Котнэппинг

Глава 14

Восьмой шар

Темпл выдрала страницу на “д” из телефонного справочника Лас-Вегаса, сложила ее вчетверо и подкатилась на своем компьютерном кресле поближе к стене, где покоилась ее необъятная сумка. Минуту она задумчиво обозревала плотно набитые, но замечательно организованные внутренности сумки, выискивая местечко для этого, самого ценного на данный момент, трофея.

Внезапное чувство, что она не одна в офисе, заставило ее замереть. Она явно ощущала чей-то взгляд. Жизнь с Максом воспитала в ней эту способность: частенько посреди обычных хлопот у себя в квартире в беззаботном одиночестве Темпл останавливалась, накрытая почти физическим прикосновением чужого взгляда. Она оборачивалась и видела Макса, который смотрел на нее, не отрываясь, точно сфинкс или кот. Казалось, что он в эти моменты глубоко поглощен своими темными мыслями, а она просто случайно оказалась на линии его взгляда. Еще он любил неслышно возникать в комнате за ее спиной. Сначала Темпл полагала, что ему нравится заставать людей врасплох, поскольку именно недостаток внимательности у большинства зрителей помогает фокуснику достичь успеха в его трюках. Потом она стала подозревать, что Макс натаскивает, тренирует и ее, и себя подсознательно улавливать то, что возникает на краешке вгляда или слуха. В любом случае, ее кожа покрылась мурашками, когда она подняла голову от сумки.

Клаудиа Истербрук стояла в дверях, глядя на лакированные черно-розовые шпильки Темпл от Стюарта Вейзмана, точно Бастинда из Фиолетовой страны на хрустальные башмачки.

Неожиданность была не такой неприятной, как если бы это и вправду был Макс, но все-таки довольно сильной. На лице Клаудии сейчас не было ни следа обычной профессиональной бодрости. Его черты обвисли, углы рта опустились и отвердели. Она смотрела на Темпл и ее туфли с таким видом, будто они олицетворяли все то, что ускользнуло из ее собственной жизни. Это впечатление длилось какую-то секунду. Затем лицо Клаудии и ее голос изменились. Она ступила через порог так, точно не стояла только что олицетворением скорби в дверном проеме.

— Последние новости о смерти Ройяла, — объявила она.

— Они нашли… кого-нибудь?

Клаудиа оценила волнение и нетерпение Темпл и выдала свою самую ледяную улыбку:

— О, они нашли кое-кого. Но не убийцу. Скорее, еще одну жертву Ройяла. Одну из его бывших жен. Прямо здесь, в ААК. Эта лейтенант Молина порылась в его прошлом — и выставила нас, пиарщиков, в неприглядном свете. Либо мы слепые и глухие задницы, либо пытаемся что-то скрыть. Я принесла приложение к пресс-релизу. Некролог от экс-миссис Ройял.

Темпл сунула сложенную страницу телефонного справочника в боковой карман сумки. Что-то подсказывало ей, что Клаудиа не должна ее видеть. Она взяла предложенный Клаудией листок и пробежала его глазами.

— Редактор “Кокерел, Тупенс и Трайн”? Почему же она не объявилась сразу же?

— Полагаю, именно этот вопрос интересовал лейтенанта Молина. А еще ее интересовало, почему ни я, ни Лорна ей не сказали.

— И что вы ей ответили?

— Мы не отслеживаем бывших жен и мужей наших работников. В сегодняшнем книгоиздательстве, когда каждый торопится занять стульчик, пока играет музыка, невозможно удержать в памяти, кто на чьем месте, не говоря уже о том, кто в чьей постели.

— Или кто оттуда убрался. Короче, когда Молина спросила вас про эту Ровену Новак, вы быстренько подсуетились с отделом кадров, нашли ее и получили некролог. Отличный ход. Догадываюсь, она не слишком потрясена смертью бывшего мужа?

— Смертью — трудно сказать. Интересом к ней полиции — возможно. Эта Молина, кажется, намерена найти убийцу до того, как мы начнем сворачивать выставку.

