Котнэппинг

Глава 15

Охотник[63] на тропе

Уже второй вечер подряд Темпл возвращалась в Конференц-центр после пяти часов вечера. На этот раз офис был пуст, только Черныш Луи, развалившись на ее столе, вылизывал свое обширное чернильно-черное пузо.

— Привет, парень. Где ты был весь день? Шлялся по Конференц-центру?

Кот бесстрастно взглянул на нее и принялся за грудь, полируя густую шерсть медленно и тщательно. Его морда приняла отсутствующее выражение, которое некоторые трактуют как беспредельное высокомерие по отношению к окружающим.

Темпл пожала плечами. Луи уже продемонстрировал, что у него имеются собственные пути ухода и возвращения в Конференц-центр, а также лазейки внутри этого колоссального строения. Она бы не удивилась, если бы однажды вечером, вернувшись с работы к себе в квартиру, нашла его скучающим на балконе возле французской двери в ожидании ее прихода.

Луи в данный момент был абсолютно непроницаем. Он принял ее поглаживание с коротким “мурр” и слегка зажмурился. Возможно, он, как и сама Темпл, просто устал.

Она уселась за стол, даже не сняв сумку с плеча. Минутку отдохнуть, потом сгрести кота и тащиться в раскаленную от езды по палящему послеполуденному солнцу машину. Зато потом они приедут домой, к прохладе кондиционера и холодному тунцу — свежему из банки для него и остаткам в салате для нее. После кошек остается полным-полно недоеденного тунца, который уже слегка заветрился в холодильнике. Лучше она это съест сама, чем мучать кота ледяными консервами, от которых он обычно воротит свой черный нос.

— Я буду есть салат, — сказала она Луи. — Я намерена следить за своей фигурой, в отличие от некоторых.

В коридоре раздались быстрые приближающиеся шаги. Они замедлились на секунду и повернули к офису.

— Темпл! Слава Богу, ты еще здесь, — воскликнула Лорна Фенник.

— Что опять случилось?

— Лэньярд Хантер хочет с тобой поговорить.

— А нельзя это как-то отложить?

— Нет. После его сегодняшнего интервью с прессой я обмолвилась, что ты хотела с ним встретиться — и он тут же заинтересовался, не та ли это “хорошенькая рыженькая”, которую он несколько раз видел в моей компании. Конечно, я ответила, что та самая, и он заявил, что готов с тобой сегодня поужинать. По-моему, ты ему понравилась.

— О, Боже. Только этого мне не хватало. Убийца в качестве ухажера.

— Темпл, ты же не думаешь…

— Успокойся, я просто устала и злюсь от неожиданности. С чего бы это преуспевающему автору тратить на меня время, когда его со всех сторон кормят-поят-обожают издатели и фанаты?

— Слушай, сегодня уже вечер воскресенья. Послезавтра все это закончится. Может, он просто в тебя влюбился.

— С чего бы? Я же не больница.

— В твоем случае его орган любви находится ниже стетоскопа, Темпл. В конце концов, ты пиарщица или кто? Почему бы не воспользоваться случаем взять интервью, которого ты и хотела, если оно само падает тебе в руки, как созревший плод?

— Скорее, как подгнивший, — возразила она. — Мне как раз и не нравится, что Хантер выглядит легкой добычей.

— Но тебя-то никто не заставляет так выглядеть.

— Ладно, о чем ты там с ним договорилась?

— Ты забираешь его от Конференц-центра в шесть пятнадцать и тащишь в любое место, которое кажется тебе подходящим для выкачивания информации.

— Ты что, предлагаешь мне использовать мою женскую привлекательность?

— Я предлагаю тебе использовать твой опыт по связям… с общественностью.

— Ладно. Я разгребаюсь тут, хватаю Луи, мчусь домой, принимаю душ… И — хнык-хнык — возвращаюсь обратно, — Темпл сверилась со своими часами, чьи стрелки, казалось, стремятся достичь одинаковой длины: минутная делалась все короче, а часовая длиннее, — через пятьдесят пять минут.

К концу фразы она одновременно достала ключи от машины из сумки, закинула сумку на плечо и сгребла со стола кота — все это одним непрерывным движением.

