Места заточения могут быть устроены по-разному.
Обычные варианты: клетка, камера, яма. Возможны комбинации: клетка внутри камеры или клетка, опущенная в яму. Теоретически существуют шесть комбинаций из двух элементов, но установить камеру в яме или внутри клетки вряд ли возможно, а выкапывать яму под клеткой или в камере нет смысла. Четвертый вариант (особый) — лабиринт. Бе пятый утверждал, что ему известен случай, когда именно лабиринт был построен как место заточения. Помещенный в лабиринт узник знает, что у него есть возможность выйти наружу, и поэтому все свое время блуждает по лабиринту в поисках выхода. Через какое-то время он теряет надежду, думает, что его обманули и выхода из лабиринта не существует. Потом он снова начинает поиски, хотя сомнения с этих пор его уже не оставляют.
— Но ведь когда-нибудь он может найти выход, — сказал Эф третий.
— Тогда он будет свободен, — сказал Бе пятый. — Но лабиринт большой, в нем можно блуждать годы. И как знать, когда какое-то количество этих лет пройдет, блуждание по лабиринту, может быть, станет единственно мыслимым образом жизни для узника, он забудет о том, что есть другой мир за известными ему пределами, и когда, наконец, увидит выход наружу, то отвернется в страхе и скроется в привычных ему коридорах.
— Это если он с самого начала был ненормальный, — заметил третий.
— Еду и питье для узника, — продолжал пятый, — служители оставляют рядом с ним в то время, когда он спит. Стены лабиринта не поднимаются до потолка. Они достаточно широки, чтобы служители могли ходить по ним и контролировать то, что внизу, хотя принято считать, что устройство совершенного лабиринта требует, чтобы не только сам узник не знал бы, где находится, но и никакой внешний наблюдатель не имел об этом представления.
— Мне кажется, что тот лабиринт, который ты описал, должен быть нереально большим, — усомнился третий. — За сутки человек, даже хилый, по-любому пройдет пятьдесят тысяч шагов. За год — миллионы шагов. Какой же длины нужно построить коридоры, даже если каждое место человек будет проходить по десять раз.
— А почему не сто? В реальности ситуация похожа на ту, которая возникает, когда человек заблудился в лесу. Рано или поздно он начинает ходить кругами.
— Стоящий человек найдет выход из лабиринта раньше, чем сойдет с ума, — с уверенностью произнес третий.
— Есть несколько способов найти выход из лабиринта, — сказал пятый, — но для этого нужно ставить пометки на стенах, а узнику, естественно, не дают взять с собой краску.
— Ну, положим, у всякого человека есть то, что дала ему природа, — кровь, например.
— Стены там такого бурого цвета, и освещение такое слабое, что кровь не оставляет следов, которые были бы заметны.
— Тогда… — Третий замешкался. Экскременты, фекалии, испражнения — какое слово лучше предложить ученому человеку? Все эти слова, собственно, были чужими для третьего — не его язык. Но естественным образом сказанное «говно» казалось грубоватым для обращения к ученому слуху. Люди стеснительные говорят «дерьмо» вместо грубого слова, но третий стеснительным не был.
— В крайнем случае, можно помечать коридоры своей собственной кучкой, — сказал он, наконец.
— Это был бы выход, — согласился пятый. — Но хозяева лабиринта запустили туда калоедов специально для этого случая — подберут все и вылижут.
— Не знаю, — третий огляделся вокруг, — к чему эти сложности. Чем недостаточна обычная камера или клетка?
— Трудно сказать. Перечень причин, по которым можно заточить человека, будет заведомо длиннее, чем перечень возможных мест заточения. Что там может быть — в смысле причин? Две основные — это либо наказание, либо ограничение свободы во избежание совершения человеком нежелательных действий — подобно тому, как зверя сажают в клетку, и не обязательно дикого. Кроме того, если уж существуют в мире ямы, клетки и камеры, и если существуют какие-то правила, по которым людей туда сажают за совершение преступления, то могут быть правила, по которым сажают людей, и не совершивших преступления. Существуют, я думаю, правила, которые определяют некий иной порядок, отличный от закона и, может быть, оттого, что мы называем здравым смыслом. Они известны только малому кругу посвященных, у которых есть уши, глаза, холодное сердце и длинные руки. И вот, однажды ты делаешь что-то, не зная за собой вины, и за тобой приходят. А другому везет — я без зависти говорю. Ты вот нашел некую маленькую штучку в сундуке своего дедушки и стал господином воли, хоть и недостаточно длинной. А мне пришло в голову своими руками сделать такую же штучку, и я угодил в лабиринт.
— Так в том и вопрос, почему именно лабиринт.
— Наверное, даже посвященные не всегда знают меру заточения, положенную человеку. А лабиринт — это в некотором смысле божий суд или, если хочешь, — суд случая. Если вышел оттуда человек, то, значит, получил свою меру.
— Бог богом, — сказал третий, — а любой суверенный индивид — тьфу — любой нехилый мужик пройдет за неделю эти несколько тысяч шагов и выйдет наружу.
— Я вышел из лабиринта, — сказал пятый, — но пришлось оставить тот город, хоть и родной для меня. Мне намекнули об этом. И вот, мы двое здесь, — заключил он, — и, в общем-то, по неизвестной причине.