Утром следующего дня Власа занялась проверкой старых оберегов, которые могли защитить от всякой нечисти. Хорошо бы их обновить, а то и новые смастерить, да только на стареющей луне нельзя. Вот когда луна растущая будет — другое дело. Тогда и новый защитный узор можно на рубахе вышить, да символами древними из красных нитей украсить. И смотреть любо будет и нечистую силу отпугнёт.
А вот сплести науз с привесками — оберег, состоящий из узелков, вполне можно и сейчас. Его плетение как раз делали на убывающей луне, если надо от нечистых сил защиту получить.
Власа вытащила во двор шкатулку, где хранила нитки. Там же лежали всевозможные бусины и камешки заговорённые. Как раз для привесок пойдёт. Власа села крыльцо, взяла новые мотки нитей — красные и золотые, начала плести.
Завязывая узелки, шептала заговор, вкладывая в науз как можно больше силы. Она настолько сосредоточилась на деле, что забыла обо всём вокруг, тщательно вплетая привески — бусины и камушки. Всего нужно было их три сделать, а больше Власе и не надо.
Хорошо было плести на свежем воздухе. И дышалось легче, и работа делалась вдвое быстрее, чем в четырёх стенах, будто сама природа силы добавляла.
На какое-то время Власа и вовсе потеряла счёт времени, очнулась только, когда науз плести закончила. Хороший он получился, сильный.
— Ты закончила? — спросила Зарина, высунувшись из окна.
— Закончила, — радостно выдохнула Власа, любуясь плетённым оберегом. Такой и на шею в качестве украшения повесить не стыдно.
— Тогда сходи в деревню, отнеси ещё одно снадобье мальчику, заодно проверишь как он.
— Хорошо, отнесу. — Власа повесила оберег на шею и вернулась в дом, чтобы переодеться.
Быстро собравшись, она заплела волосы в тугую косу. Повесила на пояс небольшую холщовую сумку, украшенную ярко-красной вышивкой, не забыла положить туда снадобье.
— Вот я и готова, — Власа поглядела на своё отражение в начищенном медном блюде, почесала за ушком кота, лениво развалившегося на подоконнике, и вышла из дома.
По лесной тропинке Власа быстро пошла к деревне, размышляла о вчерашнем разговоре. Тогда у неё из-за усталости не было времени всё обдумать, но теперь мрачные мысли так и лезли в голову.
Сила нечистая теперь за ней охотиться. В лес ходить опасно. Ещё и Ярик на ней может не жениться, вон как вчера растерялся, когда наставница ему про свадьбу сказала. Да что же такое в самом деле?!
Власа закусила от обиды губу. Она любила Ярика и отступаться от него не собиралась. Да и Ярик тоже любил её… Только как быть, ежели и вправду родители его ополчатся против них и всеми силами помешать захотят? У кузнеца власти в деревне было немногим меньше, чем у старосты. Если захочет — может и правда Власу со свету сжить.
Если бы сбежать вместе с Яриком отсюда, начать всё сначала где-нибудь в другой деревне или даже в городе, а хоть бы и в лесу поселиться!
Власа досадно цокнула языком. Раньше лес был ей вторым домом, где всегда спокойно, хорошо… а теперь? Мало проблем здесь, так ещё и чудовище будет поджидать в лесной глуши, лишая убежища от гонений и людской злобы.
А ведь всё это только по одной причине — она хотела вылечить мальчика. И так всю жизнь! Помогаешь людям, ищешь травы, сбиваясь с ног от усталости, помогаешь Зарине врачевать, не спишь ночами, просиживая у кровати какого-нибудь больного. А взамен? Чуть что не так — обвинение в тёмном колдовстве!
Сердце сжалось от боли и несправедливости. Обида на людей, на их неблагодарность подобно змеиному яду отравляла душу. После такого расхочешь кого-либо спасать. Вот подумала бы Власа об этом чуть раньше — вовсе не стала рисковать! Не пошла на поляну, где росли ведьмины слезы, а там, глядишь, и беды бы не случилось.
Перед взором возникла картина больного мальчика, и Власа устыдилась своих мыслей. Ребёнок точно ни в чём не виноват, не то, что другие… да и мать его — несчастная женщина, без чьей-либо помощи одна дитя воспитывает. Задрал её мужа медведь, когда тот в лес ходил, а может не медведь это был вовсе, а нечисть какая. Кто же теперь разберёт?
