Котнэппинг

Глава 23

Несокрушимый Луи

Единственная вещь на свете, которая может заглушить Полуночника Луи, когда он исполняет джазовое соло для окрестных барышень на какой-нибудь из ночных улиц — это полицейская сирена. Когда я ее слышу, я стараюсь убраться подальше. Именно это я и сделал, когда сбежал из моего зловещего пристанища, городского приюта для бродячих животных, — помчался от нее со всех ног.

Как я смог совершить этот неслыханный побег, заслуживает отдельного рассказа. Давайте признаем, друзья, что статистика выживания в таких обстоятельствах составляет ноль минус зеро. Несмотря на обилие открыток, которые люди любят вешать на стену в кухне, изображающих пяток котят в корзинке, возле аквариума с золотыми рыбками, или в другом, столь же сентиментальном антураже, жестокая правда кошачьей жизни состоит в том, что четверо из пяти этих сладких кисок не доживают до своего первого дня рождения.

Я еще не впал в маразм до такой степени, чтобы игнорировать обстоятельства, хотя некоторые и склонны к идиотизму подобного рода в таком городе, как Лас-Вегас.

Обстоятельства заключались в том, что голова мисс Темпл Барр в настоящее время была занята гораздо более важными вещами, чем спасение моей шкуры.

Во время моего tete-a-trois[76] с Бэйкером и Тейлором я добыл доказательства. Мисс Темпл Барр была права: похититель парочки с идиотскими ушами и был тем преступником, который отредактировал напрочь старика, на которого я наткнулся на выставке ААК всего несколько дней — или несколько жизней — назад. Я решил взять судьбу за шкирку и вырваться из клетки, дабы явить миру этот факт. Это история всех моих жизней: я знаю больше, чем нужно, и кто-то начинает на меня охоту.

Прежде всего, я попытался оценить дьявольского служителя, которому волею жестокой судьбы была вручена моя жизнь. Этот лопоухий персонаж был нерадив и неряшлив, определенно, я мог бы использовать эти его черты в своих интересах. По плану мне приходилось рискнуть моим вторым по ценности членом, но я бы не прожил столько, сколько прожил, без рискового огонька в душе.

Когда Лопоухий явился с вечерней порцией этой дряни, которую они считают кошачьей едой, я изловчился засунуть мой великолепный хвост, длинный, толстый, блестящий и пушистый, если прилично говорить так о себе самом, между рамой дверцы клетки и самой дверцей. Мне потребовался весь мой немалый самоконтроль, чтобы не выпустить наружу вопль, возникший в результате взаимодействия дверцы и рамы. Недаром эту тюрягу называют живодерней. Но зато защелка на двери не закрылась до конца.

Когда Лопоухий удалился по своим делам, я толкнул дверцу, соскочил вниз и со сдержанным достоинством встретил восторг и зависть публики, наблюдавшей мой поразительный трюк. Защелки их клеток, я полагаю, были слишком тугими, а хвосты — слишком тощими, чтобы смягчить удар.

Цементный пол еще не успел просохнуть после омовения моим природным репеллентом, а я уже был далеко от этого печального места. Незапертая калитка или окно, беспечно оставленное приоткрытым, всегда предоставляют чуваку вроде меня, с моей манерой посещать разные места, хорошие шансы для маневра, а лестницы, мебель или коробки, расположенные правильно, обычно позволяют мне попасть туда, куда я хочу. Итак, вырвавшись на свободу, я укрылся в тени, ожидая сумерек.

Ночь была темна и тепла, и я несся сквозь нее, неслышимый и невидимый, как тень. Я предполагал добраться до “Серкл Ритц” раньше, чем мисс Темпл Барр.

На бегу я оценивал проблемы, которые мне предстояло преодолеть. С одной стороны, я знаю, кто преступник, но позади у меня, помимо хвоста, долгая традиция молчания, которую невозможно нарушить. С другой стороны, я не могу оставить мою изящную куколку в неведении. “Во многих знаниях — многие печали”, — как однажды сказал, кажется, какой-то ученый брамин[77]. А мисс Барр знает достаточно много, чтобы попасть в большие неприятности.

Итак, мои быстрые ноги едва касались теплого асфальта, а в мыслях я искал путь предупредить мою куколку без раскрытия своего прикрытия, извините за выражение. Но, несмотря на неопределенное будущее, я не мог не ликовать, оглядываясь назад и вспоминая свой триумфальный побег из лап адептов Смертельной Иглы. Это было покруче, чем какие-то там фокусы! Особенно последний штрих: покидая клетку, я толкнул лапой дверцу, и она защелкнулась. Таким образом, я одной левой устроил городскому приюту для бродячих животных мистическое исчезновение из запертой клетки. Они могут чесать головы до скончания века — и, надо думать, будут это делать, принимая во внимание количество паразитов, которые оккупируют эти блохастые создания, — однако мои уста будут запечатаны вечной печатью.

У нас с ними вообще трудности с коммуникацией.