— Пока, — попрощалась она сквозь зажатое в зубах колечко от ключей. — И спасибо… наверное.

Даже степной волк не может сравниться в скорости с пиарщицей, когда она спешит. ЧП — это второе имя ее профессии. Аквамариновый “шторм” Темпл метался, как стрекоза, сквозь дорожный трафик конца рабочего дня, огибая машины, в его полированных боках размазанной полосой отражалось красное закатное солнце, тающее, точно клубничный сироп на шоколадном мороженом, на верхушках гор на западе.

Добравшись до “Серкл Ритц”, она понеслась к своей квартире, зажав под мышкой кота. Ноги Луи болтались из стороны в сторонку, как два пушистых маятника, свисая из-под ее руки. Кот шлепнулся на паркет в кухне и получил банку тунца под нос прежде, чем успел встеть на свои подгибающиеся в приступе морской болезни конечности. Темпл покончила с душем прежде, чем Луи покончил с консервами. Она успела переодеться, накраситься и готова была торпедой мчаться на свою встречу, как раз когда он завершил ритуал умывания после еды и уселся перед французской дверью, сонно косясь в сторону балкона.

Темпл выбежала из спальни, запихивая необходимые мелочи из большой сумки в нарядную вечернюю. Ее огненное развевающееся платье соответствовало жаре, краскам заката и очевидной слабости Лэньярда Хантера к рыжему цвету.

Помахав на прощание коту и переключив кондиционер на вечерний режим, Темпл захлопнула английский замок на двери. Она прыгнула в машину, кондиционер на “макс” — что означает максимум, или, может, задница Макс, — ее длинные красные серьги мотались у плеч, а на часах было без одной минуты шесть.

В двенадцать минут седьмого ее машина двигалась в веренице автомобилей по полукруглой подъездной аллее к ротонде у входа в Коференц-центр. Серебристая шевелюра Лэньярда Хантера и его высокая фигура были видны издалека, как и Лорна Фенник, с которой он беседовал. Темпл подъехала к бордюру, помахала Лорне, которая помахала в ответ и удалилась по своим делам, и, перегнувшись через пассажирское сиденье, открыла дверь.

Хантер заглянул внутрь с очаровательной улыбкой:

— Мисс Барр, я полагаю? Лэньярд Хантер. Думаю, вы не должны впускать в свою машину неизвестно кого, если он не представился официально.

— Какая предусмотрительность. Садитесь, мистер Хантер. Я предлагаю поехать в “Купол моря”, если вы не противник морепродуктов.

— Превосходно, — сказал Хантер так двусмысленно, что это могло относиться к чему угодно, включая его визави. — После всех этих кровавых обедов со стейками из говядины, призванных пополнить силы после общения с издателями, я не отказался бы от чего-то более утонченного.

Темпл подняла бровь и тронулась с места. Она готова была поспорить, что Лэньярд Хантер даже не предполагает, насколько “более утонченным” она является.

Ресторан “Купол моря” встречал посетителей дрожащим подводным полумраком, в котором внутренность сияющего снаружи неоном здания тонула, как дремлющая жемчужина. В аквариумах, окружающих мягкие банкетки, плавали тропические рыбы, и их скольжение в подсвеченной лазури сопровождалось негромкой мелодией арфы, подобной журчанию воды.

— Очень мило, — сказал Хантер. И опять это одобрительное замечание выглядело двусмысленно, поскольку его глаза не отрывались от Темпл. Взгляд этих стальных глаз был неотразим, он разрезал привычные социальные барьеры подобно раскаленному скальпелю.

Темпл загородилась от них огромным глянцевым меню, предлагающим неслабые цены. За спиной Хантера виднелся кусочек прилегающего к ресторану казино. Свет одной из его многочисленных хрустальных люстр окружал серебряные кудри писателя нимбом, сияющим, точно циркулярная пила с алмазными зубьями.

Он не ангел, — напомнила себе Темпл, — а ловкий и опасный сукин сын, обладающий броской внешностью и харизмой телевизионного проповедника. Она была сыта по горло таким типажом, к тому же Хантер не очень подходил ей по возрасту. Впрочем, судя по всему, сам он так не считал.

— Прелесть, — промурлыкал он снова.