Власа прибавила шагу и вскоре вышла из леса на поле ржи. Молодые колосья раскачивались на ветру в лучах солнца, а среди них, ближе к земле голубели васильки, за которыми прятались белые головы ромашек. Узкая тропинка вела прямо через поле к деревне, что виднелась вдали.
Протянув руку, Власа коснулась колосьев, они ещё не набрали свою силу и были ласковыми и мягкими на ощупь. Улыбнувшись, Власа пошла вперёд, подставив лицо ветру, который приятно освежал полуденным днём.
Ещё немного и колосья наберутся силы, начнут золотиться, а там придёт и время жатвы. Жители деревни сообща будут собирать урожай, на время забыв про былые ссоры. Недаром же говорят — общее дело объединяет.
Только вот собирать урожай вместе со всеми Власе ни разу не доводилось. Не допускали её ни до посева, ни до сбора. Боялись, что раз она ведьма, то сглазить может или силу какую из посевов тянуть начнёт, что потом неурожай случится.
Да что там — везде людям колдовство мерещилось! Скотина захворала — порчу наслали, дом сгорел — не иначе как сила тёмная вмешалась. Чуть что — везде колдовство винили в своих бедах, лишь бы не себя.
Тем более, что люди не нуждались больше в жрецах и волхвах, давно перестали они верить старым богам и молились новому, чья церковь стояла на другом берегу реки. Наверное, и правда помогал он им, раз ходили туда каждую седмицу едва ли не всей деревней. Только вот тех, кто магией владел, не любили теперь и боялись. Признавали только знахарей и знахарок, а остальных гнали прочь.
Добравшись до деревни, Власа поспешила к дому, где болел мальчик. Около дорожки ходили курочки, собирая просыпанные из мешка зёрна, чуть дальше гоготали гуси, норовя ущипнуть маленькую девочку с косичками, которая вышла во двор. За изгородью хрюкали свиньи, да лаяли собаки. Жизнь в деревне шла своим чередом.
Две старушки в платках, что сидели на крыльце и перемывали всем косточки, при виде Власы почти одновременно начертили в воздухе спасительный знак от нечистой силы, будто мимо них прошла дева болотная.
Власа поморщилась и ускорила шаг. Как помощи у знахарки просить — так это можно, а как потом увидят, так шарахаются, будто от прокажённой.
Впрочем, большая часть местных относились к Власе дружелюбно. Не принимали как свою, но и неприязни не высказывали, за редким исключением…
— О, а вот и ведьма пожаловала! — услышала Власа до боли знакомый голос. Обернулась, гневно сверкнув глазами. Около дома кузнеца стоял сын старосты Мирон и с насмешкой смотрел на неё. Выглядел он точь-в-точь как отец — рослый, жилистый, со светло-русыми волосами, надменно сжатыми губами и, острым, вечно вздёрнутым подбородком.
— Слышал, ты ночью в лесу с лешим плясала. Никак теперь невеста его? — усмехнулся он.
— Снова байки про меня распускаешь? Не надоело? — раздражённо бросила Власа, поднимаясь на крыльцо.
— Отчего байки? Ведьмы же любят нечисть, — пожал плечами Мирон и добавил с издёвкой: — Или что, не пришлась лешему по вкусу? Прогнал, небось, вот и воротилась?
Власа молча постучала в дверь дома, где жил болеющий мальчик.
— Дурак ты, Мирон, а с дураками и говорить и не хочется…
Сын старосты оскорблённо поджал губы, но ответить не успел — дверь открылась и на пороге показалась мать мальчика. В её глазах больше не было боли и отчаянья, только усталость от пережитого.
— Я от Зарины снадобье принесла. Могу пройти в дом, осмотреть сына? — спросила Власа.
— Конечно. Вы очень помогли, — женщина нашла в себе силы улыбнуться. — Олежке стало лучше.
Власа кивнула и прошла в дом. Остановившись около постели мальчика, она убедилась, что Олежка мирно спал. Он был всё ещё слаб, но жар уже прошёл, дыхание выровнялось, значит, и правда лучше.
У Власы потеплело на душе. В который раз она убедилась, что не зря так рисковала. Попрощавшись с матерью, она отдала снадобье и с лёгким сердцем покинула дом.
Во дворе Мирона уже не было, видимо, нашёл себе занятие поинтересней, чем доставать Власу. Всё же повзрослел. А в былые года мог ещё долго тащиться следом, отпускать гаденькие шутки и насмехаться. И хорошо, если один, а то бывало и с дружками.
