Позднее утро плясало по полированному дереву солнечными бликами и тенями от трепещущих на ветру ветвей. Не осталось ни следа от бушевавшей ночью грозы, даже капли не сияли в лучах выплывшего на нежно-голубое небо солнца. Неожиданно тёплая для северной страны погода означала лишь то, что запланированный на сегодня пикник состоится. Из окна было видно, как на зеленеющую полянку слуги выносят корзины с едой, расстилают на ней пледы, расставляют скамейки и кресла.
Хелена скривилась, наблюдая за этим сквозь слегка приоткрытые шторы. Уж лучше бы снова шёл дождь! У неё не было ни одной уважительной причины уезжать раньше. А как бы прекрасно ни кончился вечер, при свете дня встречаться с теми же людьми не хотелось. Утренние гуляния всегда казались ей глупостью: вечером маскарад притворных улыбок выглядел более естественно. Никто не обращал внимания, что ты морщишь нос или на мгновение иронично выгибаешь бровь, пока пытаешься изобразить дружелюбие и участие. Это всё тени и блики! Ничего особенного.
Солнце же обнажало все эмоции. А Хелена не хотела, чтобы всё становилось настолько очевидно, даже если все и так знали, какого она о них мнения.
И всё же, когда служанка пришла пригласить её на пикник, Хелена со вздохом кивнула. Прозябать в комнате было ничуть не лучше, чем на улице, но там, по крайней мере, никто бы не смог бы упрекнуть её в затворничестве, не было бы повода рассуждать, по какой из миллиона надуманных причин она не веселится со всеми.
Правда, веселиться Хелена всё равно не собиралась. Облюбовав мягкие качели в тени раскидистого каштана, она сидела, мерно покачиваясь, теребила бусины на канатах и смотрела, как проводят время остальные. Несколько девушек, звонко смеясь, неловко отбивали искрящийся шарик. Он падал в траву чаще, чем касался их ракеток. Другие устроились на скамейках, собравшись стайками, и щебетали, как птички на ветвях. Третьи сидели на расстеленных пледах и между разговорами отправляли в рот виноград или кусочки фруктов. Кто-то прогуливался по залитым солнцем дорожкам, прикрываясь кружевными зонтиками.
Молодые люди лежали на траве, играли в карты или шахматы небольшими группками. Некоторые открыто льнули к своим фавориткам, и те с притворным смущением отводили глаза, а сами светились от радости.
Хелена вздохнула. Она избавилась от Роланда сразу, как только он, всё ещё смущённый и ошарашенный, пытался спросить у неё, почему она согласилась потанцевать не с ним, а с Керреллом. В тот момент она так гордилась собой, это казалось первым правильным шагом за долгое время, теперь же без болтающего Роланда было даже скучно.
Вдруг порядочный весёлый гомон разорвал громкий вскрик: «Выиграл!» Хелена перевела взгляд в центр поляны, где на красно-белой клетчатой скатерти собралось больше всего людей. Под звонкие улюлюканья парень сгрёб себе горсть небольших драгоценных камней. Друзья похлопывали его по спине и плечам, соперники разочарованно потирали подбородки. Наблюдавшие что-то обсуждали, и эти обсуждения сливались в весёлый бурный поток.
Кому-то и правда было весело…
Хелена скептически улыбнулась одними уголками губ и неожиданно встретилась взглядом с Эдвардом. Он застыл, пока другие решали, кто играет, потом что-то сказал и поднялся. Хелена закатила глаза и отвернулась. Она не хотела говорить ни с кем, тем более с ним. Она сказала ему больше чем достаточно вчера ночью. Что ему ещё было нужно?
Эдвард, сияя улыбкой, прильнул к стволу каштана, на ветвях которого висели качели.
— Привет.
Хелена заставила себя улыбнуться тоже и молча кивнула.
— Тебе здесь не нравится? — будто разгадав её мысли, спросил Эдвард и усмехнулся. — Нет, я понимаю, правда. Порой они все невыносимы, и…
— И тебе сейчас очень весело с ними, — заметила Хелена, и в глазах её блеснула издёвка.
Эдвард немного смущённо отвёл глаза, не переставая улыбаться, и разглядывающая его Хелена заметила, что в тени каштана его глаза всё равно оставались ярко-зелёными, будто светились изнутри. А он быстро провёл ладонью по волосам и скрестил руки на груди.
