Глава 19

Началась совершенно новая для меня жизнь. С утра я бежала в контору миста Муна, разбирала почту, составляла расписание, принимала клиентов, подавала отвар и выпечку; после обеда разъезжала по городу с поручениями или сопровождала миста Муна в здание суда, а затем до вечера подбирала нужную литературу к делам на следующий день. Если в этот день мне не нужно было на работу, я шла на курсы машинисток и перепечатывала там до мелких демонов в глазах все тот же кодекс, а потом читала сборники законов или прецедентов, которые нужно было знать назубок.

Мист Мун витиевато ругался, портил мне нервы и вел себя порой хуже болеющего ребенка. Но в деле он был истинный профессионал. Так изящно находил лазейки в законах или разрешал споры, что я порой не могла сдержать своего восторга. Он раздражался, обзывался «экзальтированной дурочкой», но чувствовалось, что похвала ему приятна.

Подобно мэм Вудс, я взяла под своеобразную опеку мальчишек-беспризорников, заглядывающих к законнику за новыми заданиями и оплатой. Я продолжила традицию подкармливать их пирожками или иной выпечкой, а в совсем холодные дни выносила им горячий отвар или бульон в жестяных кружках. Особенно нравилось мне, когда в контору заглядывал Ноэль — рыжеволосый мальчуган лет девяти -десяти, он развлекал нас с мэм Вудс забавными историями, был довольно вежлив и всегда мог приструнить своих дружков, если они, забывшись, отвесят неприличное слово или попробуют стянуть что-нибудь со стола.

— Будешь у мисси Джонсон крысячить, уши откручу по самый копчик, понял? Извиняйте, мэм, этот олух вас больше не побеспокоит.

И, правда, не беспокоил.

Кто меня действительно беспокоил, так это Эверт. Мы теперь не так часто общались, хотя и жили бок о бок. Утром он уходил чуть свет и приходил позже меня. Иногда он задерживался надолго — ходил в таверну со своими коллегами по работе, как было принято у них. После этих посиделок он приходил совсем вымотанный, а я не могла уснуть, пока не услышу, как он заходит в комнату (хотя не за что бы не призналась в этом).

Как-то раз, будучи по делам неподалеку от галереи «Краун», я не отказала себе в удовольствии тихонько посмотреть на место работы моего сообщника. Не привлекая внимания я шла по улице и разглядывала в огромных витринах выставленные модели магикаров — новехонькие, сверкающие начищенными боками в свете магических гирлянд, так и заманивающие в свой уютный кожаный салон.

Диксона я заметила не сразу, а, заметив, вздрогнула. Он как раз галантно распахивал дверь ярко-красного железного коня перед дамой в меховом манто и явно рассыпался перед ней в комплиментах, неустанно кланяясь и целуя ручку. Дама благосклонно принимала знаки внимания и отдавала распоряжения своему молодому спутнику — то ли племяннику, то ли секретарю.

Так не похож был этот хлыщеватый верткий тип в зеленой униформе на знакомого мне молодого менталиста, что стало горько. Нет, я понимала, конечно, что это всего лишь маска, роль, которую ему приходится играть чтобы влиться в эту чуждую ему жизнь. Но все равно, что-то внутри меня протестовало. Возможно, свою роль сыграли и истории о Майкле Мэлтоне, которые я начала читать, и которые захватили меня с головой. Все эти загадки и запутанные преступления, которые с блеском решал дерзкий сотрудник Магконтроля, его методы работы, шуточки, склонность к авантюрам, все, решительно все напоминало мне Эверта. И удивительно шло ему.

Я пробовала было поделиться с ним подобными размышлениями, но все они на корню были пресечены.

— Воробышек, не надо лезть, куда не просят, — раньше он никогда не разговаривал со мной так жестко и холодно, словно стылой гранитной плитой пришиб. — Все это, — он сделал небрежный жест в сторону книги, — романтическая чушь, ничего общего не имеющая с реальной жизнью.

Больше попыток таких я не делала. А он, казалось, еще больше отдалился после этого разговора.

