Ормхейм, Центральные области.
1
Дорога Гуннора оказалась длиннее, чем он сам ожидал. Несмотря на то, что вроде учел многое. В том числе, что прямой тракт выбирать нельзя, и стоит беречься погони. И королевских солдат. И мародеров.
Да и таверной можно пользоваться далеко не каждой. Не говоря уже о постоялых дворах. А в дорогих гостиницах мелькать нельзя и вовсе.
Правда, ближе настоящего Севера таких и не осталось. Чехарда безумных королей об этом позаботилась.
Но зато Гуннор точно не учел, по какой кривой дуге придется объезжать Лютену. Ощущение, что вокруг столицы мертвые черные змеи и их жрецы просто свили гнезда. Несостоявшийся студент ощущал опасность каждой жилой и каждой каплей крови. А сны виделись такие, что хоть плачь.
Правда, раз он проснулся вовремя. И поверил странному инстинкту, выгнавшему из теплой постели — навстречу дождливой ночи.
И уже из мокрых зарослей вдоль деревенской речушки наблюдал, как под покровом темной ночи в таверну скользнули черные тени в капюшонах. От одного взгляда на них будто стало еще холоднее и сырее.
Змеи теперь не выходят на охоту днем. Но сторожат свою территорию ночью. И, когда проголодаются, неизменно приходят за добычей. Теплокровной и дышащей.
Хорошо еще, уже наступило теплое лето, и еще не пришла холодная осень. Еще есть время добраться домой.
Тогда Гуннор остался без лошади. Пришлось спешно покупать новую. Хорошо, что прихватил с собой звонкого золота.
Но такими темпами оно скоро кончится. А прислать неоткуда. Не на больших же дорогах грабить.
К тому же, там найдутся желающие и без Гуннора. Да и светиться на центральных трактах, опять же…
В итоге ормхеймец объезжал славную Лютену через Восточный Тенмар и Южный Лиар. Там оказалось почище от дохлых змей. Пока.
И стоит приложить все усилия, чтобы впредь так же было и дальше. Именно за тем Гуннор и отправился в это опасное путешествие. Чтобы его семья и любимая Соланж жили в подзвездном мире без мертвых Змей, грозящих живым людям.
Лиарские дороги оказались безопаснее, и в Ритэйну Гуннор предпочел не сворачивать. В конце концов, северный Лиар тоже граничит с одной из областей Ормхейма. С очень узкой областью. Как часто там раньше гремели войны, батюшка не уставал рассказывать…
Но вот через Бьёрнланд добираться домой — это уже чересчур.
В Лиаре дышалось легко. А вот в Ормхейме вновь будто перехватило дыхание напрочь. А обострившийся за эти месяцы звериный инстинкт так и заорал: беги!
И сразу стало в разы тоскливее. И навалилась неподъемная усталость — сразу за всё. Значит, и здесь. Значит, правда. Хотя бы в этом.
Потому что в столице опасные враги остались тоже.
К родному поместью Гуннор вновь добирался окольными дорогами. Ничего не поделаешь.
Хуже, что чем ближе отцовский дом, тем очевиднее — безопаснее не становится. И значит… что там сейчас — в родных краях?
А дома?
Что с отцом и матерью⁈
2
Заколоченные окна первого этажа напоминают даже не запертую тюрьму — холодную могилу. На заброшенном погосте. Будто Гуннор угодил в дурной сон. Опять. Только теперь соратников-михаилитов здесь днем с огнем не сыщешь. Они остались позади — за тысячи миль.
И у запертых ворот никого нет. Даже собаки не лают.
Одно утешение — сейчас еще не затемно. А черные змеи предпочитают глухую ночь.
Правда, это было в Эвитане. В его центральных областях. Когда змеежрецы уже лишились власти при Эрике Кровавом… и еще не до конца вернули ее при Викторе Вальданэ. Пока только рыщут в ночи, как тати.
Но северный Ормхейм — еще и родина того самого Эрика Бастарда. Да и название провинции… само за себя говорит. Кричит просто. Ором орет. Диким и бешеным.
Но если и в Эвитане черные змеи, и дома — тоже, что они тогда между собой не поделили? Зачем правители обвиняют в змеепоклонстве друг друга и начинают кровопролитные войны? Или у них такие же дрязги, как и в любых обычных странах? Каждый хочет власти только себе? Особенно над определенной страной. Может, еще и посты при королях жрецы уже между собой поделили?
Чужое присутствие возле заброшенного родного дома Гуннор уловил еще заранее. Просто звериным нюхом. Той жуткой тревоги, как в ночной таверне Ланцуа, сейчас нет, но может, уже просто притупился инстинкт? Да и вымотался Гуннор, как последняя собака. Или как ломовая лошадь. Вдобавок, старая и загнанная.
Конь, кстати, заблаговременно оставлен в лесных кустах. Привязан, и морда обмотана тряпкой.
Но это еще не значит, что беглеца не обнаружат и без всякого ржания. Просто следуя мимо. А достичь очередной лошади раньше врагов Гуннор уже не успеет — они как раз приближаются почти точно с той стороны.
Уносить потом ноги пешком желания нет. Черные Змеи легко возьмут точный след и догонят всё равно. А обычные люди могут не заметить Гуннора и здесь.