Вот почему он привязался именно к ней? Мало что ли девчонок в деревне? Повезло ещё, что характер у Власы бойкий, а то совсем была бы беда.
Невольно ей вспомнился случай из детства, когда наставница поручила маленькой Власе отнести старику в деревне мазь от болей в спине. Власа тогда полчаса простояла на пороге его дома, стуча в дверь, но ей так никто и не открыл.
— Что ломишься? Нет никого дома, — услышала Власа и обернулась. У крыльца стоял Мирон, худощавый, нескладной мальчишка лет четырнадцати, в новом расшитом кафтане, который был ему явно велик. Смотрел сын староста уже тогда на всех свысока, а на воспитанницу знахарки тем более.
— Приду позже, — вздохнула Власа и хотела уйти, как вдруг Мирон встал у неё на пути.
— Стой! Ещё придёт она… Кто тебе по деревне шататься разрешил?
Мальчишка ещё раз презрительно оглядел Власу, как будто она была и не человеком вовсе, а какой-то оборванкой, случайно зашедшей к людям.
— А кто же мне запретит? — удивилась Власа.
— Я запрещаю. Живёшь в лесу со старой ведьмой, вот и живи с ней, а к нам не ходи, — нагло заявил Мирон, сложив руки на груди.
— Она не ведьма, а знахарка! — с обидой выкрикнула Власа, сжимая кулаки.
— Ведьма, ведьма. Все знают. И ты тоже ведьма, только мелкая ещё, — с уверенностью заявил Мирон, гаденько усмехнувшись. — Значит так, захочешь в деревню войти, у меня разрешения спросишь.
— Ещё чего! Совсем обнаглел? Разрешения у тебя ещё спрашивать, — рассердилась Власа и попыталась обойти Мирона. Не получилось, мальчишка схватил её за руку, не пуская вперёд.
— Ещё раз без моего разрешения появишься здесь — все травы твои и бутылочки выброшу!
— А ну пусти, — Власа со всей силы толкнула Мирона и вырвала руку. — Только попробуй мои травы тронуть! Порчу на тебя наведу, будешь до конца жизни козлёнком скакать!
— Ах ты, ведьма! — выдохнул потрясённо Мирон, никак не ожидая такого отпора. — А ну стой!
Увидев, что Власа хочет убежать, он попытался снова схватить её, перегородив дорогу. Но внезапно девчонка сделала страшные глаза и сама кинулась на Мирона.
— Акрабли бумс! — выкрикнула она, ткнув в него пальцем. — Всё, закляла я тебя! Ещё раз ко мне приблизишься, и быть тебе козлёнком!
— Что?! — всерьёз испугался Мирон, отшатнувшись от неё. — Да я отцу расскажу, и тебя со каргой старой на костре сожгут за такое!
— Это мы ещё посмотрим, козлёнок, — дерзко крикнула ему Власа и, заметив, как Мирон побагровел от злости, кинулась прочь.
Сейчас эти детские разборки Власа вспоминала с грустью. Насколько же всё проще было в детстве, не то, что сейчас… И всё же, не стоило ей тогда грозить проклятиями, да порчами, даже в шутку. Нехорошее это дело.
С этими мыслями Власа подошла к воротам, как вдруг услышала крики на другом конце деревни.
Власа растеряно обернулась. Встревоженные люди тоже высовывали головы из окон, некоторые уже выскочили из домов и побежали в ту сторону, откуда слышались крики.
Потоптавшись на месте, Власа тоже решила узнать в чём дело и поспешила следом. Добежав до противоположных ворот, она увидела, как у забора собирается народ. В центре толпы стоял староста поселения, а рядом с ним щуплый парень, весь перепачканный в дорожной пыли, который держал за уздцы лошадь.
— Так, тихо, слушайте все! — крикнул староста, привлекая внимание людей, и подтолкнул щуплого парня. — Говори.
— А что говорить-то? Я вам всё уже сказал. Хворь вернулась, в граде Заславле полно народу полегло… Погребальные костры днём и ночью горят, уже ни отпевать, ни хоронить не успевают.
После его слов на мгновение повисла тишина, а потом народ как загалдел наперебой.
— Какая хворь?! Да за что же нам!
— Ой, беда… неужто зараза вернулась?
— Брехня это! Может и не хворь вовсе! — прокричал один из мужиков. — Чем докажешь слова свои? А то болтать всякий может.
