Кровавая Мачеха (СИ)

Глава 2

Конец Месяца Рождения Осени.

Эвитанско-Мидантийское пограничье.

1

Мясо в восточных травах, запеченное с сыром, остывает и скучает на золотых тарелках. Юлиану мутит, а ее раздраженному собеседнику сейчас не до еды.

Она слишком долго водит Виктора за нос. Его терпение и так удивительно, сколько продержалось. Евгений бы еще даже не начал нервничать. Но вот бешеный Роман кипел бы давным-давно.

И всё равно нападение едва не застало врасплох. Правда, лишь «едва». Даже несмотря на догнавшее в последние дни недомогание — удел всех в ее положении.

Только всё же в Мидантии (и в ее дворце) из них двоих родилась и выросла Юлиана. Даже если сейчас она, скорее, неповоротливая утка с яйцом внутри, чем стремительный ястреб. А скоро всё будет еще хуже.

Юлиана позволила не только вжать себя в старинный гобелен ближайшей стены — прямо в лоб несчастного, когда-то белоснежного единорога. На его невезучий легендарный рог. Мало того, что бьют по башке, так еще и не девственницей.

Позволила даже жадно впиться себе в рот. Когда-то ее почти так же приткнул к толстому стволу раскидистого клена в дворцовом саду распаленный страстью Роман…

И, как и с Романом…

— Я тебе докажу, ты… — орет Виктор Вальданэ.

Что он собрался доказать таким образом? Неспособность к хладнокровию и выдержке? Полнейшую. На уровне капризного трехлетнего ребенка. Причем не мидантийского.

Политик ты никакой, нынешний король Эвитана.

Нарисованный рог за спиной не ощущается. А вот острие Юлианиного кинжала приятно пощекотало чужое несостоявшееся… орудие доказывания. Как раз в области… основного аргумента.

И даже мутить перестало вдруг — какая прелесть. У кого-то поднялось настроение, у кого-то… упало.

— Еще миг — и доказывать вам будет нечем. Мне жаль вашу жену. Уберите клешни.

Ледяной тон его всё же отрезвил или… другое? Понял, что она внезапно не шутит?

— Вашему мужу вы позволили и не такое, — злобно шипит он.

Взбешенный Роман вел бы себя точно так же. Нет, еще звал бы на помощь слуг.

Но слуги здесь придут на помощь вовсе не обнаглевшему гостю, а императрице.

— Ключевое слово здесь — «мужу». Я была законной женой Евгения, а не шлюхой.

— Зато он тоже не спросил вашего позволения. На брак. Моя жена вышла за меня добровольно.

— Очевидно, плохо вас знала. И не лезьте со своим представлением в нашу с Евгением семью. Династический брак в Мидантии — дело тонкое. Допустим, у нас так принято. Не могла же я сама не спросить позволения Евгения — всё же корона была на его голове. Но всё это не мешало нам вырасти вместе, стать союзниками и со временем оценить друг друга.

— И потому сначала он женился не на тебе?

— Вы опять плохо слышите. Ключевое слово «со временем». А сейчас — убирайтесь.

— Осторожнее. Могущественными союзниками, вроде Эвитана, не разбрасываются.

— Ничего. Мидантия пропустила трех предыдущих эвитанских королей, подождет и еще. Мы — древнейшая империя подлунного мира, не забывайте этого.

— Стерва!

Она или древнейшая империя подлунного мира? Впрочем, не исключено, что обе.

— Всего хорошего. Будьте здоровы, Виктор. Передавайте пожелания здоровья супруге.

Октавиан тенью выскользнул из-за другого гобелена — едва Виктор скрылся. В бешенстве.

— Мы и впрямь пока не нуждаемся в Эвитане.

— Еще как нуждаемся, — вздохнула Юлиана. Усталость вернулась с процентами, заставив императрицу-Регента присесть. К холодному мясу с сыром. — Но не в Эвитане — союзнике союзников Романа.

Октавиан понял. Действительно понял. С полуслова.

— Так что же вы предлагаете?

— Эвитан нам нужен всё равно. Но пока сойдет и не весь. Меня устроит Тенмар, Лингард и Илладэн. Остальные присоединятся потом.

Насчет сроков «потом» Мидантийский Барс тоже не уточнил. И без того ясно, что как бы их ни пришлось поторопить самим.

— Тенмар и Лингард — понятно. Но Илладэн? Виктор Вальданэ женат на герцогине Илладэнской.

— Эвитан — не Вольные Города и не Элевтерис. Наследует, к счастью, не королева Элгэ, а ее младший брат.

— Моя императрица, не хочу повторять за этим… королем, но — осторожнее. В Эвитане братья идут против сестер реже, чем у нас. А уж Веселый Двор Вальданэ и вовсе — спаянное братство.

