Кровавая Мачеха (СИ)

Глава 7

Эвитан, Тенмар.

1

Выцветшие строчки двоятся в усталых глазах.

«И сами боги признали: тот, кто посвятил себя Тьме, должен быть низвергнут с престола, ибо у любого властителя должна быть бессмертная душа…»

Родовая библиотека Старого Дракона видела всякое. Но будь жив и здоров железный свекор — сейчас точно посмеялся бы. С полным бокалом подогретого полынного вина.

И нет, не над племянницей, вдруг раскопавшей в старинных фолиантах обряд изгнания с трона короля, ставшего Сыном Ночи.

Ральфа Тенмара рассмешило бы другое. Больно уж странная у них семья. Особенно те, кто сейчас усердно роются в его родовой библиотеке.

Не хватает только Бертольда Ревинтера. Со старшими сыновьями, потому как младший — здесь.

А что? Уж в книгах-то ядовитый Эйдин свекор разбирается. Но вот стоит ли ему сообщать лишнее? Да еще и давать щедрый шанс узнать это лишнее первым. И под шумок скрыть от остальных — что-нибудь полезное лично себе.

Да и Ральф Тенмар бы ему не обрадовался. Предательство и убийство Регентами Арно Ильдани погубило двух сыновей Старого Дракона. И он бесчестных врагов не простил и не собирался.

Зато дядя Ив мог прихватить сюда приемную дочь Ирэн и ее мужа Клода — бывшего адепта Черных Жрецов.

Хотя как раз Клод и его тайные знания не помешали бы. Ну уж насколько ему вообще можно верить.

«Луна помнит тех, кто ее не боится».

Они тогда смеялись, как сотни и тысячи других молодых и здоровых — над всем таинственно-жутким. Ведь всем же известно, что по-настоящему страшны лишь живые враги — из плоти и крови. Они тоже могут затаиться в кромешной тьме, но зато их самих можно убить.

А ведь Клод, Лаура и Себастьен тогда уже были связаны с Черными Змеями. Просто не могли не быть.

Какой правды, какой мести и чести они искали в мертвой Тьме и древнем безумии?

Из тех, кто в ту ночь поднимал бокалы в честь зимы и луны, точно жива одни лишь Ирия. А тогда луна взяла жизнь Люсьена Гамэля.

И благородного Вихря.

В ту же ночь. Откладывать жатву не стала.

Лаура давно сгинула без вести, и даже Клод не знал, куда, если не соврал опять. Сам он больше так и не объявился. Зато в одну отнюдь не прекрасную ночь бесследно исчезла Ирэн, оставив дяде Иву благодарную прощальную записку. Просто белоснежный лист бумаги с легким запахом ее цветочных духов. Будто приемной дочери никогда в дядином доме и не было. «Я должна разделить участь мужа, где бы он ни был». Где бы ни был упрямый и жестокий авантюрист Клод Дарлен.

Добрая и чувствительная тетя Жанетта плакала тогда много ночей подряд. А дядя Ив… держался.

Себастьен еще до бегства Лауры сгорел в часовне замка Тенмар вместе с Леоном Таррентом. И, наверное, Ирия — бездушное чудовище, но ей жаль Себастьена и не жаль — родного брата. Как он сам не жалел никого, кроме себя. Разве что, может еще, Полины. Иногда. Порывами.

Серьезная и строгая баронесса Керли — будто и не из Веселого Двора Кармэн Вальданэ — узнала об участи Леона от Витольда Тервилля. И донесла скорбную весть до его семьи — сквозь все ужасы Мэнда и путь через жизнь и смерть на Проклятых Галерах. Подтвердила то, что уже успел сообщить Клод. Но стоит ли ему верить во всём?

Зато Ирия чуть сама не разревелась, когда Рауль Керли наконец смог обнять жену и дочь. Вернуть себе хоть часть семьи!

— Наши мальчики живы, — твердо заявила его жена. — Я — жива. Наша дочь жива. Значит, просто терпеливо ждем остальных. Творец — милосерден и справедлив. Наш Грегори приведет всех оставшихся. Просто их путь оказался длиннее.

