Леди Арт

15

— Ты напряжена. Мне это не нравится, — заметил Лиф, не скрывая раздражения.

Хелена скользнула по нему взглядом и ничего не сказала. Откинула голову на спинку дивана и закрыла глаза, пытаясь прогнать все мысли. Какой смысл был накручивать себя, если кроме неё это никому не интересно. Она не помнила даже, говорили ли они с Лифом хоть раз по-настоящему…

Его шаги переместились из одного конца комнаты в другой. Резкие, раздражённые, но всё равно на удивление лёгкие. Порой он передвигался вообще беззвучно, заставлял вздрагивать от неожиданности, и она никогда не понимала: как у человека, который не всегда твёрдо стоит на ногах, может быть такая лёгкая походка. Или в этом и был его секрет?..

Звякнул графин, отвлекая от мыслей. Послышалось журчание, и Хелена поморщилась: если он напьётся сейчас, лучше будет уехать сразу и не давать рауту никаких шансов. Всё равно, какие сплетни и какую потенциально важную информацию могут там разболтать — с Лифом в бессознательном состоянии находиться было ещё противнее, чем просто с ним. Правда, в её обществе он всё же пил и дышал порошками меньше, чем обычно.

И снова шаги.

— На!

Хелена открыла глаза. Бордовые пузырьки лениво плавали в стакане с толстыми стенками.

— У меня сегодня прием. Я не хочу видеть тебя в таком настроении. — Лиф тряхнул стаканом, и вино, расплескавшись, потекло по пальцам. Хелена брезгливо поморщилась и прибрала юбку. — Выпей и успокойся.

— Я не хочу, Лиф. — Она подпёрла щёку кулаком и смерила Лифа взглядом, в котором мешались скука и раздражение. — Ты вообще слушал, что я говорила?

— Я слышал достаточно, — отрезал он. — И тебе стоит просто отпустить эти мысли и расслабиться.

Стакан со всей силы ударился о столешницу.

— Такие вещи не решаются просто, Лиф!

— Ты могла бы вообще не приезжать в таком случае!

Хелена резко поднялась. Губы сжаты, взгляд пронзает холодным презрением.

— Отлично. Тогда мне и правда стоит уйти.

Она было развернулась, но Лиф схватил её за руку, сжимая до боли.

— Убери свои руки, Лиф!

— Да ладно! — он рассмеялся. — Тебе ведь нравятся мои руки!

Хелена яростно дёрнулась, но Лиф и не думал отпускать. Казалось, он наслаждается тем, что имеет какую-то власть. По крайней мере, он думал, что имеет.

— Лиф… — она прошептала с угрозой, но слова ушли в пустоту. Никакой реакции — лишь взгляд, прикованный к её лицу, но вряд ли видящий хоть что-то. Говорить с ним в таком состоянии — как говорить со стеной. И с такими «стенами» разговор должен быть короткий.

Хелена сжала пальцы в кулак.

Брови Лифа дрогнули в попытке осознать происходящее, — а затем он, сдавленно вскрикнув, одёрнул руку. Ладонь дрожала. Лиф уставился на нее выкатившимися глазами и начинал трястись уже сам. Его пальцы посинели и едва сгибались, движения причиняли боль.

— Что ты сделала?! — вскричал он.

— Я просила отпустить меня по-хорошему, — отчеканила Хелена. — Ты не понял — я помогла. — Она сжала и разжала пальцы, осматривая руку так, будто проверяла маникюр или украшения, и снова обратилась к Лифу, уже спокойнее. — Оно пройдет. А теперь дай мне хоть один повод остаться.

Лиф уставился на нее, будто она несла несусветную чушь. Наверно, и сам жалел, что не дал ей просто уйти. Но Хелена сверлила его взглядом. Ждала.

— Зачем тебе мои слова? — хмыкнул Лиф. — Ты ведь для себя уже всё решила.

— Решила. Но я хочу услышать, насколько тебе всё равно.

— Мне… — он сморщился. — Не все равно.

— Правда, Лиф? — Хелена смотрела ему в лицо, и интонации её сочились ядом. — Почему? Потому что тебе нравится спать со мной? Или тебе нравится, кто я и что это якобы даёт тебе какой-то статус? Почему?

Губы Лифа растянулись в широкой улыбке, он прикрыл глаза и заговорил до приторности сладко:

— Потому что мы с тобой похожи. И я уверен, что сегодня нам намного приятнее будет держаться вместе.