— Чего мне болтать? — пожал плечами щуплый парень. — Не верите, так езжайте в Заславль, благо всего день пути! Сами убедитесь, ежели не заразитесь и не помрёте потом.
— Дык может ты и сам заразный! А к нам с хворью пришёл?! — заорала какая-то старуха, и среди жителей мгновенно такой крик поднялся, что у Власы заложило уши.
— А ну пошёл отсюда! Пошёл! Хворь ещё к нам притащит!
Услышав возгласы людей, что вестник может заразным быть, староста поспешно отодвинулся от парня. Кинул ему монету за то, что весть донёс, хоть и недобрую, да велел быстрее идти по добру по здорову. Впрочем, вестника особо и уговаривать не пришлось. Ловко поймав монету, парень запрыгнул на лошадь и поскакал прочь, в следующую деревню тревожные вести нести.
Власа стояла как вкопанная, слушая вздохи и причитания людей, которые уже начали успокаиваться, постепенно осознавая произошедшее. Хворь вернулась и снова косит людей. Десять лет её не было, и вот опять. Сколько людей тогда полегло, что же теперь будет…
По коже Власы прошёл мороз. Она была совсем мелкой, но всё равно помнила тот мрачный год, когда хворь погубила половину деревни. Зарина тогда бегала от одного больного к другому, сбиваясь с ног, а всюду плачь, крики, смерть…
Вздрогнув от воспоминаний, Власа решила, что пора уходить и сказать наставнице, что надо заготавливать побольше трав лечебных. Скоро всё может понадобиться.
— Эй, Власа! Поди-ка сюда, — внезапно услышала она голос старосты. Обернулась и увидела, как он жестом подманивает её к себе. Рядом с отцом стоял и Мирон, привычно сложив руки на груди и вздёрнув подбородок.
Власа послушно подошла.
— Ты это, передай Зарине, чтобы пришла ко мне. Переговорить мне надо со знахаркой, — мрачно сказал староста.
— Передам, — кивнула Власа. — Всё?
— Нет, не ходи пока больше в деревню. Зарине можно, а ты лучше держись подальше от людей, — приказал староста, хмуря брови.
— Почему? Я же могу помочь, если что! — растерялась Власа от его слов.
— Ведьма потому что ты глазливая, — без церемоний бросил Мирон. — Беду навлечёшь только.
Отец бросил на него укоризненный взгляд за резкие слова, но спорить не стал.
— Дар твой Власа ведьмовской, а нам этого сейчас не надо. Сама знаешь поверье, что там, где ведьмы, там и хворь бывает.
— Думаете, я её наслать могу?! — ахнула Власа.
— Нет же. Ежели, я так думал, уже бы дружинникам князя отдал, — отмахнулся староста. — Но дар ведьмовской у тебя есть, с этим не поспоришь.
— А как же наставница? — в отчаянье выпалила Власа, совсем сбитая с толку.
Мирон усмехнулся, хотел что-то ответить, но отец его опередил.
— Зарина одно дело, ты другое.
— Вот как? Ведьма я, значит?! Беды приношу? — со злостью выпалила Власа. Умом понимала, что спорить со старостой она права не имеет, но на языке так и вертелись ядовитые слова. — Я многим людям в деревне помогла и не заслужила такого отношения! Говорят, за добро, добром отплати. А вы…
Она не договорила, поджала губы, круто повернулась и пошла прочь.
— Вот же ветрогонка, вздорная девка! Я с ней по-хорошему, если б не Зарина… — возмущённо начал староста, но Власа уже не слышала, уходя всё дальше. Обида душила её изнутри, из глаз так и норовили брызнуть слёзы. Ведьму они нашли! Она думала снадобья всем для лечения готовить, а они…
Шмыгнув носом, Власа вытерла пробежавшую по щеке слезинку. Слухи ходили о людях с даром и правда недобрые, говорили даже, что хворь на людей наслали не иначе как ведьмы, которые жили в глубине чащи лесной, да с нечистью знались. Люди их прогнали из деревень за злодеяния, вот они, объединившись, и наслали хворь на всех в отместку. Ещё и болезнь сделали такой, что люди, в которых есть хоть капля магии, хворью этой не заражались. Совсем.