Темпл кивнула:

— Спасибо, Клаудиа. Я не уверена, что мое дальнейшее участие в этой истории потребуется, но все равно полезно быть в курсе дела. А сейчас мне срочно нужно бежать, — она оставила релиз на столе и направилась к дверям.

— А что? — сказала Клаудиа ей вслед. — Требуется немедленно поменять кошачий наполнитель?

Темпл резко обернулась в дверях, успев заметить то же горькое выражение, которое уже видела несколькими минутами раньше. Затем беспечно тряхнула головой:

— Нет, ничего настолько важного — просто распродажа в “Дешевой обуви”. Пока!

Через пять минут она была возле стенда “Кокерел, Тупенс и Трайн”, выискивая глазами нужное имя на бейджиках персонала.

— Мисс Новак?

Та кивнула. Она была незатейлива, как высохшая корка, эта худая женщина с волнистыми волосами, напоминающими каракуль, в очках, оправа которых повторяла желчный цвет ее лица. Модные оттенки шартреза и ржавчины в одежде только подчеркивали ее обыденность.

— Мы могли бы побеседовать? Я Темпл Барр, менеджер по связям с общественностью на выставке. И помогаю лейтенанту Молина сориентироваться в обстановке

— Я уже говорила с лейтенантом Молина и с Клаудией Истербрук.

— Я знаю, но… я надеялась, что вы уделите мне еще немного времени. Полиция не разбирается в системе ААК. Им нужен помощник, а это моя работа — предоставлять информацию и правильно интерпретировать факты.

Костлявое лицо Ровены Новак напряглось, но затем она вздохнула:

— Ну, хорошо. В буфете сейчас не так много народу, ланч закончился. Мне не помешает стакан газировки.

— Отлично. Я угощаю.

Они протиснулись сквозь толпу. Темпл следила, чтобы ее спутница не отстала. Как и предполагала мисс Новак, в буфете было много свободных мест. Они подошли к стойке кафетерия, и Темпл внезапно испытала приступ волчьего голода, вспомнив о своем неудавшемся ланче. Она схватила сладкую булочку и впилась в нее, пока Ровена Новак заказывала простую — даже не диетический вариант — кока-колу.

Одни люди приходили и садились, другие вставали и уходили, когда они устроились за столиком со своими заказами. С одной стороны, это было совершенно неудобное место для допроса, с другой — самое лучшее. Непринужденная атмосфера и толкотня как бы подчеркивали, что ничего серьезного не происходит и ничего важного не будет сказано. Но это впечатление было обманчиво, разумеется.

— Что вы хотите знать? — Ровена Новак сделала аккуратный глоток.

— Мне все еще трудно объяснить лейтенанту Молина, что такое дочернее издательство, как вообще начинают этот бизнес. Вы были замужем за Честером Ройялом… сколько?

— Семь лет. Подходящее число, как на египетских табличках.

— Вы встретились до того, как появился “Пенниройял Пресс”, или после?

— До. Честер тогда писал публицистику.

— Правда?

— Мы так и познакомились. Агент был в восторге от предложенных работ. Конечно, в публицистике представительность автора играет не меньшую роль, чем сама книга…

— Вы имеете в виду, что автор должен хорошо выглядеть, хорошо говорить, уметь правильно держаться с прессой и все такое?

— Именно.

Больше ничего не последовало, кроме нового, по-птичьи мелкого глотка колы.

Темпл набила рот непростительно сладкой сдобой. Что бы такое спросить, пока Ровена не допила свою колу и не ушла?

— Значит, мистер Ройял, то есть, Честер прошел путь от автора до редактора. Это, наверное, случилось уже после вашей женитьбы?

— Да. Он заинтересовался другой стороной бизнеса после того, как мы познакомились и начали… скажем так, встречаться.

Мелькнувшее в желто-карих глазах отвращение подсказало Темпл, что, несмотря на завидную выдержку, за душой этой женщины скрывается больше, чем недовольство своим прошлым браком.