— Спасибо, что согласились уделить мне время, мистер Хантер, — сказала она поспешно. — Я уверена, что ваше близкое знакомство с покойным мистером Ройялом поможет воссоздать правильную картину его успеха. Составление некролога для незнакомого человека, к тому же, не местного, для меня большая ответственность.

— Лорна говорила мне, что вам нужна кое-какая информация, но, может быть, мы сначала закажем что-нибудь выпить? — ответил он с терпеливым пониманием. От его глаз явно не укрылась ее нервозность.

— Конечно. Разумеется, все за счет нашего пиар-отдела, так что заказывайте, не скупясь.

Это должно вернуть мне контроль над ситуацией, — подумала Темпл. — Независимая бизнесвумен платит по счету.

— Хорошо, не стану скупиться, — улыбка Хантера стала шире. — Но платить буду я. Я настаиваю. Опыт превалирует над красотой.

Не имело смысла дальше разыгрывать независимую женщину перед лицом его непреклонного джентльменства. Темпл улыбнулась в ответ и решительно заказала мартини, крабовый паштет в качестве закуски, лобстера, печеную картошку с сыром и креветочным соусом и салат “цезарь”.

— Это слишком сильно для моего организма, — прокомментировал Хантер. — Многовато холестерина.

— У меня холестерин 168 мг, а у вас?

— Достаточно нормальный. Мне любопытно, чем я могу помочь в связи с Честером Ройялом.

Принесли мартини. Широкий бокал был полон до краев. Темпл удалось донести его до рта, не расплескав, и осторожно отпить, чтобы слегка снизить уровень мартини.

— Я слышала о вас невероятные вещи, мистер Хантер, включающие ваш медицинский опыт. Естественно, что вы более, чем кто-либо другой, можете знать о составляющих успеха медицинского триллера, который был любимым коньком мистера Ройяла.

— Публика помешана на врачах, мисс Барр. Можно, я буду называть вас Темпл? Доктор воспринимается как всемилостивейшее и всемогущее существо, которое исследует самые незащищенные места своих пациентов, сам при этом оставаясь загадкой. — Хантер сделал паузу, во время которой Темпл заключила, что все вышесказанное прекрасно описывает его собственный модус операнди. — Мы все попадаем в руки врачей рано или поздно, — продолжал он, для убедительности продемонстрировав красивые ладони. — Медицинские учреждения — прекрасное поле для изучения нашего самого иррационального страха смерти… а, возможно, и жизни.

— Некоторые люди ненавидят своих врачей, разве нет?

— Только если их неправильно лечили — неправильно диагностировали, выписывали ненужные процедуры и лекарства или, наоборот, не заметили серьезных проблем. Во всех других случаях пациенты готовы канонизировать доктора.

— А вы? Вы тоже обожаете докторов? Поэтому вы пытались отождествить себя с ними?

— Вне всякого сомнения, расторопная Лорна подсуетилась и упомянула мой “послужной список”, — он сделал новую паузу, как бы готовясь выдать откровение, и заговорил быстрее, без своей обычной улыбки: — Моя… мать серьезно заболела, когда я был всего лишь подростком. Из-за этого я углубился в медицину. Медицинский антураж меня заворожил. Мои попытки лечить были всего лишь проявлением юношеского энтузиазма и, кстати, этот опыт и полученные знания доказали свою полезность в моей сегодняшней карьере.

— Зачем вы добивались, чтобы вас принимали за доктора? И зачем другие это делают?

— Я не могу говорить за других, Темпл, — по его лицу пробежала тень. — И не могу сказать, что я “добивался”. Это было… э-э-э… хобби. Я был неплохим доктором, не хуже других. Меня уличила только привычка наших бюрократов постоянно собирать бумажки, на которых это общество помешано. С моей стороны никаких ошибок не было.

— По какой специальности вы работали? Терапевт? Педиатр?

— Нет-нет! Не так прозаично. В одном госпитале я работал онкологом. В другом хирургом…

— Но ведь на карте стояли человеческие жизни! Вы же знали, что вы обманщик!

