Глава 42 Разрешение конфликта

Брюссель, Бельгия

— Поразительно, каких успехов можно добиться с помощью пары слабых козырных карт…

— Что вы сказали, генерал? — спросил начальник разведывательного управления. Верховный главнокомандующий силами НАТО в Европе покачал головой, глядя теперь на карту с возродившейся уверенностью. Альфельд сумел устоять, несмотря на натиск с двух флангов, подумал генерал. Немецкие части на западе понесли ужасающие потери, но, хотя противник местами оттеснил их, прорвать оборонительные рубежи ему не удалось. К фронту двигались подкрепления. На марше находилась свежая танковая бригада. Только что прибывшая бронетанковая дивизия наступала на юг, стараясь отрезать русскую дивизию, переброшенную с севера, от частей на Везере. Наиболее далеко продвинувшиеся русские дивизии израсходовали все свои зенитные ракеты, и союзная авиация неумолимо громила их позиции с воздуха.

Материалы воздушной разведки показали, что открытая местность к востоку от Альфельда представляет собой огромное кладбище сожженных танков. В Альфельд тоже перебрасывались подкрепления. Иван будет продолжать атаки, однако теперь небо снова прояснялось и появится возможность оказать обороняющимся поддержку с воздуха. Вся мощь авиации НАТО вступит в действие.

— Иоахим, я считаю, что мы сумели остановить их.

— Ja, герр генерал! Теперь начнем гнать их обратно.

Москва, РСФСР

— Отец, генерал Алексеев приказал мне передать, что, по его мнению, мы не сможем победить войска НАТО.

— Ты уверен?

— Да, отец. — Молодой офицер сидел в кабинете министра. — Мы не сумели воспользоваться фактором стратегической внезапности, недооценили воздушную мощь НАТО — словом, допустили слишком много ошибок. Нам не удалось нарушить морские коммуникации НАТО. Если бы не последнее контрнаступление, мы, возможно, сумели бы добиться успеха, но… И все-таки у нас остался последний шанс. Генерал приостановил наступательные операции, готовясь к последнему удару. Для этого…

— Раз все потеряно, какой смысл в этом последнем ударе?

— Если мы сумеем нанести войскам НАТО достаточно серьезные потери, чтобы помешать началу крупного контрнаступления, мы удержим завоеванную территорию и дадим вам — дадим Политбюро — возможность вести переговоры с позиции силы. Даже это нельзя гарантировать, но у генерала нет выбора. Он просит тебя сообщить Политбюро, что необходимо урегулировать вопрос дипломатическими средствами и как можно быстрее, прежде чем НАТО успеет собраться с силами и начать собственное наступление, которое отбросит нас назад.

Министр кивнул. Он повернулся в кресле и в течение нескольких минут смотрел в окно. Сын молча ждал ответа.

— Прежде чем все это произойдет, — произнес наконец министр, — они прикажут арестовать Алексеева. Ты ведь знаешь о судьбе тех военачальников, которых арестовали, правда?

Сыну потребовалось несколько мгновений, чтобы понять смысл этих слов.

— Этого не может быть!

— Прошлой ночью их всех расстреляли, всех семерых, включая бывшего главнокомандующего Западным фронтом.

— Но он был отличным генералом…

— Он не сумел добиться победы, Ваня, — тихо сказал министр. — Государство не прощает поражений, а ведь я ради твоего спасения поддержал Алексеева… — Его голос стих. Теперь у меня нет выбора, подумал старший Сергетов. Я вынужден поддерживать Косова, этого подонка, несмотря на возможные последствия. И рисковать твоей жизнью, Ваня. — Виталий отвезет тебя на дачу. Там ты переоденешься в штатское и будешь ждать меня. Не выходи из дома, и никто не должен видеть тебя.

— Но ведь за тобой наверняка следят!

— Разумеется. — По лицу его отца промелькнула легкая улыбка. — За мной следят офицеры Комитета государственной безопасности из числа личных сотрудников Косова.

— А если он обманет тебя?

— В этом случае мне конец, Ваня, и тебе тоже. Прости меня, я никогда не думал, что такое возможно. Последние недели я очень гордился тобой. — Он встал и обнял сына. — Иди и положись на меня.

После ухода сына, Сергетов поднял трубку телефона и набрал номер председателя КГБ. Косова не было на месте, и министр нефтяной промышленности попросил передать ему, что данные по добыче нефти в странах Персидского залива готовы.

Этот условный сигнал означал, что Сергетов просит о срочной встрече. Они встретились вскоре после захода солнца. Около полуночи Иван Михайлович уже находился в самолете, летевшем обратно в Германию.

Стендаль, Германская Демократическая Республика

— Председатель КГБ Косов восхищен тем, как ловко вы сумели избавиться от предателя. Он просил передать, что смерть его, даже случайная, вызвала бы подозрения, но теперь осведомитель КГБ находится в окружении и выполняет свой долг, поэтому все в порядке.

— Когда увидите этого подонка в следующий раз, передайте мою благодарность, — проворчал Алексеев.

— Вашего друга расстреляли тридцать шесть часов назад, — продолжил Сергетов.

Генерал выпрямился и посмотрел на майора пристальным взглядом.

— Что вы сказали?

— Бывший главнокомандующий Западным фронтом расстрелян вместе с маршалами Шавыриным, Рожковым и четырьмя другими военачальниками.

— И этот мерзавец Косов осмеливается поздравлять меня…

— Он сказал, что был бессилен что-либо предпринять для их спасения, и выражает глубокое соболезнование.

Подумать только, соболезнование от председателя Комитета государственной безопасности, пронеслось в голове Алексеева. Ну ничего, товарищ Косов, мы еще встретимся…

— Значит, скоро наступит и моя очередь.

— Вы правильно поступили, товарищ генерал, что посоветовали обсудить план будущих военных операций с моим отцом. По мнению его и Косова, как только такое предложение поступит в Ставку, вы будете немедленно арестованы. Политбюро по-прежнему считает, что победа возможна. Стоит им потерять веру в победный исход войны, может произойти что угодно.

Алексеев точно знал, что значит выражение «что угодно».

— Продолжайте.

— Ваша идея усилить обстрелянными военнослужащими прибывающие дивизии третьей категории вызвала интерес, это всем понятно. Сейчас каждый день через Москву проходит несколько таких дивизий. — Сергетов помолчал, чтобы генерал смог сам сделать вывод.

Алексеев вздрогнул.

— Ваня, но ведь ты говоришь о государственной измене.

— Товарищ генерал, мы говорим о спасении Родины…

— Не надо смешивать спасение собственной шкуры со спасением всей страны! Ты солдат, Иван Михайлович, как и я. Наши жизни — разменные пешки…

— В руках партийного руководства? — презрительно усмехнулся майор. — Слишком поздно вы начинаете проявлять уважение к партии.

— Я надеялся, что ваш отец сумеет убедить Политбюро в необходимости выбрать более умеренный путь решения проблемы. Мне и в голову не приходило поднимать мятеж.

— Время умеренности осталось в прошлом, — ответил Сергетов. Казалось, он внезапно повзрослел и говорит подобно политическому деятелю. — Мой отец выступал против войны вместе с несколькими другими членами Политбюро, но безуспешно. Стоит вам предложить решение конфликта дипломатическими средствами, вас арестуют и расстреляют — во-первых, из-за того, что вы не сумели выполнить поставленную перед вами задачу, и, во-вторых, за то, что осмелились предлагать политическую линию партийной иерархии. Кто вас заменит и каким будет результат? Мой отец опасается, что Политбюро может склониться к использованию ядерного оружия на поле боя. — Да, отец был прав, подумал Сергетов, несмотря на все недовольство партийными решениями, Алексеев служил государству слишком долго и слишком преданно, чтобы рассматривать понятие государственной измены с реалистических позиций.

— Произошло предательство идей партии и революции, товарищ генерал. Если мы не возьмем спасение страны в свои руки, погибнет и то и другое. Мой отец говорит, что вы должны решить, кому вы служите и во имя чего.

— А если мое решение окажется не таким, как вы ожидаете от меня?

— Тогда меня убьют, убьют и моего отца, и многих других. А в конечном итоге и вы не избежите расстрела.

Он прав. Он прав по каждому из этих вопросов. Партийная верхушка предала революцию, предала саму идею партии…, но…

— Вы пытаетесь манипулировать мной, как ребенком! Ваш отец предупреждал вас, что я откажусь принять участие в этом, если не буду убежденным в идейной… — генерал запнулся, подыскивая подходящее слово, — в идейной правоте подобных действий.

— Мой отец говорил, что за много лет вас отучили самостоятельно мыслить, как этого и требует коммунистическая наука от людей. Вам говорили на протяжении всей жизни, что армия служит партии, что вы являетесь защитником государства. Он просил напомнить вам, что вы — член партии, что пришло время сделать партию проводником народных идей.

— А-а, так вот почему он вступил в заговор с председателем КГБ!

— Может быть, вы предпочитаете очистить революционные принципы, полагаясь на поддержку православных бородатых священников или евреев-диссидентов из ГУЛАГа? Нам нужно бороться за справедливость, прибегая к тому оружию, которое у нас есть. — У Сергетова кружилась голова из-за того, что он говорил таким тоном с генералом, отдававшим ему приказы под огнем противника, но он понимал, что отец прав. Дважды за последние пятьдесят лет партия подчиняла армию своей воле, уничтожая лучших офицеров. Несмотря на свою гордость и силу, сконцентрированную у них в руках, генералы Советской Армии были склонны к мятежу и непокорности ничуть не больше комнатной собачки. Но стоит Алексееву приять решение, сказал отец… — Родина взывает о спасении, товарищ генерал.

— Не смейте говорить мне о Родине! — «Партия — душа народа», вспомнил Алексеев лозунг, который повторяли тысячи раз.

