Круговерти

7

Лизка тихонько от Ивана занимала для Натальи в долг столько, сколько та просила. В выходные дни они часто ездили по магазинам. Вот и сегодня возвращались из города, набрали ситца. Вошли в квартиру и не поймут: сидит Иван надутый, мрачнее тучи. Не поздоровался.

— Облигации ты украла? — сразу же начал допрос.

— Какие облигации? — вскинулась Лизка от недоумения. — Да ты сдурел, Иван? Впервые слышу о каких-то облигациях!

— Я их в туалете на бачке в целлофановом меточке держал. А ты, когда белила там, стянула. Не отговаривайся!

— От… от страдания!.. — повернулась Лизка к Наталье за помощью.

Гостья потупилась, не вмешиваясь в дела хозяев.

— Что ж я… воровка, по-твоему, чтобы мужика своего грабить? — все больше возмущалась Лизка.

И пошли перекидываться сквернословием, пушить друг друга один одного хлеще.

Оказывается, Иван прятал облигации на крупную сумму и ничего не говорил жене.

Лизка застыдилась Натальи, которая уже не смотрела на них, сердито изломив подведенные брови. А та, разнервничавшись, устроила переворот вещам, швыряла все подряд, стараясь найти проклятые облигации. Иван тоже кинулся вынимать из шифоньера платья, кофты, блузки, пересыпанные нафталином, обшаривал и швырял их вместе с плечиками на широкую софу. Рылся в ее ботинках, в туфлях и сапожках, заглядывал под диван.

— Ты меня еще обследуй! — кричала Лизка.

Неожиданно Иван прекратил погром — вспомнил! Сунулся на книжную полку, в одном из журналов нашел сверток, перепрятанный им же. Сдул пыль со свертка и мгновенно утих.

— Жадюга! — обозвала его Лизка. — Сдались мне твои сбережения! От кого же ты их прятал? А я себе думаю, что это он с получки стал меньше носить и в драных штанах ходит!.. Экономист! Не стыдно перед Наташкой?

Словно бы очнувшись от дурного сна, Иван поморщился:

— Ладно, не распускай язык! Сажай гостью за стол, будем ужинать…

За ужином, успокоившись, Лизка спросила Наталью:

— Ну, пишет твой? Каково ему там? Поди, уже год миновал, всю тайгу небось обходил вдоль и поперек.

Наталья передернула плечами.

— Еще год ждать, терпенья совсем не хватает.

— Поменьше кисни, — вмешался Иван. — Ты брось, Натка, держись до последнего. Жди его.

— А вот тебя бы, такого умного, посадить в мою шкуру да в халупу мою. Дров нет, крыша протекает, углы мокрые…

Иван хмурился, почесывая плечо, вслушивался в жалобы горячившейся невестки.

— Терпи, — перебивал ее. — Вернется — к нам же опять сунется работать. Ходил я в завком: заявление на квартиру как лежало, так и лежит. Пока построят, и он с Урала драпака даст. Ждут его не дождутся, особенно Тимофеич. Такими людьми не разбрасываются, запомни.

— Да, рассказывай сказки.

— К нам переходи со своим барахлом! — повысил голос Иван.

— У вас и так тесно… Вдруг опять исчезнут облигации, греха не оберешься. Правда, Лизка? — подмигнула Наталья невестке. — Не-е, лучше останусь на старом месте…

В предвечернем воздухе золотились пряди косых лучей. Где-то внизу буцали в мяч, слышно было, как ноги мальчишек рвали разросшийся бурьян.

От нечего делать сговорились прогуляться в гор-парк. Лизка пудрила щеки, водила помадой по губам и в зеркальце видела, что Ивану совсем не до них: он тщательно перевязывал сверток облигаций изоляционной лентой.

— Пошел я в гараж, — объявил женщинам и холодно, коршуном прощупал Наталью. — Будешь писать — передавай леспромхозовцу пламенный привет!..

Дверь захлопнулась, и тишину прервала Лизка:

— Поперся облигации перепрятывать… До чертиков устала я от мужа и от его машины. Ночью ему что-то снится, кричит: задний ход! Сбросил меня на пол и длинными ногами по спинке кровати ширяет, на тормоза вроде давит.

— Ой, сдуреешь тут с вами! — Наталья затряслась от смеха. — Мой леспромхозовец, наверное, похлеще там сны видит. Может, и я ему когда-нибудь в шелковой сорочке приснюсь!

Вздохнула, чуть остыв, и обернулась к невестке:

— Ох и долго ты собираешься! Где такие бусы купила? А ну сыми, я надену. Погарцую перед зеркалом.

Лизка скромничала:

— Хорошего мало. Бусы как бусы, обыкновенное украшение. Ты и без них красивая.

Польщенная таким словом, Наталья прихорашивалась, разглядывала в зеркале свое волевое лицо, изгибала талию, повертываясь то в одну сторону, то в другую. Лизке бусы никак не идут, а ей в самый раз.

— Иван молодец, принаряживает тебя.

— Он с машиной больше обнимается, чем со мной. Пусть, ему виднее.

Перебирая бисер, рассыпавшийся на ладони, Наталья вздохнула:

— На танцы бы сходить… заморочить голову академику или летчику! Я в прошлую получку, веришь, все деньги убухала на апельсины. Не удержалась, наелась, как порося, а теперь не знаю, у кого занять. Ну не дура?