— Я знал, что у меня нет медицинского образования. А сколько дипломированных врачей, по сути, являются обманщиками? В медицине не было бы ничего привлекательного, если бы на карту не были поставлены человеческие жизни. Мы бы не молились на доктора Уэлби, на доктора Кристиана, на докторов Килдара и Кэйси[64], если бы врачи не держали в руках кое-чего стоящего — наших жизней.

— Ваш маскарад не доставлял бы вам удовольствия, если бы этого самого “кое-чего” не было?

Его глаза цвета голубиного крыла сузились:

— Не делайте из меня кровожадное чудовище, Темпл. Я был молод тогда, — его взгляд смягчился, а тон, наоборот, стал жестче: — Молодые люди любят риск. Они гоняют на машинах, охотятся за чужими женами, работают в больнице, не имея диплома. Это все одно и то же. Мы все жаждем приключений.

От Темпл не укрылся пульсирующий в его голосе вызов. Этот человек любил наслаждаться жизнью, жадно поглощать ее. Для него настоящая жизнь включала в себя преследование жертвы для удовлетворения сиюминутной прихоти — и сейчас этой жертвой могла стать она.

— Вы скучаете по тем временам? — спросила она быстро.

— По играм молодости, вы имеете в виду?

— Да. Восторг замысла, сложное создание достойного персонажа и всех необходимых документов, доверчивая глупость людей вокруг… Чувство собственной важности и тайны, окутывающей вас.

Хантер отложил вилку, позабыв про филе судака.

— Как верно вы это описали! — его взгляд стал еще более внимательным. — Я мог бы подумать, что вы и сама не прочь поиграть в эти игры. Слишком хорошо знаете, что именно получаешь в награду.

— Пиар это тоже иногда игра, — Темпл принялась за своего лобстера. — Вы пытаетесь понять, что именно от вас скрывают, а потом поворачиваете в обратную сторону и стараетесь спрятать то, что многие хотели бы узнать больше всего.

— Поэтому вы разыгрываете из себя ищейку?

— Я не разыгрываю.

— Не врите. Сказать по правде, я в роли ищейки все-таки предпочитаю вас этой дылде Молина.

— Лейтенант Молина выглядит весьма компетентной.

— Мне интересно, достаточно ли это для того, чтобы раскрыть убийство такого непростого человека, как Честер.

— Это вы непростой человек, — возразила Темпл. Он усмехнулся так, будто она только что проиграла очко в шахматной партии. — По крайней мере, должны быть непростым, чтобы делать то, что вы делали, а потом соорудить из этого писательскую карьеру. Насколько мне известно, Честер Ройял был далек от всякой сложности. У него были очень простые нужды: иметь власть и заставлять всех вокруг, особенно женщин, эту его власть чувствовать. Не думаю, что он бы мне понравился, будь мы знакомы.

— Полагаю, это было бы взаимно, — рассмеялся Хантер. — Да, у Честера была бешеная неприязнь к женщинам. Он вечно считал, что они хотят в чем-то его перегнать: в росте — в прямом и переносном смысле, в деньгах, в чувстве собственного достоинства. Возможно, его ожесточили все эти браки и разводы.

— Но я слышала, что его страх перед женщинами существовал гораздо раньше — еще в пору его медицинской практики. И при этом он был гинекологом!

— Большинство гинекологов — католики, вы знаете? Это правильно, католичество строго ориентировано на деторождение, если судить по запретам на аборты и средства предохранения. Честер не был католиком, и, я думаю, время от времени соглашался делать аборты подпольно, пока они не стали легальными со всех точек зрения.

— Я уверена, что только доктор, сочувствующий женщинам, стал бы в то время делать аборты.

Хантер грустно улыбнулся:

— Вы знаете, как выглядел аборт в те дни? Часто безо всякой анестезии, нет времени на тонкости, нет места, чтобы отлежаться… Я полагаю, Честер делал их из-за денег, вот и все. Из-за денег и ради того, чтобы сунуть свой нос в репродуктивную систему, безжалостно выдрать зародыш из матки. Вам, должно быть, известно, что ни в одном браке он не имел детей.

— Вы правда думаете, что он был такой монстр?