— Тогда кто убил детей из Пскова?

— Это дело рук КГБ!

— Значит, вы обвиняете в преступлении меч, а не руку, сжимающую его? Если это так, то кто вы сами?

— Непросто совершить государственный переворот, Иван Михайлович, — заколебался Алексеев.

— Товарищ генерал, неужели ваш долг заключается в том, чтобы выполнять приказы, которые ведут к гибели нашей страны? Мы не собираемся уничтожать государство, наоборот, стремимся укрепить его, — негромко произнес Сергетов.

— Скорее всего мы потерпим неудачу, — заметил Алексеев, испытывая от этих слов какое-то мрачное удовлетворение. Он сел за стол. — Но если суждено умереть, уж лучше я умру как мужчина и солдат, а не как собака. — Он начал составлять план, направленный, на то, что они одержат верх, а он не умрет, пока не добьется успеха по крайней мере в одном деле.

Высота 914, Исландия

На вершине горы расположились хорошие солдаты, полковник Лоу понимал это. Почти вся артиллерия дивизии била по их позициям, авиация совершала непрерывные налеты, а пятидюймовые орудия линейных кораблей не прекращали обстрел. Он наблюдал за тем, как его солдаты взбираются по крутым склонам под огнем еще оставшихся в живых русских десантников. Универсальная корабельная артиллерия стоящих недалеко от берега линкоров обстреливала гору снарядами с бесконтактными взрывателями. Они взрывались в двадцати футах от земли страшными черными вспышками, осыпая все вокруг смертоносными осколками, а снаряды тяжелой артиллерии морской пехоты перепахивали вершину. Каждые несколько минут огонь прекращался, чтобы дать возможность авиации промчаться над самой горой, поливая ее напалмом и осыпая кассетными бомбами — и все-таки русские не сдавались.

— Вертолеты — вперед! — скомандовал Лоу.

Через десять минут послышался характерный шум лопастей — пятнадцать вертолетов пролетели к востоку от командного пункта, заходя с обратной стороны горы. Начальник дивизионной артиллерии приказал прекратить огонь, чтобы дать возможность двум ротам морских пехотинцев высадиться на южном гребне вершины. Высадку поддерживали штурмовые вертолеты «си кобра». Сразу после высадки пехотинцы начали продвигаться перебежками к русским позициям, находящимся на северном гребне горы.

Русский командир был ранен, а его заместитель с опозданием заметил противника у себя в тылу. Теперь он понял, что безнадежное положение стало отчаянным. Почти все рации были уничтожены, и отданный им приказ не сразу достиг солдат, которые продолжали вести огонь, так что морским пехотинцам пришлось убивать их в окопах. Но таких солдат оказалось всего несколько. Почти все десантники услышали, как ослабевает огонь, и увидели поднятые руки. Со смешанным чувством стыда и облегчения они вывели из строя свое оружие и стали ждать, когда их возьмут в плен. Бой за горную вершину продолжался четыре часа.

***

— Высота 914 не отвечает, товарищ генерал, — доложил связист.

— Наше положение безнадежно, — пробормотал Андреев. Артиллерия уничтожена, запасы зенитных ракет иссякли. Ему приказали удерживать остров в течение всего нескольких недель, обещали доставить морем подкрепления, говорили, что война в Европе продлится две, максимум четыре недели. Он сумел продержаться гораздо дольше. Один из его полков был уничтожен севернее Рейкьявика, и теперь, когда американцы захватили высоту 914, исландская столица просматривалась оттуда. Две тысячи солдат и офицеров его дивизии погибли или пропали без вести, еще тысяча ранена. Достаточно.

— Свяжитесь с командующим американскими войсками по радио и передайте мою просьбу о прекращении огня. Скажите, что я готов встретиться с ним в любом месте.

Десантный корабль ВМС США «Нассау»

— Значит, вы и есть «Ищейка»?

— Так точно, генерал. — Эдвардс попытался приподняться в кровати. Из-за трубок в руке и ноги в гипсе это оказалось непросто. Медсанчасть корабля была полна раненых.

— А это, должно быть, мисс Вигдис. Мне говорили, что вы красивая девушка. У меня дочь примерно таких же лет.

Флотские медики сумели подобрать для нее одежду почти подходящего размера. Врач уже осмотрел ее и пришел к заключению, что Вигдис здорова и беременность протекает нормально. Она успела отдохнуть и помыться; для Майка и всех остальных, кто видел ее, девушка напоминала о лучших временах и светлом будущем.

— Если бы не Майкл, меня бы убили.

— Да, мне докладывали. Вы нуждаетесь в чем-нибудь, мисс? Она посмотрела на Эдвардса, и этот взгляд ответил на вопрос генерала более чем красноречиво.

— Для метеоролога вы справились со своей задачей очень успешно, лейтенант.

— Сэр, мы просто старались не попадаться на глаза русским.

— Нет. Вы сообщили нам, какими силами располагает Иван на этом острове и где расположены русские подразделения — вернее, где их нет. Вы и ваши солдаты сделали много больше, чем просто старались не попадаться на глаза русским, сынок. — Генерал достал из кармана маленькую коробочку. — Молодец, морской пехотинец!

— Сэр, я из ВВС.

— Неужели? Ну что ж, вот это говорит, что вы из морской пехоты., — Генерал прикрепил к подушке «Морской крест». Подошел майор и передал генералу лист бумаги. Тот прочитал донесение и сунул его в карман. — Пора бы уж, — выдохнул он с облегчением. — Мисс Вигдис, вы обещаете нам присматривать за этим парнем?

Свердловск, РСФСР

Через двое суток им предстояло отправиться на фронт. 77-я мотострелковая дивизия принадлежала к категории третьеочередных и, как и остальные подобные части, состояла из резервистов. У нее было всего лишь чуть больше трети вооружения и техники кадровой дивизии. Со дня мобилизации вели непрерывную подготовку солдат и более старшие передавали опыт военной службы юным призывникам. Личный состав дивизии представлял собой странное сочетание. Молодежь, только что призванная в армию, была хорошо подготовлена физически, однако не имела представления о военной службе. Те, что постарше, уже раз отслужили свой срок, еще помнили, как следует воевать, но с возрастом утратили форму. Призывники отличались задором молодости и, несмотря на то что испытывали вполне естественный страх перед предстоящими боями, были готовы без колебаний защищать родину. Солдатам старших возрастов, оставившим семьи, было что терять. Содержание бесед, проводившихся приехавшими в часть участниками боев с офицерами дивизии, просочилось к солдатам. В Германии им придется несладко. Сержант-связист узнал и сообщил друзьям: в Москве в их ряды вольются опытные боевые офицеры, прапорщики и сержанты, уже обстрелянные на фронте. Резервисты почувствовали себя лучше — опыт, завоеванный на фронте, придется весьма кстати.

Теперь они знали кое-что еще: 77-я мотострелковая дивизия будет переброшена на запад меньше чем через неделю.

Этим вечером в расположении части было тихо. Солдаты не спали, выходили из промозглых казарм и стояли, глядя на сосновые леса, покрывавшие восточные склоны Уральского хребта.

Москва, РСФСР

— Почему не начинается наступление? — спросил генеральный секретарь.

— Генерал Алексеев сообщил мне, что готовится к решительному удару. Он говорит, что для этого требуется время, — ответил Бухарин.

— Передайте генералу Алексееву, что мы требуем от него решительных действий, а не пустых слов! — произнес министр обороны.

— Товарищи, — взял слово Сергетов, — я припоминаю из собственной военной службы, что начинать наступление следует только тогда, когда у тебя есть решающий перевес в людях и технике. Приказывая Алексееву начинать наступление еще до того, как он достиг полной боевой готовности, мы заведомо обрекаем армию на поражение. Надо дать ему время, чтобы он смог подготовиться должным образом.

— Значит, теперь вы стали уже специалистом и по военным вопросам? — поинтересовался министр обороны. — Жаль, что у вас нет такого же опыта в своей специальности, тогда мы не были бы втянуты в такие неприятности!

— Товарищ министр, я предупреждал вас о том, что потребление горючего на фронте намного превзойдет представленные вами цифры, и оказался прав. Вы говорили: «Дайте нам горючее, а мы сумеем использовать его должным образом», — правда? Это вы предсказывали победу за две недели, самое большее за четыре, верно? — Сергетов обвел взглядом сидящих за столом. — Такие вот специалисты и привели нас к катастрофе!

— Мы одержим победу над Западом!

— Товарищи, прошу извинить меня за опоздание. — В зал вошел Косов. — Мне только что сообщили, что наши войска в Исландии сдались. В качестве оправдания генерал, командующий дивизией, говорит о потерях, достигающих трети личного состава, и безнадежной тактической ситуации.

— Немедленно арестовать его! — рявкнул министр обороны. — Арестовать и семью предателя!

— Похоже, что наш министр обороны умеет куда лучше арестовывать своих собственных подчиненных, чем одерживать победы на поле боя, — сухо заметил Сергетов.

— Щенок! — Министр обороны побелел от ярости.

— Я не говорю, что мы потерпели поражение, однако совершенно ясно, что нам пока не удалось одержать победу. Наступило время урегулировать конфликт политическими средствами.

— Мы могли бы принять условия, предложенные немцами. — В голосе министра иностранных дел прозвучала надежда.

— Вынужден с сожалением сообщить вам, что такой возможности больше не существует, — заметил Косов. — У меня есть основания считать, что с самого начала предложение немцев решить вопрос мирными средствами, за столом переговоров, было мистификацией, немецкой маскировкой.