— Ну да, — он смотрел на играющих, — весело. Когда мы играем, все забывают, были ли у них какие-то размолвки. И если люди ставят на тебя, они будут рады победе, как бы вы раньше ни ссорились.
— С девушками так не работает. Мы не играем с теми, с кем не дружим, и не будем рады их победам.
— Может, — Эдвард улыбнулся, — тогда стоит попробовать с парнями? — Он протянул ей руку. — Пойдём посмотришь?
Хелена вопросительно посмотрела на его ладонь, потом на него. Он был очарователен, как вчера ночью, кажется, даже протягивал ей руку так же, разве что одет был проще.
— То, что мы вчера танцевали, ничего не значит, — тихо проговорила она, глядя ему в лицо.
Эдвард непонимающе нахмурился на мгновение, а потом махнул рукой.
— Всё в порядке! Ничего особенного, никаких намёков! — И, словно в подтверждение, добавил: — У меня есть девушка.
Хелена хмыкнула, но всё же позволила помочь себе слезть с качели. Правда, держать себя за руку не дала, и они просто шли рядом, и Эдвард с энтузиазмом всех её бывших молодых людей рассказывал правила.
— Всё очень просто! — Он посмотрел на неё, убеждаясь, что она слушает. — Нам раздают карты, и в несколько ходов мы должны поменять некоторые из них, чтобы набрать как можно больше очков. Можно брать из колоды, можно — у соперника. Каждый раунд выбывает набравший меньше всего очков. Если чувствуешь, что это ты, можно сдаться сразу. После каждого отсева мы подбрасываем кристаллы. Побеждает последний оставшийся, и поэтому круто играть большими компаниями.
— Но это ведь просто… удача? — Хелена непонимающе посмотрела на усердно меняющих карты игроков.
— Отчасти, — улыбнулся Эдвард. — Но ведь надо думать, что именно меняешь. Порой нужно отдать что-то большое, чтобы пришло ещё больше.
Он многозначительно поднял брови и, крича «Подвиньтесь, уступите место леди!», растолкал плотно прижавшихся друг к другу мальчишек, заглядывающих в карты к играющим.
— Ты как раз вовремя! Скоро начнётся следующий раунд, — заявил Джонатан, бросил взгляд на Хелену и, немного смутившись, кивнул: — Мисс Арт.
Она коротко улыбнулась, отвернулась и тут же сморщилась от взорвавшихся криками и аплодисментами игроков. В этот раз куш сорвал нефритский принц Мариус и, довольно потирая руки, тянулся к сверкающим на солнце камушкам.
— Раздавайте по новой! — раздалась команда, и челкастый мальчишка со знающим видом принялся мешать и раздавать светящиеся в его руках карты.
Эдвард хмыкнул, оценивая свои. Хелена заглянула ему в карты и непонимающе нахмурилась. Масти были красными, как на подбор, но некрупными. И она едва не ахнула в ужасе, когда он взял самую старшую карту и быстро поменял её на что-то. Пришла такая же, но синего цвета. Эдвард пожал плечами, и Хелена выдохнула через зубы. «Рисоваться вздумал!»
Она взглянула на карты соседа. У него пока ситуация была получше, хотя не намного очков, но вдруг Эдвард повернулся к нему — и вытянул самую большую карту. Туз. Мальчишка в миг побледнел, встретился взглядом с не менее поражённой Хеленой и резко отвернулся. А она прижала ладонь к губам. Да, так было веселее, чем сидеть в тени в одиночестве.
И хотя сама по себе игра не вызывала большого интереса, следить за реакциями было уморительно. Казалось бы: игроки! Они должны были не показывать, что происходит с их очками, но стоило им выиграть большую карту или наоборот потерять её, как всё можно было прочесть на их лицах. Эдвард хмурился, когда думал и просчитывал ходы. Джонатан высовывал язык, считая очки. Мариус пытался сохранять лицо, но стучал кулаком по земле, когда ход не удавался.
Многие сдались сами, не сумев составить достойную колоду, и теперь вполголоса делали ставки.