— Многие из нас такие монстры, Темпл. Я ни разу не причинил вред за время моей фиктивной медицинской карьеры. У меня индекс IQ сто семьдесят восемь, знаете ли. Но я не могу этого сказать о тех докторах с настоящими дипломами, которые работали рядом со мной. Мне всегда хотелось написать исследование на эту тему, но Честер уговорил меня сделать ставку на беллетристику. Я думаю, он боялся, что, если я напишу такую книгу, это может привлечь внимание к его более чем бесславному медицинскому прошлому.

— А может быть, он не хотел, чтобы вы очерняли его бывшую профессию.

— Возможно. Честер был более чем старомоден в желании ставить женщин на место, он жаждал контроля. Он стремился держать всех своих авторов в постоянном неустойчивом состоянии, они у него были, точно кошки на раскаленной крыше. Все люди вокруг были для него потенциальными врагами: женщины, которые могли бы загнать его под каблук, мужчины, которые сумели бы переиграть его на каком-нибудь поле. Он любил издеваться над своими авторами, играя на их незащищенности. Лично меня он заставил пять раз переписывать “Сломанные кости”.

— И зачем было это терпеть?

Хантер пожал плечами:

— Мне знаком этот тип по моему медицинскому прошлому. Я просто нанял литературного негра, который и переписывал все это снова и снова, пока Честер не решил, что достаточно унизил меня.

— То есть, вы ни разу не позволили ему взять над вами верх — ни в работе над рукописью, ни в авторских правах или деньгах?

— Ну, нет, я же не Мэвис Дэвис, — Хантер усмехнулся, заметив, что Темпл удивлена его осведомленностью. — Я раскусил его сразу. Он сделал ошибку в самом начале, попытавшись нарушить мои права. После этого он уже никогда не мог надуть моего агента ни на единый цент, до самой своей смерти.

— Похоже, что это вы его использовали, а не наоборот.

— Вот именно. У меня была хорошая школа — во всех этих больницах. И после них.

— Вы имеете в виду… тюрьму?

— По сравнению с играми, в которые играют там, все эти издательские страсти просто семечки. Кстати, о семечках — вы собираетесь все это съесть? Эта картошка размером с деревянный башмак.

Темпл продолжила орудовать вилкой:

— Еще бы! У меня в последнее время была идиотская диета: сплошной тунец. И я намерена вознаградить себя за мучения.

Остаток вечера она провела, вежливо расспрашивая Хантера о его романах. Большинство из них предлагало читателям невероятные сценарии ближайшего будущего, в которых действовали героические врачи, борющиеся с корпоративными клонами, убийственными сыворотками правды и генетически выведенной чумой, созданной благодаря мировому заговору.

Темпл понимала, что создание и развитие таких надуманных сюжетов приносило авантюрной натуре Хантера удовлетворение: он мог сколько угодно играть в доктора в своих романах и, вдобавок, быть при этом героем. Еще она понимала, почему пациенты доверяли ему, а женщины влюблялись, даже сомневаясь в его искренности: если вы хотите продать дешевку, продавец должен быть очень привлекательным.

— Что теперь будет с вашими книгами, ведь Честер Ройял умер? — Темпл доела последнюю картофелину за секунду до того, как официант начал убирать со стола.

— Ничего. Если “Пенниройял Пресс” закроется, любое крупное издательство будет радо заполучить меня и Мэвис Дэвис. Даже Оуэна Тарпа.

— А остальные авторы “Пенниройял”? Начинающие писатели?

Хантер встряхнул головой, допивая дорогое белое.

— Тоже ничего. Они продолжат борьбу за существование, ползая на мели, как и раньше. Но ведущим авторам ничего не грозит. Выживает сильнейший.

— Может, это сделал один из слабейших?

— Убил главного редактора? Большинство из них еще даже не успели узнать, какой счет в игре, не то что заполучить желание, готовность и возможность убить рефери.

— В таком случае, получается, что, как бы ужасно ни вел себя Честер по отношению к своим авторам, ни у кого из них не было мотива для убийства. Потому что это означало бы навредить самому себе.

— Да, таков расклад, согласно Лэньярду Хантеру. Но вы, конечно, должны иметь в виду, что я очень скользкий тип, — снова этот внимательный, проникновенный взгляд. Темпл на секунду потеряла способность соображать, но сумела побороть наваждение и вернулась к действительности:

— Это правда ваше настоящее имя?

