Котнэппинг

Глава 9

Из рук в руки

— Я видел тебя в баре “Хилтона”. Некоторые, я смотрю, развлекаются вовсю.

— Кому, как не тебе, об этом знать, Кроуфорд.

Темпл обрушила свою тяжелую сумку на стол. Приятная особенность работы после пяти заключалась в том, что пиар-офис ААК к этому времени совершенно пустел, и никто не мог слышать обвинение Бьюкенена в том, что она пьянствует в рабочее время. Хотя именно рекламщики и пиарщики изобрели себе ланч, состоящий из трех мартини.

Обычные записки о звонках и текущих ЧП усеивали стол, точно хлопья гигантской перхоти. Прежде всего ей необходимо было скинуть с плеч один груз: черный кот, предприимчивый негодяй, вернулся в офис самостоятельно — похоже, исключительно для того, чтобы тщательно вылизаться. С извинениями — к нему, а не к Бьюкенену — Темпл сгребла кота и понесла в кладовку, надеясь, что Бьюкенен, пока ее не будет, утратит к ней интерес и уйдет. Так и получилось. Темпл вернулась к своему столу, опустилась в кресло и начала рыться в записках. Но скоро подняла очки на лоб и закрыла лицо руками: глаза отказывались разбирать буквы. Это был адский день. Забудь про записки на сегодня. Просто засунь кота в переноску и отправляйся домой. Дом, милый дом!..

— Я извиняюсь, — произнес с нажимом женский голос у входа в офис.

Темпл стряхнула с себя позу безнадежной усталости и обернулась к посетителю. То есть, к посетителям. Множественное число. На пороге стоял еще и мужчина — знойный красавец. Женщина была миниатюрной блондинкой и выглядела так, точно под бизнесом понимала исключительно дрезденские бомбардировки.

“Что мне предстоит на этот раз?” — подумала Темпл.

Женщина промаршировала к ее столу:

— Мы увидели это в вечернем выпуске!

— Историю кота?

Мужчина тоже подошел:

— История — вранье. Мы знаем этого кота. Он не бродячий.

— Не бродячий? Вы имеете в виду… это ваш кот? — Даже сама Темпл услышала визгливую нотку в собственном голосе.

Но парочка была слишком увлечена молчаливым переглядыванием, чтобы заметить короткую утрату ею самоконтроля.

— Не совсем наш, — признала блондинка.

— Это бизнес-кот, — добавил мужчина.

Темпл молча смотрела на них.

Мужчина выдал роскошную улыбку в сто пятьдесят ватт:

— Наш бизнес — это, типа, “Хрустальный феникс”. Отель и казино на Стрипе. Луи болтался там постоянно с тех пор, как мы открылись. Я не знаю, откуда он там взялся, но…

— Луи? — перебила Темпл.

— Черныш Луи, — уточнила блондинка. — Кот.

— А вы кто? — спросила Темпл.

Мужчина протянул загорелую руку:

— Ники Фонтана. Это моя жена Вэн фон Райн. Она управляет “Хрустальным фениксом”. А я — его владелец.

— А Луи — бизнес-кот, — твердо добавила женщина. — Когда мы увидели его фото, мы сразу решили забрать его домой.

— Домой, — Темпл не знала, почему ее мысли вдруг начали скакать как сумасшедшие. Похоже, она подыскивала какое-то правдоподобное объяснение тому, что не может вернуть кота. Например, что она отправила его в тюрьму, или что его забрал на съемки голливудский дрессировщик, или… — Он в кладовой. Я сейчас его принесу.

Они последовали за ней. Возможно, они ей не доверяли. Возможно, им не терпелось взглянуть на… Луи. “Дурацкое имя для кота, — подумала Темпл. — Почему бы не Вискас или Шварценеггер, если уж так приспичило выбрать имя потупее?”

Кот издал длинный приветственный муррр. Темпл смотрела, как он прошел мимо нее, приостановился, затем потерся о ногу Вэн фон Райн, прежде чем ласково боднуть коленку Ники Фонтаны.

— Эй!.. Это мои лучшие итальянские шелковые брюки!

Вэн фон Райн присела на корточки перед огромным котом:

— Луи! Ты теперь знаменитость, но как, скажи на милость, ты попал в Конференц-центр? И где ты был всю неделю? Мы по тебе соскучились.

