Глава восемнадцатая

Я сижу на заднем сиденье фэбээровской «Краун-Виктории», прижавшись к Шону, а машина с ревом мчится по Уэст-эспланада, огибая озеро Понтшартрен и направляясь к зданию ФБР. Джон Кайзер, устроившись рядом с водителем, говорит по большому сотовому телефону, который кодирует каждое слово, пронесенное в микрофон.

– Найдите все, что только возможно, о сестре Малика и обстоятельствах ее смерти, – приказывает он невидимому собеседнику, находящемуся в штаб-квартире Бюро. – Малик сказал доктору Ферри, что она совершила самоубийство. Я также хочу знать все о его отце. Словом, все, что вы сумеете раскопать. И еще одно. Обратитесь в министерство обороны. Я хочу получить как можно больше сведений о том, как он попал в плен в Камбодже, – если он не врет на этот счет. Я не помню, чтобы об этом упоминалось в его личном деле. Вполне возможно, что в лагере для военнопленных он встретился с кем-то из своих будущих жертв…

Я отключаюсь от происходящего, стараясь не вслушиваться в голос Кайзера, и сажусь ровнее. Во время встречи с Маликом я держалась неплохо, но после меня начала бить дрожь, как солдата, побывавшего в первом бою.

– С тобой скоро все будет в порядке, – ободряюще говорит Шон, ласково пожимая мне руку. – Ты блестяще справилась с задачей.

– Ты все слышал?

– Каждое слово. Я думаю, что Малик может быть тем, кого мы ищем. Кроме шуток.

Я закрываю глаза и судорожно хватаюсь за ручку двери. Такое впечатление, что мои нервы потрескивают от зарядов статического электричества, которые по ним бродят.

– У меня очень странное чувство.

– О чем ты говоришь?

– Меня трясет. Я совершенно разбита. Никого не хочу видеть.

На лице Шона появляется гримаса нетерпения.

– Они хотят поговорить с тобой, малышка. Как, выдержишь еще один допрос?

– Не знаю. Мне хочется выпрыгнуть из машины прямо сейчас.

Он берет меня за запястье, достаточно крепко, чтобы удержать, если я и в самом деле вздумаю выпрыгнуть. У меня уже возникали подобные желания, во время прошлых приступов депрессии, и пару раз я едва не добилась своего.

– Я сделаю для тебя все, что угодно, Кэт. Только скажи.

Теперь Кайзер разговаривает с шефом полиции Нового Орлеана. Примерно через час в окружном суде состоится первое слушание дела, и ФБР будет настаивать, чтобы Малик представил список своих пациентов. Почти наверняка Малик откажется от услуг адвоката и будет защищать себя сам. Кайзер, похоже, уверен, что судья вынесет вердикт в пользу Бюро, но что-то подсказывает мне, что он может недооценивать своего оппонента. Если я ошибаюсь, хотелось бы мне посмотреть, как Малик отправится в тюрьму, только чтобы не «предать» своих пациентов.

– Все в порядке, доктор Ферри? – Кайзер положил трубку и повернулся ко мне лицом.

– Прямо сейчас она не в состоянии ехать в вашу контору, – говорит Шон.

Кайзер по-прежнему не сводит с меня глаз.

– Почему?

– Она переутомилась. Ей нужно время, чтобы прийти в себя.

Агент ФБР кивает головой, но в глазах его не видно сочувствия.

– Послушайте, вполне естественно, что после такого испытания вы чувствуете себя разбитой. Мы попробуем немного расслабиться у меня в кабинете, снять напряжение, прежде чем предстанем перед начальством.

Я хочу объяснить ему, в чем дело, но почему-то не могу этого сделать. Шон смотрит на меня, потом переводит взгляд на Кайзера.

– Вы не понимаете, Джон. Если она говорит, что не может прямо сейчас ехать к вам, значит, так оно и есть.

Взгляд Кайзера пронизывает меня насквозь. Он изучает меня, как врач пациента. И снова напоминает тренера по плаванию, который был у меня в школе. Жесткий взгляд, оценивающий мои способности после того, как я получила травму.