Хелена закатила глаза и отвернулась. Его любимая песня. Неужели он действительно верил, что это может её удержать?

Лиф подошёл вплотную. Его руки легли ей на талию. Он поцеловал ее плечо, потом шею. Хелена дернула плечами, отказываясь от ласки, и Лиф, раздосадовано выдохнув, перестал.

— Я хочу что-то новое, Лиф, — она перешла на шёпот. — Что-то, хоть отдалённо похожее на правду.

Его напряжение ощущалось физически. Пальцы на её талии слегка сжались, и дыхание его стало тяжелее. Казалось, он решает, как и что сказать. У него был один шанс. Последний. А между тем, что он мог сказать, и тем, что она хотела слышать, — лишь тонкая тропка красивых слов и верных выражений. Иначе она просто уйдёт. И тогда рухнет всё. Они оба знали это.

Он сделал глубокий вдох.

— Я давно не устраивал ничего от своего имени. И здесь будут только те, кого я хочу видеть.

— Ты хочешь видеть хоть кого-то? — фыркнула Хелена.

— Не все, кого я хочу видеть, мне приятны, но, если я хочу их видеть, — значит, у меня есть план.

— И я его часть.

— Самая прекрасная часть.

Он положил руки ей на плечи, шептал на ухо, обжигая полным вина дыханием, а пальцы мяли кожу, и дрожь, приятная и обволакивающая, побежала по спине.

— Керреллы, Хели… Тебе ведь точно так же как и мне осточертели эти любители драконов…

Хелена прикусила губу.

— Эдвард Керрелл пускает на тебя слюни, как младенец.

— Почему меня это должно волновать?

— Ты думаешь, Элиад Керрелл этим не воспользуется?

Хелена повернула голову, но Лиф будто специально прятал лицо.

— А ещё, — мурлыкал он, — мне говорили — ты ведь знаешь мои связи, — что он во всём поддерживает брата. Вполне вероятно, что на твой счёт тоже. Филипп Керрелл умеет убеждать, — Лиф тихо посмеивался. — Жаль, что разум и тело работают отдельно.

Он уперся острым подбородком ей в плечо, но Хелена снова сбросила его и окончательно вырвалась из объятий.

— У тебя так точно, Лиф! Ты ведь должен понимать, что я говорю, а не делать вид, что я говорю на другом языке.

— Всё акценты, милая. Акценты, — попытался пошутить Лиф, но быстро сдался под яростным взглядом и развел руками: — Мы можем просто убрать его с твоего пути. А потом, когда всё закончится, поговорим о нас. Обсудим твои проблемы с… Как его там… Всё так, как ты хочешь.

Хелена не верила ни единому его слову. Знала, что потом всё пойдет по привычному угодному ему сценарию: они напьются и переспят, чтобы никогда и ни о чём не говорить. Потому что говорить с Лифом — всё равно что разговаривать с его лучшими друзьями-бутылками. Никакой помощи. Только помутнение разума и расслабление. Мнимое решение гложущих вопросов, которые вспыхнут с новой силой, стоит забрезжить рассвету.

Но это будет потом. Сейчас Лиф был прав: Хелена для себя уже всё решила. Она опустилась на диван, разглаживая юбки так, что Лиф не смог бы сесть рядом, не помяв ей платье.

— Я останусь. Но ты, — она кинула на него взгляд, — не притронешься ко мне, пока я этого не захочу.

Лиф закатил глаза и, потянувшись к бокалу, осушил его залпом.

— Ты неплохо обустроился, — сказал Эдвард, развалившись на расшитой цветастой софе, которая переехала из поместья Спарксов в квартиру Джонатана в Мидланде. В той было полно знакомых вещей: картины, статуэтки, цветы с огромными листьями — всё то, что миссис Спаркс передала сыну. «Наверняка чтобы освободить место для новых», — смеялся над этим Джонатан, пытаясь скрыть нервозность в первые дни после переезда. Тогда он срывался на каждом рабочем, стоило им сдвинуть что-то чуть левее или правее от идеального положения.

