Котнэппинг

Глава 6

Парад писателей

Вечерний выпуск субботнего “Лас-Вегас Ревью” был развернут на столе у Темпл — обложкой второй части выпуска вверх. И на ней — фотография черного уличного котяры в клетчатой охотничьей кепке набекрень, с лупой между передними лапами.

Заголовок над выделенной рамкой статьей гласил:“Кот, обнаруживший преступление в Конференц-центре, хранит молчание о своем собственном загадочном прошлом”.

Подзаголовок восемнадцатипунктовым курсивом указывал: “Особая книжная порода”.

Сотрудники местного пиар-офиса сгрудились над выпуском, вернувшись с обеда: Бад Даббс, Темпл, секретари — все, кроме Кроуфорда Бьюкенена. Даже кот был здесь, сидел в переноске и, подтверждая достоверность заголовка, хранил молчание.

— Четкая работа, — Даббс, в рубашке с коротким рукавом, склонился над столом, опираясь на локти и с нежностью рассматривая страницу. — Не знаю, как ты это сделала, Темпл, но человеческий — то есть, нечеловеческий! — фактор полностью изменил угол зрения и сгладил шок от убийства.

— Я знаю, — промурлыкала Темпл. Ее грудное воркование полностью соответствовало эмоциям момента. Самодовольство — вот что она испытывала сейчас. — Бетси Коган их ведущий журналист. У меня была надежда, что она кошатница. Однако, не забудьте и нашу кошачью звезду! Он вел себя, как ангел, даже не попытался сожрать фотографа. Ну, ведь сработало же, правда? Теперь убийство — только подоплека кошачьей истории, и мне нравится, как Бетси подала моего пушистого приятеля — вроде литературного героя, агента под прикрытием, прощупывающего обстановку в ААК.

— Мы бы не сумели заполучить лучшей отмазки, — согласился Даббс, — для… э-э-э… несчастья. Может, ты сможешь использовать этого здоровяка для выяснения обстоятельств пропажи шотландцев? Ну, ты знаешь, — не выдавая того, что они действительно пропали.

— Бад, я журналист, а не волшебница. “Бэйкер энд Тейлор”, возможно, не горят желанием обнародовать пропажу — это может принести больше неприятностей, чем пользы. И пропавшие коты — не шотландцы, как ты их называешь, а шотландские вислоухие, такая порода, уши у них загнуты вперед и вниз.

— Неважно, — Даббс снова принял свой отсутствующе-командный вид. — Найди этих котов, и я прощу тебе раскапывание мертвых тел накануне открытия книжной ярмарки.

— Тела. В единственном числе.

— Ты меня поняла, — бросил Даббс сурово.

Все коллеги смылись во время их дискуссии, оставив Темпл и кота внимать директивам начальства. Даббс повернулся, чтобы уйти, но остановился:

— Лучше спрячь куда-нибудь этого зверя, — сказал он. — Лейтенант Молина заберет тебя через несколько минут.

— Заберет?.. Это звучит, как арест. Или свидание. В чем дело?

Даббс тряхнул головой — один из его начальственных жестов:

— Она спрашивала тебя. Ей нужен кто-то, чтобы поводить ее по павильону и рассказать, кто есть кто на выставке.

— Ни фига себе! Я сама не всех знаю.

— Просто помоги ей. И веди себя прилично.

Темпл села за свой стол и проникновенно заглянула в зеленые глаза, глядящие на нее сквозь решетку.

— Лейтенант сейчас меня утащит, — прошептала она. — Прости, приятель, мне придется снова засунуть тебя в кладовку — это единственное место, куда помещается твой лоток. Вечером куплю лосося, обещаю.

Темпл устраивала Луи в кладовке, когда до ее слуха донеслась тяжелая поступь правосудия. Она бросилась обратно в офис, чтобы найти там лейтенанта Молину, склонившуюся над ее столом.