— Я слышала, Честер Ройял был человеком, склонным к многочисленным бракам.

— Если вы хотите знать, какой я была по счету, то я была третьей. И Честер был склонен не столько к бракам, сколько к эксплуатации. Если появлялась женщина, которую он мог использовать, он женился на ней. По крайней мере, пока был моложе.

— Он же не женился на Мэвис Дэвис, — сказала Темпл с невинным видом.

Ровена усмехнулась:

— Нет. К тому времени он уже научился использовать женщин, не прибегая к женитьбе. И этим он обязан мне.

— Вы сказали об этом лейтенанту Молина?

— Нет.

— А мне почему сказали?

— Вы задаете правильные вопросы. Мне, в принципе, нечего скрывать по поводу нашей с ним жизни или по поводу того, каким человеком он был. Я даже перестала его ненавидеть. Просто я его раскусила. Наверное, я понимаю… понимала Честера лучше, чем кто-либо другой. Я научила его всему, что он знал. Разумеется, невольно, — добавила она, видя недоверчивый взгляд Темпл. — Я никогда не была замужем до него, но и ребенком я уже не была. Я бы ему отказала, если бы не его восхищение, даже восторг моей работой. Тогда это казалось мне признаком того, что он принимает меня всерьез. Но он принимал всерьез не меня, а мою работу… и он присвоил ее.

— Присвоил? Как это — присвоил?

— Он впитал ее. Он стал тем, кем была я.

Темпл растерянно искала следующий “правильный вопрос”.

— Вас когда-нибудь предавали в любви, мисс Барр?

Этот вопрос был не более личным, чем те, которые сама Темпл только что задавала.

— Да, — ответила она честно. — Я думаю, да.

Ровена рассмеялась. Это был приятный смех, и он совершенно преобразил ее невзрачное лицо.

— Я не могу сказать, что я разочаровалась в любви, но, на мой взгляд, меня предали. Я поняла, что привлекала Честера вовсе не я сама, а то, что у меня было.

— Что именно?

— Власть.

Темпл не знала, что сказать. В пресс-релизе, который принесла Клаудиа, было написано, что Ровена работает старшим редактором в “Трайн Букс”. Неплохая должность, но уж точно не такая, которая делает ее большой шишкой в Манхэттене.

Бледные пальцы Ровены, лишенные колец, гладили одноразовый стакан так, точно обнимали хрустальный бокал. Ее лицо смягчилось от грустных воспоминаний, на нем отразилась печаль о несовершенстве мира, о том, какой она была когда-то, и о том, что с ней сделал Честер.

— Он видел меня за работой, только и всего. Он видел, как тщательно я подбирала слова для рецензий моим авторам. Он видел, как я расстраивалась, когда не могла предложить им оплату и условия, которой, на мой взгляд, заслуживали их произведения. Он видел, как они доверяют мне и полагаются на меня. Он видел, как хороший редактор — а я была хорошим редактором! — умеет поддержать талант писателя, помочь ему развиться и прийти к тем достижениям, на которые он способен. Он был заворожен тем, как авторы делились со мной своими проблемами — семейными, денежными. Писательство — долгое и одинокое дело. Автор всегда надеется найти редактора, который будет прислушиваться к нему, а такие сегодня редки. Редакторы сегодня подобны странствующим повитухам. Они порой увольняются в середине процесса работы над книгой и не способны вложить частицу себя ни в автора, ни в его рукопись, которую они зачастую даже не дочитывают до конца.

— И Честер взял от вас все, что вы умели, вывернул наизнанку и стал плохим редактором.

— Скорее, разрушительным. Причем, это у него получалось бессознательно. Вы, должно быть, слышали, что он начинал как доктор, в те времена, когда врачи были почти богами. Пациенты приходили к нему со своими болезнями, они были перед ним беззащитны и показывали свою беззащитность, как начинающие авторы, приносящие слабые рукописи. Все эти годы он страдал от отсутствия такой власти, позиции вершителя судеб.