Грегори Ильдани. Бывший лейтенант эвитанской армии, сын прославленного Арно Ильдани, бывшее знамя проигравшего мятежа.

Причина всех их нынешних скрупулезных поисков. И многих странных и жестоких деяний князя Всеслава Словеонского и Старградского. Правда, донесенная до них вчера отчаянным и отважным Октавианом Мальзери. То, о чём они уже и так почти догадались.

Узурпатор не должен занимать престол Сезарингов. Убийца законного короля должен умереть. Такова воля древних сил. Такова древняя Сила Сезарингов.

Но кто именно — узурпатор?

И вправе ли Грегори Ильдани занять эвитанский престол, даже если он жив? А если не он, то кто?

Кто, по странной воле древних богов, должен был наследовать Золотой Трон после Карла Безумного? Кармэн, его старшая законная сестра? И тогда ее сын Виктор Вальданэ не может быть свергнут ни при каких условиях? Что такое гнев полубезумных древних сил, они уже видели все. Особенно те, кто чудом спасся в рухнувшем в море Мэндском дворце.

И тогда армия маршала Аллена у границ Тенмара имеет полное право там находиться. Правда, требовать пропустить их в герцогство — всё равно нет. Но Тенмару останется только отделиться. Объявить себя отдельным королевством. Мидантия поддержит… но насколько можно верить ей самой?

Сейчас — да. Против общего врага… и нынешнего непредсказуемого эвитанского короля заодно. Но не захочет ли потом уже сама Мидантия новую богатую провинцию?

Или законным королем был Эрик Ормхеймский, старший брат-бастард сумасшедшего Карла? И тогда… об этом Ирия предпочитала не думать. Ведь Эрик уже был лишен души. Вряд ли даже древние силы желали видеть на престоле бездушное и безумное чудовище. Против же они были Сына Ночи на троне людей, хоть он был и в своем разуме.

Но если всё же не так… Смерть Ирии убьет не только ее, но и Анри. Спасибо древнему, позабытому алтарю древней богини Любви на Острове Ястреба. И ей, Ирии, не пожелавшей когда-то умереть без поцелуя.

Они оба выжили тогда — чудом. Чтобы погибнуть сейчас?

Те же самые древние боги безжалостно связали судьбу бедной Эйды с Роджером Ревинтером, хоть ее вины не было ни в чём. Хоть расплату за осквернение алтаря повесили не на Эйду, уже на том спасибо. Зато тень проклятия несет на себе невинный ребенок.

Точно ли таким безжалостным богам и впрямь было дело до души или ее отсутствия у законного короля, если право на престол — именно у него? Вдруг им не нравились конкретно Дети Ночи? И тогда — не собственный ли приговор ищет сейчас Ирия?

«И боги признали: тот, кто посвятил себя Тьме, должен быть низвергнут с престола, ибо у властителя должна быть душа…»

Если всё же дело в душе, значит ли это, что Эрик уже не был королем, даже если обладал таким правом изначально? Или сначала его должны были свергнуть, а уже затем убить? Зная древние силы и их странную логику, ни в чём нельзя быть уверенным.

Вернется с окраин Тенмара Анри — и проще будет разделить эти загадки и догадки с ним. А заодно и всё, что Ирия узнала от Октавиана. И чем поделилась с семьей, включив в число посвященных баронессу Керли и Роджера Ревинтера. Но нельзя доверить такое бумаге. И хрупкой жизни гонца.

И куда, во имя Творца милосердного и справедливого или древних сил, девался Гуннор? Жив ли он сейчас? Где генерал Мишель Лойварэ? Где он скрылся вместе с армией — на этот раз? Уже от второго короля подряд?

Если скрылся.

— Герцогиня, прошу прощения, — Октавиан Мальзери не зря устроился настолько близко — за соседний стол.

Так проще не привлечь внимания остальных?

Иден — бок о бок с Ирией, так что не заметить не могла, но лишь чуть усмехнулась.