— Мило, — нарочито холодный тон Молины не содержал ни одной приветливой ноты. Она смотрела на статью на первой странице второй части выпуска. — Звучит так, будто полиции нужна кошачья команда, чтобы обнаружить собственную левую ногу, не говоря уже о мертвом теле. Вы креативная пиарщица, как я погляжу.

— Это лучше, чем “Мертвый редактор в Конференц-центре”.

— Выдумки всегда выглядят лучше, чем правда. Вот поэтому многие совершают преступления.

— Эй, что вы на меня смотрите, лейтенант? Я думала, вам нужен экскурсовод, а не подозреваемый!

— Мне известно, что у вас были трения с жертвой.

— Вы что, консультировались с Клаудией Истербрук? Она мне тоже про это напомнила. Да только это смешно — убить кого-то, с кем вы никогда раньше не встречались, и чьего имени даже не знаете.

Глаза лейтенанта Молины неземного аквамаринового оттенка, которые могли бы быть очаровательны, если бы не были лишены всякого выражения, смерили Темпл с головы до ног. Ее губы изогнулись:

— Успокойтесь. Трудно представить, что вы могли бы проткнуть человеку желудок и добраться до сердца при помощи стальной вязальной спицы номер пять.

— А, вот оно, орудие преступления!.. И, кстати, я вполне способна сделать все, что можете сделать вы!

Лейтенант Молина позволила скупой улыбке смягчить ее профессиональный фасад.

— Не кидайтесь соревноваться, Барр; вспомните, что мы говорим об убийстве. Я хочу, чтобы вы меня провели по этому бедламу.

— Это обычная ярмарка.

Молина закатила глаза, точно голубые мраморные шарики:

— Двадцать четыре тысячи человек! Вы что, постоянно дирижируете подобным цирком?

— Это моя работа, — сухо ответила Темпл.

Молина приподняла соболиную бровь, которой, на взгляд Темпл, не помешало бы некоторое выщипывание:

— Только не говорите: “Кто-то же должен этим заниматься”.

— Хорошо, не буду. Так что вас интересует?

— Как эта штука распланирована. Часы работы. Ежедневные мероприятия. Кто здесь был связан с убитым.

— Пойдемте. Прежде всего, вам будет нужен бейджик.

Она не могла не усмехнуться при этих словах[36], но лейтенант Молина никак не отреагировала.

Слушая гулкий топот лишенных каблуков башмаков лейтенанта поверх звонкого цоканья ее собственных шпилек во время длинного пути к ротонде регистрации, Темпл перебирала в уме обидные варианты слова “плоский” от плоскостопия до плоскодонки, держа, впрочем, их при себе.

Толпа клубилась у входа, большинство — женщины, и все они, обремененные сумками, пустыми полотняными мешками для книг и заметной испариной, вливались в лобби.

— Здесь всегда такой дуродом? — поинтересовалась Молина.

— Всегда, но ААК — одна из грандиознейших ярмарок: двадцать четыре тысячи душ, книголюбы и продавцы книг. Мы можем пройти без очереди. Привилегия работников. Спасибо, Кэрри. Вот ваш бэйджик, возьмите. Прежде чем осматривать экспозицию, давайте заглянем в комнату прессы.

Молина жестом позволила Темпл идти впереди нее.

Их первой остановкой была тихая комната, где складные стулья, расположенные рядами, как в церкви, стояли в легком беспорядке, как будто прихожане только что покинули зал после мессы. Темпл направилась к длинным столам вдоль стен, заваленных отпечатанными на принтере материалами. Порывшись в них, она выудила пару глянцевых папок и протянула одну лейтенанту, оставив вторую себе.

— Мне не нужны бумажки, — отказалась Молина. — У меня своих полно.

— Не нужны? — Темпл посмотрела на на нее поверх ярко-синей оправы своих очков. — Странно. Это биографии трех самых оплачиваемых авторов “Пенниройял Пресс”.

Молина схватила папку и начала изучать большую фотографию Мэвис Дэвис и сопровождающий ее пресс-релиз.

— Что-нибудь из этой информации соответствует действительности?

— Достаточно, чтобы вам хватило, и я даже могу еще подбросить, если вы ответите на один вопрос.