— Так почему же он оставил медицинскую практику?

— Ему пришлось. Вы что, не догадываетесь?

— Нет, — призналась Темпл.

— Нарушение врачебной этики. Противозаконные действия, повлекшие смерть больного. У него отобрали лицензию, он потерял свою практику, потерял власть. Он не мог оправиться от этого до тех пор, пока не познакомился со мной и не увидел другой путь, который позволял ему держать жизни людей в кулаке и зарабатывать на этом деньги. И, самое замечательное, что он изобрел медицинский триллер, так что все тогдашние чувства вернулись, как в сказке.

— Вы меня пугаете. Он в вашем рассказе выглядит каким-то злодеем со страниц им же изданных книжек.

— О, нет, — Ровена улыбнулась. — Нет! В книжках “Пенниройял Пресс” вы как раз не найдете злодейских докторов. Единственный, кто безнаказанно позволяет себе такое время от времени, это Оуэн Тарп, не знаю уж, по какой причине. В триллерах “ПП” полно некомпетентных, тупых, сумасшедших и преступных медсестер. Еще там есть противные пациенты, бесполезная администрация — особенно, если это женщины. Но подлец-доктор в них большая редкость.

— Напомните мне, чтобы я их не читала. Клаудиа говорила, что Честер назвал Лорну Фенник конем с яйцами. Он ненавидел женщин?

Ровена кивнула:

— Так глубоко, что не мог признать это на сознательном уровне.

— Но за что?

— Это знал только сам Честер. Он редко говорил о своем прошлом, но я предполагаю, что в школе его унижала учительница.

— И это на всю жизнь настроило его против женщин?

— Похоже, — Ровена улыбнулась. — Я помню, как он не единожды ворчал, что женщинам не место в медицинских институтах, — она вздохнула. — Он не был красавцем, и в юности ему не слишком везло с девушками. Возможно, поэтому он потом и женился пять раз — чтобы доказать, что не хуже других. После нашего развода я поняла, что он боится уронить свое достоинство в соперничестве с профессиональной и компетентной женщиной. Поэтому Лорна и не смогла с ним долго работать.

— Лорна Фенник работала у Честера Ройяла?!

— Она была у него ассистентом, когда он только начинал сотрудничать с “Рейнольдс, Чаптер и Деус”. Лорна никогда не была его женой, но она такая же жертва “дрессировочной площадки для женщин” имени Честера Ройяла, как и Мэвис Дэвис.

— А мужчин он так же дрессировал?

— Жажда власти не разбирает, каким топливом ее подогревать. Но, во всяком случае, его не так сильно заботило стремление одержать верх над мужчинами, как над женщинами.

— Неудивительно, что его убили.

— Неудивительно. Кто-то решил, что с него хватит.

— Не вы.

— Рада, что вы не придали этому форму вопроса. Не я. Я исследовала нашу с ним жизнь так же, как я бы анализировала композицию романа. Я поняла, на чем он сдвинулся и какие из моих недостатков сделали меня такой для него полезной, такой… пригодной к использованию. Эта наша повесть давно окончена. Старая, старая сказка. Такая старая, что горечь на ее страницах впиталась и высохла. А теперь и сам Честер стал историей.

— Что вы имеете в виду?

— Рукопись, которая когда-то была напечатана и не имела успеха. Снята с повестки дня.

Темпл подумала, что это определение очень подходит к данному конкретному случаю.

— Почему вы сразу не объявились, когда он был убит?

— А зачем? Я не последняя жена, после меня было еще двое. Мне наплевать, как и ему было наплевать на меня.

— Хорошо, что вы так к этому относитесь, — Темпл подумала, сможет ли она когда-нибудь так же оставить в прошлом Макса. — Из того, что я узнала о Честере, следует, что, видимо, как врач он был ужасен. Слава Богу, что его лишили лицензии еще в молодости. Что там был за случай, вы не знаете?

— Женщина умерла — насколько я поняла, в родах.

