтобы понять, куда движется пламя.

Я подошел к опаленному дереву, провел ладонью по коре и ощутил жар, исходивший из ствола. Повисла жутковатая тишина, лишь издали доносилось приглушенное потрескивание — словно звуки статики из сломанного динамика.

Из мешка-рубашки высунулось двенадцать перемазанных сажей мордочек.

Я поднес к носу руку, которой касался дерева, и принюхался. От нее пахло керосином.

— Этот ебучий пироманьяк и здесь успел побывать, — громко произнес я, вспомнив парня в грузовике-пикапе.

Я стряхнул пепел с головы Чаза. Потом, покопавшись в кармане, достал половину недоеденного шоколадного батончика, откусил от него и принялся жевать. Я предложил и сусликам, но те вежливо отказались.

Что-то в отдалении громко затрещало, а потом бахнуло. Вслед за звуком падения раздалось длительное шипение. Подул ветер, сухой и на удивление прохладный, словно где-то под небесами включили невидимый вентилятор. Потом над лесом пронесся громкий стон. Очередной порыв ветра обрушил на нас облако липкой сажи. Я прикрыл лицо и сунул под мышку мешок с сусликами.

Я пнул обгоревший пень, который в ответ изрыгнул столб искр.

— Он явно горел дважды, — промолвил я задумчиво. — Кто-то его по новой поджег.

Я поковырял пяткой землю у пня. Почва была горячей, пень — подозрительно черным, а гумус, насколько я мог судить, полностью прогорел до нижнего глинистого слоя почвы. Увиденное позволило мне прикинуть, когда именно здесь полыхало пламя, сколько длился пожар и что нас ждет впереди.

— Горело тут долго, — протянул я, полностью отдавая себе отчет в том, что выбраться отсюда живыми у нас шансов мало.

Я наклонился и сплюнул. Раздалось шипение, как, собственно, я и ожидал. Передо мной раскинулось целое поле таких вот тлеющих пней, которые только меня и ждали, чтобы пробудиться ото сна.

Однажды я отправился готовить репортаж о лесном пожаре и решил взять с собой одного из моих практикантов. Сопляк приперся в шортах и футболке, словно собрался на пляж. Он угодил ногой в каверну, и от жара у него на шортах расплавилась пластиковая ширинка. Его пришлось везти в город на тележке для инструментов. Потом юнец позвонил мне из больницы и сказал, что ничего круче поездки на пожар в его жизни пока еще не приключалось.

Очередной порыв ветра принес с собой дым с перечным ароматом, означавшим, что где-то огонь еще только вспыхнул. Именно так пахнет горящая зеленая кора и свежие листья.

Через лес с громким топотом пронеслось небольшое стадо лосей. При виде меня звери остановились, сгрудились в кучу и принялись фыркать. Я застыл на месте с мешком без умолку болтающих грызунов, а еще один суслик восседал у меня на голове.

Осмелюсь предположить, что такого лоси никогда раньше не видели.

Здоровенный самец с перемазанными сажей плечами опустил голову и принялся рыть землю, а остальные лоси, испуганно попятившись, скрылись в клубах дыма. Я прекрасно понимал, от чего именно убегали эти животные.

— Сматываемся, — бросил я.

Чаз несколько раз хлопнул хвостом мне по затылку, после чего спрыгнул с моей головы и помчался к большому скальному выступу, нависав-тему над долиной. Король сусликов вскинул вверх лапы и заверещал — я знал, что подобными криками грызуны предупреждают соплеменников о надвигающейся опасности.

Остальные суслики выбрались из мешка и, подбежав к своему государю, последовали его примеру. Дюжина мохнатых колобков голосили что было мочи и при этом то наклонялись, то выпрямлялись, напоминая верующих в религиозном экстазе, молящих темное, затянутое дымом небо о спасении.

Некоторое время я наблюдал за ними, не вмешиваясь, а потом крикнул, что надо пошевеливаться, если мы не хотим превратиться в шашлык.

Практически в то же самое мгновение я увидел приближавшуюся к нам эскадрилью тяжелых вертолетов «чинук». Строй они держали просто идеально.

За штурвалами сидели не люди.

Шесть миниатюрных вертолетов зависли над нами, и Чаз, будучи главнокомандующим, принялся подавать им знаки серией замысловатых жестов и резких движений хвостом. Он скакал туда-сюда, перебирая лапами, объясняя летчикам, как нас половчее спасти.