Однажды вечером (с момента приезда в Ровенти прошло, наверное, недели три) я снова развозила пакеты документов по клиентам и нарочно оставила напоследок того, который жил рядом с «Краун». Я знала, что после работы Эверт с другими продавцами собираются в таверну, и мне совершенно не хотелось проводить этот долгий вечер в одиночестве. До галереи я добралась быстрее, чем планировала. И пришлось довольно долго гулять по улице туда-сюда, чтобы скоротать время. Весна уже вступала в свои права, и снег на улицах почти растаял. Однако влажный весенний ветер сделал свое черное дело, и я очень сильно замерзла. Поэтому, когда увидела выходящую из галереи компанию молодых людей, шумных, предвкушающих хороший отдых, с удвоенным энтузиазмом поспешила к ним.

— Эрик! — радостно воскликнула я и тут же мысленно отругала себя за слишком уж очевидное переигрывание — Какое совпадение!

— Что ты тут делаешь? — резковато осадил меня «братец».

— Развозила вот почту, иду домой, — отчиталась как можно легкомысленнее.

— Ага, пешком от самого Спрингтона, должно быть. У тебя нос красный и глаза от ветра слезятся.

— Какая милашка, Джонсон, ты нас не познакомишь? — подключился к беседе крепкий плечистый парень. Его приятели одобрительно загалдели.

— Марта, моя сестра, — неохотно представил меня честной компании лже-брат, я сделала быстрый книксен.

— А вы куда-то идете все вместе? — я наивно хлопала глазами, стараясь игнорировать укоризненный взгляд Эверта, который еще вчера объяснил мне зачем и куда они собираются. — В таверну? Ой, а можно с вами?

Вот тут и пригодился фирменный взгляд «бедняжки», отработанный еще в пансионе мэм Шульц.

— Ну пожалуйста! Я есть хочу ужасно!

Мой расчет сработал безукоризненно. Будь «братец» в гордом одиночестве, я бы уже была отправлена (а то и отконвоирована ) домой. Но его знакомые подхватили мою идею.

— В самом деле! Джонсон, возьми девчонку, пусть развлечется. Да не бойся, не обидим. Понимаем, сестра — это святое.

— Точно, Зейн. А потом, для греховного там красотки с фабрики будут.

Скрепя сердце Эверт согласился с моим неожиданным обществом. Только кулак мне показал украдкой и зыкрнул недружелюбно.

Чтобы разместить нашу дружную компанию, в таверне пришлось составить вместе два тяжелых деревянных стола. В результате хаотичной рассадки мы с Диксоном оказались совсем далеко друг от друга. По обе руки от меня сидели довольно приятные кавалеры, которые сразу взяли надо мной шефство. В результате в скором времени передо мной стояло блюдо с сытным рагу, кувшин согревающего отвара, а также кружка горячего ягодного сока со специями.

Поднялись вверх кружки, понеслись тосты и присказки. Я тихо сидела, утоляя свой аппетит и, пользуясь тем, что на меня не очень-то обращали внимание, слушала, о чем говорили молодые мужчины.

— Тодс снова сегодня рассказывал байки про этот Орден Магии. Прям заклинило его.

— Ну-ка, на сей раз что?

— Растет, говорит, и ширится. Недавно чуть не в Магконтроле кого-то повязали. Готовили покушение на шишку оттуда.

— Да ну, брехня.

— Ну не знаю, министра то этого на той неделе, грохнули!

— Так говорят, он сам того, от болезни.

— Ага, так тебе все и рассказали.

— Я тоже слышал что-то такое. Мол, у них в крупных городах везде свои люди. Маги, понятное дело. Простому народу это все никаким боком не упало. Эй, Моррис, хочешь опять Империю, с магами во главе?

— Я что, дурной? Кто это захочет? Разве что мист Клэмпси, демоны его сожри. И так за любую провинность готов задн.. пятки поджечь, а в Империи вообще сгнобил бы.

— Не поминай, а?

