— Иногда мне кажется, что я знаю тебя дольше, чем можно подумать, — сказал Эф третий человеку Ю, когда они остались вдвоем, и продолжал, вспоминая одно за другим что-то новое, чего раньше не помнил. — Помнишь? Не знаю, можешь ли помнить то, что помню я, — время, которое прошло, было для каждого из нас разным, — но я определенно не в первый раз видел тебя со дна ямы. Это была не та яма, а другая — та, в которой я сидел, когда попал в плен к людям верхних племен. Может случиться так, что каким-то образом ты — из тех самых мест? Почему нет? Эти люди, я знаю, совсем не такие дикари, какими их у нас представляли. Населенный мир составлен из кусочков, и если где-то граница севера с югом неспокойна, то рядом с нею граница востока с западом разделяет два дружественных города. Во всяком случае, по обе стороны любой границы брошенный камень падает шестеркой кверху. И когда я сидел на дне этой ямы, ты проходил — проходила — мимо в одежде цвета болотной зелени и остановился — остановилась, — глядя вниз, наклоняя, так сказать, косы и звеня, может быть, запястьями. Могло это быть? И дети наверху после этого прекратили бросаться камнями. Дети ужасны. Кто повстречал детей, бросающих камни, тот надолго запомнил картину. Я, кстати, понял, для чего там решетка была над ямой, бесполезная вроде бы решетка. Чтоб сбить руку бросающему. И чтоб нельзя было бросить чего крупного. А до тебя проходили другие — мужчины, старцы, — их бороды опускались книзу, черная, рыжая, белая. Каждый прогонял детей, но те возвращались — три раза. А тебя, на четвертый, послушались — почему? Ты скажешь, это сон. Может быть. А что не сон? — сказал бы известный нам мастер. Или сказал бы — если его мысль может быть развернута в прошлое так же легко, как в будущее, — что это вариант реальности, не хуже других имеющий право быть. Я предпочитаю думать именно таким образом.