Со стороны он напоминал пьяного мастера кунг-фу, отрабатывающего удары.

С вертолетов сбросили веревки — не тоньше бечевок, на которых дети пускают воздушных змеев. Сусликов подняли на борт — за исключением Чаза и еще двух, что остались со мной. Позади нас бесновалось пламя. Деревья полыхали, словно факелы.

Чаз куснул меня за ногу.

— Эй! — окликнул он, строго на меня посмотрев. — Слушай внимательно. Ты высоты боишься?

Я тут же объяснил, что мой личный рекорд — стремянка высотой метр восемьдесят. Чуть выше — и конец, меня начинает рвать, после чего я теряю сознание.

— Очаровательно, — с кислой миной произнес Чаз.

— Да не нужно из-за меня переживать, — махнул я рукой. — Летите себе спокойно, а до города я сам уж как-нибудь доберусь.

Чаз и слышать ничего не хотел.

— Доберешься, как же, — фыркнул он, глядя на приближающееся пламя. — Во-первых, до города далеко; во-вторых, у тебя не брюки, а шорты. Ну а в-третьих, я уже насмотрелся, как ты бегаешь со своими больными коленями.

Я проследил взглядом за сосной, которая рухнула, взметнув к небу языки пламени.

Чаз снова повернулся к вертолетам и принялся жестикулировать, а мне велел лечь на спину. Два других суслика взялись за края веревок и привязали их к моим рукам и ногам. Один из грызунов достаточно бесцеремонно подогнул мне ноги и сплел морской узел, к которому прикрепил еще одну веревку. Когда путы затянули, меня согнуло вдвое — со стороны я наверняка напоминал свинью, которую собрались везти на бойню.

Надсадно заревели двигатели «чинуков», силящихся поднять меня в воздух. Наконец меня удалось оторвать где-то на полметра от земли. Двигатели явно работали на пределе своих возможностей.

Я повис в каком-то нелепом подобии пеленки, сплетенной из веревок.

Король сусликов и два его бойца вскарабкались по тросам, и товарищи затащили их в вертолеты. Чаз высунулся из открытой двери, выставив перед собой сжатые кулаки с поднятыми вверх большими пальцами. «Чинуки» стали набирать высоту, силясь справиться с моим весом.

Я посмотрел вниз. Там, где мы только что стояли, уже вовсю полыхала трава, а языки пламени выступали далеко за край утеса. Стоило подняться над ним, выступ окончательно скрылся за клубами дыма. Дно каньона находилось прямо передо мной. Я болтался над ним на высоте трехсот метров. Веревки на лодыжках натянулись.

Тут мне сделалось дурно, и я изверг из себя свой обед. Совсем как ребенок, которого впервые решили прокатить на американских горках.

Когда меня рвало, я непроизвольно дернулся, что оказалось фатальным для перегруженных «чинуков». Их повело в сторону, они сошли с курса. Один вертолет начал терять высоту, тогда как второй оказался подхвачен восходящим потоком горячего воздуха, в результате чего меня стало растягивать в противоположные стороны.

Пилот одного из вертолетов попытался исправить положение, но в результате веревки лишь еще больше запутались. Теперь у меня мало того что были перекручены ноги, так вдобавок еще и воздеты руки. До меня внезапно дошло, что мы летим обратно к объятой пламенем горе.

Надсадно завыли турбины. Вертолеты отчаянно боролись с порывами ветра, силясь удержать мое дюжее тело. «Плохо дело», — подумал я и зажмурился.

Раздался громкий лязгающий звук, и все шесть вертолетов, словно прежде уже многократно отрабатывали подобный маневр, принялись снижаться. Я понял, что происходит: пилоты решились на аварийную посадку в режиме авторотации. Мы понеслись вниз в долину вдоль отвесного утеса. Я задергался, попытался крикнуть, но ничего не получилось: от ужаса свело горло.

Я грохнулся на землю в ворохе спутанных тросов. Мы оказались на поле неподалеку от строящегося горнолыжного курорта, который располагался к югу от города. Суслики повыпрыгивали из вертолетов и помогли мне высвободиться из пут. Я встал и поковылял прочь на нетвердых ногах.

— Я вызову еще вертолеты, — молвил Чаз.

Я лишь отмахнулся:

— Умоляю, только не это. — У меня кружилась голова.

Мы пока находились практически в безопасности, но по ветру относительно пожара, и потому я понимал, что времени придумывать план «Б» у нас почти нет.

