Мирон сидел на камнях и смотрел застывшим взглядом в сторону другого берега. Остановившись на некотором расстоянии от него, Власа села на пологий камень.
— Чего тебе надо? Не пойду к знахарке твоей, не надейся, — презрительно бросил Мирон.
Власа только фыркнула в ответ.
— Да и не надо. Думаешь, уговаривать буду? — она достала обереги и опустила их в воду. — Я тут по своим делам.
Мирон хмыкнул и отвернулся, снова уставившись куда-то вдаль. Внезапно его настиг очередной приступ кашля, на этот раз более сильный, чем в деревне. Даже издали Власа услышала тяжёлые хрипы в него в груди. А вот с этим уже шутить нельзя…
Только если и правда у Мирона хворь, что тогда? Зарина говорила, что болезнь не цепляется к тем, у кого есть дар. А если всё же цепляется? Страшно ведь.
С другой стороны, если сыну старосты не помочь — помереть может. Это ведь не только хворь, но и чахотка может быть.
— Ты же сам видишь, что болен. Зарина может помочь, — осторожно начала Власа.
— Сказала же, что тебе нет до меня дела. Что тогда пристала? Не всё ли равно? — огрызнулся Мирон, согнувшись в новом приступе кашля.
Власа вздохнула и качнула головой.
— Да жалко тебя, дурака, стало. Помереть можешь, — ответила честно.
— Меня жалеть не надо, я помирать не собираюсь, — продолжал упорствовать Мирон. — Простыл, когда в реке купался, только и всего. А эти дурни решили, что хворь у меня.
— Ну, коль ты ни в чём не нуждаешься, оставайся здесь. Уговаривать и правда не стану. Только глупо это, — с искренним сожалением бросила Власа. — Наставница всем помогает, и тебе бы могла. Выпил снадобье и выздоровел назавтра, а так и дальше будешь, как хворый, людей пугать.
— Всем помогает… как же. Чушь всё это. Ни хрена её снадобья не помогают, обычное варево для дурачков, которые сами обмануться рады.
От такой наглой клеветы Власа даже остолбенела.
— Ну и мордофиля же ты, Мирон! Наставница стольких людей спасла, а ты… — Власа от возмущения даже не нашла слов, гневно добавила только: — Вот знаешь, что врёшь, и ведь не стыдно!
— Что?! Это я вру-то?! — разозлился Мирон, обернувшись. В его глазах вспыхнула ярость. — Это твоей старой ведьме должно быть стыдно! За то, что она взялась мать мою лечить и угробила её!
Власа так и застыла с открытым ртом. Зарина никогда не рассказывала, что лечила мать Мирона, даже словом не обмолвилась…
— Лучше бы отец в город уехал и лекаря там нашёл, чем поверил россказням ведьмы! — со злостью выпалил Мирон и отвернулся, сжимая от злости кулаки.
— Не знала, что наставница лечила твою мать. Когда это было? — растеряно спросила Власа.
— Когда мне пять лет было. Мать захворала, отец позвал Зарину врачевать, эту старую ведьму. Только от её зелий всё хуже становилось, пока совсем худо не сделалось…
Власа закусила губу. Теперь понятно, откуда у Мирона ненависть ко всем людям с даром. И ясно, почему Власа никогда не слышала об этом — ведь это случилось, когда ей всего два года было от роду.
— Мне жаль, что наставница не смогла помочь. Не всегда простые снадобья исцеляют, — медленно проговорила Власа, подбирая слова. — Но я верю, она сделала всё, что могла. Просто иногда человека спасти нельзя, так решили боги.
— Не надо браться за лечение людей, коли руки кривые. А на богов всё можно… — Мирон не договорил, согнувшись пополам от нового приступа кашля.
Нет, нельзя его так оставлять. Без лечения точно сам не выправится. А если затянуть, так ведь и поздно будет…
— Пошли к наставнице. Она поможет, сам убедишься.
— Да не нужна мне…
— Ты себя обманываешь или меня? Пошли. Не хочешь лечиться, так хоть отвару горячего выпей — полегчает, — с этими словами Власа убрала уже промытые обереги в сумку и поднялась.
Постояв несколько минут на месте, она вздохнула и пошла в сторону поля. Нет, этого упрямца похоже и вправду не переубедить.
Внезапно услышала позади шаги. Чуть обернулась — Мирон с убитым видом тащился следом, опустив голову. Видно и правда плохо ему, раз согласился. Только бы не хворый был…
К дому Зарины шли в полном молчании. Да и о чём говорить? Только заново поругаться или чего обидное услышать. Никаких других разговоров у Власы с Мирном не было никогда, только взаимные уколы, да язвительные фразы.