А драться лучше тогда уж на месте, а не после долгой, изматывающей пробежки по глухому лесу с буреломом. Даже по родному с детства. Враги тоже могли за это время изучить здесь все окрестности. У них на это были долгие месяцы. А северные ветра навалили дряхлых деревьев в новых, прежде чистых местах.
Когда из лесной чащи показалась чужая серая лошадиная морда, Гуннор едва подавил желание кинуться к пришельцам прямо в объятия. Вот прямо к этому неприметному коню. И уткнуться ему лицом в мягкую гриву, заглянуть в умные лиловые глаза…
Потому что дохлые черные змеи не ездят верхом. Живые лошади их не носят. А мертвых, но пригодных к скачке, пока еще не создали ни природа, ни сами жрецы. У всего есть предел.
А сердце колотится как шальное. От облегчения. Самое страшное — невозможно.
Удержала от объятий лишь мысль, что, кроме аспидных Змей, враги еще бывают чужой армией, разбойниками и мародерами. И вот их лошади носят легко. У змеиных жрецов нет души, но не все люди ею пользуются. Как и сердцем, и совестью. В конце концов, ни Карл Безумный, ни Гуго Жирный с дохлыми змеями не путались. Но приятнее Эрика Кровавого они от этого не стали. Как и их подручные.
А затем из густых, шелестящих зарослей показалась фигура первого всадника, и взбунтовавшиеся ноги сами рванулись вперед. Гуннор остановился уже у самой кромки лесных кустов. Выбегать напролом, очертя дурную голову, по-прежнему не стоит — чтобы не подстрелили свои же. Вот уж будет обидно так обидно.
Потому что не узнать рослую, широкоплечую, кряжистую фигуру немолодого предводителя — истинного северянина! — Гуннор просто не мог. Кто же не помнит в лицо (и даже по движениям) родного отца? Даже когда тот верхом?
3
Неярко горит летний северный костер — на глухой лесной поляне. Бездымный. Стелется по сухой земле. Отец всегда был мастер разжигать такие. И Гуннора учил.
А теперь — своих же бывших крестьян, с кем ушел в глухие леса? Хорошо хоть матушку догадался вовремя отправить к родне. Куда еще не добралась война.
— За одно я этим гнилым жрецам благодарен — ты перестал метаться. Твердо встал на ноги, понял, кто ты. В армию-то уже вернулся?
Во вражескую? Эвитан ведь теперь — другая страна, батюшка еще об этом помнит? Или отмахнулся, как от крупной, но временной глупости. Дескать, потом само исправится. Не может быть, чтобы такая чушь — и надолго.
Багряное пламя, сине-черные угли. Пепелище прошлого.
Сам не ожидал, что станет вдруг так горько. И ведь себя же столько раз горячо убеждал… Но до чего до сих пор жаль уничтоженной мечты. Неужели в этой жизни, в подзвездном мире действительно удел один — только тянуть военную лямку? Неважно, о чём ты думал прежде. И к чему стремился всей душой и сердцем.
В этом мире ты можешь быть только воином. Только драться. За своих близких. Чтобы жили они. Потому что жизнь родных и дорогих людей — важнее мечты, даже самой заветной.
— Вернусь, — хмуро ответил Гуннор. — В армию маршала Анри Тенмара. Как только окажусь к ней поближе.
— Так можно и к нам. Беру в наш партизанский отряд — сразу и без проверок, — хохотнул отец, протягивая сыну кружку подогретого пива. — Лично за тебя поручаюсь.
— Нельзя пока. Я обещал своим новости отвезти.
— Это да, — посуровел бывший помещик и нынешний главарь разбойничьего… партизанского отряда, отхлебывая сразу большой глоток. — Долг прежде всего. Да только новости получше разузнаешь, если хоть на одну вылазку с нашими сходишь. Всё лучше, чем с чужих слов. Даже с отцовских. Маршал-то твой от тебя не такого доклада ждать будет.
Гуннор осторожно сдул пену:
— Армия Лойварэ далеко?
Она же армия Анри Тенмара. Приведенная им из Квирины. И подчиняться привыкшая — тоже ему.
— В двух днях пути сейчас обретается. Наши союзники, не думай. У них там своя работа — медведей бить.
«Медведей». А как тогда те называют ормхеймцев, отец?
— Да ты не сомневайся, — будто мысли сына прочел родитель, осторожно подкладывая сухих сучьев в небольшой, аккуратный костер. — Там, в столице ихней, в Бьёрнланде, всё и впрямь плохо. Храм какой-то поганый возвели на площади у дворца, Змею на нем намалевали. И эти в сутанах с серпами бродят как у себя дома.
— А здесь?
Просто так вы, что ли, по сосновым чащам разбрелись да окна в усадьбах позаколачивали?
— А здесь — не как у себя, — вновь нахмурился отец. — Здесь мы против них оборону держим. В наших родных лесах. Как вы у михаилитов держали — в крепости. У нас тут своя религия, сынок.
Серая, глухая тоска навалилась — сил больше нет. Еще и дома. Еще и родной отец…
Да что же это⁈
— Своя — это какая? Творец милосердный? — без особой надежды усмехнулся Гуннор.
У михаилитов был именно он. И с его именем даже обычная обитель сделалась «крепостью».
— Творец, да не тот. Имя у него есть, просто церковники избегают произносить его. Думают, мы рылом для такого не вышли. Так что не сомневайся, сынок. Дохлым Змеям мы не служим.
А кому служите?