На поле стоял небольшой домик, силуэт которого четко проступал на фоне стены дыма. Сбоку от него располагалась внушительных размеров цистерна с водой на шестиметровых стальных ножках-опорах. Со стороны она напоминала корзину, водруженную кем-то на табурет. К цистерне тянулся, извиваясь, длинный шланг, увенчанный металлическим брандспойтом с краном. Сосны, что росли на склоне холма неподалеку от цистерны, уже занялись. По количеству дыма я понял, что скоро нас нагонит пожар.

Да, пока нам ничего не угрожало, только отдых обещал быть недолгим. Я встал на колени и собрал вокруг себя своих подопечных. Взяв Чаза на руки, я показал на огромную цистерну и спросил:

— Ты можешь прогрызть шланг?

Чаз искоса глянул на меня:

— Думаю, да. А зачем?

— Пора вашим зубкам потрудиться, — ответил я и принялся объяснять, что задумал. Мне было нужно, чтобы все суслики залезли на цистерну и прогрызли пожарный шланг. — После этого сразу хлынет вода, и потому вам нужно будет слезть поскорее. Нет времени объяснять. Просто делайте, что я велю. Поверьте мне на слово, это сработает.

— Я не понимаю, ты что, пить хочешь? — удивился Чаз.

— Прошу тебя, не задавай лишних вопросов.

— Но нам не нравится вода, — промолвил Чаз. — А когда она льется, так мы вообще ее ненавидим.

— Делай, что сказано.

Чаз пожал плечами и бросился к цистерне. За ним последовали остальные двенадцать сусликов. Они принялись карабкаться по металлическим опорам, словно десантники по склонам песчаных дюн на Омаха-Бич. Суетливо обогнув подножие цистерны, Чаз впился зубами в раскачивавшийся шланг. Вскоре к нему присоединились остальные, и вся дюжина дружно заработала челюстями, словно пенсионеры на ужине по системе «шведский стол».

Вскоре брызнули первые струйки, а потом шланг и вовсе оборвался. Хлынул поток воды. Мокрые суслики заголосили, соскользнули вниз по опорам и сгрудились у моих ног.

Рядом с домиком имелась пристройка-сарайчик. Я сбегал туда и вернулся с большущей тачкой, сгреб сусликов в охапку, швырнул их в тачку, схватился за ручки и принялся ждать. Наконец цистерна емкостью почти сорок кубометров зычно рыгнула, и мы неожиданно оказались будто среди речных порогов.

Наш ковчег качнулся, развернулся и поплыл прочь.

— Лови волну! — заорал я, когда поток мутной воды подхватил и понес нас вниз по склону холма, словно в каком-то аквапарке.

Мокрые суслики жались друг к другу, словно пассажиры, пережившие кораблекрушение. Мы проплыли где-то метров четыреста, то и дело налетая на деревья. Поток погнал нас через лощину, и мы счастливо миновали самое сердце пожара. Все орали от ужаса. Все были перемазаны мокрой сажей. Мои перепуганные суслики напоминали утопших крыс.

Наконец тачка остановилась. Чаз и его коммандос выпрыгнули из нее и принялись переминаться с ноги на ногу. С сусликов капала вода, их била дрожь.

И тут вся дюжина разом решила обделаться. Суслики носились кругами, роняя какашки, будто бы празднуя подобным образом свое чудесное спасение. Я отошел на безопасное расстояние, чтобы не испачкаться. Суслики вечно начинают гадить, когда приходят в возбуждение. Я вам уже говорил.

Чаз заморгал и со вздохом произнес:

— Ты нам всем жизнь спас.

Я в ответ попросил его пока держаться от меня подальше, а потом со вздохом спросил:

— Ну как, ребята, вы закончили?

— Что закончили? — Чаз недоуменно огляделся по сторонам.

— Танец со сраньем, который вы устраиваете, когда взбудоражены. Еще раз спрашиваю, вы закончили?

Чаз смутился и посмотрел на меня так, словно я спросил, сколько сигар выкурил генерал Грант во время битвы под Виксбергом.

Когда суслик смущается, у него краснеет только нос.

— Пора сваливать отсюда, — промолвил я, аккуратно огибая кучи какашек.

Собрав всех сусликов, я тронулся в путь, искренне надеясь, что судьба избавит меня от случайных встреч на тропе, ведущей в город.

Я прекрасно понимал, что мне будет чертовски сложно объяснить, почему я несу у себя на плечах дюжину мокрых насквозь грызунов.