Теперь квартира его устраивала: она была полна света и воздуха, пастельных, но ясных цветов, тут и там блестели позолотами и каменьями шкатулки, часы, рамки. Джонатан не умел жить скромно и хотел, чтобы всё вокруг вопило о том, насколько у него всё хорошо, даже если это было совсем не так. Если в дорогом портсигаре остались только горчащие дешёвые сигары из ближайшего магазина, в который он выходил сам.

— Я подружился с продавцом, — рассказывал Джон. — Славный малый. Обещал мне привезти с Нура мой любимый табак по нормальным ценам. Правда, сворачивать придётся самому или набивать трубку, но лучше так, чем с этой дешёвкой. Оказывается, в Мидланде всё так дорого, потому что высокий налог на импорт!

Эдвард понимающе кивнул, глядя на Джонатана с сожалением. Тот сидел в кресле, закинув ногу на ногу, курил и улыбался. Но улыбка его была отстранённая, грустная, губы то и дело растягивались в тонкую линию, а взгляд упирался в потолок, будто Джон избегал смотреть на Эдварда.

— Как Эми? — спросил тот, опасливо оглядываясь на дверь гостиной.

В последний раз, когда он был у Джонатана, Эмили была ещё беременна. Он помнил, как она белым облаком вплыла к ним, так похожая на мать, села на подлокотник кресла Джона и слушала их разговор с неподдельным любопытством. А Эдварду было неловко говорить при ней о том, как советник отца, у которого он как бы невзначай пытался выяснить, не нужен ли тому секретарь, быстро его раскусил и отказал. Не самые приятные новости…

Сейчас Эмили уже родила. Джонатан отправил ему несколько паникующих сообщений в тот день, потом пропал на неделю и объявился с неожиданным предложением отпраздновать «где угодно, лучше на Пиросе». Там Эдвард вручил Джонатану щедрый подарок, который тот принял неохотно, но — Эдвард был уверен — после вздохнул с облегчением.

— Эми с миссис Голдштейн и Миши на курорте, — ответил Джон, бросив на друга благодарный взгляд. Эдвард понимающе кивнул. — Ей нужно было встретиться с матерью, восстановить здоровье и отдохнуть… Возможно, от меня тоже. Я стал до ужаса нервным в последнее время… — Джон взъерошил себе волосы. — Самому противно, но я ничего не могу поделать.

— Это нормально, — постарался утешить его Эдвард. — Ты тоже переживаешь, и…

— Нет, Эд! Это не нормально! Ты не знаешь, что творится в моей голове! — Джонатан подскочил и обернулся вокруг себя, окидывая взглядом просторную светлую комнату. — Я не хочу этого! Я не хочу жить на твои подачки! Я не хочу думать, какую материнскую дребедень продать с молотка в следующий раз, да так, чтобы ни она, ни Эмили не заметили. Я обещал, что у Эми будет всё и даже больше, что она не пожалеет. Я сказал отцу, что смогу это сделать, а я… Я не могу! Какой смысл в моих связях, если оказывается, что даже с ними я сам не стою ничего? Наверно, нам с Эми стоит расстаться. Я не хочу срываться на неё. И не хочу, чтобы она жила так… Особенно сейчас.

Джон снова рухнул в кресло, взгляд его устремился в окно. Не глядя, он зажёг новую сигару и тяжело вздохнул.

Эдвард сдавленно молчал. Напряжение в воздухе заставляло сжиматься, скукоживаться под грузом не своей ответственности. Когда всё успело стать настолько сложно?..

— Видимо, — прохрипел Эдвард: в горле пересохло, — приглашать тебя на одно мероприятие будет неуместно…

— Верно, — коротко заметил Джон.

Он вынул изо рта мундштук и выпустил пару дымовых колечек. Они, подхваченные весенним ветром, влетающим через открытое окно, поплыли по комнате.

— А что… за мероприятие… — осторожно поинтересовался Джонатан, будто это был просто вежливый вопрос, но Эдвард всё понял.

— Да так, — отмахнулся он. — Приём здесь, за городом. В общем-то, скука, Джон. Я думал, ты составишь мне компанию, чтобы совсем уж не заскучать, но я понимаю. Оно того не стоит…

— Ты плохо врёшь, — грустно хмыкнул Джон. — Да и я знаю, о чём ты… Приём Лифа, верно?

Эдвард развёл руками и кивнул.

Джонатан задумчиво наморщил лоб, глядя на него в упор. Он оперся локтем на подлокотник и запустил пальцы в волосы. Его лицо уже не выражало разбитой озабоченности, но задумчивость Эдварду тоже не нравилась.