Она здесь без мужа, как и сама Ирия. Но если Анри просто слишком далеко, то засадить Стивена Алакла за старинные книги — это уже издевательство. Пусть лучше займется снабжением армии. Дело найдется.

В хозяйстве Стивен разбирается отлично, а прокормить столько вояк — это вам не пыльные книжки читать.

— Мы разве не на «ты», Октавиан? — устало улыбнулась Ирия былому товарищу по плену у Всеслава.

— На «ты», Ирия. И на правах старого друга мне будет позволено переговорить наедине?

2

Зимнюю оранжерею замка пришлось восстанавливать. И в ней еще пока мало что растет. Даже теплой тенмарской осенью. Многолетние цветы так просто не расцветают.

Еще при жизни Ральфа Тенмара оранжерею забросили. Отчаявшийся и озлившийся потерей сыновей герцог не счел летние цветы зимой чем-то необходимым.

Да и Катрин было не до того.

А уж после их смерти, когда и сам замок был заброшен…

Зато здесь Ирия с Октавианом точно вдвоем.

А многолетние южные цветы вырастут новые.

— Октавиан, что это было? — рассмеялась Ирия, любуясь живо выстрелившим в рост златолилейником с Кеми. Старается в преддверие грядущей зимы. Увы, цветов с него ждать лишь на третий год. Дожить бы им всем… — Ну, если вы, конечно, не планировали меня скомпрометировать?

Почему с ним «ты» больше уже не выходит. Будто Октавиан Мальзери вечно чем-то закрыт. Как в невидимых доспехах.

Только второго Клода Дарлена Ирии и не хватало!

— В глазах почтенной баронессы Керли? И даже она уже вряд ли способна так подумать.

— Тогда — что?

— Вы доверяете всем слугам, Ирия? — ровный голос, ровная улыбка, холодноватый взгляд. Но тех, кому Октавиан Мальзери станет тепло улыбаться, можно счесть по пальцам. Одной руки.

— Всем — невозможно.

— Это будет легко проверить. Весть, что я жив, может дойти до столицы и не из замка Тенмар. А вот что я виделся наедине с герцогиней Тенмар, и у нас, возможно, роман…

— Понимаю.

— Так что сейчас я вас компрометирую. В глазах слуг.

— Вас поцеловать, Октавиан? — уже откровенно фыркнула Ирия. — Для полноты картины? В щечку или в лоб?

Их сейчас как раз отлично видно издали — в полупустой оранжерее. Не затем ли Октавиан предложил именно ее? Не златолилейник же прикроет. Он, конечно, длинный, но тонкий.

И, если, конечно, вообразить, что Тенмар теперь наводнен чужими шпионами, как королевский дворец — подземными ходами. Всё же в прежние времена из замка Старого Дракона шпионы в столицу не докладывали, иначе за Ирией королевская стража прибыла бы в первый же месяц. А замок ремонтировали, но не перестраивали. И уж точно ни у кого не было возможности напрорывать тут подземных лазов втайне от хозяев замка.

— Нас вряд ли видят, — подтвердил ее размышления Октавиан Мальзери, — так что оставим шпионам возможность вдоволь пофантазировать. Я в любом случае не могу здесь задержаться. Мой отец — приближенный короля… очередного. Снова — приближенный. А я… я открыто носил траур по Элгэ Илладэн, считая ее мертвой. Так что отцу всё известно. Я был вне себя от горя и… непростительно неосторожен. Но был уверен, что Элгэ погибла, — тень впервые скользнула по безупречно-бесстрастному лицу. — А потом уже она считала, что погиб я.

А Виктор Вальданэ еще и безумно ревнив. До кучи к прочим приятным недостаткам.

— Князь Всеслав должен был меня убить — из мести за смерть княгини Ксении. Впрочем, даже не сомневаюсь, что Виктор Вальданэ закладывался и на гибель Диего. Вместо этого я жив и на свободе. Зато в плену остался Диего — мой брат, за которого я умру и убью. И я не могу раскрыть имя моего спасителя, не подставив под месть Всеслава уже его. А без посторонней помощи я сбежать не мог — это даже Виктору Вальданэ понятно. Соблазнительно объявить меня словеонским шпионом, не так ли?