Остались трое. Эдвард стиснул зубы, чтобы ни одним движением мышц не выдать себя. У него собрались две десятки, два короля, принц и дева. Все карты-персоны посинели во время замены, и, если бы ему снова выпал украденный и потерянный туз, Эдвард бы собрал полный «дом», но ходы кончились, и он не был уверен, что его набора хватит для победы.
Мариус перекидывался взглядами с другом, который смотрел ему через плечо, но оба они молчали. Мальчик, раздававший карты, сидел в задумчивости. Явно волновался.
— Ну что, — Джонатан, после выбывания провозгласивший себя ведущим, окинул игроков взглядом, — открывайте.
— Сдаюсь. — Челкастый мальчишка выкинул карты, и они разлетелись, показывая скромный набор из двух дев и цифр.
Эдвард и Мариус переглянулись и синхронно выложили свои наборы. Повисла гробовая тишина.
— Ничья, — выдохнул Джонатан. Он моргнул, все устремили взгляды на карты, кто-то даже достал синернист — решил пересчитать очки.
— Действительно, ничья… — сказал мальчик на раздаче. Джон вопросительно взглянул на него, и тот продолжил: — Выхода тут два: вы либо делите выигрыш пополам, либо ещё несколько раз меняете карты, пока один не выиграет.
Взволнованный шепот пробежался по наблюдавшим и слился в почти единогласное: «Давайте ничью».
— Я не против, — сказал Мариус и скрестил руки на груди.
Эдвард ещё раз пробежался взглядом по картам. До полного «дома» оставался один туз. Тот уже был в его руках, и Эдвард хотел получить его назад, словно именно он был настоящим знаком победы.
— Не надо, — прошептала Хелена. — Раздели с ним выигрыш — и всё.
Эдвард посмотрел на неё и усмехнулся, качая головой.
— Только один может получить приз.
Он сглотнул и, прошептав «была — не была», выкинул красного короля. Все замерли. Ругаясь самого себя, Эдвард потянулся к колоде. Хелена за его спиной взволнованно прикусила губу. Ещё на первом туре она сочла его сумасшедшим, а сейчас он мог просто разрушить себе всю партию. Потому, что хотел получить всё.
Эдвард зажмурился, выдернул карту и бросил её к остальным. Собравшиеся ахнули. Хелена в неверии покачала головой, одними губами произнося: «Туз».
— Это действительно было интереснее, чем я думала, — нехотя призналась Хелена, пока Эдвард, воодушевлённый победой, вызвался проводить её до комнаты. В карманах его пиджака перестукивались и звенели выигранные драгоценные камни.
— Я был уверен, что тебе понравится. Стало ведь лучше, правда?
Чувствуя себя неприятно смущённой, Хелена кивнула. После победной игры Эдвард ставок не делал, но щедро подбрасывал деньги и камни тем, кто яростно желал отыграться. Он — разумеется, получив на то разрешение — сопровождал Хелену и на пикнике, очаровывая её закадычных подружек, вводя в замешательство Лайзу и распаляя ревность Роланда; и на общей прогулке к озеру, которое находилось как раз за стенами поместья. Всё это время Эдвард был приветлив, учтив, говорил буквально то, что она хотела бы услышать, и всё же горький червячок в душе назойливо твердил ей, что ему плевать. Он ничем не лучше всех остальных, просто методы у него более тонкие и галантные. Все здесь носили маски, все рано или поздно показывали истинное лицо, так что и Эдварду Керреллу придётся сбросить свою. И лучше он это сделает не с ней. Она и так дала ему слишком большой козырь, выкинь его — и всё снова разрушится, и вряд ли найдётся ещё кто-то, кто сможет собрать её мир хотя бы на один вечер.
— И всё же давай расставим всё по своим местам, пока я не уехала, — со вздохом сказала Хелена, когда они оказались у дверей её спальни. Эдвард смутился тому, как похолодел её взгляд, насколько серьёзным стал тон. — Между нами ничего нет и не может быть. Ни танцы, ни игра, ни все эти прогулки ничего не значили. Можете считать, что мы провели время как друзья, но не больше.
От растерянности на лице Эдварда неожиданно Хелену кольнула совесть. Она была слишком резка, и это того не стоило. Грубить ему было не за что… Но, прежде чем она успела сказать что-то более мягкое, Эдвард натянул улыбку, за которой всё же проглядывала лёгкая обида.