Тикали часы. С улицы доносился монотонный шум сливающихся голосов, цокота копыт и грохотания колёс по брусчатке. А Джонатан молчал.

Казалось, он и не собирался ничего говорить, просто о чём-то напряжённо размышлял, но Эдвард не смел нарушить тишину. У него по спине бегали мурашки, он одновременно сжимался и вытягивался в струнку, боясь услышать что-то страшное.

— Знаешь, Эдвард, — наконец заговорил он, — у меня вообще тоже есть для тебя новость. Только она тебе не понравится.

Желудок скрутило, но Эдвард упрямо выдавил:

— Я слушаю, — и Джонатан со вздохом выпрямился.

— Я предупредил, — сказал он и начал: — В общем, я иногда общаюсь с ребятами из Особого Круга, и до меня дошла новость до того абсурдная, что я даже готов в неё поверить. Слишком уж много людей мне её повторили… Это подозрительно.

Эдвард молчал, сжимая колени ладонями изо всех сил, боялся дышать и говорить и просто пялился на Джонатана, который смотрел в сторону пустым взглядом.

— Тебе нравилась Хелена Арт… — задумчиво проговорил он, растягивая время. Эдвард удивлённо поднял брови, и в горле у него пересохло ещё сильнее. Джон продолжал: — И, может, это звучит абсурдно, Эд, но… Она с Лифом.

— Что…

Эдвард вытаращился на Джона, как на сумасшедшего. Потому что только у сумасшедшего мог язык повернуться такое сказать. Это было немыслимо! Такое не выдумаешь нарочно. Эдвард замотал головой. Нет, нет, информаторы наверняка просто решили пошутить, поиздеваться! Полсвета знало, что он интересовался Арт прошлым летом. Догадаться передать через Джонатана, его лучшего друга, весть, которая точно выбила бы его из колеи, — не большого ума дело.

— Можешь не верить, — пожал плечами Джон. — Это всего лишь то, что передали мне. Я не видел и, если честно, не горю желанием. Но я посчитал, что тебе стоит знать, раз уж ты едешь к нему. Она наверняка там будет.

Эдвард уронил голову на ладони. Лоб пылал, в груди бился жуткий ураган. Это не могло быть правдой. Не должно было быть правдой! Просто гнусная шутка друзей Лифа, просто… Просто абсурд!

Горящие окна особняка смотрели, как глаза чудища, на бой с которым карета неслась без остановки. Эдвард нервно хватал рукой воздух, пытаясь сжать рукоять меча, но тот остался на Пиросе — кто носит меч на балы? — а без него он чувствовал себя безоружным в месте, где могло случиться всё, что угодно. И все его надежды, такие яркие и свежие пару часов назад, рушились, терялись за двумя удушающе сильными чувствами: за непреодолимым желанием во что бы то ни стало попасть на раут, и страхом перед тем, что слова Джонатана окажутся правдой.

Но он должен был всё узнать сам. Длинные языки топят корабли! Он давно привык им не верить.

Только внутри всё дрожало, он неуверенно оглядывался, взгляд бегал, искал. Она должна быть здесь, сказал Джон. Если он прав, это может разрушить всё, а если нет… Вздох, который должен был быть вздохом облегчения, получился слишком нервным.

Если нет, то Эдвард проведёт довольно скучный, зато спокойный вечер.

Проходило время. Зал был полон. Стучали друг о друга бильярдные шары, доносились то радостные, то раздосадованные крики игроков, журчали разливающиеся напитки. Казалось, что все в сборе, а Хелены — впрочем и Лифа тоже — всё не было, и Эдвард почти убедил себя в лживости слухов, но Небо решило иначе.

В шумном зале открытые двери — как выстрел. Резко, метко, на поражение.

Мир замер и больше, казалось, не двинется.

У неё чёрное платье, локоны струятся по острым открытым плечам. Она выглядит как фарфоровая кукла, но с кроваво-алыми губами и взглядом убийцы. Лиф, в абсолютно чёрном костюме, держит её за руку, переплетая их пальцы. Свободной рукой она откидывает волосы назад. Её улыбка изгибается едва заметно, пока она оглядывает всех вокруг, проверяя произведённый эффект и будто бы на мгновение дольше задерживаясь на Эдварде, и он готов поспорить, что в этот момент что-то в её взгляде меняется. От этого по спине бежит холод, и он понимает, что капкан захлопнулся. Он попал в ловушку, и живым отсюда ему не выбраться.