— В родах?!.. Он что — был гинекологом?

Ровена грустно кивнула.

— Да как он мог быть гинекологом — с его ненавистью и отвращением к женщинам?.. — поразилась Темпл. — В смысле, младенцы, чудо рождения и все такое…

— Я вижу, у вас никогда не было детей?

— Нет. А у вас?

— Был. Очень давно, в юности. Я его потеряла. Это тоже старая история, и она не имеет отношения к Честеру.

— Сочувствую вам. И вы никогда не пытались повторить?..

— Никогда, — лицо Ровены затвердело. — Материнство — не только розовые кружева и нежный лепет. Это еще и боль, и беспомощность. Беременная женщина абсолютно зависимое существо. Она во всем полагается на врача, а он видит ее в самом худшем виде — опухшую, покрытую пятнами, с огромным животом, испуганную. Он осматривает ее в самой беспомощной позиции из всех возможных. Вы слишком молоды, чтобы слышать об этих ужасных историях — часто гинеколог диктовал женщине, когда и сколько детей ей иметь, даже после того, как появились противозачаточные таблетки: их нельзя было купить без рецепта. Доктор определял срок ваших родов; если этот срок был для него неудобен, как это случилось со мной, он отдавал медсестрам распоряжение связать ноги пациентке — возможно, чтобы он успел выпить на вечеринке два лишних мартини, прежде чем идти в госпиталь. Как раз мой случай. Доктор мог заставить пациентку почувствовать себя тупой, бесполезной и слабой. И эти доктора часто так и делали. Спросите любую женщину старше тридцати пяти.

— Это действительно было “недоброе старое время”, да?

Ровена Новак кивнула, ее лицо исказилось. Темпл не знала, была ли это гримаса горечи от давних воспоминаний о несчастной беременности и родах, полных унижения и стыда, или о мысли о покойном Честере Ройяле.

— Когда я, наконец, узнала, — голос Ровены звучал медленно и твердо, — про тот случай с лишением лицензии — я ушла от него.

Темпл сидела в своем “шторме” с работающим мотором, включив вентилятор на полную мощность, и вырванная страница телефонной книги дрожала в ее руке.

Было четыре часа пополудни. Она уже побывала в четырех районах Лас-Вегаса, про которые раньше даже не знала, что они существуют. И все еще не нашла частного детектива, так безрассудно предложенного ею Эмили Эдкок. Все, что она нашла — это неприятности. Частные детективы в телефонной книге делились на две категории. Первая — сыщицкие конторы, которые не собирались заниматься сомнительными вещами вроде доставки выкупа котнэпперу, не ставя в известность полицию. Вторая — легендарные одинокие волки, чьи вывески висели на дряхлых строениях в местах, пользующихся дурной репутацией. Темпл не могла доверить никому из этих скользких личностей пять тысяч долларов. Она начала понимать, почему так много детективных романов начинаются с того, что женщина, попавшая в нелегкое положение (к сожалению, она испытала это на собственной шкуре) прибегает к помощи какого-то незнакомца с офисом на подоконнике.

Этот последний — ее последняя надежда — жил в районе, где ржавые машины стояли, точно кибер-панковые скульптуры, на заметенных песком парковках, и камни на крышах оттенялись только гравием во дворах. Агавы и кактусы, сгрудившиеся вокруг приземистых одноэтажных коробок, давали некое подобие колючей тени.

Темпл вышла из машины, заперла ее на замок и пошла к дому. Если ей повезет, Е.П.О’Рурка не будет дома.

Нежившиеся на солнце ящерицы разбежались при ее приближении, замерев поодаль, словно маленькие тиранозавры, на своих кожистых задних лапах, и смотрели на нее блестящими черными глазами. Почва была раскаленной, как днище горячей духовки, жар от нее поднимался вверх, на полпути встречаясь с яростными лучами солнца. Темпл чувствовала, как пот выступает на ее лице и плечах и тут же испаряется. Ощущение было не таким уж неприятным — как будто тебя проглаживают утюгом с опрыскивателем, — подумала она.