— Хорошо, — пожал он плечами. — Надеюсь, что в итоге вы хорошо провели время, мисс Арт. Я понимаю, что вы скоро уезжаете… Так что всего лишь хочу сказать, что был рад встрече.
— Я тоже, — прошептала Хелена, отводя взгляд.
Она уехала, никому ничего не говоря…
Санаркс встретил Хелену блестящими на солнце синими крышами замка. Шпили упирались в чистое весеннее небо, высоко поднятые флаги трепетали под порывами свежего ветра. Заходить внутрь не хотелось, но на лестнице показалась мадам Берроуз, и Хелена вздохнула.
— Мне сообщили о вашем прибытии, миледи, — сказала гувернантка. — И вашей матушке тоже. Она желает видеть вас за ужином.
Хелена удивлённо посмотрела на неё. Ужин… Она прибыла даже позже, чем рассчитывала. Время пролетело слишком неожиданно, и несколько часов разницы между Нефритом и Санарксом поглотили, казалось, половину дня.
— Я хочу переодеться, — заявила она. — Мама подождёт.
Вскоре одетая в бледно-голубое клетчатое платье Хелена спустилась в обеденную залу, где ждали мать и — неожиданно — сэр Рейверн.
— Доброго вечера, — Хелена улыбнулась.
— Здравствуй, Хели, — сказала мадам Арт, окинула дочь оценивающим взглядом и осталась довольна. — Ты, должно быть, заметила сэра Элжерна. Теперь он иногда будет ужинать с нами. Он пытался отказаться, но я настояла.
Сэр Рейверн поднялся со своего места — напротив мадам Арт, место короля оставалось свободным — и помог Хелене придвинуть стул. Она посмотрела на него с недоверием, но потом пожала плечами и усмехнулась:
— Если он будет так же придвигать мне стул, то пусть.
— У вас необычно хорошее настроение после бала, мисс. Вам понравилось на Нефрите? — поинтересовался сэр Рейверн, возвращаясь на место.
Хелена изобразила задумчивость, а затем весело глянула на мать: о, та будет поражена, когда услышит!
— Да. Там было весьма неплохо.
Они обменялись с мадам Арт взглядами, и та, приложив руку к груди, возвела глаза к потолку.
— О небо! Спасибо, что моей дочери хоть что-то нравится в этой жизни!
Хелена хмыкнула. И какое-то время они просто молча ужинали. Она ковырялась вилкой в салате, понимая, что не сможет съесть сейчас даже его; изучала неожиданно интересные узоры на тарелках — листья каких-то растений сплелись в один большой венок — и думала о том, что ей должно быть всё равно, с чего вдруг мать позвала сэра Рейверна к ним за стол.
Навязчивые предположения прервал голос мадам Арт.
— Я, конечно, рада, милая, что тебе понравилось на Нефрите, но мне нужно немного испортить тебе настроение.
— Как будто это что-то новое… — вздохнула Хелена и подняла на мать глаза.
Та выглядела немного взволнованно, хмурилась, но поджимала губы так, словно была не уверена.
— До меня дошли слухи, Хелена, — начала она, и Хелена стала перебирать, какие из слухов сумели долететь до материнских ушей так скоро, — что ты неплохо проводила время в компании принца Керрелла… Ты ведь понимаешь, что они…
— Мама, — Хелена перебила её, глядя прямо в лицо, и взгляд её при этом был совершенно спокоен. — Я знаю. Между нами ничего нет. За кого ты меня принимаешь? Я бы не стала пытаться заигрывать с Керреллами.
Это была не совсем правда. Она могла бы. Было бы забавно попробовать отыграться на Эдварде за его брата, тем более что он сам был слишком очевидно не против. Но она не хотела. Отчего-то он казался слишком милым и искренним, чтобы просто использовать его, как тех глупых мальчишек, вроде Роджера или Роланда. А ещё это было опасно. И меньше всего она хотела снова почувствовать, как мир раскалывается и накатывают истерика, бессильная ярость, которая вырывалась бесконтрольными слезами или… словами.
Мадам Арт продолжительное время смотрела на дочь, а потом удовлетворённо кивнула собственным мыслям, будто что-то в выражениях лица или в словах Хелены показалось ей достаточно убедительным. Сэр Рейверн задумчиво потёр подбородок.