Она взглянула на Темпл снизу ясными голубыми глазами:

— Я прямо запаниковала, когда он потерялся. Представляла, что его задавила машина, или еще что похуже. Думаю, это из-за того, что у меня маленький ребенок. Материнские нервы.

— Отцовские нервы, — хмыкнул ее муж, — тоже не больно-то спокойны. Каждую ночь вопли. Мы очень рады, что Луи нашелся. Мы его забираем. Он жрет тонну, не говоря уже о том, что и весит столько же. Спасибо, что присмотрели за ним.

— Не за что, — Темпл переминалась с ноги на ногу. Ее ненадежные шпильки, казалось, сейчас проткнут пол, точно спицы, и она провалится на шесть дюймов вниз. Кот явно знал эту парочку, был рад их видеть, рад убраться из кладовки, из квартиры Темпл, из ее жизни, даже из газетной славы… кто знает, о чем думают коты? О чем думает она сама, Темпл знала точно: о том, что это смешно, когда почти, черт возьми, тридцатилетняя женщина, нацеленная на карьерный рост, стоит перед незнакомыми людьми, ощущая комок в горле размером с носок.

— Погодите, — сказала она сквозь этот носок. — Кот сейчас очень важен для центра. Его газетная известность отвлекает внимание от несчастного случая, который произошел на ярмарке. Я бы хотела оставить его здесь на некоторое время. До тех пор, пока не станет ясно, что он больше не нужен.

— Вы не понимаете, — мягко сказала женщина. — Луи — не домашнее животное. Это он нас выбрал, нас и наш отель, в качестве своего места жительства. Все, от посыльных до знаменитостей, которые у нас останавливаются, привыкли видеть Черныша Луи.

— Он вольный кот, мисс Барр, — добавил мужчина, взглянув на табличку с именем на ее столе. — Ему, типа, нужна свобода приходить и уходить, когда вздумается. Конечно, он выпрашивает угощение у персонала и ловит карпов в пруду отеля, если ему удается смыться с рыбой от шеф-повара, но, по правде, он не домашний кот. Он не привык… — Ники с отвращением окинул взглядом кошачью переноску, — сидеть в неволе. Ему это не нравится.

— Разве я говорю про неволю? Нет, конечно, нет! — голос Темпл звучал слишком громко. — Я понимаю. Да. — Гибкое тело скользнуло вокруг ее ног. Она наклонилась, чтобы погладить блестящую черную шерсть. — Что ж, Луи, спасибо за помощь. Береги себя, балбес ты здоровенный.

Темпл выпрямилась и поспешно отвернулась, потянувшись за переноской.

— Не-не-не, этого не надо, — сказал Ники Фонтана. — Она и не влезет в мой “корветик”. Луи поедет на переднем сиденье, точно, приятель?

Темпл оглянулась, чтобы увидеть, как кота, развалившегося на руках Ники, уносят прочь, точно большого, черного, лохматого младенца.

Голубые, как небо, глаза Вэн фон Райн затуманились пониманием и сочувствием:

— Не волнуйтесь. Я позвоню и дам вам знать, как у него дела. И вы можете навещать его.

— Обязательно, — Темпл смотрела, как они идут к дверям.

Умные зеленые глаза встретили ее взгляд. Огромная голова кота покоилась на локте Ники. Луи выглядел абсолютно довольным.

Темпл закрыла дверь сразу же, как только прозвучали вежливые прощанья. Она не хотела смотреть, как пара удаляется по коридору, как навсегда исчезает вдали большая черная башка Луи.

— Идиотское имя! — она пнула мусорную корзинку, постояла, потом нагнулась и стала собирать разбросанные обрывки, шоколадные обертки и фантики назад, бумажку за бумажкой.

Наконец, из всех дел осталось только забрать свою сумку и идти домой. У выхода она задержалась. Пачка заглавных страниц второй части “Ревью” лежала на столе секретарши, приготовленная, чтобы вырезать и сохранить статью. Надо напомнить Валерии.

— Что ж, — Темпл взяла один экземпляр из пачки и посмотрела в чересчур умную морду слегка подретушированного Черныша Луи. — Похоже, наши сыщицкие забавы окончены, Шерлок.

