Леди Арт

23

— Вы мне льстите своим присутствием, Один! — смеялась мадам Арт. — С самого утра! И вы уговорили прийти мою дочь. Это было сложно? У меня сегодня даже не день рождения.

Один переглянулся с Хеленой, и та закатила глаза. Разумеется, это он её уговорил. Разумеется. Пусть мать думает, как ей угодно.

— Довольно, — подтвердил Один.

— Вы хорошо на неё влияете, — заметила мадам Арт и снова рассмеялась.

И что-то в её тихом кашляющем смехе было такое, что заставляло нервничать. Хелена прикусила губу и отвернулась к окну. Смотреть на мать было и неприятно, и больно, и совестно. Казалось, они не виделись полгода — не могло меньше, чем за месяц так измениться, осунуться и побелеть человеческое лицо. Пару дней назад в темноте спальни Хелена этого не заметила. Только голос у матери был слабый и сбивчивый. Но мало ли что бывает спросонок! В конце концов, у неё и раньше были затяжные мигрени, нервные срывы, она часто оказывалась в постели из-за недомоганий.

Но сейчас это было что-то другое. Светлая кожа мадам Арт потеряла теплоту и совсем посерела. Покрасневшие глаза болезненно блестели, а под ними залегли тени. Впавшие щёки подчеркнули и без того острые скулы. Она исхудала и больше походила на скелет.

Она пряталась за платьями и косметикой, утверждала, что чувствует себя намного лучше, но никто ей не верил. Сэр Рейверн постоянно находился в напряжении, и у Хелены тоже нарастала бесконтрольная тревога.

Поэтому она старалась на мать не смотреть. Было проще отвернуться и делать вид, что ничего не слышит, желудок не сворачивается и мурашки не бегут по спине от любых её слов.

Один развлекал мадам Арт по настоянию Хелены. Он принёс какую-то странную игру, похожую то ли на неправильно расставленные шахматы, то ли на карту стратегического планирования боёв на деревянном клетчатом поле семь на семь. Он попытался объяснить правила, но мадам Арт быстро отмахнулась: «Поиграйте в это с сэром Рейверном, Один!» — и они сошлись на картах. Один нарочно проигрывал, радуя её величество, но старался не делать поддавки слишком явными. Она, если и замечала нечестную игру, то не подавала виду, довольная победами.

Хелена изучала взглядом подъездной двор и кусочки вьющейся дороги, поднимающейся по холму к воротам. Время близилось к полудню. Она крутила кольцо. Скоро всё должно было случиться.

Тут Хелена встрепенулась: ворота распахнулись, и на подъездную дорожку въехала карета. Затем ещё одна, и ещё…

— Мама! — Хелена подскочила.

— Что такое? — удивилась мадам Арт, прижимая карты к груди, чтобы Один их ненароком не подсмотрел.

— Подойди. Мне кажется, это к тебе.

Мадам Арт с подозрением нахмурилась, но всё же встала. Один учтиво подал ей руку и подвёл к окну. От удивления она раскрыла рот, тонкие брови взлетели, и на лбу появилась глубокая морщина.

— Как это вообще понимать?! — воскликнула она, бросая карты на подоконник. Хелена поражённо захлопала глазами, едва не разразившись тирадой о неблагодарности, но мадам Арт её опередила: — А если бы я была не одета? Ух, — ворчала она у зеркала, проверяя причёску, поправляя помаду, — являться без предупреждений! Где их манеры? Совершенно никакого такта! — Она повернулась к Одину и Хелене. — Как я выгляжу?

— Вы затмите всех, мадам, — тут же ответил Один.

— Ну разумеется! — воскликнула она, будто и не спрашивала ничьего мнения. — А теперь, Один. Будьте добры.

Мадам Арт протянула ему руку, и Один, поклонившись, принял её ладонь и переместил их. Хелена вернулась к окну. Её величество на крыльце уже обнималась с подругами, которых недавно называла выдрами и дружбу с которыми отрицала. Один кивал им в знак приветствия, не целуя рук. Женщины немного поговорили снаружи, а потом скрылись в замке. Хелена наблюдала за этим и отчего-то чувствовала поразительное удовлетворение.

Матери и её компании она не мешала: поздоровалась с женщинами, сделав несколько дежурных комплиментов, немного посидела с ними, слушая, как собравшиеся дамы рассказывали о неожиданных приглашениях, пока мадам Арт удивлённо поднимала тонкие брови, а её подбородок опускался всё ниже. А потом — до того, как мать могла догадаться и что-то сказать — выскользнула из праздничной светлой гостиной.

Там было свежо, гулял тёплый летний бриз, теребя и подбрасывая полупрозрачный тюль. Крошечные тарталетки, цветастые кексы, печенье и фрукты собрались на многоярусных блюдах. Блестел перламутром чайный сервиз, звенели о чашки с чаем серебряные ложечки. Уютно, по-дружески и с удивительным энтузиазмом рассказывались свежие новости: кто на ком женился, кто на ком собирается, насколько вопиюще безвкусными и потакающими новой моде были наряды на последнем приёме и «что же эта молодёжь себе позволяет».