Как он проберется мимо войск маршала Аллена, Ирия спрашивать не стала. Как пробрался в Тенмар, так и из Тенмара.

А еще ясно, что отговаривать его бесполезно. Октавиан не просит сейчас совета, а объявляет о своих намерениях.

Конечно, можно задержать силой… Еще додумайся «взять в заложники» Ирия.

Не многовато ли ты нахваталась даже не от Старого Дракона — от новоявленного родственничка Бертольда Ревинтера?

— У вас есть где скрыться, Октавиан?

— Да. Там, где ни моему отцу, ни Виктору Вальданэ в голову не придет меня искать. «Ход королевы Анны» известен не всем.

Да. Только тем, кого сейчас нет либо в столице, либо в живых.

Среди живых — в том числе, Всеславу, но вряд ли он вдруг станет по-дружески делиться такими тайнами с нынешним королем или с Валерианом Мальзери.

— Есть еще кое-что, Ирия, — вдруг понизил юный Мальзери голос. До предела, до шелестящего шепота. — Я бы унес эту тайну в могилу, где ей и место, но знаю не только я. — Теплые руки внезапно притянули Ирию к себе, губы коснулись уха. — Карла убил не я. Скорее всего.

Ощущение тепла исчезло, Октавиан резко отстранился.

— Почему вы решили сообщить это мне, а не моему мужу, Октавиан? — Ирия тоже умеет шипеть. И шелестеть. Хоть обниматься ей для этого и не нужно. Никто их сейчас не слышит, кроме златолилейника. И его собратьев по оранжерее. — Вы могли его дождаться. Или отправиться к Анри Тенмару прямо отсюда.

— Потому что в плену у Всеслава Словеонского я был вовсе не с Анри Тенмаром.

И не он обязан Октавиану удачным побегом — своим и сестры.

Тогда была ночь, сейчас — вечер. Но тьма за стенами замка — так же густа и непроглядна.

— Почему только теперь? — С Мальзери уж точно не стоит верить словам. И не только с Мальзери. Ирия слишком долго была знакома с Клодом Дарленом, чтобы излечиться от излишней доверчивости. Будем надеяться.

— Мы оба на свободе. Вас могли поймать, Ирия. А под пытками говорят все. Рано или поздно.

— Что значит «скорее всего»?

Ножевой удар был всего один.

— Это значит, что удар кинжалом нанес я, — Октавиан прямо и твердо смотрит в глаза. Как и раньше. Вот только голос — шипит змеей. И льет змеиную же отраву. — Но Карл уже был практически мертв. Отравленная игла. Он бы умер парой мгновений позже, и это было бы уже не скрыть. Его приступы всегда сопровождались пеной на губах. Но после ножевой раны даже князь Всеслав не стал проверять, был ли в пене на сей раз яд. А предварительно — приступ. И, с учетом того, что нам уже известно, только высшие силы решат, кого считать убийцей.

— Кто? — еле слышно выдохнула Ирия.

— Просто сложите два и два. И сами решите, должен ли знать кто-то еще. Я буду молчать и дальше. Всегда.

Теперь стало холоднее в разы. Ирия допускала такое и в прошлый раз. Но тогда деяния Всеслава казались бессмысленной жестокостью.

Октавиан не взял бы на себя вину Жанны или Полины. Особенно после смерти последней. Ему были дороги лишь Диего, Рунос и Кати. Причем, про Кати Ирия тогда еще толком не знала.

Рунос уже был тяжело ранен. Почти при смерти. И точно никого бы не успел убить. Даже иглой — хоть простой, хоть ядовитой.

Но Полина не встала бы под пулю ради Диего. Да и ради Руноса с Октавианом — тоже. Не говоря уже о принцессе Жанне — они терпеть друг друга не могли. Надменная королевская дочь откровенно презирала «шлюху» и «выскочку».

И кто сама Ирия, если всё же в самой глубине души до последнего надеялась, что Октавиан покрывает Диего? Потому как Диего — брат вовсе не Ирии, да?