— Здесь нам повезло, Октавиан. Юный Диего — не оттуда. Он вырос в Эвитане… в Лютене. Сестру он смог простить и снова полюбить, но ее мужа даже не знает.

— И поверит нам, а не ей?

— Нам… если скажем правду. Иногда она — лучшее оружие.

— Вы всегда умели рисковать, моя императрица. Но вы помните, где сейчас юный герцог Диего?

— У князя Всеслава. И нам нужны они оба. Мы официально признаем Всеслава Словеонского независимым правителем. Патриарх благословит его правление.

— И заодно расколем Эвитан?

— Он быстро сколется обратно. Раскола не допустит маршал Анри Тенмар… а он нужнее слабости Эвитана. У нас такие враги, что нельзя ослаблять союзников.

— Моя императрица, а если князь Всеслав откажется? Илладэн он получит и так — женив юного герцога Диего на своей дочери Ясене.

— А потом Эвитан двинет войска к северной границе. Илладэн не граничит со Словеоном. И ни один флот столько войск по морю не переправит. Особенно осенью или зимой — в самый сезон штормов. Нет, Всеславу Словеонскому, если он — не идиот, союзники нужны как воздух. И потом, у нас есть, что еще предложить.

— Он может не согласиться на Ирину, — на лету поймал мысль Мидантийский Барс.

Но уже — прошлую. Юлиана успела передумать. Додумать.

— А на Зою?

— Должен ли я напомнить…

— Нет. — Юлиана прошагала к окну. Подальше от мятого гобелена с невезучим, выцветшим единорогом. — Зою нельзя отдавать королю Эвитана. Кто бы им ни стал после Виктора. Зато князь Всеслав — слишком мелкая фигура, чтобы замахнуться на престол Мидантии. А вот пурпуророжденная принцесса резко повысит престиж независимого Словеона. Но не настолько, чтобы представлять серьезную опасность для нас. Всё равно с Зоей нужно что-то делать. Ее нельзя выдать замуж в Мидантии. И нельзя лишить права на брак и семью.

Кроме того, не старовата ли пятнадцатилетняя Зоя для будущего короля Рене Ормхеймского? А никого другого на престол Эвитана не загонишь. Маршал Анри Тенмар застрелится, но узурпатором не станет. Несмотря на то, что каждый основатель династии именно захватчиком сначала и был. Включая легендарного Сезара Первого Эвитанского. Законными королями становились уже только потомки.

Но даже если бы Анри Тенмар и согласился — за кой ему Зоя? У него собственная жена имеется.

А если забеременеет и чудом родит мальчика Элгэ Илладэн — ее сын будет еще младше ныне грудного Рене.

— Первое — понятно. А почему второе?

Поймет ли ее сейчас Октавиан? Даже он? Евгений бы понял точно, но где сейчас Евгений?

— Потому что это — бесчеловечно.

2

Пришло время ниш. И зеркальных комнат. В особняке Мальзери Элгэ их так и не нашла, здесь сподобилась. Раз уж любящий муж на тайные переговоры не позвал.

В Мидантию привез, а вот людям представить… Впрочем, императрицу-Регента Юлиану Кантизин Элгэ всё же увидела. В тот первый вечер, когда их на переговорах сидело десятка полтора.

Нишу в этом мелком, скромном дворце (или всё же очень большом и роскошном особняке?) Элгэ нашла довольно быстро. С другой стороны, у графа Валериана за Элгэ ходили толпами бабы-приживалки, а здесь любой служанке нет дела, что приезжая королева делает тайком от своего мужа-короля. Не королю и служат.

— Ваше Величество, покойный император Евгений обезумел, уже когда прогнал любимую добродетельную жену, чтобы взять в жены любовницу собственных отца и брата.

Элгэ ослышалась? Этот местный заговорщик собрался шокировать чьими-то внебрачными связями Виктора? Виктора Вальданэ?

Да. Того самого Виктора, число любовниц которого измеряется сотнями. И кто не простил родной матери любви к Анри Тенмару. А Юлиану Мидантийскую ненавидит лишь за то, что она не переспала с ним самим. Легла под законного мужа и отказала поклоннику — вот шлюха-то.

А почему Элгэ остается в своих покоях — очевидно. Виктор пытается подчеркнуть скромность и добродетель своей собственной жены. А заодно и ее покорность. Приверженность старинным традициям и родовым устоям.

Кстати, каким угодно, только не илладийским.

И будто слуги из местных еще не донесли куда надо ни об одном их супружеском скандале. В том числе, что Элгэ уже даже не так давно предложила развестись. Еще раз. Предыдущий был еще в Лютене.

— Его Святейшество Патриарх на ее стороне, — дипломатично заметил сейчас Виктор. Сам недавно утверждавший обратное.