Солнце уже взошло над лесом и начинало своим теплом постепенно прогревать землю, напитывая её жизнью и силой. Новый день родился и вступил в свои законные права до наступления следующей ночи. Птицы распевали свои трели, приветствуя солнце, в высокой траве стрекотали кузнечики.
Впереди на пригорке показался дом Зарины, к которому вела хорошо утоптанная тропинка. Власа обернулась и, убедившись, что Мирон не отстал, ускорила шаг. Добравшись до дома, она открыла дверь и прошла вовнутрь. Мирон последовал за ней.
В доме пахло свежим хлебом, травами и горячим супом. У печи крутилась Зарина, напевая себе что-то под нос. Услышав шум, она обернулась и удивлённо уставилась на Мирона.
— У него кашель сильный. Вернулся с того берега реки, а наши деревенские прогнали, подумали, что хворь, — с порога объяснила Власа.
— Да нет у меня никакой хвори! Один дурак сказал, остальные подхватили, — тут же оскорбился Мирон и хрипло закашлялся.
— Хвори, нет, говоришь… — задумчиво посмотрела на него Зарина. — Ну, садись к столу тогда, поешь с нами, там видно будет.
— Я за отваром только зашёл или что там у вас от кашля есть, — заспорил Мирон, не спеша проходить на кухню. — А потом пойду в Ольховку за рекой.
— Думаешь, тебя там примут хворого? — засомневалась Зарина, расставляя плошки на столе, пока Власа мыла руки в бочке.
— Не хворь у меня! И там народ поумнее будет, чем в Заречье. Друзья у меня в Ольховке, я у них был, — проворчал Мирон, мрачно глядя на Зарину.
— Ну, коль так, сварю тебе после еды снадобье, да иди по добру по здорову, — пожала плечами Зарина.
— Наставница… — хотела было вмешаться Власа, но Зарина её остановила.
— Мы никого силой не держим. Хочет идти, пусть идёт. Только снадобье обождать надо, к полудню будет, а пока сядь с нами, — обратилась она к Мирону.
Он кивнул и выбрал самый дальний стул у стены. Власа в это время разделила на всех небольшую буханочку чесночного хлеба и тоже села.
Суп оказался сытным и наваристым, хоть и без мяса. Впрочем, Власа была к тому привыкшей. Редко мясо у них перепадало к столу — своей скотины не было, кроме козы, а курицу забивали только на праздник. Иногда правда перепадали рёбра какого-нибудь барашка, если кто-то из деревенских решал поделиться в благодарность за лечение.
— Как там отец твой? Здоров? — спросила между делом Зарина у Мирона.
— Здоров, чего ему будет… — хмуро ответил он.
— А ты с чего кашлять начал? Давно? — продолжала выведывать Зарина, доедая суп.
— Со вчерашнего дня.
— А в деревне-то с кем говорил? Был дома?
— Нигде я не был! Я едва зашёл только в деревню, как на меня набросились чуть ли не с вилами, совсем ополоумели, — пробурчал Мирон, орудуя ложкой.
Власа заметила, что после этих слов Зарина заметно успокоилась и взялась за кружку с взваром. Значит, и правда, думает, что хворый он, раз так выспрашивала.
Мирон тем временем зашелся от нового приступа кашля, судорожно схватился за край стола, едва не разлив взвар, который Власа успела разлить по кружкам.
— Отдохни у нас до вечера, а там я снадобье приготовлю, — посоветовала ему Зарина, и Мирон нехотя кивнул.
Власа застелила ему на полатях, чтобы было, где прилечь, и вернулась к столу. Услышала, как Мирон улёгся там и зашторил шторку, не желая ни на кого смотреть.
— Он хворый, да? — шёпотом спросила у наставницы.
— А кто ж знает? — также тихо ответила Зарина. — Был бы стариком, можно подумать на что другое, а так, чтоб молодой в летнюю пору да так захворал. Неспроста, — покачала головой она.
— Как же мы его вечером отпустим? Он же в другую деревню пойдёт, заразит всех, если его и там с вилами гнать не начнут, — встревожилась Власа, наливая себе взвар.
— Не пойдёт он никуда, — уверенно заявила Зарина.
— Силой его не удержим, да и переубедим вряд ли. Упрямый, как осёл, честное слово, — с раздражением бросила Власа.
— Если это хворь, то никуда он не уйдёт уже. К вечеру сляжет, — махнула рукой Зарина и тяжело вздохнула. — Чувствую, намаемся с ним.
— Почему? — удивилась Власа.
— Непросто хворь лечится, ох как, непросто. Да и тяжёлый он ежели что.
— Тяжёлый? — не поняла Власа.
— А кто его в случае чего хоронить будет? Нам придётся, коли не свезёт, — покачала головой Зарина. — А он тяжёлый, поди дотащи его, да схорони. Ладно, хоть не зима.
