Круговерти

5

На станции Полуночная вербованные отогревались в деревянной избе — ждали, когда за ними приедут и отвезут в Лозьвинский леспромхоз.

Михаилу не верилось, что он уже в тайге.

Морозы сковывали двойные рамы окон, и он глянул в оттертый пятачок в мерзлом стекле. На дворе сыпал мягкий снег. За насыпью, похожей на курган, у пристанционного склада виднелись штабеля распиленных бревен и кучи черного угля, еще свежего, недавно выгруженного с платформы. Далее по оврагам стеной тянулись зубья тайги, теснились друг к другу и подступали вплотную к железнодорожной насыпи синеватые ели, могучие сосны, вершины которых чуть поблескивали, охваченные вечерним сумраком. Казалось, деревья-великаны изнывали от своей неподвижности и дремали стоя, зеленея сквозь снег.

Михаил вышел на улицу, нахлобучил на голову шапку. Хотелось взбодрить сонную тайгу криком, чтобы услышать потом эхо… Он кашлянул погромче и точно шарахнул из ружья по дикому безмолвию. Усмехнулся удовлетворенно, затворил поплотнее оплывшую льдом дверь избы и, расставив ноги пошире, стоял, будто ждал чуда. До него донеслись металлические звуки, вплетавшиеся в угрюмые глухие гудки. Должно быть, там, в невидной дали, заводы и рудники — те самые, о которых говорил Казимирович…

В помещение возвращаться не хотелось, хотя мерзли ноги и уши. Не хотелось слышать возню ребятишек и неопрятных на вид людей, которые только и знают бегать в поисках горячей воды, всю жизнь, наверное, вот так мыкаются по белому свету, привычно кочуют с места на место. Трудно и некогда им, видно, обрастать мхом на месте — голые камни с натруженными мозолями, не знающие покоя и отдыха. Все ищут, где лучше. Ведь и неглупый, веселый нрав у этого люда, а несет же их в дебри таежные!..

Облака плыли в ту сторону, откуда он приехал, и застревали мутной пылью в хребтах темного ельника. От кургана, взвихряя снежное серебро, ехала к станции машина. Не дотянув до дороги, погасила фары.

Михаил спохватился, пошел поднимать людей и первым выскочил с чемоданами и сумкой. За ним табором повалили остальные.

— Попхни, эй, дядь! — дернул его за хлястик голосистый малец, похожий на Илюху. Наверное, из драчунов.

Подсадив его, Михаил помог залезть в кузов и худенькой девушке. Уместились, но тут же стали замерзать. Шутка ли, из тепла на холод!..

Ехали мимо рудников, проваливаясь на ухабах и зарываясь в сугробы, петляли круто, а тайге конца не видно. Машину бросало на повороте, трясло доски, на которых они сидели, и Михаил почувствовал, как в бок ему упирается чей-то локоток. Он повернулся. Спряталась в шубу соседка, несмело выглядывает из мехового воротника ее раскосое личико. Сосновые лапы с шишками часто ударяли по брезенту, и в прорванную дыру мелко порошило снегом. Тогда девушка жмурилась, весело косилась и разжимала в улыбке бледные лунные губы. Глаза ее, колючие, тихие, напоминали Натальины: словно в трясину затягивают, безмолвствуют, как эта тайга. Михаил поежился от неожиданного сходства, вспомнил проводы, Илюшу, который просил его привезти живую белку… И надо же — ключ от дома увез с собой, остался у него в кармане! Нехорошо как вышло. Жена с вокзала явилась к себе и давай, конечно, двери выламывать, заодно и его поминать недобрым словом…

— Держись за меня, — прислонился он к соседке.

Она покачала головой.

— Вылетишь за борт, вон как качает! Я говорю — держись! — громче повторил Михаил…

В морозном воздухе запахло жильем и дымом. От огоньков рассеялись снеговые облака, и видно было, как луна катится по крышам, догоняя машину.

Михаилу захотелось спрыгнуть и первым взбежать в гору, где виднелся поселок. Он обернулся — девушка блеснула глазами. И тут до них донеслось хлопанье примороженных дверей.

Вышли из машины у конторы и, не дожидаясь распоряжений, побрели в гору.

Их встретил ледяной северный ветрогон. По склону горы были разбросаны избы, шумела одинокая сосна.

Навстречу им, разметывая коленками снег, сбежала, придерживая на голове вязаный платок, комендантша.

— Приехали, мужики? А земляки есть? Кубанские кто, признавайтесь!

— Я кубанский, — ответил Михаил.

Комендантша подошла и всмотрелась в Михаила.

— Наконец-то земляки нашлись! Люди здесь хорошие. А это жена ваша?

— Попутчица, в машине познакомились. На доске сидели, машину подкидывало — ее ко мне, а меня к ней.