Эдвард отвернулся, делая вид, что ему и дела нет до этого, но щёки всё равно предательски горели. Звонкий голос Лифа — он, должно быть, приветствовал всех прибывших — бил по ушам. На застенчивый вопрос оказавшегося рядом знакомого: «Ты в порядке?» — Эдвард кивнул и залпом осушил бокал. «Да, только теперь хочется чего-то покрепче».

Ему казалось, что ещё бокал — и он сойдёт с ума. Он хотел утопить в вине разочарование и сломанную надежду, но топил только себя самого. Его кровь горела, выжигая алкоголь, и всё оставалось бессмысленным: голова не тяжелела, мысли не путались, и лишь до тошноты чёткие образы преследовали, что бы он ни делал. Взгляд сам, не подчиняясь разуму, стремился в абсолютно красную ложу в центре зала, где собралась свита Лифа. Облачённые в чёрное, они привлекали внимание, выделяясь среди цветастых гостей, и казались ненастоящими, потому что происходящее в ложе не могло быть настоящим. Не могли быть настоящими ни рука Лифа на плечах у Хелены, ни её покровительственная улыбка, ни внимательный взгляд.

Эдвард нехотя смотрел на это, обжигался, как мотылёк о раскалённую лампу, но ничего не мог с собой поделать, и рано или поздно взгляд возвращался к ярко-красному пятну с чёрными силуэтами на нём. Желудок болезненно сжимался всякий раз, и в один момент Эдвард понял, что еще один такой спазм может стать последним, и лучше, если это будет не в зале.

Легче не стало.

Эдвард бесцельно шатался по коридорам, пытаясь понять, почему судьба так посмеялась над ним? Почему именно сегодня? И почему, несмотря ни на что, его всё равно тянуло к ней, если все её действия и, казалось, сама Вселенная кричали ему: «Отступи! Это не твоё!»

Эдвард замер, задумчиво почёсывая макушку. Ветви вишни стучались в окно, что-то отчётливо напоминая, но он не мог понять, что именно. И только он хотел отпустить мысль и уйти, как послышались шаги, шуршание платьев, разговор в полголоса, и Эдвард отчего-то замешкался. Призрачная надежда сверкнула молнией перед глазами, и он вдохнул поглубже, расправил плечи, встряхнулся, повернулся как ни в чём не бывало и… Столкнулся с двумя девочками. Рыженькие, кудрявые, с игривыми карими глазками они смотрели на него со всем воодушевлением.

— Сэр Керрелл! — воскликнула одна, широко улыбаясь. Эдвард кивнул в знак приветствия обеим. Девочка засмеялась и, переглянувшись с сестрой, спросила, накручивая локон на палец: — А вы со мной потанцуете сегодня?

Она поджала губки, глаза её раскрылись шире, и Эдвард, смутившись, даже не нашёл, что ответить. Просто пожал плечами и совсем неуверенно кивнул. Но девочкам хватило и этого. Подпрыгнув на месте, они с сияющими улыбками полетели дальше по коридору, кажется, крикнув «увидимся», но слова их уже не доходили до Эдварда.

Он, поникнув, плёлся обратно в зал. Только он виноват в том, что нафантазировал несбыточное. Никто другой.

Оставалась всего пара шагов, золотой свет уже очертил границы на полу. Эдвард глубоко вздохнул, покачал головой, поднял глаза… и замер как вкопанный. Хелена вопросительно изогнула бровь. Она стояла в паре метров от него, держа в руке зеркальце, плечи были напряжены, а взгляд — выжидающе холоден.

— Привет, — выдохнул Эдвард, внезапно потеряв все слова.

— Здравствуйте, сэр Керрелл, — её голос звучал сухо.

Она убрала зеркало в сумочку и собиралась уйти, но Эдвард выпалил, глядя на неё во все глаза:

— Давай поговорим!

— Я не хочу ни о чём с вами разговаривать, — коротко отозвалась Хелена и было отвернулась, но Эдвард схватил её за руку.

Тут же от ладони до локтя прошёл болезненный разряд холода. Эдвард отшатнулся, поднимая руки перед собой.

— Не смей меня трогать!