— Патриарх — стар, слаб и немощен. Мой сын кардинал…

Молод, силен и не немощен, поняли вас.

— Я думаю, мы договоримся. Итак, вам — Регентство…

— Да, Ваше Величество. Опека над моей собственной родной внучкой, что сейчас заперта в ядовитых когтях Юлианы.

— Мы освободим невинного ребенка — столь благое дело точно угодно Творцу.

— А еще мой сын… — медово поет герцог, которому мало внучки-императрицы. Нужно еще и личную власть. — Он и бедняжка Зоя давно любят друг друга…

— Надеюсь, не тот, что кардинал? — Элгэ иронию в голосе Виктора всё же уловила, а вот его собеседник — вовсе не обязательно. Вдруг он не настолько знает эвитанский?

Интересно, точно ли его не знают соглядатаи, что наверняка где-нибудь притаились. Иногда отпустить слуг — мало.

И если эту тайную нишу обнаружила Элгэ, сколько таких еще известно местным?

И ей самой дико жаль маленькую императрицу Викторию. Но почему-то кажется, что в руках родного деда ей будет ничуть не лучше, чем с неродной мачехой. Все они тут, вокруг вожделенного трона, одной краской крашены. Пурпурной.

— Нет, у меня двое сыновей, Ваше Величество. Я говорю сейчас о младшем…

— Один любит церковь, другой — принцессу?

— Да, младшую сестру несчастного, замученного Константина.

— Я подумаю, — напыщенно пообещал Виктор.

Маршал Анри Тенмар, где ты? Элгэ Илладэн давно послала бы тебе сотню тайных писем, будь при ней хоть одна верная душа.

3

— Старый мерзавец! Он вообще соображает, с кем говорит? «Несчастный Константин», «несчастная Зоя»! Законные наследники, чтоб им! Родные дети Паука Иоанна Кантизина!

На сей раз Элгэ могла ничего не подслушивать. Валериана Мальзери на переговоры с Мидантией не взяли. Виктор решил, что «родственник» полезнее в Лютене. А в его отсутствие в трудной ситуации в конфидентки снова годится даже Элгэ. Остальные-то пригодны еще меньше.

Дворцовые покои для Виктора Вальданэ — слишком тесны. Как для льва — клетка. Даже если лев никогда в глаза не видел настоящих джунглей. Как и диких сородичей.

— Виктор, успокойся, — устало проронила Элгэ.

Черная мидантийская ночь за витражным окном, черная ярость Виктора кипит и клокочет. Черные планы его новых сообщников известны в подробностях. И черная тоска в сердце Элгэ вгрызается ядовитыми клыками. Всё глубже и глубже.

— Успокоиться? Это я, я — законный император этой змеиной страны! Я — последний Зордес! И это меня они уговаривают пожалеть «несчастных» Зою с Константином. Меня! Это я должен жалеть родных детей узурпатора Паука! Да этот обнаглевший кретин окончательно выжил из ума. Но я ему помогу, — на губах Виктора заиграла лихорадочная усмешка. — Пусть они с Юлианой взаимно сожрут друг друга. Я готов поддержать хоть этого напыщенного павлина, хоть Зою — лишь бы расшатать трон нынешней Регентши.

Угу. А Юлиана Кантизин — полная идиотка, что позволит тебе такое в собственной стране. Да, она не хочет войны. Явно не хочет. Но что ей останется, если на кону — собственная жизнь?

— Виктор, за какими змеями тебе это сейчас? Ты всё равно не можешь занять престол Мидантии. И тебе не нужен в качестве правителя чужой страны предатель нынешней династии. Ты никогда не сможешь ему верить. Удовлетворись Эвитаном, прошу тебя.

Выпить бы сейчас неразбавленного вина, но хватит с Элгэ и пьяного Виктора. А он обязательно еще напьется.

И тогда хоть один из них должен быть трезвым… если императрица-Регент Мидантии именно сегодня ночью пошлет убийц.

— Значит, похотливой змее Юлиане я верить могу? Ты действительно это сказала? Подумай хорошо. Ты меня жестоко разочаровываешь. Неужели твоя илладэнская кровь стала водой⁈ — Виктор яростно рычит как черный мидантийский лев. Выросший в клетке, но вообразивший себя диким. — Элгэ, я тебя не узнаю.

— А я — тебя. Виктор, хватит уже, в самом деле. Нам сейчас нужны союзники, а не новые враги.

В его взгляде — явное презрение. Дескать: и ты меня не понимаешь. Даже ты. Опять.

Что ж, и впрямь ведь — не впервые.

— У нас есть союзники, Элгэ. Сколько угодно. Стоит оказаться на коне, и друзей у тебя — всё больше. Косяком прут.