Через некоторое время наша компания приросла несколькими развеселыми девушками. Видимо, теми самыми, фабричными. Не особенно стесняясь, они занимали места впритирку к парням и оживленно болтали с ними и между собой. Откуда-то сразу взялась побитая жизнью, но звонкая гитара, и парень, сидящий через одного от меня, принялся ее терзать. Менялись кружки и блюда, девицы хихикали, гитару принялись передавать от одного другому. Я же сосредоточенно расстреливала глазами дамочку выдающихся достоинств, так и жмущуюся к Диксону. А он, зараза, похоже и не против.

Я с досады одним махом заглотнула ставший уже просто теплым напиток, поперхнулась, и поняла, что есть больше совершенно не хочу, поэтому просто глазела по сторонам. Гитара в очередной раз сменила музыканта, но вопреки моим ожиданиям, им стал не Диксон (а ведь его очередь по кругу была), а следующий приятель. Сестринские чувства еще и такого безобразия потерпеть не могли.

Я схватила первую попавшуюся массивную кружку (выдернув ее практически из-под носа соседа) и трахнула ей о стол дабы привлечь к себе всеобщее внимание. Привлекла, чего уж там!

— Э..рик! — вскочила я на ноги, — Ты почему не играешь?

И прежде, чем «братец» смог хоть как-то отреагировать, обратилась к его соседу:

— А ну, верни ему гитару!

— Да он все равно опять откажется! — пожал плечами тот.

— Ну, пожалуйста, — попробовала я по-хорошему.

— Только после тебя, — наконец, произнес Диксон. Нехорошо так произнес, тяжело.

— А я играть не умею, — расстроилась я. — Зато умею танцевать.

Народ одобрительно зашумел

— На столе, — повысил ставки упрямый баран.

— Тогда две песни, — не спасовала я . И тут же, пока Диксон, не передумал, крикнула: — Все слышали? Я танцую, а потом Эрик там сыграет. Дважды!

Улюлюкающие возгласы возвестили, что вызов принят. Диксон быстро посмотрел по сторонам, видимо, ища, чем бы таким тяжеленьким меня пристукнуть.

Пока подавальщики быстро убирали со столов лишнюю посуду, я раздумывала, какой бы танец выдать и не слишком опозориться при этом. Элегантность тут никому не нужна, а вот залихватский пиратский номер вполне подойдет. Не зря мы когда-то разучивали его с вместе с Лиззи для домашнего представления.

Не без помощи моих соседей я легко вспорхнула на середину стола. Раздались жидкие хлопки и поощряющий (я надеялась) свист. Я набрала побольше воздуха в грудь и хриплым низким (ну, насколько получилось) голосом завела:

Хей-хо! Лежит сундук. Хей-Хо! На дне морском

Там золотых монет не счесть и жемчуг есть, но дело в том,

Хей-хо! На нем мертвец. Хей-хо! Навечно страж.

Но потревожь его покой — и душу демонам отдашь.

На каждое «хей-хо» я топала ногой, прыгала, скакала по столу, словно по качающейся палубе и изображала незадачливого героя песни — пирата, не послушавшего наставлений и решившего хитростью получить желанное сокровище. Закономерный результат этих потуг был озвучен в последнем куплете.

Хей-хо! Лежит сундук. Хей-Хо! На дне морском

Там золотых монет не счесть и жемчуг есть, но дело в том,

Хей-хо! На нем мертвец. Хей-хо! И с ним второй.

Хотел он всех умнее быть, но вечный лишь обрел покой.

И лишь когда смиренно, как молец на похоронах, пропела последнюю строку, осмелилась взглянуть на Диксона.

Тот сидел, сложив руки на груди и пристально на меня смотрел, прикусив нижнюю губу так, словно еле сдерживался, чтобы не заржать аки полковая лошадь. Одна радость: на жавшуюся к его плечу девицу он, кажется, не обращал особого внимания.

— Браво! — Загудели вокруг. — Молодец, малявка, бойкая. Ну, Джонсон, чем сестре ответишь?

Эверт неохотно взял протянутый ему инструмент, провел по струнам, подкрутил пару колков. Посидел, задумчиво перебирая тугие серебристые жилы, и негромко, без вступления, мерным речитативом, словно обращаясь к близкому другу, начал..

Мне уныние вряд ли знакомо,

Хоть устал я считать потери.

Не беда, что закрыты двери

Для того, кто не ведал дома.


