Телевизионная съемочная группа не теряла времени даром. Уже много лет русские не разрешали снимать свои боевые подразделения в действии, так что снятые теперь на военных учениях промахи вызовут немалый интерес к репортажу для вечерних новостей компании Эн-би-си. У них на глазах танковый батальон остановился у перекрестка на шоссе 101, в пятидесяти километрах к югу от Берлина. Где-то раньше они по ошибке повернули не туда, куда следовало, и теперь командир батальона разносил своих подчиненных. После двух минут отчаянной ругани вперед вышел молодой капитан и что-то показал на карте. Проверяющий полковник тут же высадил майора из танка, и разобравшийся в обстановке капитан занял его место. Оператор снимал немую сцену — расстроенный майор садился в штабной автомобиль, который направился по главному шоссе на север. Пять минут спустя двигатели танков взревели, и батальон продолжил движение. Съемочная группа собрала снаряжение, и старший группы не спеша пошел к французскому наблюдателю, который тоже присутствовал при этом.
Француз был членом Объединенной группы военных наблюдателей союзных войск, удобным для всех рудиментом второй мировой войны, позволявшим обеим сторонам шпионить друг за другом. Он сотрудничал, разумеется, с разведывательной службой — худощавый мужчина с бесстрастным лицом карточного игрока и крылатым значком парашютиста на левой стороне груди, курящий сигареты «Голуаз».
— Каково ваше мнение о происшедшем, майор? — спросил репортер телевизионной службы Эн-би-си.
— Они допустили ошибку в четырех километрах отсюда. Им следовало повернуть налево, но они не сделали этого. — Майор пожал плечами — типично французский жест.
— Что-то на этот раз русские ошибаются слишком часто, а? — Репортер рассмеялся, однако на лице французского офицера появилось задумчивое выражение.
— Вы заметили, что в составе батальона находился немецкий офицер?
Репортер вспомнил, что действительно на одном из офицеров был отличный от других мундир, но не придал этому значения. Значит, их сопровождал представитель армии ГДР? Тогда почему они не обратились к нему за помощью?
— Вот именно, — кивнул француз. Он не добавил, что уже четвертый раз стал свидетелем того, что советские офицеры не просили немцев о помощи…, и все это за последние два дня. В том, что советские части нередко сбивались с дороги, не было ничего нового. Русские пользовались другим алфавитом, не говоря уже о другом языке, поэтому такое случалось часто и, как правило, в русских частях находились офицеры восточногерманской армии, служившие проводниками. Но все это осталось в прошлом. Теперь русские старались ориентироваться на местности самостоятельно. Француз бросил сигарету на дорогу. — А что еще вы заметили, мсье?
— Полковник очень рассердился на этого майора. Потом подошел какой-то офицер — кажется капитан, — похоже, указал на ошибку и дал совет, как ее исправить.
— Сколько прошло времени?
— Меньше пяти минут, после того как они остановились.
— Отлично, — улыбнулся француз. Майор ехал теперь обратно в Берлин, а у батальона появился новый командир. Улыбка исчезла.
— Чувствуешь себя очень глупо, когда сбиваешься с пути, правда? Французский офицер сел в машину, чтобы следовать за русскими.
— А вам разве не доводилось сбиваться с пути в чужой стране, мсье?
— Конечно. С кем не случалось?
— Но ведь они исправили свою ошибку очень быстро — разве нет? — Майор дал знак своему водителю отправляться. И на этот раз сделали это сами, подумал он. Очень интересно…
Телерепортер пожал плечами и направился к своей машине. Он последовал за танком, замыкающим колонну, раздраженный тем, что танки двигаются со скоростью всего тридцать километров в час. Батальон продолжал ползти с такой скоростью на северо-запад, пока не выехал на шоссе 187, где каким-то чудом присоединился к другому советскому подразделению и, сбавив скорость до двадцати километров в час, направился на запад к учебному полигону.
Картина была впечатляющей. Передавали программу новостей из Москвы, и они видели на экране телевизора, как целый танковый полк мчался по ровной местности. Их цель превратилась в грязное месиво, когда шквал артиллерийского огня накрыл позиции условного противника. В небе стремительно промчались истребители-бомбардировщики, и боевые вертолеты исполнили свой танец смерти, атакуя вражеские позиции ракетами класса «воздух-земля». Голос комментатора, сопровождающий репортаж, говорил о том, что Советская Армия всегда готова противостоять любой военной угрозе. Судя по тому, что разворачивалось на телевизионном экране, сомневаться в этом не приходилось.
Следующий пятиминутный репортаж был посвящен переговорам об ограничении вооружений, которые велись в Вене. Как всегда, делались ссылки на то, что Соединенные Штаты отказываются принять некоторые статьи совершенно очевидно великодушного советского предложения, однако затем комментатор начал говорить о том, что, несмотря на американскую неуступчивость, удалось добиться заметного прогресса и что заключение всеобъемлющего соглашения возможно уже в конце лета. Тоуленда озадачило описание ведущихся переговоров советской стороной. Раньше он никогда не обращал внимания на подобные риторические высказывания, и противопоставление хороших ребят плохим парням показалось ему странным.