Несколько соседних домов выглядели необитаемыми, кроме одного, на четыре дома дальше, откуда доносился грохот басовых колонок на волне радиостанции, передающей рок. Новенький “харлей” был прислонен к обшарпанной задней двери. Вдалеке грязный мопед гудел важно и глухо, как пикирующий шершень.

Темпл постучала в затянутую сеткой внешнюю дверь, на которой зеленая краска едва держалась и, казалось, должна осыпаться от ее стука. Вторая дверь была деревянной, с единственным темным оконцем высоко над ручкой.

Эта дверь отворилась наполовину. В темном проеме стоял человек — худощавый жилистый тип с прищуренными от яркого света глазами.

— Чего?

— Мистер Е.П.О’Рурк?

— И чего?

— Я хотела бы обсудить вопрос о расследовании.

Глаза детектива оглядели ее с ног до головы. Потом дверь распахнулась, открывая темное нутро. Темпл нервно сглотнула и потянула ручку дребезжащей внешней двери. В дома, построенные в жаркой местности, входишь, будто исследуешь тайны каких-то древних могил. Окон в них мало, да и те всегда закрыты ставнями. Входящий вечно вынужден долго моргать, привыкая к неожиданной темноте, на пороге. Пока она моргает, Е.П.О’Рурк запросто может стукнуть ее по голове, ограбить и изнасиловать.

Глаза привыкли к темноте, и Темпл отбросила последнюю дурацкую мысль. Е.П.О’Рурк был тощий и высушенный пустынным солнцем, точно кусок копченого мяса, копна белоснежных волос и такие же брови составляли удивительный контраст с загорелой бронзовой кожей. И ему было лет шестьдесят пять.

— Давай проходи, — сказал он, поворачиваясь к ней спиной.

Темпл последовала за ним. Как и большинство домов в пустыне, этот представлял собой череду узких коридоров, сворачивающих под прямым углом, и маленьких темных комнаток, похожих на обувные коробки. Через пять шагов она уже не знала, в какой стороне входная дверь, которую О’Рурк захлопнул, прежде чем провести гостью в дом.

Воздух внутри был теплый и промозглый. Темпл слышала гудение старомодной водяной системы кондиционирования — на диво исправной, но очень уж сырой.

О’Рурк привел ее в комнатку, почти полностью занятую огромным письменным столом. Поверхность стола была пуста, если не считать черного бильярдного шара в углублении для ручек и оливково-зеленой пепельницы со следами старого пепла. Окурков не было. Хозяин скользнул в потрепанное офисное кресло позади стола и жестом указал на стул.

— Зачем притопала?

— Я нашла ваш адрес в телефонной книге…

— В смысле, какие проблемы?

— Сначала я должна убедиться в вашей квалификации.

Он пожал плечами. На нем была полиэстровая майка персикового цвета с короткими рукавами и, вроде бы, джинсы. На ногах — теннисные туфли. По крайней мере, никто не услышит, когда он будет красться, если только суставы не выдадут его хрустом. Свет просачивался в комнату сквозь пыльные жалюзи единственного узкого и высокого окна. Волосы О’Рурка казались нереально белыми в луче, а глаза поблескивали ярко-голубым.

— Я служил в торговом флоте, но это было еще до твоего рождения. Болтаюсь тут довольно давно. В бизнесе в Лас-Вегасе девятнадцать лет. До этого работал на Бринка[61]. Ну, а потом здесь — примерно так. Короче, что у тебя за проблема, пупсик?

“Пупсик!” — Темпл вздрогнула:

— Надеюсь, вы не родственник Честеру Ройялу.

— Ты про жмурика из Конференц-центра? Что за дела? Я не связываюсь с убойными случаями.

— Не волнуйтесь, речь идет о кошках.

— О кошках?! — он произнес это так, точно она говорила об инопланетных существах.

— Домашних кошках. Два кота пропали. Сколько вы берете в час?