— Но ваш заместитель сказал нам только позавчера…

— Я предостерегал его и вас о возникших у меня сомнениях. Сегодня во французской газете «Монд» опубликована статья о том, что немцы отвергли советское предложение об окончании войны с помощью мирных переговоров. В статье приводятся точные данные о времени и месте, где проводились предыдущие встречи, — это значит, что основанием для нее стали официальные немецкие источники, и ясно подразумевается, что предложение о переговорах с самого начала являлось попыткой повлиять на наше стратегическое мышление. Они дают нам понять, товарищи, что собираются вести войну до победного конца.

— Маршал Бухарин, какими силами располагает НАТО? — спросил генеральный секретарь.

— Они понесли тяжелые потери в живой силе и технике. Их войска измучены до предела. В противном случае они уже нанесли бы мощный контрудар.

— Значит, от нас требуется еще одно решающее усилие, — произнес министр обороны. Он обвел взглядом сидящих за столом в поисках поддержки. — Еще один завершающий удар. Может быть, Алексеев и прав — нам нужно подготовить и скоординировать мощный бросок с целью прорвать оборонительные линии НАТО.

А вот теперь ты хватаешься за соломинки, протянутые тебе другими людьми, подумал Сергетов.

— Совет Обороны обсудит этот вопрос на закрытом заседании, — принял решение генеральный секретарь.

— Нет! — возразил Сергетов. — Это политическая проблема и должна решаться всем составом Политбюро. Судьбу страны нельзя отдавать в руки всего пяти человек!

— Вам не следует возражать, Михаил Эдуардович. У вас нет права решающего голоса. — Сергетов был потрясен тем, что это сказал Косов.

— Может быть, ему следует дать такое право, — заметил Бромковский.

— Сейчас не время заниматься решением этого вопроса, — заявил генеральный секретарь.

Сергетов посмотрел на лица остальных членов Политбюро. Ни у одного не хватило смелости взять слово. Он понимал, что едва не изменил баланс сил внутри высшего партийного органа, но до тех пор, пока не станет ясно, чья фракция сильнее, будут действовать прежние правила. Заседание завершилось. Члены Политбюро вышли из зала, в котором остались члены Совета Обороны и маршал Бухарин.

Сергетов медлил с уходом, надеясь найти союзников. Остальные партийные руководители прошли мимо. Некоторые смотрели на него и тут же отводили взгляды.

— Михаил Эдуардович? — послышался голос министра сельского хозяйства. — Сколько горючего будет выделено для распределения продовольствия?

— А сколько у вас продовольствия? — спросил Сергетов. О каком продовольствии может идти речь? — подумал он.

— Гораздо больше, чем вы думаете. Во всей Российской Федерации мы увеличили частные наделы в три раза и теперь…

— Что?

— Да, старики в деревнях получают теперь массу продовольствия — по крайней мере достаточно, чтобы прокормить страну. Сейчас возникла проблема распределения выращенного урожая.

— Мне никто не говорил об этом, — покачал головой Сергетов. Неужели наконец-то хорошие новости? — подумал он.

— А вы знаете, сколько раз я предлагал именно такой путь решения продовольственного вопроса? Впрочем, нет, вы ведь не присутствовали на июльском заседании в прошлом году. На протяжении нескольких лет я настаивал на том, что это единственный способ удовлетворить потребности страны в сельскохозяйственной продукции, и вот наконец со мной согласились. Мы обеспечены продовольствием, Михаил Эдуардович, надеюсь только, что у нас останется достаточно людей для его потребления. Теперь мне нужно горючее, чтобы доставить продовольствие в города. Вы дадите мне горючее?

— Сделаю все, что в моих силах, Филипп Моисеевич.

— Вы приводили разумные доводы, Михаил Эдуардович. Надеюсь, с ними согласятся. — Спасибо.

— С вашим сыном все в порядке?

— Насколько мне известно, да.

— Мне стыдно, Михаил Эдуардович, что мой сын не на фронте, как ваш. — Министр сельского хозяйства замолчал. — Мы должны…, впрочем, сейчас нет для этого времени. Постарайтесь побыстрее сообщить мне данные по горючему.

Союзник? Или провокатор?

Стендаль, Германская Демократическая Республика

Генерал Алексеев держал в руке шифровку, в которой говорилось:

«НЕМЕДЛЕННО ВЫЛЕТАЙТЕ В МОСКВУ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ ПОЛОЖЕНИЯ НА ФРОНТЕ». Неужели это его смертный приговор? Алексеев вызвал заместителя главнокомандующего, чтобы узнать последние сведения о происходящем на фронте, — Никаких перемен. Разведка боем под Гамбургом и что-то похожее на подготовку к наступлению к северу от Ганновера, но все это не представляет серьезной опасности.

— Я вылетаю в Москву, — сказал Алексеев и увидел, как изменилось лицо его заместителя. — Не беспокойся, Анатолий, я слишком недавно назначен главнокомандующим и меня не за что расстреливать. Для того чтобы превратить прибывающие дивизии третьей категории в боеспособные части, нужно переводить в них обстрелянный личный состав более интенсивно. Я вернусь через сутки или меньше. Передайте майору Сергетову, чтобы он захватил мой планшет с картами и ждал меня у машины через десять минут.

Сев в машину, Алексеев передал своему адъютанту шифровку и посмотрел на него с иронической улыбкой.

— Что это значит?

— Узнаем через несколько часов, Ваня.

Москва. РСФСР

— Они действительно сошли с ума.

— Вам следует более тщательно выбирать слова, Борис Георгиевич, — заметил Сергетов. — Какой еще фокус выкинули в НАТО?

Председатель КГБ посмотрел на министра и удивленно покачал головой.

— Я имею в виду не НАТО, а Совет Обороны, глупый вы человек!

— У этого глупого человека нет права голоса в Политбюро. Вы сами напомнили мне об этом, — произнес Сергетов, все еще сохраняя слабую надежду, что члены Политбюро одумаются.

— Михаил Эдуардович, я приложил немало усилий, чтобы защитить вас. Прошу вас, не заставляйте меня жалеть об этом. Если бы вам удалось вынести вопрос на открытое голосование, вы проиграли бы, и это стало бы вашим концом. А сейчас, — Косов снова усмехнулся, — сейчас меня попросили поговорить с вами и попытаться склонить на свою сторону.

Они вдвойне обезумели, — продолжал Косов. — Сначала министр обороны выразил мнение, что необходимо использовать тактическое ядерное оружие. А потому они хотят заручиться вашей поддержкой. Собираются заново прибегнуть к дезинформации. Они хотят взорвать небольшое ядерное устройство на территории ГДР и заявить, что НАТО нарушило соглашение об отказе от применения ядерного оружия и потому мы вынуждены ответить тем же. Впрочем, все не так уж плохо. Они вызвали в Москву генерала Алексеева, чтобы узнать его мнение о предлагаемом плане и разработать наиболее эффективные методы его осуществления. Сейчас он уже вылетел.

— Политбюро никогда не согласится на использование ядерного оружия. Мы ведь не сошли еще с ума, правда? Вы проинформировали Совет Безопасности о том, какой будет реакция НАТО?

— Конечно. Я сказал им, что сначала НАТО никак не отреагирует на такой неожиданный поворот событий, а затем там воцарится паника.

— То есть вы намеренно поощряли их?

— Не следует забывать, что их больше устраивает точка зрения Ларионова, чем моя.

Товарищ Косов, подумал Сергетов, вы больше заботитесь о собственном будущем, чем о судьбе родины. Вы с радостью пойдете на уничтожение нашей страны, если сначала будут уничтожены ваши противники внутри нее. — Но члены Политбюро при голосовании…

–., поддержат решение Совета Обороны, Михаил Эдуардович. Подумайте сами: Бромковский проголосует против, на его сторону может встать министр сельского хозяйства, хотя я в этом не уверен. Меня попросили убедить вас поддержать их план, потому что это ослабит оппозицию старого Бромковского. Он хороший старик, но на его мнение уже никто не обращает внимания.

— Я никогда не соглашусь на такой шаг!

— Но именно так вам и следует поступить. И Алексеев должен пойти на это. — Косов встал и подошел к окну. — У вас нет никаких оснований для беспокойства — ядерное оружие не будет использовано. Я уже принял меры.

— Что вы хотите сказать?

— Вы ведь знаете, в чьих руках находится ядерное оружие в Советском Союзе?

— Разумеется, им вооружены Ракетные войска стратегического назначения.

— Извините меня, Михаил Эдуардович, я не правильно сформулировал вопрос. Действительно, у них находятся ракеты-носители. Но ядерные боеголовки охраняют мои люди, и эти подразделения КГБ не подчиняются Ларионову! Вот почему вам следует согласиться на мое предложение.

— Хорошо, — нехотя кивнул Сергетов. — Тогда нужно предостеречь Алексеева.

— Только с максимальной осторожностью. По-видимому, никто не обратил внимания на то, что ваш сын несколько раз прилетал в Москву, но если вас заметят вместе с генералом Алексеевым, прежде чем он встретится с партийным руководством…

— Да, мне это понятно. — Сергетов задумался. — Что, если Виталий встретит их на аэродроме и передаст записку?

— Отличная мысль! Из вас выйдет хороший чекист! Водителя министра вызвали в кабинет и передали записку. Он тут же отправился в аэропорт на министерском ЗИЛе. По пути его задержала колонна бронетранспортеров. Через сорок минут он заметил, что стрелка указателя горючего в баке почти на нуле. Странно, подумал Виталий, я ведь только вчера залил полный бак — члены Политбюро не испытывали недостатка ни в чем. И все-таки горючее кончалось, и наконец машина остановилась в семи километрах от аэропорта. Водитель вылез из автомобиля, поднял крышку капота, проверил контакты и приводные ремни. Все казалось в полном порядке. Он сел в машину и попытался завести ее. Безуспешно. Может быть, подумал Виталий, вышел из строя генератор и машина ехала на одном аккумуляторе. Он поднял трубку радиотелефона. Молчание. Аккумулятор сел полностью.