— Представьте себе, — сказал он самодовольно. — Никто не верит. Лучший сорт обмана: правда, которую не воспринимают всерьез. Вы никогда не попадетесь на лжи и при этом введете окружающих в заблуждение.

— Это что, правила жизни мошенника?

— Называйте как хотите, но это работает, не так ли?

Она не ответила, потому что ей в голову пришла глупая мысль: как же любовницы называют его в постели, неужели Лэньярд?.. Одна из тех внезапных неподцензурных мыслей, от которых открещиваются быстрее, чем от оговорки по Фрейду.

— Как вы думаете, кто убил Честера Ройяла?

— Не имею ни малейшего понятия, и мне наплевать.

— Тогда зачем тратить время и ужинать со мной, подвергаясь допросу?

Она слишком поздно поняла, что этот вопрос может быть сочтен провокационным — в данной компании и в данных обстоятельствах. Хантер с удовольствием воспользовался ее промашкой и заявил с обольстительной улыбкой:

— Потому, моя дорогая мисс Темпл, что я обожаю проводить время с умными барышнями, особенно если они так красиво упакованы. Я заметил вас в ААК сразу же. Между прочим, единственное наслаждение, доступное бывшему мошеннику — следить за чужими играми. Я наблюдаю, затаив дыхание, кто из вас — вы или лейтенант Молина — первым найдет преступника.

Это задело ее за живое:

— Я не собиралась с ней соревноваться! Я просто делаю свою работу. По крайней мере, с этого началось.

Темпл вспомнила, что завтра с утра ей еще предстоит тягостная миссия по выкупу Бэйкера и Тейлора. Ей придется либо очень рано встать, либо вообще не ложиться.

Официант положил поднос со счетом, кокетливо выглядывающим из ледериновой папки, рядом с Лэньярдом Хантером. Руки Хантера лежали на столе, когда он наклонился вперед, чтобы добить жертву: его неотразимые глаза впились в нее с лестным для всякой женщины безошибочным намерением… в то время, как его локоть в рукаве дорогого пиджака неуловимым движением передвинул поднос на ее сторону стола. Темпл моргнула, точно щегол, загипнотизированный самым большим в мире червяком. Этот подлец намерен поймать ее на слове, заставить либо оплатить счет, либо позволить ему выторговать продолжение! Лэньярд Хантер был мошенником с большой буквы “М”. Все его обещания и перспективы были сплошным надувательством. Он мог бы быть даже убийцей. Нет уж, спасибо.

— Кстати, о моей работе, — прочирикала Темпл с обаятельной улыбкой наперсточницы. — Я должна еще доставить вас обратно в отель. Вы, должно быть, страшно вымотались за два дня выставки.

— Время еще детское, — возразил он волнующим баритоном, который мог совратить даже куклу Барби.

Темпл улыбнулась. Она была маленькой, конечно, но не до такой степени. И родилась отнюдь не вчера. А также не была безрассудной.

— Мои внутренние часы тикают, — ответила она беспечно. — У меня был трудный день, и мне необходимо выспаться.

На этой ноте вечер закончился. Хантер не стал возражать, когда Темпл оплатила счет. Очень скоро она уже притормаживала свой “шторм” у шикарного входа в местный “Хилтон”.

— Может быть, подниметесь на чашечку кофе? — спросил он.

— Единственная чашечка, которая мне необходима, это чашка молока в моей собственной квартире, — ответила она твердо.

— Вы уверены? — его теплая рука с отполированными ногтями материализовалась на ее колене.

— Спасибо за предложение, но у меня есть кое-то. Он может неправильно понять.

— И кто же это?

— Он… ну, просто здоровенный такой, черный чувак. По слухам, держит мазу в этом городе.

Рука испарилась. Вторая рука уже нащупывала рукоятку на двери.

— Прекрасный вечер, — сказал Хантер, поспешно покидая машину. — Спасибо, и передайте привет вашему… э-э-э… другу.

— Обязательно передам, — Темпл нагло помахала ему на прощание. “Шторм” рванулся прочь, точно раскаленная аквамариновая летучая мышь из преисподней.