«Узурпатор не должен занимать престол. Убийца законного короля должен умереть. Такова воля древних сил».

Будь они прокляты, древние силы с их непонятной логикой.

— Октавиан, вы не верите…

— Правда, в том, что мне плевать, — легкая усмешка скользит по чеканно-красивому лицу. Ирия видела не только графа Валериана Мальзери, но и других мидантийцев. Октавиан вдруг чем-то напомнил своего тезку — Мидантийского Барса. Если бы тот внезапно помолодел на двадцать пять лет. — Точнее, не плевать совсем и на всех, конечно. Но если выбор — мои близкие или гнев древних богов на каких-то незнакомых мне людей, пусть боги делают, что хотят. Своих я не сдам и на чужих не обменяю, — холоднее и злее усмехнулся он. Будто все предки Октавиана — патрикии чужой и коварной страны — вдруг тенями встали за его спиной. Включая еще живого отца. Только граф Валериан Мальзери не стал бы защищать даже своих. В отличие от теперешнего родственничка и союзника Бертольда Ревинтера. Вот тот за свою семью продаст и перетравит все чужие. И будет считать размен выгодным. — Полина была такой же. Но вот ваш муж… Он — совсем другой человек, Ирия. Анри Тенмар не пожертвует сотней чужих ради спасения одного своего. Даже если этот один ему дорог. Слишком много людей ищут правду, Ирия. Всем ли из них вы доверяете до конца?

Да. Когда думала, что рискует лишь собой.

И Анри.

И даже о них не сказала ничего. Только о поисках истинного короля.

Потому что Октавиан всё же ошибся в выборе собеседника. Ради спасения мира Ирия вполне способна разменять на ратной доске не только себя, но и мужа. Зная, что он это даже одобрит. Если выбора не останется.

Но вот как насчет Тенмара? Что случилось бы без них с целой провинцией? С ее народом?

А что способны устроить эти проклятые «древние силы»?

— Да. Но я вас услышала, Октавиан.

— Верю, что услышали правильно.

Да. Эйда. Иден. Роджер. Дядя Ив. Серж.

И баронесса Керли.

Ей одной из всех не известно, кто убил Эрика

Все ли они выберут Кати, если вопрос встанет «или-или»? Баронесса — вряд ли.

Придется незаметно найти ей другое занятие. И Сержу заодно. Причем так, чтобы не обидеть и не вызвать подозрений.

Дядя Ив против семьи не пойдет. Роджер слишком связан чувством вины, чтобы возражать Ирии или Эйде. Эйда никогда не предаст своих. Иден… Иден — единственная, кто сразу считал, что у нее теперь три сестры, а не две.

Потому что и Ирия, и Анри — взрослые. Жертвовать ради спасения мира детьми — нет уж, спасибо. Поищем другой путь. Нет прямого — обходную тропу найдем. Не впервой.

— Октавиан, кто дал… отравителю иглы? Вы или Полина?

— Я, — всё так же ровно и спокойно признал он. — Еще во дворце. Иногда защитников рядом может не оказаться — ни одного. Но Полина знала.

Потому сразу всё и поняла. И не посмела повесить вину на Октавиана. Ведь он знал правду.

— Хорошо, тогда… — Хоть и ничего хорошего. — Скажите, Октавиан, сколько ядовитых игл воткнулось в жирную тушу Карла?

— Одна. Иначе заметили бы все. А так только я, Полина… и принцесса Жанна. Рунос если и догадался, то будет молчать.

Это всё и объясняет. Принцесса знает. И Октавиан — слишком далеко, чтобы просьбой или угрозой держать ее молчание под контролем.

Не потому ли он и помог им тогда бежать? Слишком велико было искушение Жанны.

И всё меньше и меньше — чем дальше от князя Всеслава Кати. Тут как бы ни получить новых проблем самой — за то, что не сдала Катарину вовремя.

— Диего знает?

— Если принцесса с ним не поделилась — нет.

— Еще вопрос, Октавиан. Сколько всего игл вы во дворце подарили отравителю?