— Ну-ну, — улыбнулась комендантша, придерживая Михаила и спутницу его за локти. — Сюда, сюда, тут и дорожка протоптана к бане и парикмахерской… Эй!

Идущие впереди остановились.

— Видите крайний свет? — подошла к ним комендантша. — Постучитесь туда, скажите — Дуся Пономарева прислала. Не забудете? Комендантша Дуся — они все знают. А завтра я договорюсь с начальством, и они вас расселят. Идите! А вы, землячки, айда к Аникею. Живет один, табуретки делает, пожилой дядька. Я бы к себе взяла, так у меня семейные. А у Аникея места хоть отбавляй.

— Приехали — и ни кола, ни двора, что ли? — спросил Михаил.

— Да не-ет! Квартиры есть на горе, рубленые, прямо возле леса. Двухэтажные… Построили, а рамы еще не вставили.

— Насчет заработка как?

— Да ничего-о, зарабатывают. Идем сюда, пониже спустимся…

У Аникея в щелях ставен темень черная, на двери висит замок с пушком снега. Будто никто здесь и не жил.

— Так вот же не везет! — вздохнула комендантша, постукивая носками валенок по доскам двери. — Никого… Это точно, в соседнее село подался. Ах ты, как некстати…

Смехи-потехи! Не опомнились от одной напасти — другая тут как тут. Толпа приезжих поднималась к дому Аникея, вытягиваясь в цепочку. Комендантша, быстро сообразив, бегом метнулась к ним, начала расспрашивать: что, почему? Оказалось, общежитие закрыто, хотя и мигает там свет: должно быть, не вернулись уехавшие за сотни километров лесорубы.

Беспокойной комендантше ничего не оставалось делать, только вести всех в нетопленую приезжую. («Одну ночку как-нибудь уж перебьются».) Михаил с девушкой тоже прибились к толпе, пошли не спеша, перетаптывая свеженаметанный снег.

Среди ночи явился молодой башкир, поприветствовал всех улыбкой. Заячья шапчонка придавила ему круглые выпирающие щеки.

— Кубань приехала? — повернулся к Михаилу.

— Угадал, — закивал тот и перебрался ближе к печке.

Рядом вповалку лежали семьи. Через тела спящих сновали мужчины с кружками, выходили курить.

Башкир стал рубить в комнате поленья и швырять их в печку. Раскосо улыбался, заводил белки.

— О-охо, Кубань, ту-ту-у. Пшеница, виноград…

Михаил улегся на живот — пора спать.

Не нашедшие себе места на полу просили лежачих сдвинуться, стояли с матрацами, не зная, куда их положить. Некоторые доставали тряпье из своих бездонных мешков и сумок, укладывали детей. Малыши задыхались от дыма, пугались стука топора и тянули вверх ручонки.

— Побольше кидай топки! Чего жалеешь? — приподнялся Михаил на локоть: он не мог заснуть.

— Ты — семья, я — семья, — говорил башкир рассудительно и не без лукавства, ломая щепы скрюченными пальцами. — Ты — командир, он — командир, мно-охо командиров…

— Люди устали с дороги. И пацанята вон пищат, замерзли, — твердил свое Михаил.

Печь разгорелась, стало дымно и душно. Раздался храп, сопенье простуженных носов. Михаил услышал, как в невидимом углу кто-то ногтями заскреб тело. Противно ему стало. Голова заныла, отяжелела чугуном. Неожиданно встретился взглядом с девушкой, которая была почти рядом. Приподнявшись на локоть, она всматривалась в него с какой-то болью и грустной нежностью.

Михаил покряхтел и встал, выбрался на скрипучее крыльцо.

В лунном сиянии открылась тайга. Отсюда до самого низа чернели вагоны на тоненьких рельсах, и слышно было, как гулко раскатывали бревна на нижнем складе. «Кукушка» вскрикнула и медленно стронула небольшие вагоны, потащила к лесу. Из трубы ее мягко зашелестел паровозный дым.

— Эх, какой Урал! — вслух подивился Михаил, оглядывая склоны дремучих лесистых гор. Они уходили вдаль темно-голубыми волнами, распространяя тишину. Он не сводил глаз с ярких звезд, которые так низко горели, что хотелось потрогать их руками.

— Такое в сказке бывает…

Это за спиной послышался девичий голос. Михаил и не заметил, как знакомая спутница вышла вслед за ним. Он оторопел от ее ласковых слов, не. удержался и взбодрил себя:

— На сани бы сейчас расписные да прокатиться! На тройке, а?!

— Красиво! — прошептала она и варежкой коснулась его. — Тебя как звать?

— Михаилом. А ты кто будешь?

— Роза… Из Казани. Я одна. А ты, Миха, один?

— Да вроде бы один приехал. Нет, вдвоем с тобой… в машине!..