— Какой вопрос?

— Почему я?

— Что — почему вы?

— Почему вы именно меня попросили провести для вас этот маленький тур по стране чудес?

Молина усмехнулась:

— Был выбор между вами и Кроуфордом Бьюкененом.

— А Бад Даббс?

— У него слишком многое поставлено на карту. А вы внештатный работник, не так ли? Вам ведь не нужно платить за аренду помещения раз в несколько недель?

Вместо ответа Темпл вынула свою визитку. На ней был рисунок — дымящееся перо — и надпись: “Темпл Барр, PR”.

— Мило, — сказала Молина.

— Я вам не нравлюсь, — заключила Темпл. Это было серьезное обвинение: большинству людей она нравилась. Обаяние было частью ее профессионального арсенала.

— Возможно, мне не нравится ваш бойфренд.

— Бывший бойфренд! К тому же, вы никогда с ним не встречались. Вы же не?..

— Вы позволите вас перебить? — язвительно осведомилась Молина. — Спасибо. Я нахожу его поведение подозрительным.

— Я вообще нахожу его преступным, — возразила Темпл, — но, увы, не существует закона, по которому можно было бы привлечь сбежавшего любовника. Прошло три месяца. Я это пережила. Может, и вы переживете?

Что-то мелькнуло в ледяных синих глазах и исчезло.

— По-моему, вы должны бы интересоваться, почему он сбежал. Если, конечно, причина бегства заключается не в вас.

Темпл скривилась:

— Я ела слишком много пиццы с анчоусами — сойдет? Слушайте, лейтенант. Он просто ушел. Парни иногда так поступают. И моей вины в этом не было, у нас с ним все было…

— И как же все было?

— Офигенно, — сказала Темпл сквозь зубы. — Нет, он тащился вовсе не от пейзажа Вегаса или от того, как невадская жара курчавит его волосы, или… неважно. Короче, я не понимаю, по какой причине детектив из отдела сексуального насилия и убийств так интересуется фокусником, который сорвал цветочек и испарился. Если, конечно, вы не находите мою сексуальную жизнь гораздо более интересной, чем ваша собственная.

На этот раз в холодных голубых глазах ничего не мелькнуло.

— Это зависит от того, что за цветочек он сорвал. К тому же, вы никогда не задумывались, что я, возможно, специализируюсь на убийствах?

— Макс кого-то убил? Человек, который зарабатывает тасканием кроликов из шляпы? Я вас умоляю.

— Возможно, наоборот.

Темпл нахмурилась. Она не ожидала нового удара со стороны наполовину оплаканного, наполовину проклятого Макса Кинселлы. На что это намекает леди в железных латах из ЛВПД[37]? Ответ ударил ее точно обухом по голове. Она никогда не предполагала такого даже в мыслях, даже в три часа ночи, в самые темные минуты бессоницы.

— Макс… мертв? Нет! Вы не знаете, какую физическую подготовку нужно иметь, чтобы быть фокусником! Каким нужно быть сильным, быстрым, умным! Их не так легко убить, уж поверьте! Вы что, действительно думаете, что Макс исчез, потому что его убили?

— Успокойтесь, Барр. У вас есть гораздо больее серьезные причины для кудахтанья, чем человек, воспоминания о котором вы лелеете три месяца.

— Откуда вам знать, что я лелею? — Темпл покраснела, мгновенно пожалев о своем порыве.

— В этом и проблема, что ниоткуда. Когда я опрашивала вас в связи с исчезновением Кинселы три месяца назад, вы были так же общительны, как наемный убийца из мафии. Сейчас вы опять изображаете каменную стену по поводу этого убийства в ААК. Я работаю в полиции, между прочим. Имею право задавать вопросы.

— Не такие личные. И не в случае простого исчезновения.

Молина хранила молчание.

— Ну, хорошо, что я вам не сказала из того, что вам нужно знать?!