Не зову тебя в путь за околицу.

Не имею такого права.

Если радость горчит отравой,

То и счастье слезами кончится.

Все притихли. Эверт пел легко, чуть наращивая громкость, без кривляний или нарочитого надрыва. Перебор лился из-по его пальцев, смешиваясь со словами и спокойный его голос тревожил что-то глубоко внутри, словно и там была натянута тонкая невидимая струна.

Ничего, что разодрано в клочья

Снова сердце...Сращу да склею.

Все отдал бы я, что имею,

Но к чему тебе доля волчья?


Жребий брошен, счета оплачены.

Бесприютна дорога стылая.

Так живи за двоих, любимая,

Мне иное судьбой назначено.

Голос медленно становился глуше. А на лице исполнителя проявлялась печальная блуждающая улыбка. И от нее, от этой тихой музыки и от бесконечной горечи слов к горлу подступал комок и хотелось выть от какой-то высшей несправедливости. Пару мгновений все так и сидели в тишине, словно и не заметили, что музыка кончилась. И лишь только раздались первые сдавленные охи и ахи, как на корню были сметены новым перебором, на сей раз громким и нахрапистым.

— Ну что, погрустили, и хватит, — Диксон тряхнул головой, сразу перевоплощаясь в разбитного рубаху-парня.

У красотки Мэри шелковое платье

У красотки Мэри шелковое платье

Зал загудел, эту развеселую песню из популярного водевиля знали почти все. Не удивительно, что хорошо «разогретая» публика принялась подпевать, а кое-кто даже попытался пустить в пляс.

У красотки Мэри кружевной корсет..

Только жаль, что Мэри говорит мне «нет»

Пока шел проигрыш, Эверт наклонился к одной из девушек за нашем столом и что-то спросил на ушко. Вопрос я не слышала, но в ответ девица так громко крикнула «Ада», что все стало вполне очевидно.

У милашки Ады сахарные ножки.

У милашки Ады сахарные ножки.

У милашки Ады бровки будто смоль.

Очень жаль, что Ада говорит «уволь».

Диксон игриво подмигнул Аде, та зарделась, а он уже обратился к ее соседке.

А у крошки Салли золотые кудри

А у крошки Салли золотые кудри.

А у крошки Салли нежная душа.

Но и с ней мне тоже не светит ни шиша.

Игра стала ясна. Каждая девушка за столом ( я, как «сестрица», понятно, не в счет) по очереди называла свое имя и получала в свою честь разухабистый куплет, конец которого сопровождался взрывами хохота и улюлюканьем.

У малышки Рози тоненькая талья

У малышки Рози тоненькая талья

У малышки Рози щечки как рассвет.

Рози, кстати, тоже говорит мне «нет».

Последней свое имя назвала девица, весь вечер жмущаяся к свежеиспеченному артисту.

У красотки Пэгги губы ярче клюквы

У красотки Пэгги …

«Вместо носа брюква», — подсказала я громко. Эта Пэгги мне совершенно не нравилась. На лице Диксона, который не мог не слышать моего комментария, расцвела шальная улыбка

У красотки Пэгги мягкая кровать.

Может и удастся ягодку сорвать.

И с последним аккордом он привлек девицу поближе к себе (надо сказать, сделать это было довольно сложно, но он справился) и на несколько мгновений буквально впился губами в ее приоткрытый от удивления ротик.

Выступление имело феноменальный успех. Почтенная публика хлопала в ладоши, топала ногами и одобрительно свистела. Пэгги, не ожидавшая такого напора, хлопала глазами, приходя в себя. Диксон же между тем спокойно передал гитару, театрально раскланялся и объявил:

— Благодарю, а теперь позвольте откланяться, ребенку пора домой, — и он строго посмотрел мне в глаза.

— Я не ребенок, — заявила, когда мы вышли на ночную улицу.

— Да-да, еще ножкой топни и покапризничай, так я точно в это поверю, — «братец» предложил мне локоть, который я с благодарностью приняла. — Ну что, довольна своей выходкой?

— Да! Я и не знала, что ты так здорово играешь!