Она больше не сгибалась под тяжестью кошачьей перевозки и ее восемнадцатифунтового обитателя, когда добралась до “Серкл Ритц”, но чувствовала себя так, точно ноша никуда не делась. Июньская жара прилепила ее льняные юбку и жакет к телу и превратила колготки в резиновые термо-штанишки для похудания. Небо имело глубокий темно-синий оттенок вод озера Меад, и отдаленная охра горной цепи слегка дрожала от зноя, отсвечивая по краю голубовато-фиолетовым.

Темпл припарковала свой аквамариновый “гео-шторм” рядом с “фордом-эскорт”, занявшим последнее остававшееся в тени место, поставила картонный щит от солнца на лобовое стекло и поспешила через деревянную калитку на задний двор комплекса.

Она оттащила шезлонг поглубже в тень пальмы и плюхнулась на него так, что он жалобно скрипнул. С ее крохотными размерами ей нечасто удавалось вызывать в неодушевленных предметах подобную реакцию.

— Что, опять тяжелый день?

Знакомая голова показалась над выложенным старомодным кафелем бортиком бассейна.

Темпл мрачно подумала о не заслуживающих доверия мужчинах, умудряющихся выглядеть привлекательными даже с мокрыми волосами.

— Где кот? — задал Мэтт Девайн следующий вопрос.

— В вечернем выпуске газеты.

Мэтт приподнял бровь и высунулся из воды по грудь, облокотившись на бортик:

— Это плохо?

— Это хорошо, — вздохнула она.

Мэтт подтянулся и легко выпрыгнул из бассейна целиком. Темпл поспешно отвернулась. Однажды она попыталась выбраться из воды таким же способом и долго барахталась, как тонущий лемминг, пока не выползла буквально на карачках.

— Миссис Ларк приготовила лимонад, хотите?

— Спасибо.

Высокий стакан — тонкий, старинный, с серебряными кольцами по кромке, как у Сатурна — был покрыт капельками влаги. И Мэтт тоже. Тонкий аромат жасмина, хлорки и пота витал в воздухе. Пчелы гудели в кустах олеандра. Мэтт подвинул свой шезлонг в тень рядом с Темпл.

— Как кот попал в газету? — поинтересовался он.

Темпл без энтузиазма вытащила страницу, которую прихватила в офисе.

Мэтт аккуратно вытер руки полотенцем, свисавшим с его шезлонга, и взял ее.

— Классная история. Выбивает почву из-под убийства в Конференц-центре. Ваша идея?

Она кивнула с несчастным видом.

— Ну, и почему такая печаль? По-моему, ваша стратегия сработала.

— Слишком хорошо, — Темпл пригубила лимонад, терпкий, как раз такой, как она любила, и чуть-чуть улыбнулась. — Пришла парочка из “Хрустального феникса”, что на Стрипе, и заявила, что кот — что-то вроде бизнес-талисмана, который приблудился и живет у них давным-давно. Так что… прощай, Черныш Луи.

— Черныш Луи. Да, это такой пройдошистый бродячий тип кошек, ясно. А вы к нему привязались.

— Наверное, у меня склонность к неподходящим привязанностям.

Мэтт улыбнулся такому определению кота.

— У большинства людей эта склонность. Животные редко совершают подобные ошибки, а уж кошки — никогда.

— Я привыкла к топотанию его больших лап по моей квартире. Когда живешь одна… — Она оборвала фразу, поняв, что вываливает свое плохое настроение на едва знакомого человека.

— Вы все время жили здесь одна? — в тоне Мэтта была какая-то фальшивая нота, которую невозможно было принять за личный интерес.

— Нет, — ответила Темпл.

— Я тоже не привык жить один.

Любопытство сгубило кошку, — напомнила себе Темпл, слишком подавленная, впрочем, чтобы развивать интригующую тему дальше.

— Поэтому мне и нравится жить у миссис Лар… у Электры, — сказал Мэтт. — Здесь чувствуется дух коммуны… не знаю, что-то вроде студенческого кампуса или чего-то подобного.

Темпл кивнула:

— Электра как-то умеет сделать так, чтобы жильцы чувствовали себя как дома. Точно так же, как она заставляет своих чучел на скамейках в часовне выглядеть почти живыми. Она даже придумала им имена и украшает с ног до головы аксессуарами, которые выискивает на эстейт-сэйлах[47].

— Вот бы все пастыри были столь заботливы, — Мэтт криво улыбнулся. — А что за религию Электра представляет?