— Все. Вы заявляли, что ничего не знаете про Кинселлу — его семью, его прошлое, его друзей…

— Я и не знаю! Слушайте, мы с Максом были вместе слишком короткое время. Он был гастролирующим фокусником, а я и сама не очень-то поддерживала контакты со своими родственниками. Я просто не знала… не знаю этих вещей.

— И вы не видите связи между ними и исчезновением?

— Я не вижу связи между нашими отношениями и делами полиции. Макс был… и есть — вольная пташка. Я всегда это знала, и это как раз было одной из причин того, что я… неважно. Он не забрал свои вещи, но он всегда путешествовал налегке. Его контракт с “Голиафом” как раз в тот вечер закончился. Разве не ясно, что он просто хотел уехать без меня, но не набрался смелости сказать это прямо?

— Вольная пташка. И трус, вдобавок. А вы — само постоянство. Как такая девушка, как вы, могла влюбиться в такого, как он?

— Мне этот вопрос и тогда не нравился, и сейчас нравится не больше.

— Вы были не так щепетильны, когда Кинселла играл с огнем.

— Что вы имеете в виду?

— Не имею права разглашать сведения.

— А я, конечно, должна выворачиваться наизнанку! — Темпл набрала в грудь воздуха. — Вот что я вам скажу. Макс никогда не делал того, что от него ожидали. Ему нравилось удивлять людей. Это доставляло ему подлинное удовольствие. Именно поэтому он стал фокусником. Его никогда не покидал дух детской игры. Возможно, это делало его не самым предсказуемым партнером, но жизнь с ним была чертовски интересной. Он налетел на меня, как внезапное торнадо, и не скажу, что я была очень удивлена, когда он исчез, точно облачко дыма.

— Вы его простили?

— Нет… Но исчезнуть было вполне в его характере. И не все так просто с трусостью. Фокусники рисковые люди, это часть их профессии.

— Ловкость рук и никакого мошенничества, — Молина фыркнула. — Трюки.

— Тем не менее, чтобы их совершать, нужно быть в хорошей физической форме. — Темпл покачала головой. — Вам никогда не понять такого человека, как Макс. Он не играет в игры с законом — он смеется над любыми законами и над законопослушными обывателями вроде нас с вами. Короче, он не мог погибнуть, если вас интересует мое личное мнение, лейтенант. Смерть не так быстро бегает, чтобы догнать Макса Кинселлу.

— Я по-прежнему думаю, что вы что-то скрываете. Возможно, просто тот факт, что все еще тоскуете по нему.

— Думайте, что хотите, — легкая насмешливость в голосе лейтенанта охладила гнев и горечь Темпл лучше, чем ведро холодной воды. — Послушайте, через пять минут тут будет пресс-конференция Мэвис Дэвис. Хотите на нее взглянуть?

— Вы-то явно хотите.

Темпл выбрала места в первом ряду, прямо посередине.

— Она пишет бестселлеры про медсестер-убийц. Если вам нужна не погоня за призраками, лейтенант, а подозреваемые по делу Ройяла, то ближайшие и очевиднейшие эксперты по убийствам — его авторы.

Перерыв на ланч в комнате прессы закончился внезапно. Первой вошла Клаудиа Истербрук, которая недовольно проглядывала растрепанную пачку бумаг, выискивая ошибки подчиненных. Клаудиа приветствовала Темпл и лейтенанта коротким кивком, не скрывающим неприязни: они не вписывались в шеренгу.

Ее лицо приняло привычное выражение профессионального оживления, когда в комнате появилась Лора Феннвик, сопровождающая первое блюдо вечернего пиршества прессы — Мэвис Дэвис.

Клаудиа выскочила назад в холл. Оттуда послышался ее голос, загоняющий в зал сопротивляющихся репортеров:

— Ларри! Ты клялся, что не пропустишь первое послеобеденное интервью! Я на тебя рассчитываю, марш внутрь! Элис — журнал “Граффити”, да? Вы же не хотите упустить мисс Дэвис?.. Входите, входите все, и мы начинаем!