Зарина тоже не болела в прошлый раз, хотя лечила больных, да и Власа не заразилась. А ведь она так же среди хворых побывать умудрилась, когда сбежала вслед за знахаркой в деревню, увидеть хотела своими глазами, что такое хворь…
Страшное поветрие всё-таки. Тяжёлое. До сих пор Власу холодило от тех воспоминаний…
— А ты что тут ведьма шастаешь?! Никак беду накликать хочешь? — услышала она по дороге окрик старухи, которая сидела на крыльце своего дома и жевала мочёное яблоко.
— Ничего не шастаю. Ухожу уже и не приду больше, — с обидой ответила Власа и ускорила шаг. «А я ведь и правда могу не прийти больше, хоть и хворь в деревню нагрянет… Вот возьму и не буду помогать, раз добра не помните», — снова вернулась Власа к тёмным мыслям. Хотя отчасти они были справедливые, как люди к тебе — так и ты к ним.
Невольно Власе вспомнился Ярик, и сердце забилось быстрее. Вот кому она была действительно нужна, кто всегда ценил её, дорожил, уберечь от любого зла хотел. Только как теперь видеться с ним, если в деревню Власе хода нет?
Она обернулась в надежде его увидеть где-нибудь. Вдруг случайно промелькнёт знакомый силуэт, но нет. Жаль.
Власа с тяжёлым сердцем покинула деревню и пошла через поле. Вдали на лужке мирно паслись несколько коров, рядом с ними бегала чернявая собака Жужа, а чуть дальше прямо в траве разлёгся старый пастух. Судя по его безмятежной, расслабленной позе, он ещё не знал последних вестей. Что ж, скоро узнает…
Добравшись до дома, Власа сразу поспешила к наставнице, рассказала обо всём, что случилось в деревне. Зарина в это время варила щи на обед. На столе уже стоял свежий хлеб и кувшин с ягодным взваром.
— Власа, да на тебе лица нет! — всплеснула она руками, увидев воспитанницу. — Случилось чего?
Власа кивнула, налила себе в кружку взвара, сделала несколько глотков, чтобы смочить горло, и начала рассказ. Зарина её слушала молча, не перебивая, только в конце её лицо помрачнело, показалось даже, что под глазами залегли тёмные круги.
— Вернулась хворь, значит… — едва слышно проговорила знахарка, обращаясь будто к себе. Ничего больше не говоря, она пошла во двор, где на солнце были разложены на просушку травы.
— Наставница, — осторожно позвала Власа.
— Чего тебе? — глухо ответила Зарина, распределяя на ткани сухие листочки более равномерно, чтобы те быстрее просушились.
По её голосу было слышно, что сейчас не лучшее время для продолжения разговора, но Власа не могла не задать терзающий её вопросы.
— Правда, что хворь ведьмы наслали?
Зарина тяжело вздохнула.
— Теперь уже не разберёшь, — уклончиво ответила она. — Всякое может быть.
— Значит, всё же могли ведьмы? — дрогнувшим голосом повторила Власа. Неужели те, кто обладал силой, и вправду сотворили такое зло?
Зарина повернулась к Власе и внимательно взглянула на воспитанницу.
— Запомни правило — любое зло порождает только зло. Любая несправедливость и месть за неё, порождает лишь ещё большую несправедливость и новые круги мести, — неожиданно серьёзно произнесла она. — Кто бы ни был повинен в этой хвори — он совершил страшную ошибку, погубив свою душу и забрав жизни у сотен людей. И над всеми ведьмами и колдунами теперь висит эта вина, которую невозможно искупить.
От слов Зарины Власе сделалось жутко. Она опустила голову, словно ощутила на своих плечах невыносимую тяжесть. Значит, не зря люди шарахаются от неё, значит, и вправду от тех, в чьей крови течёт магия немало бед…
— Любая сила может служить как добру, так и злу. Постарайся, чтобы твоя служила только добру. Зла в этом мире и так хватает, — произнесла Зарина, положив ладонь на плечо Власе. Встретившись взглядом с наставницей, она увидела в её глазах понимание и грусть, как будто Зарина знала, что сейчас творилось на душе Власы.
— Я поняла, наставница. Только в деревню мне больше нельзя…
— Это на время. Если духи будут милостивы, то беда минует, и всё станет как прежде, — приободрила Зарина и добавила уже строже: — Я вчера говорила тебе наколотить дров? Ну и где они?
— Ох, совсем забыла! Я сейчас, быстро, — с этими словами Власа поспешила к заготовленным поленьям. Не женское это дело — дрова колоть, да что поделаешь, коли некому больше?