В ту же секунду, как Темпл отперла массивную дверь своей квартиры, она почувствовала неладное.

В квартире было жарко. Жара кралась по темным комнатам, точно невидимая черная пантера. Ее горячее дыхание сначала коснулась лица Темпл, а потом скользнуло по ее ногам. Даже после слабеньких кондиционеров в мраморном холле и отделанном деревянными панелями коридоре, эта баня выглядела ненатуральной… то есть, наоборот, абсолютно натуральной, как на улице. Далеко не двадцать четыре положенных в квартире градуса, скорее уж, около тридцати четырех.

Темпл подождала, пока незнакомые уродливые тени в темноте превратятся обратно в ее мебель. Потом, придерживаясь за кухонную перегородку, скинула одну туфлю, за ней другую. Каблуки отчетливо стукнулись о паркет. Она-то надеялась, что они упадут на ковер, но было поздно. Теперь ее убьют в собственной квартире. Но, может, и не убьют.

Конечно же, она была встревожена. Чем дольше вы живете в доме, тем скорее вы начинаете замечать малейшие изменения. С чего бы ее кондиционеру отключаться? А он отключился, причем, несколько часов назад, судя по температуре в комнатах.

Розовые неоновые часы на черно-белой стене кухни, такие мирные днем, отбрасывали странно зловещий отблеск на кухонную стойку. Он отражался красноватым, как фривольный фонарь в подворотне, светом на белом лепном потолке гостиной. Фонарь в подворотне подразумевал чье-то присутствие. Чье?..

Она подумала, не сбежать ли отсюда. С другой стороны, в комнатах было очень тихо. Пусто. Абсолютно пусто. Паркет был теплым под ее ступнями в чулках, когда она продвигалась по нему, боясь поскользнуться.

Гостиная открылась перед ней, точно книга, чересчур плохо освещенная, чтобы что-нибудь разобрать. Во французской двери неожиданно обнаружился проем, точно загнутый уголок страницы. Одна из створок была полуоткрыта, впуская ночную жару и звенящий хор далеких цикад, на который она поначалу не обратила внимания. Тяжелый аромат жасмина и гардении вползал с балкона, как туман. Темпл остановилась у стены, пытаясь пальцами вслепую прочесть выпуклые пластиковые буквы на регуляторе термостата. Крошечный рычажок был установлен на “выкл”. Но какому грабителю могло прийти в голову выключить кондиционер? Она прокралась дальше, затем остановилась. Кое-что явно отсутствовало. Кот к этому времени уже должен был почуять ее присутствие. Луи появился бы из какого-нибудь своего уютного местечка, или спрыгнул с холодильника, требуя еды. Он бы терся о ее щиколотки в темноте, которая ничего не значила для кота с его ночным зрением. И где кот?

Темпл прокралась обратно так же тихо, как вошла, и выскользнула за дверь, избегая поворачиваться спиной к собственной квартире. В коридоре с его слабыми светильниками и потертым розовым ковролином она босиком пробежала к лифту и нажала кнопку “наверх”.

Лифта не было целую вечность. Она никогда раньше не замечала, как его сочленения клацают и скрипят, как громко лязгает дряхлый механизм. Он прибыл пустым, она метнулась в кабину и нажала “пентхаус”. Кабина внутри была богато отделана полированным деревом, точно гроб. Она дернулась вверх с ужасным дребезжанием несмазанной гильотины, поднимаемой для казни.

Резкая остановка по прибытию чуть не заставила сердце Темпл остановиться вместе с лифтом. Она метнулась к тяжелым двустворчатым дверям напротив кабины и заколотила в них обоими кулаками.

Дверь распахнулась. Электра Ларк стояла там, волосы дыбом, их цвет напоминал хорошо взбитые яичные белки, маленькие бумажки были прилеплены к голове, один белый клок запятнан кроваво-красным…

— Темпл! Что случилось? Я занимаюсь своими волосами.

— Господи, я думала, вас скальпировали, — Темпл перепрыгнула через порог и захлопнула дверь за собой.

— В здании кто-то есть. Или был. Кондиционер у меня в квартире выключен, французская дверь открыта, и кот исчез.

