В кладовке, находившейся в углу мастерской, собрались покурить. Посапывая, ремонтники ютились у чадного керогаза. На пламени в прокопченной кружке вот-вот закипит заварка.
Отряхивая снег, забрел кузнец — курносый, пахнущий морозом сибиряк. Размял плечи, попросил у Аникея табачку.
Механик, большой охотник до чая, то и дело заглядывал в кружку, как утка в корыто, и без надобности поправлял ее. Потом спросил кузнеца:
— Сделал скобы аль нет?
— Успею… Коксу жменька осталась всего, мало, — и отмахнулся, добиваясь своего. — Ты вот дай работничка золотого, а хоть и посеребренного. Без сподручного пуп трещит.
Никто не вникал в справедливость сказанных им слов, помалкивали. Механик снял кружку, сцедил черную, как нефть, жидкость в стеклянную банку, отозвался равнодушно:
— Бери сподручным Аникея. Пусть жир сгонит лишний. Заленился под боком у комендантши, она ему там втихаря картошечку жарит… — И повернулся к Аникею: — Иди помахай кувалдой, эй!
— Э-ге! — запротестовал Аникей, кивнув на бензомоторную пилу, валявшуюся в углу, — Я сёдня дровишки, по плану которые, еще не пилил. Дуська мне голову намылит…
В дверях появился Михаил.
— Заходь, гражданин! — повеселел кузнец. — Ну как, Михаил, по дому не скучаешь?
— Прямо как у следователя на допросе. — Михаил усмехнулся, потер ладони, отогревая, подошел к окну, затянутому морозным инеем. — Я пришел, мужики, насчет трактора!
— Лебедку заменили, готова колымага. А хозяина медведи уволокли. Жди, если хочешь.
— Ждать некогда, — вздохнул Михаил и притих.
В дверь заглянула Роза, спросила, кто тут топоры точит.
Механик почесал затылок.
— А тебя, кисонька, кто сюда послал?
— Сама.
— Ну вот сама и точи. На участке у вас есть вагон-мастерская…
Роза застеснялась. Увидев Михаила, подступила к нему:
— А вы не поточите?
Михаил кивнул и услышал за спиной прошелестевший шепоток, сдерживаемый смех. Механик бросил слесарю:
— Она за Мишкой давно-о стремает. Повод нашла — топорик поточить…
В полутемном пространстве мастерской заработало точило. Станок дребезжал, густые искры летели на Михаила. Отдал Розе блеснувший лезвием топор, и девушка вышла вслед за ним.
На склонах гор шумела тайга. Было странно видеть усталость поломанных деревьев, смотреть сквозь их костлявые ветви, как нежно сочится небесная синь. Машины с прицепами выносились из-за крутых поворотов и с ревом бросались вниз. Михаил оттеснил Розу под кедр. Стояли чуть не по пояс в сугробе и ждали, когда проедут лесовозы.
— Дуреха! — сказал Михаил, когда стих машинный гул. — Ну и долго так будешь? Пора умом запастись, скажу. И не ходи больше… как тень шатаешься. Все видят, себе же плохо делаешь.
— Не знаю, — тихо сказала Роза и улыбнулась, несмело кольнув бригадира темными глазами.
— А кто знает? — усмехнулся Михаил.
— Какие-то эти шофера… — сказала еще тише Роза, отводя взгляд в сторону. — С ними не поговоришь откровенно, ласки не дождешься. А ты, Миша…
— Что я? Договаривай.
— Не знаю… Мне кажется, ты не смог бы обидеть женщину.
Михаил лихо сбил на затылок шапку.
— Говоришь, я не такой? Могу быть всяким… Ишь, красивая на морозе!
Он обнял Розу и поцеловал в щеку. Но она тут же отшатнулась и выбежала на дорогу.