От слов Зарины Власе сделалось жутко. Нет, она, конечно, видела смерть и раньше, но чтобы вот так в своём доме, ещё и хоронить…
— Он же молодой, не оправится разве? — дрогнувшим голосом спросила она.
— С хворью — это как свезёт. От неё и молодые мрут, заранее не угадаешь, — спокойно заключила Зарина и поднялась со стола. — Ну? Что сидишь? Варить пора отвары, да снадобья лечебные. Чует моё сердце, теперь их много потребуется. И хорошо, если одного сына старосты лечить…
Насчёт Мирона наставница оказалась права. Когда Власа заглянула к нему за шторку, Мирон лежал, завернувшись в два одеяла. Его била крупная дрожь, такая, что даже зубы клацали друг о друга. И ясно было, что ни о каком походе в соседнюю деревню уже и речи быть не может.
— Ты как? — с беспокойством спросила Власа.
— Скверно. Не видно что ли? — огрызнулся Мирон, вставая. Его согнул резкий приступ кашля, куда более сильный, чем утром.
— За столом всё готово для тебя.
Мирон спустился, после чего занял лавку у стола, где его уже ожидала кружка с козьим молоком, смешанным с диким мёдом. Молока в доме было не так много — чёрная козочка была уже старенькая и с каждым годом всё хуже доилась. Рядом с кружкой Власа также водрузила миску с кашей. А чуть дальше ждал очереди бутылёк со снадобьем — его по совету Зарины в конце лучше было выпить.
— Есть не хочу, дай выпить от кашля, — нахмурился Мирон, без особо интереса рассматривая овсяную кашу.
— Наставница наказала, чтобы ты обязательно поел. Но сначала можешь выпить молока, — Власа указала на горячую кружку и, пока Мирон пил, коснулась его лба пальцами, сразу почувствовав жар.
— Ты весь горишь, — обеспокоилась она.
Мирон не ответил, молча допил молоко и потянулся за снадобьем.
— Говорю же, после еды её надо! Поешь каши сперва. Ну что я тебя, как дитё уговариваю? — всплеснула руками Власа.
— Я терпеть не могу кашу, ещё и без масла, — поморщился Мирон, попробовав одну ложку, и отставил миску.
— Уже и еда наша не по нраву? А что без масла, то мы не богаты. Коровы нет, козочка одна только. Да и ты, поди, не князь, чтобы нос воротить, — рассердилась на него Власа и пригрозила: — Если ничего есть не будешь, то прямой дорогой в Навь отправишься. Так что не спорь.
В конце концов, Мирон всё же съел кашу. Сказать по правде возиться с ним, как с ребёнком, у Власы не было никакого желания. Но лечить всё равно придётся и выполнять указания наставницы тоже.
Пока Мирон мрачно пил горькое снадобье на травах, Власа сходила за растиркой.
— Снимай рубаху, — распорядилась она.
— Полюбоваться хочешь? — попытался усмехнуться Мирон. Даже сейчас он находил возможность для своих шуточек.
— Уж, конечно! Что я там не видела? Лечить тебя буду, раз ты расхворался в нашем доме, — Власа нанесла растирку на ладони, ожидая, когда Мирон стянет рубаху.
Тело у него оказалось крепкое, загорелое и хорошо сложенное. С широкими плечами и подтянутым животом. Власа на мгновение замерла, рассматривая Мирона, но спохватилась, что он заметит и поспешно села на край лавки за ним. Стала растирать Мирону спину, чувствуя, как напряжены его мышцы. Резкий запах растирки постепенно наполнял воздух, отчего начинало щекотать в носу.
— Тебе надо расслабиться, ты очень напряжён, — тихо сказала она.
Мирон не ответил, только чуть обернулся к ней и снова закашлялся.
Закончив со спиной, Власа велела ему развернуться и взялась растирать Мирону грудь. Она постепенно втирала в кожу травяную растирку, чувствуя его тяжёлое, хрипловатое дыхание и внимательный взгляд синих глаз, от которого стало не по себе. Она даже не решалась поднять на Мирона глаза, предпочитая смотреть на его крепкие плечи и грудь.
Внезапно Мирон протянул руку и коснулся её подбородка, заставив поднять взгляд.
— Говоришь, я напряжён? — он чуть улыбнулся, хитро прищурившись. — Непросто расслабиться, когда красавица ласкает тебя, пусть и пахнет она лекарственными травами.
От его слов щёки Власы вспыхнули.
— А ну прекрати! — как можно строже бросила она, отпрянув от Мирона, чувствуя, как в груди взволнованно забилось сердце. — А то вместо красавицы тебя моя наставница будет завтра растирать. С ней не забалуешь!