— П-прости! — замотал головой Эдвард. — Прости! Просто… Ты с Лифом, да?

Он смотрел ей в глаза, пытаясь найти там ответ. Но вместо этого встретил лишь ненависть к себе и что-то похожее на… боль? Он не был уверен, а она не дала даже шанса понять.

— Какое тебе дело, Керрелл?

— Но он ведь… Все знают… Плохой…

— Кто тебе сказал?! — выкрикнула Хелена, и Эдвард подавился несказанными словами. — Твой брат?! Что он ещё тебе рассказал? О том, как лезть не в свои дела?

— Я всего лишь… — промямлил Эдвард, отступая ещё на шаг, но она уже его не слушала.

— Не трогай меня, Керрелл! Не лезь ко мне и в мою жизнь. Даже… Даже не смотри на меня. Я знаю поимённо всех, кто делает это так же, как ты, смотрит исподтишка. И я знаю, чего они хотят! — она тряхнула головой, морщась. — И если ты один из них, я даже знать тебя не хочу. А если ты считаешь себя особенным… — она покачала головой. — Просто оставь меня в покое. Позволь мне разрушать свою жизнь самой.

Хелена невесело улыбнулась, кажется, хотела сказать что-то ещё, но вместо этого развернулась и ушла в зал, оставив Эдварда стоять на месте, не зная, что делать дальше. Её слова были слишком жестоки и оттого казались слишком честными. Джонатан считал, что она постоянно притворяется кем-то другим, что её словам нельзя верить, но каждая их случайная встреча говорила, кричала, что это не так. Нельзя ведь притворяться постоянно. Эдвард сомневался, что она говорила так со всеми. Может, она давала ему шанс? Подразумевала, что он может быть «особенным»?

Он подошёл ближе к дверям, чтобы тут же выцепить её из толпы и увидеть, как она возвращается к Лифу. Тот подаёт ей руку, целует тыльную сторону ладони и пытается утянуть к себе на колени. Безуспешно. Хелена опустилась рядом и привалилась к его плечу, скрещивая руки на груди, и что-то недовольно сказала…

Эдвард отошёл от двери, скрываясь в темноте.

Обида сжигала изнутри, и он хотел чуть ли не назло Хелене сейчас веселиться, танцевать. Чтобы ей не казалось, что он такой же, как все. И как только вернувшиеся с прогулки рыженькие сестрички встретили его у дверей, он перехватил одну и увёл с собой в зал.

И девочка смеялась, говорила что-то, что пролетало мимо ушей. Как бы Эдвард ни занимал себя сначала ею, потом играми в карты и бильярд, как бы ни пытался спрятаться от мыслей за пустыми разговорами, он всегда возвращался к ней. Её тёмно-голубые глаза с болезненным блеском, алые губы, говорящие жестокие вещи. Он так старался не смотреть, что видения сами лезли в глаза. И оттого он больше не притрагивался к бокалам. Хватит помутнений сознания на один вечер.

Время шло. Эдвард почти расслабился, выпил пунш. Занимательная беседа, прерывающаяся взрывами смеха, со знакомыми из Академии, отвлекала его, пока один из них не сказал шёпотом, воровато оглядываясь:

— Я всегда считал, что слухи о леди Арт и Лифе неправда.

— Почему ты вообще об этом думал? — рассмеялся другой, и первый густо покраснел.

— Она… красивая… И я думал, может…

— Размечтался! — его толкнули в плечо. — Она и не посмотрит в твою сторону.

— Теперь уж точно.

— Они неплохо смотрятся с Лифом, — сказал кто-то, и это словно ударило Эдварда по лицу.

Он отвернулся от друзей и уставился прямиком на Лифа. Тот налил красное, как ложа, вино и передал один бокал Хелене. Та улыбнулась, и впервые Эдварда пронзила мысль, которая казалась абсурдной, но слишком вероятной. Что если Лиф ей… нравился? В первый раз за всё время, что он видел её в компании других молодых людей, она не казалась скучающе-раздражённой. Её взгляд не бегал, пытаясь выцепить хоть что-то интересное в окружающих. Она не отворачивалась, не возводила взгляд к потолку… Она будто наслаждалась тем, как Лиф с пьяным удовольствием зарывался лицом ей в волосы, шептал что-то на ухо, и она, морща нос, смеялась.