***

Военно— транспортный самолет генерала Алексеева заходил на посадку. Штабной автомобиль, присланный командующим Московского военного округа, подъехал к трапу, генерал со своим адъютантом вышли из самолета и сели в машину, которая должна, была доставить их в Кремль. Самый страшный момент для Алексеева наступил, когда он спустился по трапу, — именно здесь сотрудники КГБ могли арестовать его. Ему даже показалось, что если бы его арестовали, он испытал бы чувство облегчения.

Генерал с адъютантом ехали в полной тишине — они все уже обсудили в самолете, когда гул моторов заглушал любые подслушивающие устройства. Алексеев обратил внимание на почти полное отсутствие грузовиков — большинство использовалось для военных нужд, — пустые улицы и даже на то, что очереди у продуктовых магазинов короче обычного. Военное положение, подумал генерал.

Он полагал, что ехать до Кремля придется долго, но ошибся. Автомобиль въехал в ворота Кремля словно в мгновение ока. Сержант у входа в здание Совета Министров распахнул перед ним дверь и замер с рукой, приложенной к фуражке. Генерал тоже приложил руку к фуражке, приветствуя его, и поднялся по ступенькам ко второй двери, где стоял другой сержант. Алексеев шел походкой военного, выпрямив спину, и с бесстрастным лицом. Его начищенные сапоги блестели, а в глазах отражался яркий свет люстр. Он вошел в вестибюль и предпочел подняться в конференц-зал не на лифте, а по лестнице. Генерал обратил внимание, что здание было отремонтировано после взрыва бомбы.

Капитан Таманской гвардейской дивизии — воинской части, расположенной в Алабине, недалеко от Москвы, которая несла охрану Кремля и принимала участие во всех военных церемониях, — встретил Алексеева на верхней лестничной площадке и проводил к двойным дверям, ведущим в зал заседаний. Там генерал приказал своему адъютанту подождать его и вошел в зал, держа в согнутой левой руке фуражку.

— Товарищи, генерал-полковник Алексеев прибыл по вашему приказанию!

— Добро пожаловать в Москву, товарищ генерал, — произнес министр обороны. — Какова ситуация в Германии?

— Обе воюющие стороны на грани истощения, но продолжают сражаться. Тактическая ситуация в настоящее время тупиковая. У нас есть люди и оружие, но мы испытываем критический недостаток горючего.

— Мы можем одержать победу? — спросил генеральный секретарь.

— Можем, товарищ генеральный секретарь. Если в моем распоряжении будет несколько дней, необходимых для перегруппировки войск, и если я смогу провести исключительно важную работу по переформированию прибывающих дивизий, мне представляется вероятным, что мы прорвем фронт противника.

— Всего лишь вероятным? Вы не гарантируете победу? — В голосе министра обороны звучало удивление.

— На войне не может быть гарантий, — коротко ответил Алексеев.

— Да, нам это известно, — сухо произнес министр иностранных дел. — А почему мы не победили до сих пор?

— Товарищи, мы не сумели с самого начала воспользоваться факторами стратегической и тактической внезапности. Внезапность — важнейший фактор на войне. В случае правильного его использования мы почти несомненно одержали бы победу в течение двух или трех недель.

— Что еще может сейчас вам понадобиться, чтобы победить?

— Товарищ министр обороны, мне нужна поддержка партии и народа, а также некоторое время.

— Вы уклоняетесь от прямого ответа! — послышался голос маршала Бухарина.

— Нам не позволили применить химическое оружие при первом ударе. Оно могло бы обеспечить нам решающее превосходство над противником…

— Политические последствия такого шага были сочтены нежелательными, — прервал его министр иностранных дел.

— А сейчас вы могли бы воспользоваться таким оружием с целью достижения решающего превосходства? — спросил генеральный секретарь.

— Сомневаюсь. Это оружие следовало использовать с самого начала против складов противника. В настоящее время склады практически пустые и применение химических боеприпасов против них будет иметь всего лишь ограниченный эффект. Использование же химического оружия на фронте больше не представляется возможным. Прибывающие на передовую дивизии третьей категории не имеют необходимого защитного снаряжения и не смогут активно действовать в условиях химического заражения местности.

— Я снова спрашиваю вас, — перебил его министр обороны, — что вам нужно, чтобы добиться решающей победы?

— Для решающего прорыва позиций противника требуется взломать оборонительные линии НАТО на фронте шириной в тридцать и глубиной в двадцать километров. Для этого мне потребуется десять отлично подготовленных дивизий, готовых перейти в наступление. Чтобы сформировать такую ударную группу, нужно несколько дней.

— Как относительно применения тактического ядерного оружия? Лицо Алексеева не выдало охватившего его смятения. Неужели вы сошли с ума, товарищ генеральный секретарь? — подумал он.

— Риск слишком велик, — спокойно произнес генерал. Такой ответ по своей мягкости заслуживает Нобелевской премии, пронеслось у него в голове.

— А если мы сумеем политическими средствами предотвратить ответный удар НАТО? — Этот вопрос задал министр обороны.

— Не представляю себе, насколько это возможно, — ответил Алексеев и подумал: и вы тоже не представляете.

— Но если мы все-таки добьемся этого?

— В таком случае шансы на успех значительно увеличиваются. — Алексеев на мгновение замолчал. Он похолодел от ужаса, глядя на лица членов Политбюро, сидящих вокруг стола. Эти люди хотят прибегнуть к ядерному оружию на фронте, а когда НАТО нанесет ответный удар и уничтожит моих солдат, что произойдет дальше? Ограничатся ли стороны только этим? А вдруг ядерная война начнет разрастаться все шире и шире, грибы атомных взрывов двинутся на запад и на восток? Если я скажу им, насколько безумен этот план, они просто найдут более послушного генерала и поставят его на мое место. — Проблема заключается в том, чтобы использование ядерного оружия находилось под строгим контролем, товарищи.

— Поясните свою мысль.

Если ему удастся остаться в живых и не допустить этого… Алексеев заговорил, тщательно выбирая слова, смешивая правду с догадками и ложью. Генералу было нелегко отвечать на вопросы руководства страны, не соглашаясь с ними, но по крайней мере эту проблему он много раз обсуждал со своими коллегами на протяжении последних десяти лет.

— Товарищ генеральный секретарь, решение о применении ядерного оружия является для обеих сторон в первую очередь политическим и потому должно быть принято политическими деятелями. Это накладывает ограничения на использование этого вида оружия на поле боя. Например, решение об использовании ядерной боеголовки в определенной тактической обстановке должно быть принято политическими руководителями страны. К тому моменту, когда будет получено согласие на применение ядерного оружия, тактическая ситуация почти наверняка изменится и целесообразность такого шага станет крайне сомнительной. В НАТО так и не поняли до конца всей сложности этой проблемы. Ядерное оружие, находящееся у них на вооружении, предназначено главным образом для использования военным командованием, и все-таки я всегда считал, что политическое руководство Северо-Атлантического Пакта не допустит, чтобы военное командование принимало на себя решение о применении ядерного оружия без предварительного согласования с правительствами стран, входящих в НАТО. По этой причине оружие, которое они скорее всего используют против нас, будет в действительности стратегическим оружием, направленным против стратегических целей, а не тактическими боезарядами, применяемыми на поле боя.

— Но они говорят совершенно иное, — возразил министр обороны.

— Обратите внимание, что, когда мы прорвали фронт противника в Альфельде и Рюле, НАТО не прибегло к ядерному оружию для уничтожения наших плацдармов, несмотря на то что в довоенной стратегии НАТО существуют определенные указания о необходимости его использования в подобной ситуации. Отсюда я сделал вывод, что в подобном уравнении больше переменных величин, чем считалось раньше. Мы на опыте убедились, что в реальной войне многое отличается от теоретических положений.

— Значит, вы поддерживаете наше решение о применении тактического ядерного оружия? — спросил министр иностранных дел.

Нет! — хотелось крикнуть генералу, но иные слова гладко вырвались из его рта:

— Если вы уверены, что сумеете предупредить ответный удар, то я, разумеется, поддерживаю такое решение. Хочу, однако, предостеречь вас, что моя точка зрения на то, как отреагирует НАТО, может резко отличаться от того, что может произойти на самом деле. Я осмелюсь предположить, что ответный удар будет нанесен на несколько часов позже, чем мы ожидаем, и опять-таки против стратегических целей, а не тактических. Они скорее всего нанесут ядерные удары по шоссейным и железнодорожным узлам, аэродромам и складам. Это неподвижные цели, а наши танки все время передвигаются. — Задумайтесь над тем, что я сказал, товарищи, — ситуация может быстро выйти из-под контроля. — Заключайте мир, кретины! — добавил он мысленно.

— Значит, по вашему мнению, мы сможем безнаказанно использовать ядерное оружие, если одновременно будем угрожать тоже нанести удар по стратегическим целям? — спросил генеральный секретарь. В его голосе звучала надежда.

— В общих чертах именно такой является довоенная доктрина НАТО. В ней не принимается во внимание то обстоятельство, что решение о применении ядерного оружия на территории союзников по НАТО принять очень нелегко. Однако, товарищи, должен предупредить вас, что будет очень непросто избежать ответного удара противника.

— Вы думайте о проблемах, связанных с ведением боевых действий, — улыбнулся министр обороны. — О политической стороне вопроса мы позаботимся сами.

У Алексеева оставался еще только один довод, способный разубедить их.

— Очень хорошо. В таком случае мне понадобится непосредственный контроль над ядерным оружием.

— Почему? — насторожился генеральный секретарь. Да потому, что я не допущу его применения, долбанный ты идиот, подумал генерал.

— Неизбежно возникнет вопрос практической целесообразности. Цели появляются и исчезают каждую минуту. Если вы хотите, чтобы я прорвал фронт противника, прибегнув к атомному оружию, у меня не будет времени обращаться к вам за разрешением о его использовании.