— Да ладно тебе, не злись, — поморщился Мирон и чуть тише добавил. — Недотрога какая…
Власа не обратила внимания на его слова. Быстро поднявшись, она стёрла платком с рук остатки растирки и поспешила за перегородку к печи, всё ещё чувствуя на себе внимательный взгляд Мирона.
Быстро же он переменился! То всё «ведьма, ведьма», а тут красавицу нашёл. Думает, раз Власа в лесу живёт, и женихов у неё нет, значит, можно, и голову морочить. А вот и нет! Не поведётся она на его речи. Пусть лучше других дурочек в деревне поищет, когда поправится.
С этими мыслями Власа скрылась за перегородкой у печи — новую порцию снадобья надо готовить, чтобы кашель унять. Скрипнула лестница — Мирон снова полез на полати. Власа успокоилась и занялась делом. Достала с полки склянку с сухой заготовкой, высыпала её в котелок, добавила свежих трав и поставила на огонь.
Когда снадобье закипело, начала читать простенький заговор, помешивая варево ложкой, пока не запенилось. Потом сняла с огня и накрыла котелок крышкой. Вроде всё. Можно, конечно, ещё проварить потом, чтобы снадобье получше заварилась, но пока и так хватит.
Власа села за стол и налила в кружку оставшегося ягодного взвара. Невольно вспомнила, как растирала Мирона, прикасалась к его крепкому телу, ощущая под пальцами горячую, обжигающую кожу и напряжённые мышцы. Так и захотелось вновь прикоснуться к Мирону, ощутить его тепло и близость…
От этих мыслей даже в жар бросило. Щёки предательски налились румянцем.
— Глупость какая! — рассердилась Власа на себя. Вот что значит одна, без любимого. Уже на этого обманщика засматриваться начала!
Нервно походив по дому, в поисках, чем бы себя занять, Власа решила сходить к ручью, принести ещё воды. Схватило пустое ведёрко и выскочила во двор. На свежем воздухе всяко быстрее мысли глупые выветриваются…
Обойдя дом, она пошла по узкой тропинке через кусты в сторону леса и вскоре услышала весёлое журчание воды. Ручей бежал, спускаясь вниз по камушкам, в сторону речки. В некоторых местах он был совсем мелким, в некоторых чуть глубже.
На другом берегу крутилась рыжая лисица, прибежавшая на водопой, да только испугалась, увидев Власу, и так живо в лес сиганула — только хвост и был виден.
— Ну плутовка, — усмехнулась Власа, присаживаясь у ручья. Она подождала, пока ведро наполнится водой, после чего быстро пошла к дому.
Во дворе Власа столкнулась с Зариной, которая вернулась из лесу с полной сумкой трав. В руке тащила ещё и корзинку с грибами.
— Ох, и похлёбки грибной наварим! — размечталась Власа. Она взялась перебирать принесённые наставницей грибы, после чего занялась и травами, завязывая их в пучки.
Вскоре повеяло вечерним холодом, солнце быстро клонился к закату, открывая дорогу ночной тьме. Закончив со всеми делами, Власа и Зарина сидели за столом, не спеша допивали медовый взвар. За шторкой уже давно спал Мирон, даже отсюда Власа слышала покашливания во сне.
— Ты не думай, что это всё и он сейчас не поправку пойдёт. Хворь коварна, — предупредила Власу Зарина. — Завтра сама со всем управляться будешь. Я в Заречье пойду, попробую узнать, как и что там. Потом через реку в Ольховку, навестить знахарку Измиру. Она там со всех окрестных сёл врачует, знает все вести, — решила наставница и стала собираться спать. Заметив, что Власа так и осталась сидеть за столом, поторопила сердито:
— А ты что тут, как тетерев сидишь? Гаси лучину и тоже ложись. Дел завтра невпроворот будет…
— Я сейчас, — устало ответила Власа и пошла к бочке, умыться перед сном. Зарина всегда ложилась спать сразу после ужина, а утром вставала с петухами. Не то, что Власа. То с вечера уснуть не может, то утром потом не поднимешь…
Хотя сейчас, после прошлых кошмарных ночей, когда Черномар настойчиво врывался во сны Власы, ей до того захотелось спать, что уже глаза слипались.
Об ноги требовательно потёрся кот, громким мяуканьем напоминая о себе. Голодный, наверное. Власа-то сегодня забегалась, да так за целый день и вспомнила про него…
— Ну, извини, мой хороший, — почесала Власа его за ушком и плеснула в миску оставшееся молочко.
Время и правда было позднее. Ещё раз убедившись, что Мирон крепко спит, Власа быстренько переоделась, распустила перед сном косу и босиком пошла к кровати. Улеглась, накрывшись тёплым одеялом, и мгновенно уснула.