Они ввалились внутрь — тусклые представители прессы и энергичные, но скучающие телевизионщики. Их задницы полировали сиденья складных стульев, умело сконструированные так, чтобы поддерживать обвисшие ягодицы, их внимательные уши были забиты одинаковыми вопросами их коллег и одинаковыми ответами авторов, вылетающими, как дрессированные пони, с двадцатиминутными интервалами между интервью.

Единственными лучами света в книжном царстве были многослойность Эрики Йонг[38] — и то только для половины журналистской братии — и саркастическая усмешка Уолтера Кронкайта[39] над по-прежнему нестабильной мировой политикой, когда он ввел в моду свою последнюю книгу про парусники и просоленных морских волков.

Представители прессы уставились на Мэвис Дэвис вечно завидущими глазами: какая-то Джулия Чайлд, даже без жареных куриных крылышек в качестве поддержки для прессы. Половина из них мечтала об издании собственных книг и преследовала редакторов, или торговых представителей, или друзей редакторов и торговых представителей, которых им удалось поймать за пуговицу на книжной ярмарке.

Клаудиа держала кнут наготове: свой резкий, чудовищно жизнерадостный голос. Она их поймала, загнала внутрь и пришлепнула, и… впереди четыре часа кнута.

Мэвис Дэвис предстала перед ними в кресле, элегантно обтянутом твидом, на фоне твидовой ширмы, к которой Лорна Фенник поспешно прикалывала постеры последней книги Дэвис: “Божья коровка, божья коровка”. Согласно пресс-релизу, в ней рассказывалось о рабочих буднях педиатрической медсестры-поджигательницы и о том, чем она занималась после работы. Божья коровка, сладострастно оттиснутая на обложке, была кроваво-красной, с крошечными черными черепами вместо пятнышек и подкрылками из огня.

— Люди это читают? — прошептала лейтенант Молина на ухо Темпл достаточно громко, чтобы ее услышали все на расстоянии двадцати футов. — Это же безумие! Подает идеи преступным элементам!

На них заоглядывались. Клаудиа Истербрук вспыхнула, ее когти впились в глянцевую папку так, что та треснула.

— Вы, очевидно, не в курсе последних издательских новинок, лейтенант, — заметила Темпл. — Ваша профессия очень широко в них представлена.

— Вы имеете в виду — оклеветана, — буркнула Молина.

Клаудиа громко прочистила горло, знаменуя начало шоу, и вышколенная пресса мгновенно затихла. Большинство журналистов были ветеранами ААК, бывшими редакторами, и знали, что Клаудиа неограниченно командует безответными корреспондентами на этом поле. Если ей покажется недостаточным их рвение — присутствие на бесконечных раутах, интервью, программах, авторских выступлениях и т. д. — она может прервать любую журналистскую аккредитацию, или хотя бы малость подпортить им жизнь. Они подобрались: перья зависли над бумагой, объективы фотоаппаратов и видеокамер нацелены. Все были готовы, кроме Мэвис Дэвис, которая возилась с экземпляром своего романа, пока не разорвала суперобложку.

— Как вам пришла идея писать о медсестрах-убийцах, мисс Дэвис? — прозвучал первый, весьма оригинальный вопрос.

— Ах!.. — Мисс Дэвис была ширококостная женщина с прической, слипшейся в бесформенную мочалку в духовке Лас-Вегаса. Ее облегающее полиэстровое платье, должно быть, ощущалось как целлофановый пакет, оплавившийся на жаре. На ее щеках на фоне бледности, выдающей подлинный страх перед публикой, яркими пятнами выделялись рубиново-красные румяна. Темпл никогда не видела человека, менее пригодного для раздавания интервью. Ей стало ее жаль.

— Ах, — повторила мисс Дэвис. Даже ее голос был неудачным: слабый, никак не умеющий определиться с тембром, то ли альт, то ли сопрано. — Это контраст, понимаете? За милосердием, за заботой, за… за… ну, вы же не можете представить себе медсестру, делающую что-нибудь… мучительное, да? В смысле, специально. В этом вся прелесть.

