4


Проведя в городе несколько дней, люди длинной воли отправились в путь и пришли в следующий город. Они поднялись из своих черных кресел, которые несли по четыре сильных носильщика каждое, и пошли по улице, как всегда раздавая в одну сторону пинки, в другую — розги.

Они кричали: «Жив бог!» и «Радуйтесь!», и люди в толпе радовались и плясали.

Но был человек, который не принял ни пинка, ни розги, а спросил: «Почему мы радуемся тому, что бог жив? Разве он когда-нибудь был при смерти?»

И когда господа свободной воли остановились на отдых в Храме уединенного размышления (павильоне из белого кирпича с красными деревянными колоннами и желтой крышей), Бе седьмой спросил:

— А действительно, должны ли мы говорить людям, что бог жив, если не сказали им раньше, что он умер?

— Пусть они не знали, что умер, зато забыли, что жив, поэтому мы правильно делаем, что напоминаем об этом, — сказал Лю второй.

— А если бы мы им сказали раньше то, чего не сказали, они бы забыли , что бог умер, раньше, чем узнали, что он жив, — сказал Аш первый.

— И мы снова поступили бы правильно, говоря им то, что мы говорили, хотя это стало бы уже новостью, а не напоминанием, — сказал второй.

— Но память их коротка, не говоря уже о воле, и когда мы уйдем, они забудут то, что узнали, — сказал седьмой.

— Значит, когда мы придем сюда в очередной раз, наше дело будет напомнить им об этом, — сказал второй.

— И напоминать каждый раз снова и снова, как, собственно, мы и делали до сих пор, — сказал первый.

— Но слова, как известно, ветшают, а короткая память не помеха привычке, — сказал Лю четырнадцатый, — поэтому настанет время, когда мы будем говорить «Жив бог!», а они не проникнутся этим и не возрадуются.

— И может быть, это время уже настало, — предположил седьмой.

— Однако они радуются, — сказал первый, прислушиваясь к шуму на улице, — и радуются сильно.

— Но по той ли причине они радуются? — усомнился седьмой. — Может быть, они радуются только потому, что мы им велели?

— Радость ищет повода, а не причины, — заметил четырнадцатый.

— Когда-нибудь мы скажем им «Бог умер», чтобы скорбели, — сказал седьмой, — но будут ли они плакать, узнав об этом?

— Каждый, кто жив, когда-нибудь становится мертв, — сказал четырнадцатый, — но быть живым и мертвым попеременно — это свойство бога.

— Попеременно, а если надо, то и одновременно, — сказал седьмой.

— Господа полной воли, — сказал Эф третий. — Я чувствую, что есть какая-то связь между камнем с шестью гранями, который лежит у меня в поясе, и делами жизни и смерти, о которых сейчас разговор. Можете считать, что я задал вопрос.

— Не может быть жизни без смерти и смерти без жизни, — сказал первый.

— Так дадим миру слово, сильное смыслом, — воскликнул второй. — Пусть оно придет, которое означит собой и то и другое сразу.

— Это «смизь» или «жерть» будет похоже на слово «чашка», которое обозначает чашку независимо от того, пустая она или полная, — сказал Аш первый и поднял чашку с вином, которую поставил перед ним человек с подносом (это был другой человек — не тот, которому Эф третий дал недавно пинка).

Загрузка...