Алексеев с ужасом увидел, что даже этот довод не разубедил их.

— Сколько ядерных боеголовок вам понадобится? — задал вопрос министр обороны.

— Это будет определяться временем и местом наступательных операций. Мы прибегнем к ядерному оружию небольшой мощности, нацеленному на отдельные военные объекты, а не против населенных пунктов. Считаю, что понадобится не больше тридцати боеголовок с тротиловым эквивалентом от пяти до десяти килотонн. Обстрел будет вестись с помощью тактических ракет.

— Когда вы будете готовы нанести удар? — спросил маршал Бухарин.

— Это зависит от того, насколько быстро я смогу усилить новые дивизии обстрелянными бойцами. Если мы хотим, чтобы резервные части хорошо проявили себя на поле боя, надо укрепить их ряды опытными ветеранами.

— Отличная мысль, товарищ генерал, — одобрительно кивнул министр обороны. — Тогда не будем вас больше задерживать. Через два дня прошу представить мне подробный план решающего наступления.

Пять членов Совета Обороны смотрели, как генерал надел фуражку, поднес руку к козырьку, повернулся и вышел из зала. Косов перевел взгляд на маршала Бухарина.

— И вы хотели сместить этого человека?

— Действительно, это первый боевой генерал, которого я видел за последние годы, — согласился генеральный секретарь.

Выйдя из зала, Алексеев сделал жест, приглашая майора Сергетова следовать за собой. Лицо генерала выглядело бесстрастным, хотя по спине бежали струйки холодного пота. Лишь он один знал, каких усилий требует каждый шаг, когда спускался по мраморным ступеням. Алексеев не верил в Бога, но отдавал себе отчет в том, что перед ним разверзлись врата ада.

— Майор, — небрежно сказал генерал садясь в штабной автомобиль, — поскольку мы находимся в Москве, может быть, вам перед возвращением на фронт хочется повидаться с отцом?

— Очень благодарен вам, товарищ генерал.

— Вы заслужили это, товарищ майор. К тому же я хочу поговорить с министром о поставках горючего.

Алексеев не сомневался, что водитель сообщит обо всем, услышанном во время их разговора.

— Они собираются использовать на фронте ядерное оружие! — прошептал Алексеев, как только закрылась дверь министерского кабинета.

— Да, я боялся этого.

— Их нужно остановить! Трудно представить, какие катастрофические последствия нас ожидают в этом случае.

— Министр обороны считает, что применение тактического ядерного оружия можно легко контролировать.

— Он рассуждает подобно этим идиотам-теоретикам из НАТО! Не существует различия между тактическими и стратегическим" ядерными ударами, всего лишь расплывчатая линия разделяет их, да и то в воображении дилетантов и политологов, дающих советы государственным деятелям. В этом случае единственное, что отделяет нас от ядерной катастрофы, — это здравый смысл руководителей НАТО. Жизнь человечества будет зависеть от того, насколько слабыми окажутся нервы у одного из западных государственных деятелей.

— Что вы ответили членам Совета Обороны? — спросил министр. Хватило ли у него ума дать им правильный ответ? — подумал Сергетов.

— Чтобы остановить их, мне нужно остаться в живых, поэтому я сказал, что это великолепная мысль! — Генерал сел. — Я также потребовал, чтобы мне передали контроль над тактическим ядерным оружием. Думаю, они согласятся на это. Тогда я приму меры, чтобы им никогда не воспользовались. В моем штабе есть надежный человек, который позаботится об этом.

— Итак, вы считаете, что Совет Обороны ведет страну к катастрофе и его нужно остановить?

— Да. — Генерал посмотрел в пол, затем снова поднял голову. — В противном случае я не знаю, чем все это закончится. Скорее всего, осуществление их плана повлечет за собой последствия, которые никто не сможет остановить. Так что если мы с вами погибнем, то по крайней мере умрем, стараясь предотвратить катастрофу.

— Как вы собираетесь остановить их?

— Когда следующее заседание Политбюро?

— Теперь заседания проходят каждый день. Обычно они начинаются в половине десятого.

— На кого мы можем положиться?

— Косов на нашей стороне. Может быть, так же думают и некоторые члены Политбюро, но я не знаю, к кому обратиться.

Просто великолепно! — с горечью подумал Алексеев, — нашим единственным союзником является председатель КГБ!

— Мне понадобится время.

— Может быть, это принесет вам пользу. — Сергетов протянул генералу досье, полученное им от Косова. — Здесь содержится список служащих с вами офицеров, которых подозревают в политической неблагонадежности.

Алексеев открыл папку и пробежал взглядом по списку. Он узнал фамилии трех человек, проявивших себя с лучшей стороны при командовании батальонами и полками, также одного превосходного офицера штаба и еще одного, никуда не годного. Даже когда мои люди сражаются на передовой, защищая Родину, они находятся под подозрением, подумал генерал.

— Мне дано указание разработать план наступления до возвращения на фронт. Я буду в Генеральном штабе.

— Желаю удачи, Павел Леонидович.

— Удачи и вам, Михаил Эдуардович. — Генерал встал. Отец с сыном обнялись. Интересно, что подумал бы обо всем этом мой отец? — пронеслась мысль у Алексеева. К кому мне обратиться за советом?

Кефлавик, Исландия

— Добрый день. Я — генерал-майор Уилльям Эмерсон. Это — полковник Лоу. Он будет моим переводчиком.

— Здравствуйте. Я — генерал-майор Андреев. Я говорю по-английски.

— Вы готовы капитулировать?

— Сначала предлагаю провести переговоры.

— Наши условия заключаются в следующем: ваши солдаты немедленно прекращают сопротивление и сдают оружие.

— И какой будет их дальнейшая судьба?

— Их интернируют как военнопленных. Раненым окажут необходимую медицинскую помощь, а с остальными будут обращаться в соответствии с принятыми международными конвенциями.

— Откуда я знаю, что вы говорите правду?

— Вы этого не знаете.

Андреев кивнул, услышав прямой честный ответ. Но другого выбора у него не было.

— Предлагаю прекратить огонь, — он посмотрел на часы, — в пятнадцать ноль ноль.

— Согласен.

Брюссель, Бельгия

— Сколько времени вам потребуется? — спросил верховный главнокомандующий силами НАТО в Европе.

— Трое суток. Мы сможем нанести удар четырьмя дивизиями. Тем, что осталось от этих четырех дивизий, подумал верховный главнокомандующий. Мы остановили наступление русских, это верно, но достаточно ли у нас сил, чтобы отбросить их назад?

Правда, уверенность в успехе появилась. НАТО начало войну, обладая преимуществом только в технике, и сейчас это превосходство стало еще заметней. Русские понесли тяжелые потери в своих новейших танках и артиллерии, а дивизии, прибывающие сейчас на фронт, имели на вооружении технику двадцатилетней давности. И все-таки русские войска превосходили союзников в численном отношении, а потому любое наступление, готовящееся союзным командованием, нуждалось в тщательном планировании и осуществлении. Только в воздухе превосходство союзников было подавляющим, но победить в войне с помощью одной авиации невозможно. Немцы упрямо настаивали на контрнаступлении. Слишком много немецкой территории и жителей Германии оказались по ту сторону линии фронта. Бундесвер уже предпринимал атаки на различных фронтах, однако немцам придется еще немного подождать. Немецкая армия не обладала достаточной мощью, чтобы в одиночку отбросить противника. Ей пришлось понести слишком большие потери, когда немцы сыграли такую важную роль, остановив русское наступление.

Казань, РСФСР

Молодые солдаты были слишком взволнованы, чтобы спать, тогда как те, что постарше, тоже не спали, но уже из-за беспокойства. Да и условия, в которых они находились, не располагали ко сну. Личный состав 77-й мотострелковой дивизии разместили в пассажирских вагонах, и хотя у всех были сидячие места, они не могли даже вздохнуть без того, чтобы не побеспокоить товарищей, сидящих рядом. Военные эшелоны мчались на запад со скоростью сто километров в час. Рельсы были уложены на русский манер — встык, и потому вместо привычного пощелкивания, характерного для европейских железных дорог, солдаты 77-й дивизии ощущали серии непрерывных толчков. Это действовало на и без того напряженные нервы.

Наконец толчки начали стихать. Несколько солдат выглянули в окна и увидели, что поезд останавливается в Казани. Офицеры были удивлены. Поездам предстояло следовать до Москвы без остановок — по крайней мере так им сообщили во время инструктажа. Скоро все разъяснилось. Как только состав из двадцати вагонов остановился, в них появились новые пассажиры.

— Внимание! — послышался громкий голос. — Прибывают фронтовики!

Несмотря на то, что ветеранам выдали новое обмундирование, сапоги остались старые, исцарапанные от недель, проведенных на фронте. Небрежная походка выдавала в них обстрелянных солдат, побывавших в боях и понюхавших пороха. В каждом вагоне разместили примерно по два десятка ветеранов, и они тут же нашли себе самые удобные места. Тем, которых они вытеснили, теперь придется стоять или сидеть на полу. Среди вновь прибывших были и офицеры, встретившие своих коллег. Офицеры 77-й мотострелковой дивизии, разговаривая с ними, из первых рук знакомились с доктриной и тактикой войск НАТО, что приносит успех и что оказывается безуспешным — уроки, усвоенные с пролитой кровью солдат, не сумевших присоединиться к дивизии в Казани. Рядовые не получали таких уроков. Они смотрели на людей, способных спать, несмотря на то что эшелон приближался к фронту.

Фаслейн, Шотландия

«Чикаго» стоял у пирса под погрузкой торпед и крылатых ракет для следующей операции. Половина команды получила увольнительные и находилась на берегу, разминая ноги и угощая выпивкой команду «Торбея».