— Честно? Церковь полоумного мумбо-юмбо. Одну из тех, что выполняют заказы на службы по почте и верят в разную паранормальную дребедень. В Лас-Вегасе двадцать пять свадебных часовен, в половине из них службы проводят женщины, но все они не имеют отношения ни к одной религии. К счастью, для того, чтобы женить народ в Лас-Вегасе, не нужны церковные полномочия — только лицензия штата.

Мэтт тряхнул головой и сделал глоток лимонада.

— Церковь может быть… странной, — Темпл поняла, что, размышляя вслух, пожалуй, избавляется от накопившееся за долгое время хандры. — Религия вообще может быть опасна.

На лице Мэтта не дрогнул ни один мускул:

— Что вы имеете в виду?

— О, я услышала сегодня ужасную историю от одной из писательниц ААК. Эта дама среднего возраста, абсолютно не от мира сего, пишет романы про медсестер-убийц. Жанр медицинских ужастиков, как они это называют. Короче, она рассказала мне, что ее мать умерла в пятидесятых от подпольного аборта.

Мэтт поморщился:

— Отвратительно. Но это случается.

— Осложнение в том, что люди, которые вырастили Мэвис — она осталась сиротой совсем малышкой — были католиками. Мэвис считает, что должна морально осудить свою собственную мать, которая, скорее всего, была просто испуганным подростком. Неудивительно, что в своих романах она описывает маньячек в белых халатах — женщин, призванных вынашивать, но вместо этого убивающих младенцев. Мы тут сидим и хихикаем над аляповатыми обрядами местных часовен, а, между тем, так называемая “респектабельная” религия может, на мой взгляд, быть гораздо более смертоносной. Если бы мать Мэвис не так боялась позора, она бы, может, не решилась на подпольный аборт.

Мэтт рассудительно кивнул:

— Я так понимаю, вы не католичка.

— Я? Да из меня даже атеистка-то плохая. Что бы вы ни думали об абортах, это… политика. Но что действительно грустно, так это видеть взрослую женщину, которая верит, что ее мать была монстром, а не жертвой. И сама Мэвис сейчас тоже жертва, но даже не замечает этого. Возможно, из-за низкой самооценки, развившейся у дочери “падшей женщины”.

— В каком смысле Мэвис — жертва?

— Этот убитый в Конференц-центре редактор был чем-то вроде Распутина. Он заставлял авторов верить, что своим успехом они обязаны ему. Мэвис была его самой дойной коровой, насколько я могу судить. Он ее бесстыдно эксплуатировал. И даже сейчас, когда он умер, она настолько уверена, что нуждается в нем, что, возможно, никогда больше не сможет писать!

— Тут не религия виновата, — сказал Мэтт. — Это особенность психики.

— Но стыд, который Мэвис заставляли чувствовать потому, что ее мать умерла такой смертью, сделал ее идеальной жертвой для ежедневной вечной эксплуатации. Вы понимаете, о чем я? Честер Ройял манипулировал ею, как какой-нибудь глупой овцой! И, если бы Мэвис когда-нибудь действительно поняла, как ее использовали — всю жизнь! — вот тогда… Так и случаются убийства, разве нет? Когда кто-то прозревает и видит, что происходит на самом деле.

— Большинство жертв не становятся убийцами, — возразил Мэтт. — Они обращают свой гнев против себя самих. Если вообще обращают против кого-то.

— Кто-то обратил свой гнев против Честера Ройяла при помощи вязальной спицы номер пять.

— И вы думаете, это могла быть эта ваша Мэвис…

— Дэвис, — подсказала Темпл угрюмо.

Мэтт выглядел изумленным.

— Мэвис Дэвис, — подтвердила она. — Такое имя.

Мэтт был прав. Темпл действительно считала, что Мэвис Дэвис могла убить Честера Ройяла, и вязальная спица была тем странным тихим оружием, которым могла бы воспользоваться такая странная тихая особа, как Мэвис.

— А это ее неизбывное горе от потери хозяина может быть притворством.

— Ого. Если вы намерены изображать детектива, вы не должны так расстраиваться каждый раз, когда решите, что нашли хорошего кандидата на роль убийцы.

— Я действительно пыталась изображать детектива, — призналась Темпл. — И слишком сильно увлеклась. Ладно, последняя реприза. Из вас мог бы получиться хороший психиатр. А может, вы и есть?..

Он расхохотался так, что у Темпл слегка поднялось настроение.