Он совсем не удивился, когда поздним вечером дверь в кабинет без стука открылась. Хелена посмотрела на него с напряжением и, коротко кивнув вместо приветствия, прошла в кабинет, без приглашения села в кресло. Он знал, зачем она пришла, но был удивлён, что она нервничает, её что-то беспокоило, и вряд ли это «что-то» было связано с книгой.
— На балу что-то произошло, мисс? — спросил сэр Рейверн, прощупывая почву.
— Нет, — коротко, но немного резко отозвалась Хелена. — С чего вы взяли?
— Ваши реакции за ужином и настроение сейчас, миледи, позволили мне сделать такой вывод.
Он говорил нарочито осторожно, подчёркнуто вежливо, зная, что любое слово — и она легко может вспылить. Особенно сейчас. Но Хелена лишь подняла на него глаза и с жесткостью, которая, он был уверен, не должна быть свойственна шестнадцатилетним девушкам, произнесла:
— Давайте вы будете следить за реакциями моей матери, а не за мной, сэр Рейверн, и оставите мою жизнь в покое, пока я не начала докапываться до вашей. Или мне стоит принимать как данность то, что моя мать вдруг решила пригласить вас к нам за стол? Не помню, чтобы такое бывало при моём отце.
Маска безразличия скрыла все его эмоции, и лишь взгляд стал жёстче.
— Я не претендую на место вашего отца, упаси Небо. Но я был его хорошим другом, и, полагаю, имею право рассчитывать на уважение с вашей стороны. — Он сделал акцент на этом слове, и Хелена нахмурилась. — А её величество, очевидно, пригласила меня, потому что ей стало скучно ужинать в одиночестве. Она не ожидала вас раньше завтрашнего дня.
— Извините, — коротко сказала Хелена, но в голосе её не было ни капли раскаяния.
Сэр Рейверн решил не обращать на это внимания.
— Так зачем же вы всё же пришли, миледи?
— Верните мне книгу.
Он усмехнулся и поднял брови.
— Увы, я не могу, миледи. Её величество приказала не отдавать её ни под каким предлогом. По-вашему, я могу ослушаться королеву?
— Можете! — Она едва не подскочила.
— А если бы я ослушался вас?
Хелена на мгновение лишилась дара речи. Смотрела на него, открыв рот, хмурясь, губы её дергались в попытках что-то сказать, но слова не шли. В голове никак не желало укладываться, что с приказами матери кто-то считается, что её мать, какой бы она ни была, королева и может отдавать приказы. Она сама бы не потерпела, если бы кто-то пошёл против её слов.
— И что вы предлагаете делать мне? — наконец выдавила Хелена, разводя руками. — Вы не можете отказаться! У нас уговор!
Она знала, что он может отказать ей в любом случае и в любой момент. Никаких письменных соглашений не было, а опытные политики и в них нашли бы для себя лазейку. Но сэр Рейверн отказываться не спешил. Он окинул её ироничным взглядом и просто сказал:
— Вы ведь умная девушка, мисс Арт. Сможете что-то придумать. Одной книгой мир не ограничивается.
Хелена бросила на него недовольный взгляд, крутя кольца на пальцах. У неё были другие книжки, те, которые она читала, чтобы лучше понять данный ей том. Но это всё равно казалось не тем…
Впрочем, если сэру Рейверну так хотелось, она могла справиться и без его помощи. Однажды она всё равно получит всё, что хочет, и книга в этом списке явно будет не на первом месте по важности.
Хелена поднялась и, не говоря ни слова, вышла из его кабинета. Сэр Рейвен лишь ухмыльнулся и провёл рукой по карману пиджака, чувствуя небольшой продолговатый ключ. Ключ от ящика стола, где была надёжно спрятана книга. И не только она…
Парк Академии Мидланда шумел от голосов. Вечер последнего выходного, когда все собирались у зданий общежитий, но ещё не хотели заходить внутрь и признавать, что занятия начнутся следующим утром. Эдвард и Джонатан не хотели это признавать тоже. Последний даже порывался остаться на Нефрите подольше, но Эдвард настоял — им нужно вернуться до начала занятий, чтобы отойти, а потому утром третьего дня они уже были в Мидланде, и вечером, пока до заката было далеко, гуляли вокруг зданий.
