Котнэппинг

Глава 16

Предельное самопожертвование

“Это лучшее, самое лучшее, что я когда-либо делал; это лучший, самый лучший покой, который я когда-либо обрету”. Разумеется, я цитирую бессмертного Динькинса[65]. Вообще-то, это чепуха. На самом деле, я могу сказать с уверенностью одно: это самая крупная игра в моей карьере.

Нет, позвольте мне быть честным до конца. Это самая крупная игра всей моей жизни. Возможно, я должен был сказать — моих жизней, но я не уверен, сколько их там еще осталось, потому что никогда не заморачивался подсчетами.

Однако, я могу считать дни и часы. Там, где я сейчас нахожусь, солнца не бывает, но люди служат ориентиром, приходя и уходя в начале и конце восьмичасовой смены круглые сутки — как они всегда делают в отелях, казино и тюрьмах. Это не отель и не казино, однако кое-кто может проиграть свою жизнь здесь в течение нескольких коротких часов.

Сейчас темно, что было бы приятно, если бы не постоянные вопли этих горластых лузеров в соседнем блоке клеток. Толпа идиотов. Никогда не любил собак.

Да, вы правильно догадались. Полуночник Луи в тюрьме. Мало того — моя клетка находится в ряду смертников. Конечно, на ней этого не написано, но я не вчера родился. У меня еще есть немного времени, чтобы предаваться медитации и вспоминать прошедшую жизнь или жизни, и все грехи, как совершенные, так и упущенные. Я был за отелем “Сирокко”, когда Джино Скарлетти получил его — не отель, а место в земле на шесть футов вглубь. Однако копы не услышали от меня ни звука; я пока еще легок на ногу, и, даже если приобрел тогда несколько щепоток землицы на пару дюймов вглубь… я все это закопал.

Кстати, я не рассказывал о том, как одной левой спас “Хрустальный феникс” от полного разрушения бандой сумасшедших убийц? Нет? Хорошо.

Я вообще молчалив. Не стоит слишком много знать в таком городе, как Вегас. Я это уже говорил раньше, и еще скажу. В основном, я размышляю. Например, о том, как моя последняя жизнь сейчас висит на волоске нежной связи с одной маленькой куколкой. Я не первый чувак, который уповал на даму, и, честно говоря, список выглядит печально.

Кое-кто может поинтересоваться, как такой ловкач, как я, мог попасть в подобный переплет. Это, как и вышеупомянутая “История двух котов” Динькинса, долгая и грустная повесть, и меня даже не утешает то, что Бэйкер и Тейлор от меня не дальше, чем в пяти клетках — пока вместе, но это ненадолго.

Как все покатилось псу под хвост, я сейчас расскажу.

После того, как я посетил всезнайку Инграма и узнал от него, что умница Сассафрас намекала о наличии в городском приюте для бродячих животных двух шотландцев, я решил сам проверить эту информацию. Сассафрас крутая старушка: власти засовывали ее в этот приют, а безответственные хозяева выкупали оттуда столько раз, сколько котят она нарожала за свою жизнь — а это очень много, поверьте. И, если она говорит, что на нашей живодерне в последнее время разбавляют содовой скотч[66], — значит, эти фасонистые кошаки там.

Первая загвоздка случилась, когда мисс Темпл Барр, чье образование в части нужд городского джентльмена все еще находится в зачаточном состоянии, заперла меня на ночь в квартире. Это, конечно, тепленькое местечко со многих точек зрения, но чувак должен иметь возможность делать то, что делают все чуваки. Как только она умчалась, явно на какую-то пылкую свиданку, возможно, даже с этим змееглазым Свенгали[67] с постера, я применил свои навыки взломщика. Инграм рассказывал, что в наше время многие интересуются такой фишкой, как “чистосердечное признание”, так что я сейчас опишу свой метод побега, поскольку я вообще очень чистосердечен.

Прежде всего, я осмотрел местность на предмет обнаружения скрытого выхода. Вентиляционные отверстия, кроме того, что находились по большей части в потолке, были, вдобавок, закрыты решетками, прикрученными шурупами. Я не поклонник работы с отверткой.