— Домашние кошки пропадают по всему миру. Никто не нанимает детективов их искать. Пятьдесят баксов, плюс расходы.

— Не будет никаких расходов. Нужно просто…заслать бабло.

— Заслать бабло, детка? Где ты нахваталась таких выражений?

— По телевизору.

— У меня его нету. Там ничего хорошего не показывали после Сида Цезаря[62].

— Меня тогда еще на свете не было, — отрезала она. — Подпишем договор?

— Ты шутишь? — он пригладил лохматую бровь указательным пальцем, точно так же, как другие мужины приглаживают усы. Темпл могла бы поклясться, что он в этот момент выглядел, как шкодливый мальчишка. — Мое слово — вот мой договор.

— Вы шутите? — она поднялась, чтобы уйти.

— Слушай. Лицензию же не получишь, пока полиция не даст добро.

— А у вас есть лицензия?

Он ткнул пальцем в стену позади нее, где дешевый черный багет обрамлял искомый документ. Темпл поднялась, достала очки и долго внимательно изучала в тусклом свете затейливую вязь.

— Я не знаю, мистер О’Рурк, — наконец, сказала она, возвращаясь на место. — Тут замешаны деньги.

— Восьмой шар, — сказал он.

— Что?..

Он указал на блестящий черный шар на своем столе.

— Восьмерка. Так все меня зовут.

— Но ведь, кажется, этот шар считается несчастливым?

— Только если ты вляпаешься в него слишком рано. Если же он остался на столе один, как положено, в конце партии, это удача для выигрывшего. Я обычно кончаю последним — без разницы, каким делом я занимаюсь, — сказал он с особым ударением, подчеркнув одновременно и жесткость фразы, и некоторую ее непристойность.

Темпл рассмеялась от неожиданности. Она, конечно, могла бы дать голову на отсечение, что Восьмерка О’Рурк не тот, с кем хотелось бы связываться в драке в баре, особенно если в руке у него горлышко от бутылки, но вот что касается прочих его способностей… Впрочем, их она проверять не собиралась.

— Сколько денег? — спросил он решительно. — И кто замешан?

— Это выкуп.

— Киднэппинг? — он присвистнул сквозь зубы, такие белые и ровные, что они просто обязаны были быть фальшивыми. — Обычно я не посылаю клиентов… к копам, но, даже если это всего лишь кошки…

— Выкуп составляет пять тысяч долларов. Маловато для киднэппинга, по-моему.

— Для кошек — в самый раз, — признал он. — Ты хочешь, чтобы я проследил за похитителем, когда он заберет бабки?

— Я хочу, чтобы вы положили деньги, а я проследила за похитителем.

— Забудь, детка. Слежка — трудное дело. Ты можешь принести бабло, убедиться, что все окей, и доверить все остальное мне. А то зачем было рыться в телефонном справочнике, а?

— Ну, если вы считаете, что так будет лучше… Мы можем встретиться до… э-э-э… засылки бабла, и я отдам вам выкуп.

— И мои денежки не забудь. Тогда же. Блин, — воскликнул он, потому что она замялась. — Если у тебя даже не хватит пороху убедиться, что я заслал бабло по назначению, как ты собираешься следить за киднэппером?

— Я надеялась, что это будет человек, которого я знаю.

— Мало ли на что ты надеялась.

— Сколько я вам должна?

Глаза Восьмерки О’Рурка пробежались по циферблату больших круглых школьных часов на стене:

— Мы тут проболтали полчаса, прикинем еще пару часов до и после засылки бабла. Сто пятьдесят ровным счетом, если твой урка не сбежит в Спектр Маунтинс — тогда мне придется чапать за ним.

— Это будет она, — сказала Темпл.

— Какая разница. Слежка за любым полом одинаковая.

— Еще одно. Вы можете что-нибудь сделать, чтобы обеспечить безопасность и возвращение котов?

— Неа, — Восьмерка О’Рурк встал и протянул ей на прощанье жесткую сухую ладонь. — Ни фига не могу.