— Вы подразумеваете, мисс Дэвис, что в ваших произведениях имеется феминистская подоплека: обычно на насилие и жестокость считаются способными мужчины, а не женщины? В произведениях беллетристики и документальной криминальной литературе встречается множество докторов-злодеев.

— Вот именно, — сказала Мэвис Дэвис горячо. — Медсестры такие невинные, понимаете? Все в белом, как невесты. И их жертвы… мои жертвы… в смысле, в моих книгах… они тоже невинные. Беспомощные детки. Э-э-э… я не могу сказать, почему мои книги так популярны, разве что из-за контраста между невинностью и злом. А читатели это любят.

— Но ваши медсестры вовсе не невинные овечки, они больше похожи на учениц сестры Рэтчед.

— Сестры Рэтчед?.. Я никогда не слышала…

— Старшая медсестра-злодейка, которая издевается над Джеком Николсоном. Помните, “Пролетая над гнездом кукушки”?

Мэвис Дэвис моргнула:

— Какое нелепое название. Слишком длинное для книги.

— Это фильм. А до этого книга.

— Ах, так. Ну, я не знаю этого, юноша. Может быть, вы спросите что-нибудь про кого-то из героев моих книг?

Повисла тишина. Потом раздался женский голос с заднего ряда:

— Как насчет реальности, мисс Дэвис? Возможно, смерть вашего редактора, главы издательства, Честера Ройяла, заставила вас задуматься обо всех этих смертях, которые вы рисуете в ваших романах?

— Конечно же, я опус… опустошена! Я работала с мистером Ройялом с начала моей карьеры. Только мистер Ройял редактировал мои книги. Я… я не знаю, что я буду делать без него…

Лорна Фенник оперативно вмешалась:

— Мы найдем вам другого редактора, такого же близкого по духу, как мистер Ройял, мисс Дэвис. Вы уважаемый автор в издательском доме “Рейнольдс, Чаптер и Деус”. Мы вряд ли покинем вас, как бы ни сложились обстоятельства.

— И все же… — Мэвис Дэвис слабо улыбнулась. — Я не писатель по своей профессии, вы знаете. Я была медсестрой — конечно, не такой, как я описываю в своих книгах, если можно так выразиться… Тяжело менять… менять коней на переправе.

Лорна сочувственно похлопала ее по плечу:

— Доверьте это нам. Мы просим вас только об одном: продолжайте писать ваши замечательные истории, к созданию которых у вас такой дар. Леди и джентльмены, спасибо, и разрешите на этом закончить. Вы видите, мисс Дэвис глубоко взволнована внезапной смертью мистера Ройяла… Ах, да, еще несколько снимков! Я отойду в сторонку… вот так. Отлично. Всем спасибо.

— Вы знаете, кого бы мне хотелось видеть в этом кресле? — спросил низкий мужской голос за спиной Темпл. — Милашку следователя из отдела убийств, которая шатается по Конференц-центру. Каков вердикт, Молина? Убийство?

С.Р.Молина обернулась и посмотрела на местного репортера позади нее одним глазом.

— За этим — на брифинг с полицией, Хэнзель. Здесь намешано так много беллетрстики, что вы вполне можете перепутать ее с фактами. Хотя, что бы вы ни написали, это все равно будет вранье.

— Как приобретать друзей и оказывать влияние на людей[40], — пробормотала Темпл себе под нос.

— Что вы сказали? — Молина быстро повернулась к ней.

— Из вас вышел бы никудышний пиарщик.

С.Р.Молина на секунду смутилась, но моментально пришла в себя:

— Моя работа — обнаруживать то, что люди хотят спрятать, а не помогать им в укрывательстве.

— Вы правда думаете, что работа пиарщика заключается в укрывательстве правды?

— А что, нет?

— Не больше, чем полицейская работа — в социальной политике и коррупции. Разумеется, пиар имеет и обратную сторону. Но чаще всего это необходимое звено в обширной цепи связей, на которых держится современный мир.

— Вы в это верите?

— Почему же нет?

Молина проницательно изучала ее лицо.

— Возможно, вы и действительно ничего не знаете об исчезновении Кинселлы.