— Нет, правда! — продолжала она настойчиво. — Могу поспорить, что в колледже вашей специализацией была психология, так?

Смеющееся лицо Мэтта сделалось серьезным. Темпл почувствовала себя так, точно шагнула с края бассейна, слишком поздно заметив, что там нет воды.

— Скорее, социология, — ответил он осторожно.

— Но это достаточно близко!.. — Темпл осеклась, поняв, что опять выпытывает. — Простите. Пиарщики от природы любопытны.

— Как кошки.

— Ага.

Она поскребла шпилькой горячий растрескавшийся бетон, обрамляющий бассейн. Луи был еще одной причиной того, что она так упала духом. Светло-карие глаза Мэтта внимательно изучали ее. Темпл хотела бы знать, нарочно ли он возобновил тему кота, чтобы отвлечь ее от самого себя — от темы профилирующих предметов в колледже. Может ли такое быть? Или он не учился в колледже и стесняется этого? Пора укротить свое любопытство и сдать назад, пока не спугнула.

— А чем вы вообще занимаетесь? — услышала она собственный неугомонный голос, прежде чем внутренний голос успел ее остановить.

Мэтт улыбнулся жалобной улыбкой, которая так нравилась Темпл:

— Я работаю на телефоне доверия.

— Ага! Психиатр!

— Не совсем. Я… не закончил образование.

— Но вы великолепный слушатель. Простите, что я набросилась на религию. Вы, должно быть, имели некоторый церковный опыт во время своих юношеских исканий, как говорят социологи, — предположила Темпл. — Вы играете на двухмануальном органе. Этот свадебный марш, который вы сыграли для Электры, был восхитителен. Я подслушивала. Что это было?

Он улыбнулся, набрав полный рот терпкого лимонада:

— Это был и не марш, и не свадебный.

— Но он великолепно подходил! Медленный, возвышенный и нежный. Я бы хотела иметь его на CD.

Улыбка расплылась шире:

— Спросите в музыкальном магазине Боба Дилана.

— Старого хрипуна? Вы шутите?

— Богом клянусь. Это была “Love Minus Zero — No Limit”. Послушайте ее — там даже текст гименейский.

— Какой?

— Это из древней Греции, типа свадебный.

— О, как бог Гименей… — Темпл почувствовала, что краснеет, связав имя божества брака со словом, образованным от него и используемым в гинекологической терминологии[48].

— У вас в колледже профилирущим предметом была античная литература? — спросил Мэтт невинно, как будто ему на ум не пришла та же самая естественная, но пикантная коннотация.

Ну, по крайней мере, он проявил интерес.

— Нет, я специализировалась по связям… Ну, то есть, пресса и медиа. Я делала репортажи для ТВ. Но потом оказалась в репертуарном театре в Миннеаполисе, в качестве менеджера по связям с общественностью. Приходится зубрить имена древнегреческих богов, если любимая постановка режиссера — пятичасовой спектакль по Эсхилу. В основном, в форме античных ругательств… Но эта мелодия действительно Боба Дилана?

— Клянусь, — Мэтт прижал руку к груди.

Темпл оглядела его. Кстати, о греческих богах, да. Писаный красавчик, внимательный собеседник Мэтт. Честное слово, этот парень слишком хорош, чтобы быть настоящим. Что ж, Макс тоже на первый взгляд выглядел эффектно. Проблема в том, что он и на последний взгляд выглядел так же эффектно, как на первый. Чертов Макс. Чертовы коты, норовящие сбежать. Чертова надежда, которая умирает последней…

— Спасибо за лимонад, — сказала Темпл и встала. — Я, пожалуй, пойду взгляну, как там поживает ополовиненая банка тунца в моем холодильнике.

— Электра все равно бы, скорее всего, не позволила создавать прецедент с домашними животными.

— Луи не домашнее животное, — объявила Темпл напыщенно. — Он личность, свободная приходить и уходить, когда вздумается, как меня сегодня проинформировали. И вот, похоже, он ушел — по крайней мере, из моей жизни.

— Может, вам завести другого кота? Миссис Ла… Электра, похоже, слабый противник.

— А, вы это заметили?.. Нет, я иногда так задерживаюсь на работе, что это было бы нечестно по отношению к коту. Все к лучшему. Я должна радоваться, что моя гениальная идея со статьей не только охладила интерес к убийству, но и вернула ЧЛ, как сказал бы мой коллега Кроуфорд Бьюкенен, в родной дом.