— Нет, это обычное явление, — отозвался полковник Лоу. — Становится ясно, что переговоры движутся к успешному завершению, когда разногласия начинают исчезать. Затем они говорят о том, насколько просвещенным и разумным является наш президент, хотя и принадлежит к враждебному классу. К моменту подписания русских охватывает поразительная эйфория. То, что они говорят сейчас, — это еще очень сдержанно. Подумай об этом сам. Какими словами русские обычно описывают нас?
— Учения показались тебе обычными?
— Да, вполне. Ты не задумывался о том, как страшно, когда на тебя надвигается сотня танков? Ты заметил, что на всех танках установлены пятидюймовые орудия? Затем обрати внимание на их артиллерийскую и воздушную поддержку. Русские глубоко верят в мощь комбинированного наступления. Когда они идут на тебя, то пускают в ход все виды вооружения. У них это отработано просто идеально.
— Что мы можем этому противопоставить?
— Нужно захватить инициативу. Стоит позволить противнику вести бой так, как он привык, и можешь распрощаться с надеждой на победу, сынок.
— В море то же самое.
— Точно.
Вопреки своей привычке Алексеев налил себе возле углового столика чашку чая и только потом подошел к столу командующего. По мере приближения к нему улыбка на лице Алексеева становилась все шире.
— Товарищ генерал, учения «Прогресс» проходят успешно!
— Я так и понял, Павел Леонидович.
— А вот я сначала не верил в это. Перемены к лучшему в офицерском корпусе поистине поразительны. Мы избавляемся от плохих командиров, а те молодые офицеры, которых мы выдвигаем на их место, — народ способный и трудолюбивый.
— Значит, расстрел тех четырех полковников не прошел даром? — с сарказмом заметил командующий Юго-Западным округом. Первые два дня учений он руководил ими из своего штаба, но ему так хотелось принять непосредственное участие в маневрах, отправиться в части, где и происходят настоящие события. Однако ответственность командующего округом требовала пребывания в штабе, и Алексеев стал теми глазами, в которых он так нуждался. Теперь генерал-полковник не сомневался в том, что знает, что происходит на учениях.
— Принять такое решение было непросто, товарищ генерал, но необходимо. Результаты говорят сами за себя. — Энтузиазма в голосе генерала Алексеева поубавилось — его все еще беспокоила совесть. Лишь теперь он понял, что проблема с принятием жестких мер заключается не в том, чтобы решиться на них, а в том, чтобы научиться переносить их последствия, какими бы необходимыми ни были эти меры. Он снова постарался отбросить угрызения совести. — Еще две недели напряженной подготовки, и войска будут готовы к войне. Мы сможем добиться успеха. Мы сумеем одержать победу над НАТО.
— От нас не требуется воевать с армиями НАТО, Паша.
— Тогда только Аллах поможет арабам! — воскликнул Алексеев.
— Сначала пусть Аллах поможет нам. Западу потребовалась еще одна наша танковая дивизия. — Командующий округом протянул шифровку. — Между прочим, именно та, в которой ты был сегодня. Интересно как у него идут дела?
— Мои источники говорят, что очень хорошо.
— Уж не поступил ли ты в КГБ, Паша?
— Мой одноклассник служит в штабе командующего Западной группой войск. Там тоже взялись за искоренение некомпетентных командиров. Я сам видел результаты. У человека, занявшего новую, более высокую должность, гораздо больше побудительных мотивов хорошо исполнять свою работу, чем у офицера, для которого эта работа превратилась в рутину.
— За исключением того, кто занимает высший пост, разумеется.
— Я никогда не предполагал, что мне придется защищать действия командующего Западной группой войск, но, судя по информации, которой я располагаю, он успешно ведет боевую подготовку своих частей, не хуже нас.
— Да, обстановка в армии действительно улучшилась, если ты так великодушно настроен.
— Улучшилась, товарищ генерал-полковник. Мы потеряли еще одну танковую дивизию, которую перебрасывают в Германию, но это не изменит положение вещей. Ему эта дивизия нужна больше, чем нам. Я уверен, что мы сметем арабов, словно пыль с кафеля. Говоря по правде, это всегда было нам по силам. Арабов не так много, и если они похожи на ливийцев, которых я видел три года назад, война не будет особенно трудной. В направлении нашего броска нет гор, где можно укрыться. Это не Афганистан. Наша задача состоит в том, чтобы разбить противника, а не усмирить его. Это нам удастся. По моим оценкам, на всю операцию потребуются две недели. Единственная проблема, которая беспокоит меня, — это уничтожение нефтяных промыслов. Они могут прибегнуть к тактике выжженной земли, точно так, как делали это в прошлом мы сами, и нам будет трудно не допустить этого, даже с помощью воздушно-десантных частей. Как бы то ни было, наша цель достижима. Войска, необходимые для этого, будут готовы.