— Пять. Я не знал, сколько будет врагов. Ирия, если вы не пожелаете открыть все карты мужу, можете взамен пересказать ему мою просьбу. Я ведь мог пригласить вас сюда ради нее? У моего брата была невеста — Инес Маледо, нетитулованная дворянка. Отец не позволил ему жениться, он уже тогда точил зубы на Илладэн… и планировал Диего в жертву. Кроме того, Диего уже через два с половиной года ускользнул бы из его рук — после совершеннолетия. Моему отцу он не доверял ни на медяк. Инес тогда спряталась в монастыре у михаилитов и уже оттуда тайно отправилась в Ланцуа, чтобы родить ребенка. Там жила родня ее крестной… к сожалению, с тех пор у меня не было времени выяснить о них хоть что-то. Об этом не должен узнать мой отец: не знаю, что он сотворит. Даже считая, что у него не осталось других потомков. Скорее, сам женится снова. Также ни о чём не должен узнать Виктор Вальданэ — он может решить, что этот ребенок годится для шантажа моего отца. И уж точно не должен узнать князь Всеслав: я видел его и говорил с ним. Как и вы, Ирия. И понимаете, что в первую очередь он — политик. А в таких играх нет места жалости. Если я сверну себе шею раньше — разыщите Инес с ребенком. Вдруг они еще живы? Прощайте, Ирия. Если так решат Творец справедливый и милосердный… или иные боги, мы еще свидимся вновь.

3

Кати в последнее время увлеклась составлением осенних букетов и шитьем. Точнее, вышиванием. Возможно, чтобы все нужные иглы и травы были всегда под рукой.

И научилась выбирать платья и кресла. В нежно-голубом на фоне темного фиолета она выглядит удивительно юной, хрупкой и беззащитной. Леон был бы в восторге… через несколько лет.

Если бы выжил, конечно.

Считала, что Ирия прихватит с собой кого-то еще? Ей самой этот цвет напомнит разве что о Полине. А простить мачеху Ирия смогла только мертвую. С живой бы еще поквиталась. Не за себя, так за сестренок.

— Кати, когда ты собиралась рассказать мне про иглы? — мягко поинтересовалась безжалостная старшая сводная сестра. Прямо с порога.

Кати удивительно спокойно отложила недовышитого серебряного единорога. Кажется, гербового зверя семьи Мальзери еще в Мидантии. Когда еще они звались совсем иначе.

Катарина — удивительно хладнокровна. А чего удивляться? Она выжила при рехнувшемся дворе Карла Безумца. А еще юная Кати была и остается дочерью коварной Полины Лигуа нир Кито, нир Таррент.

— Октавиан предупредил меня, — прошелестел мягкий голос. Сейчас она напоминает еще и Алису. — Я ждала, что ты спросишь. Ты уже рассказала герцогу Тенмару?

Кати в нем, что ли, собиралась вызывать жалость и умиление трогательным обликом? И зачем? Анри бы и так ее пожалел — просто за возраст, прошлое и родство.

И перед ним уж точно не нужно демонстрировать «лучшие качества юные девы»: кротость, смирение и любовь к шитью.

Ирия везла тогда сводную сестренку в одном седле с собой. Они спали бок о бок. И всё это время Кати таила отравленные иглы. И не призналась.

— Почему ты не рассказала? — Мягко умеют говорить не только Полина и Кати.

— Ты и сама понимаешь, — вздохнула Катарина. А единорог просто великолепен — как живой. Для Иден Ирия когда-то набрасывала рисунки сама. Кати Творец, похоже, наградил личным талантом — она Ирию о набросках отродясь не просила. — Ирия, ты сама знаешь, что не моя родная сестра. У меня вообще нет родных, только Чарли. Если тебе пришлось бы выбирать… сама же понимаешь.

Кто ей давал уроки — Полина, Октавиан или жизнь? Или все вместе?

— Нет, не понимаю. Иден знает?

— Да. Я с ней поделилась. Сказала, что мне их дал Октавиан перед побегом, чтобы мы не попали в руки Карла живыми.

Еще и Иден. Отлично.