Далее, я попрактиковался в прыжках на термостат и передвигании его рычажка правой лапой. Я не люблю утруждать себя подобными упражнениями, и вскоре запыхался. Поскольку я все же успел отключить механизм, оставалось только оформить парадный выход. Апартаменты мисс Темпл Барр имеют французскую дверь, которая запирается на защелку. Я совершил великолепный прыжок с пола и вскочил на холодную ручку двери — к счастью, диета, на которой меня держит мисс Темпл Барр, не смогла уменьшить мускульную массу моего тела (около восемнадцати фунтов). Поскольку защелка расположена ниже, чем термостат, моя физическая форма позволила мне довольно свободно дотянуться лапой до рычажка и надавить на него. На пятой попытке раздался щелчок, защелка опустилась. Дальше я просто поддел когтями дверь у пола и тянул на себя, пока она не открылась. После этого я высунул нос, осмотрел на всякий случай балкон — мало ли что — вскочил на перила, нечаянно перевернув горшок с вонючим растением, спрыгнул вниз, на зонтик нижнего балкона — я его немного порвал, конечно, чтобы удержаться от падения — потом на кресло ниже, и вот я уже на свободе. Все эти балконы и французские двери не в силах преградить бродяге и скитальцу путь к свободе!

Мой путь к цели был ничем не примечателен. Достаточно сказать, что я знаю каждый раскаленный квадратный фут этого плоского, как блин, города. Даже ночью асфальт подогревал мои пятки. Впрочем, меня пробрал озноб при виде черного силуэта приюта для бродячих животных на фоне посеребренных луной облаков. Слишком многие из моих сородичей закончили свой путь здесь только потому, что были сочтены бездомными. Даже собаке не пожелаешь такой судьбы. Доходили слухи, что некоторые особи моего вида были отправлены в лаборатории, где ученые не видят ничего плохого в том, чтобы проводить эксперименты над живыми существами, если, конечно, эти существа не они сами.

Впрочем, разум перед этим бессилен.

Я подкрался поближе, прячась среди теней и прижав уши, чтобы их нежная розовая изнанка не выдала моего присутствия. Пасть я держал плотно закрытой — некоторые говорят, что у меня ослепительные клыки, и я не хотел, чтобы случайный свет фонаря сверкнул на одном из них.

Из заднего окна доносились душераздирающие крики моих плененных сородичей и громкое вяканье идиотов-собак, которые могут устроить из-за простой прививки от бешенства такую истерику, как будто наступил конец света.

Я дотянулся до подоконника, но не смог разглядеть ничего, кроме угла одной из клеток главного блока. Мяуканье котят было невозможно выдержать. Должен признать, что я не слишком много времени провожу в детском обществе, но их совместный плач очень похож на вопли новорожденного человеческого детеныша в доме моих (к счастью, бывших) знакомых.

Мой острый слух уловил во всей этой какофонии некий иностранный акцент и безошибочно различил в нем гэльские переливы. Я мгновенно оказался на земле, в основном, потому, что устал висеть на подоконнике, и мои лапы разжались.

Что делать? До меня быстро дошло, что пропавшие Бэйкер и Тейлор находятся в этом Аушвице-в-Мохаве[68] с пятницы. Следовательно, жить им осталось меньше суток, если кто-нибудь чего-нибудь не предпримет для их спасения.

Я мерил шагами землю у стен их тюрьмы и размышлял. Я сидел и размышлял. Я размышлял под луной, когда она очистилась от скрывающих ее облаков. Я взвешивал возможности. Я прочистил ноздри и напряг уши в ожидании какой-нибудь гениальной идеи, которая могла бы снизойти на меня.

Ничего не снизошло. Оставалось только одно: действовать изнутри. Я себя не обманывал: даже чувак с моим весом, силой и ловкостью не способен вломиться внутрь или прорваться наружу из клетки городского приюта для бездомных животных, в просторечии — живодерни. Я должен работать под прикрытием, то есть, позволить себя поймать, и там сделать все, что могу, в качестве инсайдера. Если миссия будет провалена, у меня в рукаве есть запасной козырь. Возможно, всего лишь возможно, что маленькая куколка, которую я покинул в одиночестве в “Серкл Ритц”, догадается о том, что со мной случилось, и прилетит на помощь. Черт, да пусть хоть пешком придет! Если она поторопится, мы даже можем успеть выручить Бэйкера и Тейлора.

Если же нет, передайте мой привет Бродвею.