– Вы хотите сказать, что не можете этого сделать.

– Хотела бы я, чтобы мой ответ был другим. Мне очень жаль. Может быть, позже.

– Ваша контора всего в пяти минутах езды вдоль берега озера от ее дома, – замечает Шон, как будто Кайзер не был у меня в гостях какой-нибудь час назад. – Я привезу ее сразу же, как только она почувствует себя лучше.

Кайзер еще некоторое время внимательно рассматривает меня, потом поворачивается к водителю:

– Отвезите нас к дому доктора Ферри.

Я с благодарностью пожимаю Шону руку.

– Вы сможете ответить на несколько вопросов прямо сейчас? – спрашивает Кайзер, глядя на меня.

– Да. Валяйте.

– Ваш отец был в плену, когда служил в армии?

– Насколько мне известно, нет. Но я не могу утверждать этого наверняка. Он никогда не рассказывал нам о том, что ему пришлось пережить. Мне было всего восемь лет, когда он погиб. Но он никогда не рассказывал ничего и моей матери. Во всяком случае, так она говорила.

– Быть может, она пыталась защитить вас от того, с чем, по ее мнению, вы могли не справиться.

Неделю назад я бы не согласилась с таким утверждением, но теперь, после того как обнаружила в своей спальне пятна крови, больше ни в чем не была уверена. Оказывается, все эти годы мать, дедушка и Пирли оберегали меня от гримас действительности, о которых я даже не подозревала. Начиная с правды о смерти отца…

– Малик по-прежнему проводит разграничение, к которому мы все привыкли во Вьетнаме, – обращается Кайзер к агенту, сидящему за рулем автомобиля. – Вы заметили?

– Какое разграничение? – спрашивает Шон.

– Между тем, где находится он сам, и остальным миром. Он говорит «вернуться обратно в мир», подразумевая «мир» с большой буквы, – так, как говорили морские пехотинцы. Как будто он все еще на войне. В зоне свободного огня, где можно стрелять по всему, что движется. В месте, где обычные законы и правила не действуют.

– Он был очень спокоен, – размышляю я вслух. – Большую часть времени, во всяком случае. Это было странно, даже противоестественно.

– Он не был таким, когда вы знали его раньше?

– Нет, по-моему.

Водитель сворачивает направо, и с левой стороны на нас надвигается озеро Понтшартрен. Вода в нем серо-стального цвета и покрыта белыми барашками волн. Сегодня немного желающих покататься под парусом.

– Что подсказывает вам интуиция? – спрашивает Кайзер. – Вы смотрели ему в глаза, а не я. Малик убил этих людей?

Над дорогой появляется чайка, пикирует и удаляется в сторону озера.

– Если вы спрашиваете, считаю ли я, что он мог убить этих людей, я отвечаю «да». Я думаю, что он может убить человека, не моргнув глазом. Но если вы спрашиваете, убил ли он этих конкретных мужчин, – я не знаю. Почему-то он производит впечатление человека, который выше этих убийств. Он не стал бы убивать в приступе ярости. Неконтролируемой ярости, во всяком случае. Если Малик убийца, то все, что нам известно о серийных маньяках, окажется бесполезным.

– Согласен.

– А что подсказывает ваша интуиция? – спрашиваю я.

На лице Кайзера написана задумчивость.

– Я работал психологом в отделе разработки подозреваемых в Куантико. У меня неплохо получалось, но пришлось уйти. Вы знаете об этом?

Шон бросает на меня косой взгляд, потом медленно кивает.

– А знаете, почему мне пришлось уйти? – спрашивает Кайзер.

– До меня дошли слухи, что вы сгорели, – отвечает Шон.

– Можно сказать и так. Я набросился на одного малого в тюрьме. Он убивал детей. Я был с начальником своего отдела во время допроса этого урода. Собственно говоря, я заполнял анкету. А убийца сидел напротив и живописал, как мучил маленького мальчика инструментами для пыток. Я избавлю вас от кровавых подробностей. Как бы то ни было, я сорвался, даже не успев сообразить, что происходит, я оказался по другую сторону стола и попытался проделать дыру в его горле. Я сломал ему несколько костей и выдавил глаз. Боссу пришлось садануть меня по голове чашкой с кофе, чтобы оттащить от этого парня.