— Почему Хелена Арт не в Особом Круге? — вдруг спросил Эдвард.
Джонатан зарычал, возведя глаза к небу.
— Хватит про Арт, серьёзно! Она не из Академии. Такой ответ тебя устроит?
— Нет, — Эдвард упрямо мотнул головой. — Многие не из Академии входят в Особый круг.
— Эд! — Джонатан остановился и раздражённо посмотрел на друга. — Арты снобы. Они никогда не были дружны с нашим сообществом. И уверен, она бы не приняла приглашение и даже не посмотрела, куда и от кого оно.
— О Небо! Да тебе-то откуда знать?!
Джонатан сдвинул брови.
— Я знаю, о чём говорю. И даже если бы хотел, я не стал бы её приглашать без одобрения Лифа.
— Он принял меня после того, как его избил Филипп! После того, как его чуть не избил я! Что он может иметь против девушки?
Джонатан усмехнулся, отводя глаза. Он даже не пробовал её добавлять в список. Просмотрел составленный прошлым организатором, вписал пару имён собственных знакомых и в первый раз так волновался… Он тогда верил, что Лиф серьёзно проверит список, внесёт правки, но, кажется, тот «проверял» всё лишь для галочки. У него никогда не было претензий, добавлений, изменений, и Джонатан пришёл к выводу, что Лиф приглашения даже не читал. Да и вряд ли у него было время между попойками и кайфом.
— Да кто его знает. Лиф странный… В любом случае, я думаю, что она бы не согласилась. Она же ненавидит нас всех!
Эдвард распахнул глаза от ужаса. В горле у него пересохло. Как Джон мог это узнать? Он ничего не говорил. Никому. Её монолог в темноте коридора в бушующий ночной шторм стал небольшим секретом, который он готов был хранить вечно.
— Не таращься, Керрелл! — Джон крутанулся на месте и пошёл дальше. — Все знают, что Арт терпеть не может людей из нашего общества. Она считает, что мы все фальшивы и прогнили насквозь. Забавно, ведь она такая же. Сомневаюсь, что хоть кто-то видел её настоящей.
«Я видел», — подумал Эдвард и грустно улыбнулся. Он был уверен, что тогда, в коридоре, она была настоящей. Это был пик, с которого она сорвалась на миг, и он видел, как разбивалась броня. И как Джон мог говорить, что она не бывает искренней…
Отчего-то ему казалось, что даже тогда, когда она была холодно жестока с ним или когда следила за их игрой и изредка цыкала у него за спиной, это было чем-то честным. Ему хотелось закольцевать время там, где они танцевали, остаться в тех моментах навечно и видеть её снова и снова. То, как блестели её глаза. То, что и как она говорила. Как по-разному выглядели солнечные блики и вспышки молний на её лице.
Джонатан принял меланхолично-мечтательное выражение лица Эдварда за знак сожаления и хмыкнул.
Вдруг Эдвард словно очнулся, скидывая с себя дымку завораживающих воспоминаний, и достал синернист, вызывая время.
— Вот ты ж!.. — воскликнул он и бросил взгляд назад, на ворота.
— Что-то случилось? — удивился Джонатан, вопросительно выгибая бровь.
— Я обещал тебе, что напишу Шер, — улыбнулся Эдвард, уже не в силах стоять на месте спокойно. — Я это сделал! Мы сегодня встречаемся в парке, и, кажется, ещё чуть-чуть — и я опоздаю.
— Но… — договорить Джонатан не успел, Эдвард махнул ему и побежал к воротам.
Джон махнул рукой. Он упустил момент, когда перестал понимать, что происходит в голове у Эдварда. Он говорит об одной девушке — и едет на свидание к другой. Он светился после ночи на балу, он витал в облаках после. Джонатан думал, что у Эдварда в мыслях не осталось места для Шерон вовсе, а он такой взволнованный спешил сейчас к ней.
И всё же предчувствие у Джонатана было нехорошее.
Эдвард подкрался со спины и накрыл глаза Шерон ладонями.
— Эд! — воскликнула она и обернулась, улыбаясь слегка неуверенно.
— Я рад тебя видеть! — глаза Эдварда засверкали. — Как ты?