Ясно, что она врала Леону и Полине и таилась от них. Но, выходит, старые навыки не забыты и продолжают использоваться?

— Я просто не смогла бы их от нее спрятать. У меня было не так много вещей.

А Ирии просто в голову не пришло обыскать ребенка. Особенно столько испытавшего и пережившего.

Ребенка, к кому сама Ирия была когда-то несправедлива.

— Иден собиралась подсыпать Леону крысиный яд в суп, так что не очень-то верила, что это не могу я. Ее ни минуты не обманывал мой возраст. И… я много рассказывала Иден о себе, когда была много младше. Она знает меня слишком хорошо.

Да. Иден многим казалась тихой и безобидной. А Кати и в самом деле ее младше. Так что тоже могла поверить. Обмануться.

Но Иден в таких играх — старше и опытнее. Это Ирия, как выяснилось, всё еще наивная бестолочь.

— Стивен и его мать действительно любят Иден, но я им безразлична. Они заботились обо мне по ее просьбе. Но спокойно сдали бы меня, если бы пришлось. Если бы встал выбор: свои или я. Октавиан уже уехал?

— Да, — Ирия еще внимательнее глянула ей в глаза. — Ты надеялась, он еще раз зайдет попрощаться?

— Нет, это было бы странно, — качнула Кати аккуратной прической. Почти взрослой. — Зачем бы ему это?

Угу. А в замке Тенмар — кругом шпионы? Следят за каждым словом, взглядом, жестом и вздохом каждого. И тут же шлют скрупулезные доносы — всем подряд.

— Кати, я рада, что ты понимаешь: он пытался тебя защитить. Ты сама должна была со мной поделиться, а не дожидаться Октавиана.

— Я на него не сержусь. Я рада, что он жив. И понимаю, что он должен уехать… к ней.

Что?

Нет, Кати держится идеально. С непроницаемо-безразличным лицом. И Полина не хуже Мальзери умела играть. Но Кати всё еще маловато лет, чтобы не выдать себя иначе.

А единорог планировался прощальным подарком?

Кати, Октавиана Мальзери чужая вышивка интересует не больше, чем Анри Тенмара. И Элгэ Илладэн — кто угодно, но не вышивальщица.

Разве что острым клинком по чужому горлу.

— Кати, ты еще даже не в брачном возрасте, — совсем уже мягко напомнила Ирия.

Катарина младше, чем была она сама, когда сдуру грезила о Всеславе Словеонском. И Октавиан хотя бы не женат! И включает Кати в свой близкий круг, а не в число достойных лишь презрения.

И он, конечно, старше Кати, но не вдвое с лишним, как когда-то князь Всеслав — Ирию.

— Я всё понимаю.

Понимает она!

Ирия тоже ждала от Алисы змеи знают чего. И искала третье дно в кристально-прозрачном ручье. И размышляла, успеет ли принцессу убить. Чем кинжал лучше отравленной иглы, если готовишься его всадить в безоружного и не умеющего драться?

— Карл был скотом и моральным уродом и заслуживал смерти, что бы там ни считали древние силы, — Ирия прошагала ближе и крепко обняла Кати. Та замерла, но не отстранилась. Только сердце колотится, как у загнанного зайчонка. Будем надеяться, сейчас у нее отравленных игл под рукой нет. — Послушай и просто поверь: я тебя не сдам. Понимаешь ты это или нет, но ты — моя сестра. Моя маленькая сестренка. Твоя мать поручила тебя мне.

— Моя мать, которую ты ненавидела. — В голубых глазах — тихая печаль. Искренняя или нет — да кто ж его знает? Но веселиться Кати сейчас точно не с чего. Так что если она и врет, то не больше, чем наполовину. — Ирия, я всё понимаю. Родня моего отца вышвырнула нас с мамой на улицу. И я не могу сказать, что их простила.

— Октавиана Мальзери мне точно ненавидеть не за что, и он тоже вручил мне твою судьбу. И я ему обещала. Просто вспомни, как я всегда до конца дралась за моих сестер — уж как умела. И рано или поздно поверь, что за тебя тоже буду.