В карих глазах Кайзера появляется отсутствующее выражение, как будто он вспоминает далекое прошлое.

– У меня появилось то же самое чувство, когда я слушал Малика. Мне показалось, что у нас с ним есть что-то общее. Не с тем преступником, а именно со мной. У всех случаются кризисы, и у всех есть предел прочности. Понимаете, о чем я? Вы годами сидите и слушаете эти страшные и грязные россказни, оставаясь профессионалом и выдерживая дистанцию. Но в один прекрасный день ваша броня дает трещину. Вы верно подметили это в кабинете Малика, доктор Ферри. Если Малик убивает этих людей, значит, он считает это правильным. Это его крестовый поход. Это растлители малолетних, и он решил, что расправа над ними может считаться единственным возможным выходом из сложившейся ситуации.

– Вы думаете, именно так и обстоит дело?

– Если это действительно так, я надеюсь, что общественность никогда не узнает об этом.

– Почему?

– Потому что наверняка с ним согласятся очень многие. – Кайзер вздыхает как человек, сражающийся с собственными демонами.

Прежде чем я успеваю открыть рот, звонит сотовый телефон Кайзера. Он отвечает, потом отворачивается и смотрит вперед, перед собой, переключившись на то, что ему говорят.

Мы уже почти подъехали к моему дому. Я выпускаю руку Шона и пытаюсь разглядеть свое жилище, когда мы заворачиваем за угол. Сначала я замечаю деревья, плакучие ивы, бросающие тень на западную часть дома, а потом и сосны на противоположной стороне. Хотя у меня есть соседи с обеих сторон, изгиб дамбы в этом месте создает иллюзию уединенности, и это было одной из главных причин, по которым я купила этот дом. Это и еще вид на озеро со второго этажа. Мне необходимо быть рядом с водой.

«Краун-Виктория» останавливается перед закрытой дверью гаража, которая всегда укрывала машину Шона от любопытных глаз. Но теперь таиться нет особого смысла. К вечеру сегодняшнего дня все в управлении будут знать о нашем романе.

Шон переклоняется через мои колени и открывает дверцу. Я жду, чтобы попрощаться с Кайзером, но, похоже, его разговор и не думает заканчиваться. В конце концов я выбираюсь из машины и направляюсь к входной двери. Я уже почти подошла к ней, когда позади раздается шум шагов.

– Доктор Ферри!

Это Кайзер, он спешит за мной. Я останавливаюсь.

– В офисе Малика вы называли меня Кэт.

– Я по-прежнему мысленно обращаюсь к вам именно так, – признается он. – Но в данной ситуации неплохо сохранять хотя бы видимость профессиональных границ.

«Какую ситуацию он имеет в виду?» – думаю я, пока Шон приближается к нам.

– Я очень ценю то, что вы сегодня сделали, – говорит Кайзер, – но был бы очень благодарен, если бы вы смогли подъехать к нам в штаб-квартиру. Разумеется, когда почувствуете себя лучше.

Я перебиваю его.

– Агент Кайзер, вы считаете, что я каким-то образом могу быть связана с этими убийствами? Или с Натаном Маликом?

Выражение лица Кайзера не меняется – он как скала, о которую ударяется ветер. Он, очевидно, прекрасный игрок в покер.

– Я думаю, что сегодня вы сделали все, что в ваших силах, чтобы помочь нам раскрыть это дело, – говорит он. – И еще я думаю, что люди, которые принимают решения, тоже поймут это.

– Как вы думаете, почему, Малик сказал: «Не вините себя ни в чем», когда я собралась уходить?

– Не знаю. Что, по-вашему, он имел в виду?

Это похоже на разговор с психиатром.

– Понятия не имею.

Кайзер смотрит себе под ноги, потом поднимает глаза на меня.

– Мы должны попытаться выяснить это вместе.

Это все, на что я могу рассчитывать. Я протягиваю ему руку. Он пожимает ее, и я, не оглядываясь, поднимаюсь в свой дом.

Загрузка...