Их лодка завоевала такую высокую репутацию за время плавания в Баренцевом море, что теперь, сразу после короткого пребывания в гавани, «Чикаго» отправили обратно для сопровождения авианосных боевых групп, находящихся сейчас в Норвежском море. Местом назначения соединения были советские базы на Кольском полуострове.

Макафферти сидел один у себя в каюте, стараясь понять, почему операция, закончившаяся катастрофой, считается такой успешной, надеясь, что его не пошлют обратно, и понимая, что пошлют обязательно.

Москва, РСФСР

— Хорошие новости, товарищ генерал! — Полковник просунул голову в дверь кабинета, выделенного для Алексеева. — Ваши фронтовики сумели присоединиться к 77-й мотострелковой дивизии в Казани.

— Спасибо, — произнес Алексеев и, когда полковник закрыл дверь, снова склонился над картами.

— Поразительно.

— Что тебя удивляет, Ваня?

— Переброска людей, которых вы выбрали для пополнения 77-й дивизии, оформление документов, приказы — все прошло настолько гладко!

— Самый обычный перевод личного состава — почему это должно столкнуться с трудностями? — спросил генерал. — Политбюро одобрило мое предложение.

— Но это единственная группа людей, переброшенных с фронта самолетами военно-транспортной авиации.

— Им пришлось ехать дальше других. — Алексеев протянул адъютанту только что написанную им шифровку. Там предписывалось капитану — нет, уже майору — Аркадию Семеновичу Сорокину из 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии немедленно прибыть в Москву. Жаль, что Алексеев не мог приказать Сорокину захватить с собой все его подразделение, но солдаты находились там, откуда их не мог вызвать ни один советский генерал.

***

— Итак, Михаил Эдуардович, что собирается предпринять генерал Алексеев?

Сергетов передал председателю КГБ несколько листов бумаги. Косов читал их в течение нескольких минут.

— Если он добьется успеха, мы наградим его по меньшей мере орденом Ленина, верно? — произнес наконец Косов. Этот генерал что-то слишком умен. Тем хуже для него, пронеслось в голове председателя КГБ.

— До этого еще далеко. Как насчет согласования по времени? Это должны решить вы, мы полагаемся на вас.

— У меня есть полковник, специалист в этой области.

— Не сомневаюсь.

— Нам предстоит сделать кое-что еще. — Косов потратил несколько минут на объяснения и затем ушел. Сергетов измельчил записки, полученные от Алексеева, в установке для уничтожения секретных документов и поручил затем Виталию сжечь клочки.

***

Диспетчер сразу поднял голову, когда заревела сирена и зажглась сигнальная лампочка. Что-то произошло на железнодорожном Электрозаводском мосту, в трех километрах от Казанского вокзала.

— Послать обходчика для проверки пути, — распорядился диспетчер.

— На подходе в полукилометре от моста воинские эшелоны, — предупредил его помощник.

— Немедленно остановите их! — Диспетчер щелкнул переключателем семафора.

Помощник поднял трубку радиотелефона.

— Эшелон одиннадцать девяносто один, говорит центральная диспетчерская Казанского узла. Впереди вас на мосту что-то с путями, немедленно тормозите!

— Вижу запрещающий сигнал, включаю аварийное торможение, — послышался голос машиниста. — Мы не успеем остановиться вовремя!

Действительно, быстро затормозить этот эшелон не мог. Он представлял собой состав из сотни платформ с бронетехникой и вагонами, нагруженными боеприпасами. Предрассветные сумерки озарились фонтанами искр из-под колес, когда машинист включил аварийное торможение на каждом вагоне, но для полной остановки требовалось несколько сотен метров. Он внимательно всматривался вперед, надеясь, что там всего лишь не правильно сработал сигнал, вызвавший тревогу в диспетчерской.

Нет! На западной части моста разошлись рельсы. Машинист успел выкрикнуть предупреждение своим людям и в ужасе съежился. Локомотив соскочил с рельсов, пропахал путь и остановился, развернувшись боком. Однако три тяговых локомотива позади и восемь платформ продолжали движение. Они тоже сошли с рельсов и только стальные фермы моста помешали им рухнуть в Яузу. Обходчик прибыл через минуту, посмотрел на место происшествия и бросился к телефону.

— Срочно нужны две большие ремонтные машины и подъемные краны!

— Насколько тяжелая ситуация на мосту? — спросил его диспетчер.

— Не такая страшная, как в августе прошлого года. Двенадцать часов для ремонта путей, может быть, шестнадцать.

— Что случилось?

— Эшелон успел въехать на мост и там сошел с рельсов.

— Есть пострадавшие?

— Не думаю — состав двигался медленно.

— Ремонтная бригада прибудет через десять минут. — Диспетчер посмотрел на список прибывающих поездов. — Проклятье! А что нам делать с этими составами?

— Разделить их нельзя, армейская дивизия движется целиком. Эти эшелоны должны были ехать по северной ветке. Но теперь мы не можем перевести их и на южную — Новоданиловский мост забит на много часов вперед.

— Направьте их на Курский вокзал. Тем временем я позвоню в диспетчерскую Ржевского узла и узнаю, нет ли у них свободного пути.

***

Эшелоны начали прибывать в половине восьмого. Один за другим их переводили на запасные пути Курского вокзала и там останавливали. Большинство солдат никогда раньше не бывали в Москве, но, за исключением тех счастливцев, которые находились в крайних эшелонах, видели только соседние составы, наполненные такими же солдатами.

***

— Намеренная попытка саботажа на государственной железной дороге! — заявил полковник КГБ.

— Скорее всего изношенные рельсы, товарищ полковник, — покачал головой диспетчер Казанского узла. — Но вы правы, следует проявить осторожность.

— Изношенные рельсы? — проворчал полковник. Ему-то было отлично известно, что причина заключается в другом. — Мне кажется, что вы относитесь к происшедшему с недостаточной серьезностью.

При этих словах диспетчер похолодел.

— У меня тоже есть обязанности. Сейчас мне нужно убрать с проклятого моста сошедшие с пути вагоны и восстановить движение. Далее, семь эшелонов мне пришлось загнать на Курский вокзал, и если я не смогу пустить их по северной ветке…

— Судя по вашей схеме на этом участке, движение всех составов по северному кольцу зависит от единственной стрелки.

— Это верно, но стрелку контролируют из диспетчерской Ржевского узла.

— Вам не приходило в голову, что саботажники могут действовать не так, как диспетчеры? Может быть, один и тот же человек работает и в другом районе! Кто-нибудь проверил эту стрелку?

— Не знаю.

— Тогда узнайте! Впрочем, нет, я пошлю туда своих людей, прежде чем такие кретины, как вы, разрушат что-нибудь еще на железной дороге.

— Но мне нужно соблюдать расписание движения поездов… — Диспетчер был гордым человеком, но на этот раз он понял, что зашел слишком далеко.

***

— Добро пожаловать в Москву, — приветливо сказал Алексеев. Майор Аркадий Семенович Сорокин был невысоким коренастым мужчиной, подобно большинству офицеров воздушно-десантных войск. Привлекательный молодой человек со светло-каштановыми волосами и голубыми глазами, горевшими внутренним светом по причине, более понятной Алексееву, чем самому майору. Он чуть хромал из-за двух пуль, ранивших его в ногу во время захвата американской авиабазы в Кефлавике. На груди ленточка ордена боевого Красного знамени — он вея свою роту в атаку под вражеским огнем. Сорокина и большинство других десантников, раненных в первые дни войны, удалось вывезти для лечения в Россию. Теперь они ждали нового назначения, потому что их дивизия попала в плен в Исландии.

— Прибыл по вашему приказанию, товарищ генерал, — доложил Сорокин.

— Мне нужен новый адъютант, и для этой должности я предпочитаю офицера с боевым опытом. Более того, Аркадий Семенович, вы понадобитесь мне для выполнения ответственного задания. Но перед тем как приступить к делу, мне хотелось бы кое-что объяснить вам. Прошу садиться. Как нога?

— Врачи посоветовали мне воздержаться от бега в течение еще одной недели и оказались правы. Вчера я попытался пробежать утром обычные десять километров и был вынужден прекратить бег из-за боли в ноге уже после двух. — На лице майора не было улыбки. Алексеев понял, что молодой офицер потерял способность улыбаться с мая. Генерал впервые объяснил ему, что произошло на самом деле. Через пять минут правая рука Сорокина шарила по ручке кожаного кресла, пытаясь найти кобуру пистолета, находившегося там, если бы майор стоял.

— Майор, первая обязанность солдата — беспрекословно выполнять приказы, — сказал в заключение Алексеев. — Я вызвал вас сюда по определенной причине, но сначала хочу знать, готовы ли вы точно и без малейших колебаний выполнять все мои распоряжения. Если вы сейчас откажетесь, я вас пойму.

Лицо майора осталось непроницаемым, но рука успокоилась.

— Так точно, товарищ генерал, я исполню любой ваш приказ. Разрешите поблагодарить вас от всей души, что вы выбрали меня для выполнения задания. Я поступлю в точности, как прикажете.

— Тогда поехали. Пора приниматься за работу. Автомобиль генерала уже стоял у подъезда. Алексеев и Сорокин проехали по Садовому кольцу, опоясывающему центр Москвы. Эта кольцевая улица меняет свое название через каждые несколько километров. В том месте, где она проходила мимо кинотеатра «Звезда» и вела к Курскому вокзалу, она называлась улицей Чкалова.

***

Командир 77-й мотострелковой дивизии дремал у себя в купе. У него только что появился новый заместитель — полковник, прибывший с фронта и заменивший пожилого полковника, занимавшего раньше эту должность. Они провели десять часов, обсуждая тактику войск НАТО, и теперь генерал воспользовался неожиданной остановкой в Москве, чтобы немного подремать.

— Что такое, черт побери?

