Кровная связь

Глава пятьдесят вторая

Въезжая на парковочную площадку позади Мальмезона, я вижу деда, восседающего в складном садовом кресле у входа в розовый сад. Рядом с ним стоит Билли Нил, держа коричневую бутылку пива. Дедушка подается вперед, стараясь разглядеть сквозь ветровое стекло «максимы», кто сидит внутри машины. Когда он видит в салоне меня и мать, то взмахом руки отпускает Билли.

– Дай мне свой сотовый, мама.

Она отказалась разговаривать со мной по пути с кладбища, но сейчас безропотно отдает мне свой телефон. Потом она выходит из машины и стоит, перекинув через плечо ремень сумочки. Ждет меня. Пока я набираю номер Шона в Новом Орлеане, под аркой проходит Билли Нил и исчезает, не оглядываясь, в розовом саду.

– Детектив-сержант Риган.

– Шон, это я. Ты достал отчет о вскрытии?

– Еще нет.

– Почему?

– Буду честен с тобой, Кэт. Не знаю, сумею ли я вообще достать его. ФБР сомкнуло ряды. Они больше почти ничего не сообщают оперативной группе. Совсем как в старые времена, когда федералы ни с кем и ничем не делились.

Дедушка что-то говорит матери, но та не отходит от машины ни на шаг. Я закрываю глаза, пытаясь отогнать ощущение тщетности всех своих усилий.

– Шон, ты должен достать мне этот проклятый отчет.

Я даю отбой. Мне хочется немедленно выехать с парковочной площадки и отправиться к Майклу Уэллсу, но я не могу оставить мать одну с дедом. Во всяком случае, не после того, что я наговорила ей на кладбище. Не успеваю я выйти из машины, как дедушка вскакивает со своего кресла и начинает кричать на меня. Лицо у него раскраснелось, глаза мечут молнии.

– Какого черта ты вытворяешь, Кэтрин?

При виде разгневанного деда у меня по-прежнему все внутри сжимается, но сегодня я не намерена отступать.

– О чем ты говоришь?

– Ты хочешь выкопать проклятый труп своего отца?

Я не верю своим ушам. Или Майкл солгал мне, когда сказал, что не упоминал моего имени в разговоре со своим адвокатом, или же кто-то в офисе лорда-канцлера проболтался деду о моих расспросах. Должно быть, в этом все дело. Я звонила в палату мирового судьи, пока ехала от доктора Кейджа до магазина матери, чтобы получить некоторое представление о том, сколько времени уйдет на эксгумацию. Но мы так и не дошли до обсуждения этого вопроса. А теперь то, что я планировала осуществить как маленькую тайную операцию, как и вообще все, стало известно деду.

– Ну? – рычит он. – Что ты можешь сказать в свое оправдание?

Невероятно, но мать встает между мной и дедом. Похоже, это только начало.

– Не кричи на нее, папа, – умоляющим тоном говорит она. – Кэт сейчас не в себе.

– Что ты имеешь в виду? – громовым голосом вопрошает он.

– Она борется с проблемами.

Он стискивает зубы и сердито кивает.

– Да, я знаю, что у нее проблемы. Всю жизнь у нее были проблемы, как и у Энн. Полжизни я потратил на то, чтобы разобраться с их проблемами, но сегодня этому пришел конец. Сегодня я умываю руки. Сегодня я намерен положить этому конец, прежде чем эта девчонка создаст целому городу проблему, какую он не может себе позволить.

– О чем ты говоришь? – спрашиваю я.

– О казино, будь оно проклято! Я говорю о спасении этого города. Мы в полушаге от того, чтобы получить федеральную сертификацию индейского племени натчесов. И комиссия штата по азартным играм ровным счетом ничего не может поделать. Но ты, – он тычет толстым указательным пальцем в мою сторону, – ты можешь разрушить всю комбинацию своими вопросами и теориями. Мало того, ты оказалась замешанной еще и в серийном убийстве. А теперь ты хочешь выкопать полуразложившееся тело Люка Ферри, чтобы завтра весь город прочел об этом в газетах? Ну так вот, я говорю тебе, что этого не будет! Если только этой процедуры не требуется для официального уголовного расследования, тебе необходимо разрешение матери, чтобы выкопать тело.

Мать съеживается, когда он бросает яростный взгляд в ее сторону, и я понимаю, что она не даст мне того, в чем я так нуждаюсь. Но я не отступлю. С меня хватит! Я делаю шаг в сторону деда.

– Тогда, полагаю, мне не остается ничего другого, как официально потребовать возбуждения уголовного дела. Я не хотела этого, но ты не оставляешь мне другого выхода. Я заставлю полицию Натчеса заняться этим и подключу ФБР, пока не получу того, что мне нужно. Если мне понадобится вывернуть Мальмезон наизнанку и превратить его в сумасшедший дом, чтобы узнать правду, значит, так тому и быть.

– Правду? – переспрашивает дед. – Полагаешь, тебе нужна правда?

– Мне всегда нужна была только правда! Но ты кормил меня одной ложью. Каждая новая история была очередным враньем лишь для того, чтобы удержать меня от дальнейших расспросов и расследования. Чего ты боишься, дедушка? Что можно узнать о тебе такого, что одна только мысль об этом тебе невыносима?

Он снова бросает взгляд на мою мать, потом переводит взгляд в землю. Когда он наконец поднимает голову, глаза его буквально впиваются в меня.

– Не себя я пытался защитить. Тебя. Я молил Бога, чтобы ты никогда не узнала разгадку этой проклятой тайны, которую столь упорно пытаешься разгадать. Я сделал для этого все, что в моих силах. Но тебе этого мало. Чтобы получить то, что тебе нужно, ты готова разрушить этот дом, эту семью, все, чего я добился. Ты уже доказала это. Итак, тебе нужна правда?

В затылке у меня поселилась тупая ноющая боль. Но обратного пути нет.

– Да.

– Ты хочешь знать, кто убил твоего отца?

– Да.

– Ты. Ты сама.

Стук капель дождя настолько реален, что я обеими руками прикрываю лицо. Мать и дед внезапно расплываются у меня перед глазами, их силуэты теряют четкость, как будто все мы оказываемся под водой. Я хочу заговорить, но мне больше нечего сказать. Все мои вопросы получили ответ, краткий и сокрушительный. Каждый кусочек хаотичной головоломки моей жизни вдруг встал на место. Длинный черный поезд, который несся на меня по сверкающей кухне Артура ЛеЖандра, совершил полный круг. Из ниоткуда вновь появилась черная блестящая морда локомотива, загораживая собой все вокруг: людей, траву, деревья и небо. В последний миг перед столкновением у меня перед глазами вспыхивают яркие образы-воспоминания: жертвы убийств в Новом Орлеане, обнаженные и изуродованные; мертвый Натан Малик в ванне мотеля, с черепом на коленях; Энн, распростертая на полу клиники, с двумя черепами и скрещенными костями, нарисованными на животе, а рядом плюшевая черепашка. Но лица отца я не вижу. Я пытаюсь вызвать в памяти его образ, но вижу лишь ожерелье из ушей, скульптуру повешенного, фотографии обнаженных детей и две черные тени, сражающиеся надо мной в темноте.

А потом я больше ничего не вижу.