Эдвард разочарованно покачал головой. Он хотел, чтобы она сидела так с ним. Лиф был ей не ровня, даже если пафосно задирал нос и пил дорогие вина.

И стоило подумать о Лифе, как его взгляд скользнул по Эдварду, брови взлетели, он оторвался от ленивого разговора и, наполнив бокал до краёв, отсалютовал через весь зал. Эдвард покраснел и поднял бокал с пуншем. А затем почувствовал взгляд, пронзающий своей холодностью. Рука дрогнула, но Эдвард не отвернулся, встретился глазами с Хеленой и с извиняющейся улыбкой пожал плечами.

Хелена улыбнулась в ответ, поманила к себе Лифа, что-то ему сказала, проведя пальцами по его щеке, и поцеловала.

Эдвард едва не поперхнулся.

Теперь была его очередь убегать. Никаких прощаний. Никаких карет. Даже если его исчезновение заметили — какая разница? Он чувствовал своё поражение как нельзя остро. Как пульсирующую боль в затылке, от которой никак не избавиться. И он повторял себе, что это ненормально. Ненормально зацикливаться на человеке, который этого не хочет и выпускает шипы, не давая к себе приблизиться. Ненормально принимать всё так близко к сердцу, потому что, в конце концов, ему никто ничего не обещал. Он придумал всё сам. Он сам влюбился, сам подставился под удар и платить теперь тоже должен был сам.

Эдвард метался всю ночь и всё утро, чувствовал себя испуганным мальчишкой. Убегать было неправильно, но он не видел иного выхода. Она была как наваждение, заполняла его мысли до краёв. Сопротивляться притяжению было невозможно, а поддаваться — невыносимо. И только далеко, настолько далеко, насколько он мог себе позволить, Эдвард верил, что сможет успокоиться. Он ругал себя за слабость, но первым делом спросил отца, отпустят ли его на остров драконов, как Филиппа. К сожалению, вместо острова пришлось довольствоваться военным училищем при полигоне Вистан на севере Пироса.

Утром Эдвард согласился на это с некоторым разочарованием, а к вечеру с ужасом обнаружил, насколько быстро могут разлетаться слухи. Он не говорил никому, кроме отца и ректора Академии Мидланда, с которыми решал этот вопрос, но на следующий же день Джонатан появился у него в комнате.

— Что это значит?! — выпалил он, не здороваясь.

— То, что я так больше не могу. Мне нужно отвлечься. Выкинуть её из головы.

— Давно пора, — серьёзно закивал Джон. — Но какого бешеного дракона ты решил сделать это так?

Эдвард посмотрел другу в лицо и тихо произнёс:

— У меня там просто не будет времени думать.

Глаза Джонатана распахнулись. Он всплеснул руками, ударил себя по лбу, схватился за голову. Он крутился из стороны в сторону, пытаясь поймать приличные слова, но не находил их.

— Невероятная причина, Керрелл! — воскликнул он наконец. — Может, сразу скормишь себя дракону? Чего мелочиться? Эд! — Джон сложил ладони домиком и перешёл на шёпот, стараясь успокоить и себя, и Эдварда, который, как ему казалось, сошёл с ума. — Давай ты не будешь спешить. Сядешь. Подумаешь. Не строй из себя Филиппа, пожалуйста. Ты — не он. Ты там не протянешь.

— Ты меня недооцениваешь, — хмыкнул Эдвард и скрестил руки на груди. — Я ничуть не хуже Филиппа.

— Нет, не хуже, — Джонатан кивнул. — Но я серьёзно тебе говорю. Просто подумай. Зачем тебе? Ты волшебник, не солдат. Хочешь сбежать от Арт? Это ужасно глупая причина! Ей ведь всё равно плевать! Она спит с Лифом и радуется жизни! И тебе тоже нужно. Найди кого-нибудь. Просто на ночь. Чтобы отвести душу!

— Джон! Я решил. Я поеду. Я уже договорился о том, что сдам всё в Академии заочно.

Джонатан уронил голову на ладони.

— Что за дрянь ты творишь, Керрелл? — простонал он. — И из-за кого! Я надеюсь, ты сбежишь оттуда через неделю. Максимум через две.

— Спасибо за поддержку, Джон… — хмуро проговорил Эдвард. Джонатан пожал плечами без малейшего сожаления.

Эдвард уехал через неделю.