Кто тебя предал?

ДОПРОС ПИТЕРА КРАУЗА

Война уже кончилась, но на территории западных областей Украины еще существовало несколько лагерей для немецких военнопленных. Бывшие солдаты и офицеры гитлеровской армии, а быть может, и замаскированные эсэсовцы, теперь стали смирными и кроткими. Они разбирали руины и строили новые дома, возводили мосты и выравнивали аэродромы, поврежденные бомбежками, короче говоря, своими руками исправляли и восстанавливали то, что они же разрушили.

Как-то мне позвонил начальник одного из таких лагерей и попросил прочитать для оперативного состава лагеря лекцию на тему: «Гитлеровцы в Западной Украине». Признаюсь, мне было приятно наблюдать, с каким вниманием офицеры-чекисты слушают рассказ литератора о немецких злодеяниях. Материалы Чрезвычайной комиссии помогали им при изучении состава немецких военнопленных. А спустя несколько дней мне позвонил тот же начальник лагеря.

— Любезность за любезность, — сказал он.— Вы нам прочли лекцию, а мы можем предоставить вам возможность побеседовать с очень крупным гестаповцем, выявленным чекистами среди рядовых солдат вермахта. Очень крупная птица! В 1937 году его даже принимал сам Адольф Гитлер. Этого типа помогли нам обнаружить немецкие антифашисты. Вчера его судили. Он получил двадцать пять лет, и, пока мы его не отправили в места не столь отдаленные, можете поговорить с ним. Есть у вас время и желание?

Еще бы! Не каждому литератору даже в дни войны выпадала такая удача!

На попутных машинах и трамвае примчался я в здание тогдашней Замарстиновской тюрьмы (сегодня в ней располагается обычная городская больница, а тюрьма давно прекратила свое существование) и вместе с переводчиком вошел в следственную комнату.

По моим представлениям, бывший начальник гестапо Гамбурга, крупнейшей гавани Германии, города с миллионным населением, а затем начальник гестапо старинного Львова должен был бы выглядеть весьма внушительно. Когда же два конвоира ввели невзрачного, средних лет человечка в потертом солдатском мундире, в стоптанных сапогах немецкого покроя, лысоватого, с лицом не запоминющимся, я, по правде говоря, решил, что произошла досадная ошибка. Этот щелкает каблуками, говорит «яволь», благодарит меня, когда я приглашаю его садиться. Но когда он охотно рекомендуется: «Ляйтер Питер Христиан Крауз», я понимаю, что ошибки нет.

Да, это тот самый Питер Христиан Крауз, который пытался настигнуть советского разведчика Николая Кузнецова и потерпел поражение в схватке с ним.

Крауз, конечно, не знал, кто я такой, я же отлично знал, с какой обезвреженной гадиной имею дело. По-видимому, Крауз принял меня за работника прокуратуры, призванного пересмотреть его дело и, быть может, сбавить ему срок заключения. Во всяком случае, каков бы ни был исход беседы со мной, он ничего не терял. Рассчитывая снискать мое расположение, он был весьма откровенен, сыпал именами подчиненных ему гестаповцев, сообщал их бывшие адреса во Львове, рассказывал, откуда они родом, каковы их приметы и привычки, какую агентуру они оставили в городе. Он же рассказал, как проходила ликвидация львовского гетто.

— Сколько лет вашему заместителю Эриху Энгелю и как он выглядит? — спрашиваю я.

— Гауптштурмфюрер Эрих Энгель,— по-военному рапортовал Крауз,— руководил рефератом «А» в моем четвертом отделе, то есть, собственно, в гестапо, и был первым моим заместителем. Он «разрабатывал» коммунистов, социал-демократов, партизан и вел борьбу с актами саботажа. Сейчас ему тридцать семь — тридцать восемь. Рост метр шестьдесят восемь сантиметров; плотен, мускулист. Волосы зачесывает назад, блондин. Глаза карие с зеленоватым оттенком, полное круглое лицо. Особенных примет нет.

— Как и у вас?

— Яволь! Как и у меня.— И, осклабившись, добавил: — При такой внешности легче работать. Меньше бросаемся в глаза...

— Где сейчас Энгель?

— В июле тысяча девятьсот сорок четвертого года перед вступлением советских войск во Львов уехал в город Кассель, его сменил штурмбанфюрер СС и уголовный советник Дергахе. Из Вены...

Теперь я решился действовать в открытую.

— Скажите, Крауз... Дело Иванны Ставничей вел Энгель?

— И Энгель, и Альфред Дитц,— услужливо ответил Крауз.— О, это было крупное дело Ставничей! Я не мог им непосредственно заниматься, потому что мне была поручена разработка деятельности «Народной гвардии Ивана Франко».

— Но вы сами хорошо знаете подробности дела Ставничей?

— Яволь! — Крауз привстал и щелкнул каблуками. Такое открытие было для меня неожиданностью. Думалось, Крауз будет запираться, сваливать все на других своих коллег, говорить, что ему неизвестна подлинная фамилия девушки, носившей сутану. А он проявлял полную готовность рассказать все, что связано с трагической судьбой Иванны — дочери Теодозия Ставничего.