— Очень сочувствую по поводу убийства. Немудрено, что вы расстроились из-за него, — карие глаза Мэтта прищурились на солнце. — Ужасная вещь: одно человеческое существо испытывает к другому человеческому существу такую ненависть, что он — или она — действительно готов отнять жизнь. У полиции есть какие-нибудь предположения?

— Они мне не докладывали, хотя я провела полдня, опекая лейтенанта Молину из отдела сексуального насилия и убийств ЛВПД.

— Почему он именно к вам прицепился?

Темпл улыбнулась. Аккуратное обращение Мэтта с местоимениями в случае возможного убийцы пало жертвой его автоматической уверенности в том, что следователь отдела сексуального насилия и убийств должен быть мужчиной. Впрочем, может, С.Р. Молина и была им — в каком-то смысле.

— Лейтенанту Молине требовался гид для проведения тура по ярмарке Американской Ассоциации Книготорговли. За сегодняшний день я узнала об издательском деле больше, чем хотела бы. И обнаружила гораздо больше причин, по которым писатель может хотеть угробить редактора, чем обычный читатель когда-либо подозревал. Напомните мне, чтобы я никогда не заражалась писательской лихорадкой.

— Вы не слишком серьезно замешаны во всем этом?

— Нет, я последняя спица в колеснице, но я же не могу не замечать каких-то вещей.

— Оставьте это полиции. Замечать слишком многое может быть опасно.

— Ага, но это во мне говорит увлечение связями. Репортерский зуд — у меня мания все узнавать и обо всем говорить. Между прочим, люди любят со мной делиться сокровенным.

— Не всегда легко быть жилеткой для всех.

— Да, — Темпл подумала о Мэвис Дэвис, комкавшей перед ней свою салфетку меньше двух часов назад. — Да…

В эту ночь она не могла заснуть. Сначала ей пришла в голову свежая идея — ей всегда приходили в голову свежие идеи ночью — и она прибегла к помощи Электры, которая всегда была рада приложить свои золотые руки к достойному проекту. Затем Темпл вернулась к себе в квартиру, в одинокую душную ночь. Ее бурное воображение рисовало ей то Мэтта Девайна в одних плавках, играющего на органе Боба Дилана, то триумфальное возвращение Черныша Луи под сень “Хрустального феникса”.

А потом ей привиделась троица писателей, которых она сегодня встретила. Шанса побеседовать с Лэньярдом Хантером у нее пока не было, но с ним завтра — уже сегодня — запланировано интервью, и она, возможно, сумеет его поймать…

Могла ли Мэвис Дэвис действительно убить Честера Ройяла? Она крепкая женщина. Медсестра должна уметь перетаскивать тяжелые безжизненные тела, а Честер Ройял был невысокого роста. Как и Оуэн Тарп — неудивительно, что они спелись! Контролировал ли Ройял Хантера так же, как он контролировал Мэвис Дэвис? Поступал ли он так с нею, потому что она женщина, или Ройял всех своих авторов держал в черном теле?

Темпл знавала одного режиссера вроде этого. Мужчина (женщины редко бывают режиссерами, даже в наши дни), который использовал свою власть над актерами, чтобы ломать их личности, выискивать неуверенного в себе ребенка, который живет в каждом взрослом, и манипулировать им. Такие люди — законченные эгоисты, они выжимают из своей жертвы все возможности, даже если это доводит ее до нервного срыва.

Ни одна страсть не может быть ужаснее страсти артиста, который отдал всего себя и был растоптан. Темпл видела нормальных, вполне рациональных людей театра, которые готовы были убить критика за незаслуженно равнодушную оценку. Могут ли писатели быть менее чувствительны к манипуляциям с их произведениями?

Темпл ежилась в своих горячих липких простынях под ленивым ветерком, создаваемым пластиковыми лопастями потолочного вентилятора. Лопасти щелкали каждый раз, совершая оборот, и звук был похож на хлопок пузыря жевательной резинки, выдуваемого кем-то вдалеке.