Командир 77-й дивизии открыл глаза и увидел перед собой генерал-полковника. Он вскочил и вытянулся, словно курсант.

— Здравия желаю, товарищ генерал.

— Доброе утро, генерал. Какого черта делает здесь дивизия Советской Армии, отдыхая у себя в вагонах, когда на фронте гибнут солдаты? — спросил Алексеев, стараясь не кричать.

— Нас…, нас не могут отправить дальше. Эшелоны загнали на запасные пути, потому что на железной дорогой что-то произошло.

— Что именно произошло? У вас есть машины, верно?

— Эшелоны должны ехать на Киевский вокзал. Там заменят локомотивы, и дивизия проследует в Польшу.

— Я организую вам транзит. У нас нет времени ждать, — объяснил Алексеев генералу, словно непонятливому ребенку, — пока ремонтируют пути, а боевая дивизия сидит на заднице и ничего не предпринимает. Пусть эшелоны не могут проехать до Киевского вокзала, но вы-то можете! Снимите машины с платформ и поезжайте через Москву своим ходом. А теперь протрите глаза и принимайтесь за дело, иначе я найду командира дивизии, способного добраться до Киевского вокзала быстрее вас!

Алексеев всегда изумлялся тому, каких успехов можно добиться с помощью крика. У него на глазах командир дивизии заорал на командиров полков, те закричали на батальонных командиров. Уже через десять минут крик продолжался на уровне взводных лейтенантов. Еще через десять минут крепежные цепи были сняты с бронетранспортеров БТР-60, первые боевые машины выкатились на площадь перед Курским вокзалом и начали выстраиваться в походную колонну. Пехотинцы сидели в машинах и в своих маскировочных комбинезонах с автоматами наготове выглядели угрожающе.

— К вам прибыли новые офицеры связи? — спросил Алексеев.

— Так точно, они полностью заменили моих прежних офицеров, — отрапортовал командир дивизии.

— Отлично. Мы узнали на горьком опыте, насколько важна хорошая связь на фронте. Вы останетесь довольны новыми офицерами. А новые пехотинцы?

— По одной роте обстрелянных ветеранов в каждом полку, а также другие, включенные в состав стрелковых рот. — Командир дивизии остался доволен и тем, что новые боевые офицеры заменили некоторых его подчиненных, к которым он относился с нескрываемым сомнением. Алексеев явно дал ему своих лучших командиров.

— Хорошо. Выстраивайте дивизию в полковые колонны. Давайте покажем москвичам, как выглядит настоящая дивизия Советской Армии, товарищ генерал. Их нужно подбодрить.

— Каков путь следования через город?

— Движение дивизии будут регулировать офицеры КГБ. Вам останется только сохранять порядок в колоннах, чтобы никто не отстал и не заблудился.

К ним подбежал майор.

— Готовы двигаться через двадцать минут! — доложил он.

— Через пятнадцать! — резко скомандовал командир дивизии.

— Отлично, генерал, — одобрительно кивнул Алексеев. — Я лично буду сопровождать вас. Хочу проверить, насколько хорошо познакомились ваши солдаты с техникой.

***

Михаил Эдуардович Сергетов по привычке рано приехал на заседание Политбюро. Как обычно. Кремль охраняла рота солдат с легким стрелковым оружием из состава Таманской дивизии. Таманская гвардейская дивизия представляла собой преторианскую гвардию руководства страны, недостаточно хорошо обученную боевую часть, похожую на многие парадные подразделения, занимающиеся в основном шагистикой, чисткой сапог и внешне не отличающиеся от настоящих солдат, хотя в Алабино у нее находились и танки и артиллерия. Настоящую безопасность Кремля обеспечивали войска КГБ и дивизия МВД, расквартированная поблизости от Москвы. Для советской системы было типичным, что охрану несли три вооруженных формирования, преданных трем различным министрам. У Таманской дивизии было современное вооружение, но в то же время ее личный состав был подготовлен хуже других. Наилучшей боевой подготовкой отличались войска КГБ, однако они были снабжены только легким оружием. Дивизия МВД, входящая в состав министерства внутренних дел, тоже не имела тяжелого вооружения и представляла собой полувоенную часть, зато комплектовалась из татар, отличающихся своей жестокостью и ненавистью к русским. Взаимоотношения этих трех формирований были весьма запутанными.

— Здравствуйте, Михаил Эдуардович. — Сергетов повернул голову. Это был министр сельского хозяйства. — А-а, Филипп Моисеевич! Доброе утро.

— Я очень обеспокоен, — негромко произнес министр.

— Чем?

— Боюсь, что они — члены Совета Обороны — могут принять решение об использовании атомного оружия.

— Не может быть, чтобы они решились пойти на такой отчаянный шаг. — Если вы провокатор, товарищ министр, то наверняка знаете, что мне об этом уже известно, подумал Сергетов. Будет куда лучше, если ситуация прояснится прямо сейчас.

Открытое славянское лицо собеседника не изменилось.

— Надеюсь, вы правы, Михаил Эдуардович. Я занимался заготовкой продовольствия для всей страны совсем не за тем, чтобы стать свидетелем ее уничтожения в атомном огне!

Он — мой союзник! — подумал Сергетов.

— Если придется голосовать, каким будет исход?

— Не знаю, Миша, честное слово, не знаю. Слишком многие из нас вовлечены в водоворот событий и растеряны.

Извини меня, друг, извини за все то, что я думал о тебе раньше.

— Ранняя птичка, Михаил Эдуардович, а? — Мимо проходили Косов и министр обороны.

— Мы с Филиппом обсуждаем проблему обеспечения сельского хозяйства горючим.

— Вы бы лучше обеспечили горючим мои танки! Сельское хозяйство может и подождать. — Министр обороны вошел в конференц-зал. Сергетов переглянулся с министром сельского хозяйства.

Заседание Политбюро началось через десять минут. Открыл его генеральный секретарь и тут же дал слово министру обороны.

— Необходимо нанести решающий удар в Германии.

— Вы обещали нам это в течение нескольких недель! — заметил Бромковский.

— Теперь он осуществится. Генерал Алексеев приедет сюда через час и представит нам тщательно разработанный план. А пока нужно обсудить применение тактического ядерного оружия на фронте и меры, направленные на то, чтобы предупредить ответный удар НАТО.

Сергетов был одним из тех, кто сумел сохранить хладнокровие. Он заметил, что на лицах четырех членов Политбюро отразился ужас. Далее последовала оживленная дискуссия.

***

Алексеев ехал вместе с командиром дивизии несколько первых километров — мимо посольства Индии и министерства юстиции. При взгляде на министерство по лицу его пробежала ироническая улыбка. Как символично, что я проезжаю мимо этого здания именно сегодня! — подумал он. Командирская машина представляла собой обычный бронетранспортер с восемью колесами и выступающими антеннами радиосвязи. В задней части машины сидели шесть офицеров-связистов, обеспечивающих связь командира дивизии с подразделениями. Эти офицеры прибыли с фронта и были преданы генералу, откомандировавшему их сюда.

Движение армейских колонн было медленным. Боевые машины предназначены для большой скорости, но если она превысит двадцать километров в час, гусеницы танков разрушат мостовую, поэтому огромные машины катились вперед не спеша, привлекая внимание небольших групп прохожих, которые останавливались на тротуаре и, махая солдатам руками, приветствовали их возгласами. Движение процессии не было столь отработанным, как у солдат Таманской дивизии, практикующихся каждый день, но это только увеличивало энтузиазм зевак. Прямо перед ними проезжали солдаты, направляющиеся на фронт. Офицеры КГБ выстроились вдоль всего маршрута дивизии, давая «советы» офицерам ГАИ, как лучше пропустить дивизию, и попутно объясняя причину переброски. Впрочем, сотрудники ГАИ и без того были готовы очистить путь для защитников Родины.

Алексеев выпрямился и открыл люк наводчика, когда колонна въехала на площадь Ногина.

— Вы отлично подготовили свой личный состав, — сказал он командиру дивизии. — Здесь я оставлю вас и посмотрю, как пройдут остальные подразделения. Мы снова увидимся в Стендале. — Алексеев приказал водителю продолжать движение, спрыгнул с командирского бронетранспортера с легкостью молодого ефрейтора и встал поблизости, приветствуя офицеров, гордо выглядывающих из своих машин.

Через пять минут показалась колонна следующего полка. Алексеев ждал появления второго батальона. В бронетранспортере находился командир батальона майор Сорокин. Он наклонился, схватил протянутую руку генерала и помог ему подняться в машину.

— Человек ваших лет, товарищ генерал, не должен проявлять подобной прыти, — предостерег его Сорокин.

— Ну ты, молодой бычок! — оскорбился Алексеев, гордившийся своей физической формой. Он посмотрел на командира батальона, только что прибывшего с фронта. — Вы готовы, товарищ майор?

— Готов, товарищ генерал.

— Помните приказ и следите за солдатами, — произнес Алексеев и расстегнул пистолетную кобуру. У Сорокина на груди висел АК-47.

Впереди, в конце улицы Разина, виднелся храм Василия Блаженного, украшенный множеством куполов. Один за другим бронетранспортеры поворачивали направо. Сидящие в них солдаты смотрели по сторонам — в этих боевых машинах старого образца не было крыши.

Вот! — подумал Алексеев. Прямо перед ним ворота времен Ивана Грозного и за ними здание Совета Министров СССР. Генерал посмотрел на часы. Двадцать минут одиннадцатого. До его выступления на Политбюро оставалось десять минут.

***

— Неужели мы все сошли с ума? — произнес министр сельского хозяйства. — Да разве можно играть с атомным оружием, словно с хлопушками?

Он хороший и честный человек, подумал Сергетов, но никогда не отличался особенным красноречием. Министр нефтяной промышленности вытер о брюки потные ладони.