— Да куда же ты? Вот пугливая, пошутил я…
Михаил весело побежал за ней. Но когда догнал и увидел заплаканное лицо, как-то враз остыл. Роза успокоилась и сбивчиво заговорила:
— Помню… была еще молоденькой совсем, а уже чувствовала в себе что-то такое, что объяснить не могу. Думала, встречу человека… такого, как ты… — Она вздохнула, сделав над собой усилие, чтобы договорить: — Я бы для этого человека ничего бы, кажется, не пожалела. Все бы отдала, все-все… Но не встретила, сколько живу… Если нет души, взаимности, то и любви откуда взяться. На базаре ведь не купишь. Правда, Миша?
Тот снова усмехнулся и неожиданно для себя предложил:
— Заходи сегодня к Аникею. Чайку попьем с моими земляками, поговорим. Придешь?
— Ты же сказал… — ответила Роза.
Поневоле подумал о ней с уважением. Молодая, опыту нет, но ведь старается. Приходится ему мудрить: часть своих же нарядов не на себя записывает, а на Розу, и никто об этом пока не знает. Да и кому до этого дело? Руки, бедная, все поискалечила, не в одном месте, так в другом перебинтовано, а из бригады уходить не хочет. Ей бы с детьми нежиться, ласкать малышей, а не сучья крошить топором… Упрямая, хоть кол на голове теши!..
— Слушай! — вспомнил Михаил. — Ты же на парфюмерке раньше работала! Помнишь, рассказывала?
— Да, на фабрике, после вечерней школы… — запинаясь, подтвердила Роза.
— Знаешь, хочу посоветоваться с начальником. Борщов согласится перевести тебя в библиотеку или садик, где полегче. Пойдешь?
— Как? — чуть не задохнулась девушка. — Стало быть, я… не нужна вам, выходит?
Михаил встряхнул Розу за худенькие плечи, рассердился.
— Ну и наивная же ты! Я ведь помочь хочу, чтобы не мучилась. А ты уже плакать…
— Никуда не пойду… от девчонок… И тебя привыкла видеть в бригаде. Люблю, когда ты командуешь нами.
Михаил рассмеялся. Ну и позабавила!
— Бабами командовать уж такое удовольствие! — Роясь в карманах, Михаил с сожалением промолвил: — Вот письмо получил, ищу, не знаю, куда делось. От Тимофеича, своего мастера. Зовет на ТЭЦ. Все равно я долго здесь не задержусь… Там-то хоть в почете был.
— И у нас ты в почете.
— К котлам тянет, к железу. А что лес? Я сам в лесах вологодских родился… А ты о себе подумай, Розка. Подыщи работенку. Напрасно, мне кажется, сбежала с парфюмерии.
Девушка поежилась от холода и покачала головой, не соглашаясь.
— Хотелось побывать в далеких местах, людей повидать. Мечта сбылась…
— Я жене и брату, — перебил Михаил, — натрепался: поеду, мол, за длинным рублем. А потянуло, сказать по-честному, на тайгу уральскую поглядеть. Как и тебе. Соблазнил один, много кой-чего наболтал о Нижнем Тагиле. Все заводы хвалил. Я и развесил уши.
— И поверили жена и брат, что за рублем поехал?
— А почему бы и нет? Да я и думать не хочу о жене, раз с другим связалась… Признаться по правде, от души любуюсь здешней зимой. На рудники пешочком ходил. На птиц нет-нет да и гляну, смотрю, куда летят. Да вот впрягли меня в бригадиры, не до романтики. Сама знаешь, как достается мне. Борщов план требует…
С какой нежностью и восхищением смотрела Роза на бригадира, стараясь не пропустить ни одного его слова! Не хитрит, не изворачивается — весь на виду. Никогда и никто с ней так искренне не говорил, не жалел. От комендантши Дуси кое-что узнала о его прошлом, о Наталье, погнавшейся за другим… И Михаил для нее, она это чувствовала, оказывался самым близким, самым дорогим человеком. Одно лишь угнетало, что не такая она заметная и веселая, как ее подружки Аксинья и Глаша. Нет фигуры видной, жалостливая и робкая. На таких не очень-то обращают внимание…