Ночь была жаркой — Темпл старалась экономить на кондиционере и после захода солнца ставила его на “умеренно” — и почему-то вызывала мысли о сексе. Ужасно, но ей иногда не хватало Макса! Он оставил достаточно своих вещей, чтобы мучить Темпл: кучка его одежды была засунута в темноту в самом дальнем углу платяного шкафа. В кладовке для постельного белья стояла коробка со сценическими принадлежностями фокусника — наручники, волшебные шкатулки и грязноватые шарфы из шифона, — собирая пыль и наводя какого-нибудь случайного человека, который мог на них наткнуться, на мысль о странных сексуальных пристрастиях хозяйки квартиры. Кстати, о сексуальных пристрастиях: Темпл все никак не могла решиться выкинуть с полок в спальне коллекцию CD Вангелиса[49] — Макс обожал предаваться долгим, нежным ласкам под эти медленно нарастающие аккорды, напоминающие органную музыку…

Сегодняшние вопросы Молины вызвали к жизни новый пугающий сценарий. Макс исчез, потому что… умер? Нет. Только не Макс. Он определенно не мог быть жертвой — ничьей, включая муки совести.

Что бы там Молина ни думала, гордость Темпл не нуждалась в том, чтобы утешаться мыслью о том, что Макс ушел — ушел от нее — потому, что физически не мог вернуться.

Эта мысль дала толчок любимым ночным фантазиям. Макс возвращается. Что бы он сказал, как бы объяснил свой уход — а если кто-нибудь и мог в этой ситуации объясниться, так это Макс. Что бы Темпл сделала… Вот дерьмо!..

…Боже. Она забыла про кошачий лоток. Он там и остался, в ванной. Надо выбросить. Утром. Которое, кстати, скоро наступит. Прекрасно — еще одна ночь коту под хвост.

А потом… Что это? Звук. Мягкий, царапающий звук. Возле окна. “Замечать слишком многое может быть опасно”. Задвижки в этом доме плевые. В пятидесятые никто не волновался за свою безопасность; в конце концов, Супермен — старый добрый Джордж Ривз[50] — всегда мог прилететь на помощь с черно-белого экрана.

Она прислушалась. Тишина. И затем — опять это царапанье, скребущий звук, повторяющийся снова и снова. Специально. По скорлупке ее квартиры. Царап, царап, царап. Никаких деревьев или свисающих веток не было возле стен или окон. В Лас-Вегасе деревья и кусты не растут, если их не поливать, а поливать дорого, и Электра могла себе позволить развести зелень только вокруг бассейна.

Босые ноги Темпл коснулись пола спальни. Паркет не мог остудить горящие ступни. Она тихонько двинулась вперед сквозь знакомую полутьму, мечтая о каком-нибудь оружии, мечтая о Максе, который сам по себе был — обоюдоострый меч.

В гостиной красивая французская дверь, ведущая на балкон, выглядела крайне ненадежно: всего лишь стеклышки, рама и тонкие неубедительные рейки. Она вообще когда-нибудь запирала ее на ночь? Обычно Темпл чувствовала себя такой защищенной, что забывала это делать.

Царап, царап, царап.

Стоп.

Тишина.

Она же двигалась. Ее могли услышать.

Темпл затаила дыхание. Она чувствовала, как ее легкие расширяются.

Царап, царап, царап. Слишком настойчивый звук, чтобы исходить от чего-то неодушевленного.

Может быть, это Макс. Вернулся. Это было бы на него похоже: тайное явление в ночи. Сюрприз!..

Царап, царап, царап.

Темпл схватила керамическую фигурку павлина ар-деко, стоящую на столике. Хвост мог сыграть роль неплохой дубинки. Она прокралась к двери, чувствуя себя голой в своей тонкой футболке, чувствуя холод в теплой, душной комнате.

Царап, царап, царап.

Балкон был — сплошная терра инкогнита, искривленный пейзаж со складными креслами и кактусами. Звук шел оттуда, из-за двери.

Темпл подобралась поближе. Она должна была посмотреть.

Тень шевельнулась в темноте. Она должна узнать, что там. Безумное — бессмысленное? — желание узнать.

Тень вытянулась — выше, выше, выше, — вдоль хрупкого, тонкого стекла, добралась до ручки двери. Французский замок рычажного типа. Ручка шевельнулась под нажимом. Темпл занесла над головой керамического павлина.

Тень зевнула. Свет луны блеснул бриллиантом в крохотном остром зубе.

— Луи!

Темпл отперла балконную дверь. Тень лениво втекла внутрь и потерлась своим пушистым боком о ее ногу.