— Всё… нормально. — Шер взяла его под руку, с надеждой глядя снизу-вверх. — Только мама не особо хотела позволять мне уезжать. Она в последнее время держит меня в четырёх стенах, не пуская никуда!
— Странно! Ко мне она тебя всегда отпускала…
— Мы давно не виделись, — тихо отозвалась Шерон, и Эдвард виновато потупился. Он хотел ответить сразу, но пришлось искать слова.
— Извини, — наконец сказал он. — Просто… Столько навалилось! Сначала война, потом проблемы у Филиппа с отцом, потом его свадьба с этой… — Эдвард махнул рукой, — потом я…
Он запнулся, не зная, что сказать и как оправдаться. Всё звучало плохо и, когда Шерон осторожно произнесла: «Забыл?», зазвучало ещё хуже.
— Извини, — выдохнул Эдвард ещё раз, зарываясь пальцами в волосы.
— Всё в порядке! — поспешила заверить его Шерон, непроизвольно вцепившись в его руку сильнее. — Мы ведь сейчас вместе, правда? И на Пиросе всё хорошо. Тебе больше не о чем беспокоиться.
В её голосе звенела надежда, глаза с робкой нежностью смотрели на Эдварда, ловили каждое изменение в его лице. Он улыбался, но на неё не смотрел, а оттого Шерон не могла понять, правда всё хорошо или вот-вот разобьётся то, о чём она мечтала, то, что казалось почти реальным, и то, что в один момент исчезло, заставив её думать, а были ли чувства правдой? Слухи разлетались быстро, она знала обо всём, что происходило на балу, и теперь в душе поселился страх.
Когда рано утром пришло сообщение от Эдварда, её сердце радостно взлетело, и она с трепетом ждала, когда же они наконец увидятся. И вот теперь всё было почти так, как она хотела: тихие парковые дорожки, набухшие почки на ветвях, лёгкий ветер, пахнущий весной, и рука Эдварда, сжимающая её ладонь.
Только всё равно что-то изменилось.
Эдвард тоже чувствовал несоответствие. Ему нужна была эта встреча, чтобы разобраться в себе, в чувствах. Он ждал чего-то… особенного. Он ждал магию, момент, когда между ними снова что-то заискрится.
Но ничего не было.
Задыхаясь от разочарования, он смотрел вперёд, улыбаясь оттого, насколько всё неправильно, и сильнее сжимал ладонь Шерон. Он так хотел, чтобы всё вернулось, но озарение ударило слишком неожиданно и слишком сильно. Как самая настоящая молния. Он не мог отрицать очевидное: магии в Шерон не было изначально. Она была хорошей девушкой с прекрасными манерами. С ней было удобно и приятно, она всегда знала, о чём поговорить, и смотрела на него так нежно, так любяще и искренно. Но как бы Эдвард ни пытался найти в ней — в движениях, в словах и взглядах — то, что сейчас могло притянуть его и не отпустить, он не находил.
Оно исчезло, смытое прошедшим позапрошлой ночью дождём, улетучилось вслед за временем, которое они провели порознь. И всё, что когда-то связывало его с Шерон, неожиданно сменилось чем-то новым и сильным. Он словно попал в омут, в плен и не мог думать ни о чём больше, кроме синих глаз, вспыхивающих в свете молний, смелой улыбки, того, как его рука лежала у Хелены на талии…
— Эд? — голос Шерон разорвал видения. — С тобой всё хорошо?
Он повернулся к ней с воодушевлением и чистым восторгом.
— Всё отлично! — воскликнул он и взял её за обе руки. — Ты хочешь чего-нибудь?
Шерон опешила и затрясла головой. Он вёл себя так странно, но она не могла понять, что было не так, и лишь надеялась, что Эдвард сейчас действительно счастлив. Счастлив быть с ней. А его рассеянность — всего лишь от неловкости их воссоединения.
Шерон продолжала убеждать себя в этом до момента, как на улицах загорелись фонари, а тёмное небо накрыло город. Эдвард вызвал ей карету и долго смотрел вслед. Её поцелуй застыл на его губах ничего не значащим жестом, и единственная эмоция, которая осталась после встречи, — горькое разочарование, смешавшееся с пониманием, что теперь желаемое было так же недосягаемо для него, как его сердце — для Шер.