— У тебя их, не считая семьи, было всего двое. За всю жизнь. Грегори и Анри Тенмар. Первый погиб, второго ты ненавидишь.

— А у правителя и не может быть прежних друзей. Границы, границы, Элгэ, — загадочно ухмыляется Виктор. А ведь сегодня пока еще трезв. Почти. — Умей их ставить, если хочешь править. Каждый должен знать свое место. Не все рождены для власти. Не всем это дано. Есть те, кто не станет топтаться в каком-то там Аравинте, и есть готовые лишь ползать под ногами других. А Анри Тенмару пора научиться различать дружбу и панибратство. Нельзя посредственности быть наравне с тем, кому самой судьбой суждено величие. Почему я это понимал еще ребенком?

— Правда?

Виктор рехнулся окончательно? Забыл, с кем говорит? С той, кто его знает как облупленного! С того самого детства. И если и открыла в прежнем друге и любовнике немало нового, то отнюдь не в лучшую сторону. Хуже, что открытия всё еще продолжаются. И нет им конца и края.

Да, он — неплохой боец. Но не идеальный. Тот же Анри Тенмар в бою свернет Виктора в бараний рог. Как и покойный Алексис.

Полководец Виктор пока только в теории. Правит хоть Эвитаном, хоть чем бы то ни было — без году неделя.

Так с какой вдруг радости вообразил себя идеальным воином, стратегом и политиком? Или даже просто по-настоящему хорошим.

Да, он — любимец дам. Этого не отнять. Но кто и когда любил его по-настоящему, кроме наивной Элен Контэ? Красотки всех сортов и возрастов косяком шли через жаркую постель Виктора — и уходили к другим. Точно ли всех прелестниц бросал он сам?

Да, Виктор — хороший любовник. Под настроение. Но способен быть невыносим во многом другом. Хотя бы редкостным эгоизмом и самовлюбленностью. И завышенными требованиями к другим. И это перевесит. Мало кто захочет долго общаться с дутым «величием», а себя записывать в серые «посредственности».

Элгэ в безопасном Аравинте отродясь не собиралась за Виктора замуж, так за какими змеями сунулась туда потом? На грани жизни и смерти с Виктором — опаснее, чем без него. Где на этот долгом пути ей вдруг отшибло последние мозги? Да с Юстинианом Мальзери — и то было куда больше шансов на счастливый брак. Тот был способен любить свою Инес. Виктор — никого. Разве что себя, ненаглядного.

Где ты, Инес? Где твое дитя? Почему Элгэ всё еще не нашла и следов? Почему не нашли михаилиты?

И когда сам их Орден волей самодура Виктора изгнан из Эвитана, кто поможет теперь? Тихий книжник Евгений Аравинтский?

«Если ты поймешь, что я — уже не я…»

Самого Виктора нынешние перемены полностью устраивают. Настолько, что он утверждает, будто всегда был таким. Чуть ли не с рождения.

Неправда. Был незрелым, недалеким, самовлюбленным мальчишкой. А теперь превратился в жестокое, самовлюбленное чудовище. Эгоистичное и озлобленное. И, вдобавок, склонное к лживому возвеличиванию собственного прошлого.

И да — бывают такие дети, что изрядно опережают свой возраст. Таковы были Октавиан Мальзери и, возможно, Диего. Но не Виктор.

И не сама Элгэ, но она хоть и не утверждает обратного.

И Элгэ никуда не сбежит — потому что не имеет права. Хватит нарушенной клятвы Юстиниану. Элгэ вовремя не заметила, что творили с ее первым мужем, но насчет второго — вовсе не слепа и не глуха.

Хочется закрыть глаза и наконец увидеть родной Илладэн. А рядом — брата и сестру.

Но их родина — часть Эвитана. И у Элгэ нет права уходить в мечты. В Илладэне ей не скрыться от Виктора. И не спасти Диего.

И кто дал королеве право убегать сейчас — оставив расхлебывать всё натворенное другим, более ответственным или менее везучим?

— А сейчас давай поужинаем, любимая, — смягчил тон Виктор. В расчете на приятные вечер и ночь. — Юлиана Кантизин — непроходимая дура. Но ведь ты-то умнее ее?

Вряд ли. Потому что не разведется. До конца останется с нынешним мужем. Потому что рядом должен быть тот, кто сможет остановить Виктора, если не останется другого выбора. Если ужасный конец станет предпочтительнее ужаса без конца. Если Виктор совсем уравняется в цене с Поппеем Августом.

И станет плевать, кто умрет в случае его смерти. Потому что живой Виктор убьет и искалечит много больше.

Ты был смелым, Юстиниан Мальзери. Смелым и по-своему благородным. У тебя хватило отваги и чести попросить о спасении.

Но иногда спасительный удар чистой сталью наносят и без личной просьбы жертвы.