— Дура, конечно.

— Постепенно и Мишку стала забывать. Иногда вспомню, правда, да и то… зевать начинаю.

Сквозь тюлевые занавески сочилось желтое сентябрьское солнце, нежно красило мокрые травы и стволы деревьев.

Они вышли с сумочками на улицу, сели в трамвай и поехали в горпарк.

Прошлись по аллеям парка, потолкались у танцплощадки, но войти постеснялись.

В сумерках за черными кустами говорил репродуктор и мерцал экран. Это крутили бесплатные фильмы, документальные ленты времен революции. Потом показывали какой-то сорт новой кукурузы, и ученый в соломенной шляпе ходил, отводя будылья, присматривался к цветению метелок, трогал початки.

— Ищет что-то, бедненький… — жарко шептала Наталья на ухо невестке. — Я бы с ума сошла, попадись мне такой муж.

— Пойдем сядем, — показала Лизка на скамью.

Наталья, заливисто смеясь, попросила сидевшего с краю сутуловатого мужчину подвинуться. Тот отсел и стал сбоку приглядываться. Он свесил между расставленными ногами руки и, казалось, был очень усталым. Однако не сводил внимательного взгляда с Натальи и ее крутой шеи. И вдруг обрадованно заговорил:

— Приятного отдыха. Не узнали меня?

Наталья чуть не подскочила и удивленно посмотрела на соседа. Это был заведующий райсобесом.

— Раз так получилось, Наташа, разрешите представиться и вашей подруге? — Незнакомец вежливо протянул плоскую руку Лизке: — Николай Константинович… Очень приятно!

— Как же это вы не забыли меня? — улыбнулась Наталья.

— И не забуду… Делать нечего, внучку увезли, вот и скучаю один. Выхожу гулять, молодость вспоминаю. Люблю слушать вальсы… Да, пенсионер ваш… как его самочувствие? Жив, здоров?

— Живой.

— Вы не против, девушки, если и я к вам присоединюсь для компании? Пойдемте походим. Опять духовой заиграл. Прямо как по моему заказу!..

Наталья ущипнула Лизку и властно потянула ее за руку.

— Не вздумай, Ната, — шептала та. — Домой поехали, а то Иван убьет меня.

Николай Константинович тотчас же кинулся покупать мороженое. Гуляли по аллеям, но недолго, потому что Лизку охватил беспричинный страх. Наталья тоже поддалась растерянности.

Чуткий знакомый не желал расставаться и решил проводить их до самого дома. Скучать не давал, рассказывал много о войне, о бомбежке Севастополя… Лизка переваливалась безмолвной тумбой, дышала тяжело: ей было не до войны. Наталья, наоборот, заслушалась, представляя Севастополь, взрывы, стоны раненых, синее море…

Возле пятиэтажного дома Лизка остановилась, пожелала спокойной ночи, сказав, что в окне горит свет: значит, муж дома.

Наталья и сама была не прочь пуститься до своей калитки, но как намекнуть человеку? Не хватало, чтобы соседки засекли их вместе. Да и Михаил вдруг замаячил перед ней. То забывать стала, а тут опять в глазах стоит…

Однако машинально шла и шла со своим знакомым. Бродили по переулкам, пока не подошли к ее дому.

— Погуляли весело, спасибо вам, — сказала Наталья, глядя не на попутчика, а на темную грозовую тучу. Поежилась плечами. — Дождичек сейчас хлынет. Бежать вам надо до автобуса…

— Вы только не подумайте чего-нибудь плохого, — отозвался Николай Константинович. — Я понимаю, вы замужняя. Но мне хорошо с вами, Наташа… Я и не заметил, как сюда добрались. Давно ни с кем не разговаривал, чтобы так просто…

Расстались сердечно.

А дома Илюша встретил ее враждебно:

— Забыла обо мне! С дядькой там стояла. Я видел…

— Тебе-то какое дело? — вспыхнула Наталья и, рванув мальчишку за ухо, крикнула неистово: — Ты как же это умудрился с ногами немытыми на постель чистую залезть?! — Вдобавок хлестнула еще по затылку, но тут же обняла всплакнувшего сына, заговорила умоляюще: — Прости, сыночек, глупую, касатик ты мой… Больно? У-ух и мамка негодница. Некому ей дрозда дать! Ты, может, поел бы чего-нибудь? Небось целый день бегал, в кастрюлю не заглянул… А это?! Где это ты… так щеку-то распорол? С дерева упал… от же шальной! Так и без головы остаться недолго… — Наталья чмокнула сына, прижав его к груди, и притихла, поддаваясь непонятной, расслабляющей грусти. Села на край дивана, медленно приходя в себя и успокаиваясь, услышала, как зазвенело наверху по железной трубе. Испугалась грома, подумав вдруг о своем знакомом: а если снова встретится он ей на пути?

— Мам, ложись, а то мне свет мешает, — попросил Илюша.

Наталья щелкнула выключателем. Лежа на спине, вздохнула неспокойно.

И тут возле печки затрещал сверчок… Трещание повторилось, сухое и назойливое. Перед глазами встал провожатый с его умным и внимательным лицом…

Душновато. Комар с тонким писком приближался к разгоряченному телу. Шлепнув его, Наталья укрылась простыней и повернулась к стене.

Но заснуть не могла, прислушиваясь к монотонному скрипу сверчка, к хрюканью свиньи в сарае.