— Это означает, что вы считаете меня наивной?

Молина пожала плечами.

— Ваша профессия предполагает знакомство исключительно с красивой оберткой. Если бы вы видели некоторые вещи, которые мне довелось увидеть в этом городе…

— Вы имеете в виду вашу работу?

— Это тоже. Но я выросла в ЛА[41] и подростком приехала в Лас-Вегас. Ни разу ни Канзас, Дороти.[42]

— Я была телерепортером в большом городе, лейтенант. Я тоже видела в своей жизни вещи покруче, чем старая добрая страна Оз.

— Возможно, — Молина взглянула на “таймекс” на своем запястье. — Где мы можем найти остальных авторов?

Темпл расправила плечи.

— Следуйте за мной.

Молина последовала. Охранники с каменными лицами изучили их бэйджики и пропустили обеих в бескрайний выставочный павильон, где Честер Ройял открыл свой последний в жизни стенд.

Зал наводняли полчища посетителей. Каждый имел при себе полотняный мешок, набитый книгами, мешки болтались у ног, оставляя синяки на бедрах и лодыжках встречных. Вскрики ушибленных примешивались к общему гомону.

— Кто все эти люди? — спросила Молина раздраженно, когда за пять минут им удалось протиснуться только сквозь три забитых людьми прохода.

Темпл обрушила на нее поток информации в лучших традициях пиара:

— Примерно шесть тысяч из них — книготорговцы, владельцы независимых книжных магазинов и маленьких объединений и покупатели крупных синдикатов вроде “Уолденбукс”, “Би Далтона” и “Короны”. Более тринадцати тысяч — издательский персонал: главные редакторы, директора филиалов, старшие редакторы, рекламные агенты, пиарщики и крайне важные торговые представители. Эти последние подчищают остатки за книготорговцами и принимают заказы. Происходящее здесь отражает то, что вы найдете на книжных прилавках к Рождеству.

— Я лучше в библиотеку, — прорычала Молина, сопротивляясь угару свободного предпринимательства, которое пульсировало вокруг нее.

— Библиотекари тоже тут, среди добавочных пяти тысяч разносортного народу — книжных обозревателей, закупщиков книг для библиотек… да кого угодно!

— И авторов.

— Конечно. Но только избранных. ААК не допускает всех подряд на торговые мероприятия. Если издатели разрешат всем своим авторам явиться сюда, выставка превратится в помойку. К тому же, писатели не торгуют своими книгами, разве что опосредовано или в собственном воображении. ААК — это, главным образом, рынок. Воспринимайте все это как обычную торговую ярмарку.

Мимо них прошел человек в костюме гориллы, сопровождаемый красоткой в металлическом бикини. Молина остановилась, как вкопанная:

— Во всем этом нет ни капли возвышенного — обычный большой базар, разве что книжками торгуют.

— По слухам, в издательском деле вообще нет ничего возвышенного, — ответила Темпл. — Это мультимиллионный развлекательный бизнес с железными прибылями, особенно сегодня, когда кинокомпании и нефтяные корпорации скупили все издательства.

— А как насчет башни из слоновой кости, гусиных перьев и неземных поэтесс?

— А как насчет полицейских стереотипов — железных мужчин, погонь и перестрелок?

— Ясно, — Молина произнесла это так, точно навсегда закрывала тему. — В таком случае, ААК — отличное место для убийства: точка высшего накала страстей всей индустрии. Жертву, подозреваемых и преступника скрывает море… — Молина внимательно огляделась вокруг, — препринтов и бесплатных постеров с Винни Пухом.

С.Р. Молина, изрекающая такие откровения в своем консервативном костюме цвета хаки посреди сборища оголтелых книжников, выглядела умилительно.

Темпл потащила лейтенанта вперед сквозь толпу.

— Смотрите на это, как на ярмарку стриптизеров или букмекеров, и все встанет на свои места. Все эти книжные люди — большинство из них вполне респектабельные и милые — все-таки, в первую очередь, люди. Так что убийства случаются даже в ААК.