— Товарищ министр обороны! Вы поставили нас на край пропасти, — послышался голос Бромковского. — А теперь вы хотите, чтобы все мы прыгнули в эту пропасть вслед за вами!

— Уже поздно изменить что-либо, — сказал генеральный секретарь. — Решение принято.

И тут, словно опровергая эти слова, раздался грохот взрыва.

***

— Вперед! — скомандовал Алексеев. Офицеры связи, сидящие позади, включились в сеть дивизионной радиосвязи, объявили о взрыве в Кремле и сообщили, что пехотный батальон на бронетранспортерах под личным командованием генерал-полковника Алексеева направляется в Кремль для выяснения случившегося.

Алексеев уже отдал приказ. Три бронетранспортера проехали через разбитые ворота и остановились у дверей, ведущих в здание Совета Министров.

— Что здесь происходит, черт побери? — крикнул генерал, обращаясь к подбежавшему капитану Таманской дивизии.

— Я не знаю — вы не должны здесь находиться, это запрещено, вы обязаны немедленно…

Сорокин срезал его короткой автоматной очередью, спрыгнул на мостовую, едва не упав от неудачного приземления на раненую ногу, и побежал ко входу. За ним спешил Алексеев. У дверей генерал обернулся.

— Оцепить территорию, это покушение на членов Политбюро, — скомандовал он. Его приказ был немедленно передан прибывающим подразделениям. Солдаты Таманской дивизии бежали к ним от старого здания Арсенала. Послышалось несколько предупредительных выстрелов. Гвардейцы остановились в замешательстве, затем их лейтенант выпустил длинную очередь из своего автомата, и в стенах Кремля завязалась перестрелка. Две группы советских солдат, из которых всего десять понимали смысл происходящего, стреляли друг в друга, а члены Политбюро наблюдали за происходящим из окон.

Алексееву не понравилось, что Сорокин бежит впереди, но майор понимал, чью жизнь сейчас нужно оберегать. Он столкнулся с капитаном таманцев на площадке второго этажа и застрелил его, не останавливаясь, продолжая бежать. За ним, вспоминая план расположения комнат четвертого этажа, следовали Алексеев и несколько офицеров батальона. Там стоял охранник с автоматом. Он успел выпустить очередь, но промахнулся, — нападающие вовремя бросились на пол. В следующее мгновение майор застрелил его короткой очередью. Двери в конференц-зал находились всего в двадцати метрах. Возле них стоял полковник КГБ с поднятыми над головой руками.

— Кто из вас Алексеев?

— Я, — ответил генерал, держа в руке пистолет.

— На этом этаже больше никого нет, — сообщил чекист. Он только что убил четырех охранников из спрятанного под плащом пистолета с глушителем.

— Дверь! — скомандовал Алексеев, делая жест в сторону Сорокина. Майору не понадобилось выбивать ее, она была не заперта и вела в вестибюль. За двойными дубовыми дверями находился зал заседаний Политбюро.

Первым туда вошел Сорокин.

В зале находился двадцать один мужчина. Все пожилые или престарелые, они стояли у окон, наблюдая за короткой схваткой, которая уже заканчивалась. Солдаты Таманской дивизии, занимавшие посты внутри Кремля, не были готовы к такому натиску и не могли противостоять роте опытных бойцов.

Следом за майором, засовывая пистолет в кобуру, в зал вошел Алексеев.

— Прошу садиться, товарищи. По-видимому, едва не произошло нападение с целью захвата Кремля. К счастью, я как раз подъехал сюда для доклада, и в этот момент мимо проходила колонна войск. Садитесь, товарищи! — скомандовал Алексеев.

— Что происходит, черт побери? — спросил министр обороны.

— Тридцать четыре года назад, поступая в военное училище, я присягнул защищать государство и партию от посягательств всех врагов, — холодно произнес Алексеев, — в том числе и тех, кто готов пойти на любые преступления, кому ничего не стоит уничтожить мою страну лишь потому, что он не знает, как действовать дальше! Товарищ Сергетов? — Министр нефтяной промышленности указал на двух членов Политбюро. — Вы, товарищи, и товарищ Косов останутся здесь. Остальные пойдут со мной.

— Алексеев, вы только что подписали ивой смертный приговор, — произнес министр внутренних дел и протянул руку к телефону.

Сорокин точным выстрелом уничтожил телефонный аппарат.

— Прошу не повторять ошибку. Мы могли бы просто уничтожить всех вас. Это было бы намного проще, чем то, что мы собираемся предпринять. — Алексеев замолчал выжидая. Открылась дверь, в зал вбежал офицер и кивнул. — Сейчас, товарищи, вы пройдете со мной. Всякий, кто произнесет хоть слово, будет немедленно застрелен. Построились парами — вперед! — Полковник КГБ, несколько минут назад взорвавший в Кремле свою вторую бомбу, вышел из зала, сопровождая первую группу членов Политбюро.

— Операция проведена просто блестяще! — одобрительно произнес председатель КГБ. — В Лефортово все готово. Там находятся преданные мне люди.

— Мы отправляемся не в Лефортово. План изменился, — сказал Алексеев. — Их отвезут в аэропорт и затем доставят на вертолете на военную базу, которой командует человек, преданный мне.

— Но у меня все уже организовано!

— Не сомневаюсь. Кстати, познакомьтесь, это мой новый адъютант, майор Сорокин. Майор Сергетов находится сейчас на военной базе и готовит ее к приему гостей. Кстати, товарищ Косов, лицо майора Сорокина не кажется вам знакомым?

Председатель КГБ посмотрел на майора. Действительно, в нем было что-то знакомое, но Косов не мог припомнить, где он видел молодого офицера.

— Раньше он был капитаном — стал майором за проявленную в бою храбрость — в 76-й гвардейской воздушно-десантной дивизии.

— Да? — Косов чувствовал, что ему угрожает опасность, но не понимал причину.

— У майора Сорокина была дочь октябрятского возраста. 76-я дивизия расквартирована в Пскове, — пояснил Алексеев.

— За мою маленькую Светлану, — произнес Сорокин, — которую пришлось хоронить без лица. — Косов успел заметить только поднимающееся дуло автомата и пламя, вырвавшееся из него.

Сергетов резко отскочил в сторону и посмотрел потрясенный на Алексеева.

— Даже если вы и поступили правильно, доверяя чекисту, я не собираюсь ему подчиняться. Оставляю вас под охраной роты надежных солдат. Сейчас мне необходимо взять в свои руки контроль над армией. Ваша задача, Михаил Эдуардович, взять под свой контроль аппарат партии.

— Но как теперь мы сможем доверять вам? — спросил министр сельского хозяйства.

— Сейчас мои люди берут под охрану средства связи. Пока все идет в соответствии с планом. Средства массовой информации сообщат о попытке свергнуть правительство, оказавшейся неудачной благодаря вмешательству армии, преданной государству. К концу дня одному из вас придется выступить по телевидению. А теперь мне нужно ехать. Желаю удачи.

Мотострелковые батальоны, направляемые проводниками из офицеров КГБ, устремились к телевизионному центру и радиостанциям, а также к главному телефонному узлу. Теперь их действия были молниеносными, потому что они отвечали на переданные по телефону просьбы защитить город от неизвестных контрреволюционеров. Впрочем, войска не имели ни малейшего представления о том, что они делают, если не считать исполнения приказов генерал-полковника. Этого было достаточно для офицеров 77-й мотострелковой дивизии. Группы связи проявили себя с лучшей стороны. Начальник политотдела дивизии появился в здании Совета Министров и застал там четырех членов Политбюро, отдающих распоряжения по телефонам. Вообще-то не все казалось привычным, но руководители партии вроде бы контролировали ситуацию. Остальные члены Политбюро, сообщили ему, или погибли во время предательского нападения, совершенного охраной Кремля, или ранены и находятся в больнице. Председатель КГБ Косов успел узнать о заговоре и вызвать преданные партии и правительству войска, но, героически защищаясь от нападающих, был убит в перестрелке. Все эти объяснения показались странными дивизионному замполиту, но убеждать его не было необходимости. Он получил четкие указания и передал их по радио командиру дивизии.

Сергетов был изумлен тем, как гладко все осуществилось. Число людей, знавших, что произошло на самом деле, не превышало двухсот. Перестрелка произошла внутри кремлевских стен, и, хотя многие слышали выстрелы, объяснение показалось достаточно логичным. У Сергетова были друзья в аппарате Центрального Комитета, и они поступили в точном соответствии с полученными указаниями. Уже к вечеру бразды правления поделили между тремя руководителями партии. Остальные члены Политбюро находились под строгой охраной в расположении воинской части за пределами столицы, причем охрана подчинялась майору Сорокину. Не получая указаний от своего министра, войска МВД стали исполнять приказы Политбюро, а КГБ оказался не у дел. По иронии судьбы советская система, лишившись руководства, была бессильна спасти себя. Вездесущий контроль Политбюро над всеми аспектами жизни в стране не позволял людям задавать вопросы, а не задавая вопросов, невозможно организовать сколько-нибудь серьезное сопротивление. С каждым часом власть Сергетова и преданных ему людей крепла. Старого, но сохранившего ясность ума Петра Бромковского поставили во главе партийного аппарата и сделали министром обороны. Его все еще помнили в армии, как настоящего комиссара, проявлявшего заботу о подчиненных, и потому он смог назначить Алексеева заместителем министра обороны и начальником Генерального штаба. Филипп Моисеевич Крылов, сохранив за собой портфель министра сельского хозяйства, стал министров внутренних дел. Сергетов начал исполнять обязанности генерального секретаря Политбюро. Эти члены Политбюро образовали тройку — такое название придало им особый статус. Они станут править страной до тех пор, пока к руководству не будут привлечены дополнительные люди. Но оставалось решить самую важную проблему.

Загрузка...