Электра сняла с шеи полотенце для рук, размышляя вслух:

— Сантехник уже ушел домой. К сожалению, и этого милого Мэтта Девайна тоже нет.

— Его нет?.. — Темпл сразу и не сообразила, что в образе дамы в отчаянном положении могли быть свои плюсы.

— У него ночная смена, — вздохнула Электра. — Придется нам побыть освобожденными от векового рабства женщинами и все сделать самим. Я возьму фонарь. Мы не должны позволять негодяю увидеть больше, чем нужно. Если он еще там.

Темпл кивнула, и Электра скрылась в кухне. Темпл никогда не доводилось обследовать внутренность хозяйских апартаментов, но она успела заметить странный зеленый хрустальный шар на могучем бронзовом треножнике, стоящий в гостиной на светлом напольном телевизоре-тумбе из пятидесятых годов. Какая-то тень метнулась прочь, когда она вытянула шею, чтобы заглянуть в полуосвещенную комнату — возможно, просто фантом, порожденный игрой ее расстроенных нервов.

— Вот это пойдет, — Электра появилась из кухни, размахивая старомодным металлическим фонариком, который напомнил Темпл древнюю рекламу батареек “Эвридэй”. Она очень надеялась, что черный кот, ее приятель, ее пропавший приятель, имеет в запасе девять жизней, как у кота из рекламы “Эвридэй”.

Они спустились вниз, стараясь не шуметь. Лифт, впрочем, соблюдать тишину не старался. Темпл оставила свою дверь незапертой, так что они немедленно проникли внутрь, хорошо смазанные петли даже не скрипнули. Электра включила свой фонарик, щелчок прозвучал в тишине, как взведенный курок револьвера. Желтоватый круг света лег на паркет.

Электра и Темпл двинулись по желтой паркетной дороге к французской двери.

— О!.. — Цветок гардении, росший на балконе, валялся корнями вверх, его терракотовый горшок был разбит. Никаких разрушений, помимо этого, на балконе не замечалось, и сам балкон был пуст.

— Проверьте в комнатах, — распорядилась Электра. — Я буду держать фонарь подальше от себя, видите? На случай, если они вооружены. Если они выстрелят на свет, то не попадут ни во что живое.

— Кроме меня, — проворчала Темпл, отшатываясь от света фонаря за спину Электры.

В комнатах никого не было найдено, даже после того, как Темпл решилась зажечь верхний свет, и они с Элекрой осмотрели все углы и душевую кабину.

— Я проверю шкафы, — быстро сказала Темпл, предвосхищая движение фонаря Электры в сторону постера с Фокусником Максом. Она взяла у нее фонарь и направила его на вешалки и крючки.

— У вас много обуви, — заметила Электра.

— По-моему, еще недостаточно. И Луи здесь тоже нет. Электра, он пропал!

— Ну-ну, — Электра Ларк была не из тех, кто верит в фальшивые утешения.

Темпл посмотрела на часы. Всего только десять двадцать семь. Вряд ли стоило звонить в полицию насчет открытой двери — они скажут, что она сама забыла ее запереть — или выключенного кондиционера, который она, конечно же, тоже, по их мнению, выключила сама. Тем более, по поводу пропавшего кота, который ей, строго говоря, вообще не принадлежал.

Некоторые из ее вещей пребывали в необычном беспорядке, но, возможно, это пропавший Луи строил себе гнездо. Кто мог поручиться, что не ветер распахнул плохо закрытую дверь, позволив бродячему коту воспользоваться случаем и удрать?

— Что за дерь… дурацкий день! — Темпл заперла несчастную французскую дверь.

— Вы сможете уснуть, дорогая? Я имею в виду, в одиночестве.

— Как-нибудь справлюсь, — ответила Темпл невежливо. — Хотя я сегодня отклонила одно предложение, которое в свете последних событий делается все более привлекательным.

— Я оставлю вам фонарик. И попрошу мистера Марино проверить утром ваш термостат и дверь. Полагаю, мы сможем вам позвонить в Конференц-центр, если что?

— Только после одиннадцати, — ответила Темпл. — С утра я буду бегать по делам.

По сравнению с сегодняшней беспокойной ночью, рандеву с котнэппером начинало выглядеть как ответ на молитву девственницы.