— О да, я тоже не подозревал в тебе такой кладезь талантов.

— Это ты еще не видел нашего с Лиззи танца демонов из Бездны. Мы для него сами костюмы сшили из черных мебельных чехлов от пыли.

— Произвели фурор?

— Еще бы. Особенно после нашей тайной ночной репетиции в столовой, куда неожиданно заявилась наша экономка. Пришлось две недели на кухне мыть посуду, — деланно вздыхала я под заразительный, заставляющий улыбаться до ушей, смех Эверта.

С этого вечера наметившийся было ледок между нами треснул,и все снова стало хорошо.

Это настораживало. Потому что за всеми этими простыми радостями и хлопотами, я стала уже забывать о самой причине того, что мы здесь. Раз-другой я ловила себя на приятных размышлениях о том, где мне искать работу после того, как мэм Вудс снова сможет исполнять свои обязанности в полном объеме, что надо бы выучиться на законника, а еще, что, если все так и пойдет дальше, Эверт сможет получить повышение.. Ловила и вздрагивала. Легко было поверить, что так и будет. А вот воспоминание о том, что эта жизнь — ненастоящая, ширма, взятая напрокат, доставляло боль. А забывать об этом не стоило. Искать меня не перестали, мятежники, судя по заметкам в газетах и слухам, набирают силу, и странная, зловещая клятва все еще связывает наши жизни с жизнями еще троих неизвестных людей.

Не давали окончательно забыться и заиграться и сны. Они стали приходить чаще. Все тот же калейдоскоп из знакомых обрывков воспоминаний Матильды. Теперь они повторялись, стоило только закрыть глаза. Назойливо, даже навязчиво. Снова и снова. Порой я просыпалась с головной болью от этого мельтешения.

А вот о родных я вспоминала реже. Ощущение постоянной вины перед ними уступило место точечным уколам, когда на глаза мне попадалось объявление с моей карточкой или еще что-то внешнее напоминало мне о себе. Тогда ледяная иголочка вонзалась в сердце, и дыхание на миг замирало. Но мгновение проходило, острие истаивало, и сердечко снова стучало, как ему и положено.

Еще одной занозой в мягкой лапе безмятежной жизни неожиданно стал тот самый Орден Магии, о котором говорили в таверне приятели Диксона. Из очередного сборища агрессивных фанатиков, каким он представлялся ранее, он неожиданно превратился в хорошо организованную организацию, умудряющуюся проворачивать масштабные дела и тем самым осложнять работу Магконтроля. То тут, то там перешептывались о нападении на очередного чиновника или о том, что «раскрыта небольшая ячейка Ордена, возглавлял которую, кто бы вы думали, мэтр такой-то, не последний человек в обществе, и вообще не маг». Я нервничала, не сколько не сомневаясь, что именно про этих самых заговорщиков и говорил мне Лестер. Разумеется, я собиралась держаться от них подальше. Знать бы только еще, собственно, от кого. Однажды я даже у миста Муна поинтересовалась:

— Как вы думаете, кто стоит за Орденом Магии?

Законник нехотя оторвал свой взгляд от очередного договора и недовольно посмотрел на меня.

— Тщеславные идиоты, — без промедления ответил он, — считающие, что закон писан не для них.

— Ну, они считают, что спасают магию, — пожала я плечами.

— От кого? — ехидно спросил мист Мун, и когда я не смогла ответить, тут же сменил тему. — Ну-ка, мисси Язык-без-костей, кончай болтать про разные глупости и сделай-ко мне еще отвару.

А чтобы я и впредь не отвлекалась на подобные темы, мой начальник так завалил меня работой, что к вечеру у меня осталось только одно желание: добраться до дома и сразу лечь спать. Мечтая об этом, я закрыла за собой дверь конторы и быстрым шагом пошла навстречу своей грезе.

Я успела пройти пару кварталов, когда внезапно чья-то рука жестко сжала мою чуть выше локтя, в спину несильно, но ощутимо ткнулось что-то острое, и сиплый мужской голос тихо пошептал на ухо:

— Тихо, не дергайтесь, мы с вами просто гуляем, не так ли, мистресс Дженкинс?

Загрузка...