Их, должно быть, слышал весь замок! Ну и ладно, посмеивалась Хелена. Пусть обсуждают как угодно и что угодно. Может, даже её саму. Было бы странно, если бы они её не обсуждали. Но слышать Хелена уже ничего от них не хотела, ни о себе, ни о ком-то ещё. Пусть сидят, разговаривают, а она заглянет как-нибудь позже…

Ушла Хелена не далеко — в оранжерею этажом ниже. Там всё утопло в солнечном свете и цветы тянулись ввысь. Белые голуби в огромной золотой клетке, сияющей как само солнце, суетились, перелетая с жерди на жердь, с одной ветки, пробравшегося внутрь деревца, на другую.

Хелена протянула руку сквозь прутья, дотронулась до грудки голубя, и податливая птица блаженно закурлыкала. Пальцы осторожно поглаживали гладкие, будто шёлковые пёрышки. Голубь расслабился, нахохлившись, присел на ветке и спокойно позволял коротко проходить кончиками пальцев по спинке и крылышкам.

Но тут воздух дрогнул. Дрогнули железные прутья клетки, лязгнули соединения и жерди — и птица, испуганно вскрикнув, улетела.

Хелена посмотрела на Одина через плечо и улыбнулась.

— Представляю, как вы перемещались по всему замку, чтобы найти меня.

— Не так много мест, где ты можешь быть.

Хелена закатила глаза и скрестила руки на груди. Он всё портил и, наверно, даже не понимал этого.

— Ты довольна? — спросил Один, подходя ближе.

Она посмотрела на него исподлобья и ответила нехотя, со вздохом.

— Скорее да. Спасибо.

— Скорее? Тебя что-то беспокоит?

Хелена ответила не сразу: отошла от клетки и села на скамью у небольшого мраморного фонтанчика. Каменные рыбы с переливающейся чешуёй выпускали изо ртов тонкие струйки воды.

— На неё, — тихо начала Хелена, — страшно смотреть. Она вроде бы ведёт себя как обычно, а у меня… — она запнулась и нервно переплела пальцы. — А у меня внутри всё холодеет. Я просто… Мне кажется…

Говорить больше она не смогла. Свет стал слишком ярким, цвета запестрели так, что хотелось зажмуриться. И сбежать.

Но тут на лицо легла тень.

— Что ты видишь? — осторожно и тихо, будто их могли подслушать, поинтересовался Один. — Тени, сущности?

— Что? — Хелена подняла на него взгляд. Он возвышался над ней, стоя против солнца. Свет разлился по его волосам, зажигая их ярким пламенем, но лицо оставалось в тени. — Откуда вы?..

Его губы дрогнули в ухмылке.

— Я много про тебя знаю. Меня интересует далеко не один Ариес Роуэл, Хелена. Так что это? Страх смерти? Чувство вины?

— Это…

Хелена выдохнула едва слышно, глядя на беспокойную воду фонтана, и снова в ней чудились отблески глаз чудищ, которые преследовали её по ночам, в темноте, в чужих лицах. Их кривые отражения складывались из теней, бликов — и тут же расплывались.

Задрожали руки. В груди скрутился огромный тяжёлый узел. Она зажмурилась — и вскочила. Ничего не говоря, развернулась и пошла прочь.

— Сущности не приходят просто так, Хелена! — крикнул вслед Один. — Пойми, откуда они, и тебе же станет проще!

Хелена сжала кулаки и на секунду захотела обернуться, что-то сказать — но даже не остановилась.

Один больше не появлялся, но слова его остались. Плотно засели в голове и крутились, крутились. Хелена вспоминала о них каждый раз, заглядывая к матери в гостиную, будто невзначай проходя мимо раскрытых дверей.

С обеда и до вечера дамы развлекали её величество. Они хотели выйти в сад, но передумали и ограничились балконом, на который вынесли дополнительные скамейки. Медленно летали подносы, слуги по первому же капризу обновляли чай, приносили новые фрукты и закуски, а вечером все хвалили капустный пирог.

Гостиную заливало ползущее к горизонту солнце, и несколько раз слышались восхищённые вздохи: «Какая красота! Замок будто светится». Хелена, ловя эти восторги, с удовольствием улыбалась. Она сидела на обитом мягком подоконнике в конце коридора; окно выходило туда же, куда и балкон, и можно было видеть гуляющих по нему людей. И, конечно, весь замок. Его белоснежные стены на самом деле светились, впитывая свет — и тут же отдавая его.

Хелене хотелось чувствовать тепло и энергию, что вбирали они от солнца. Хотелось понимать всё, что происходит внутри, и снаружи, и в самом сердце замка. Она читала, что любой правитель воспринимает свою крепость иначе. Та подпитывает его, у них особая связь… Отец должен был это чувствовать.

Хелена скользнула пальцами по стеклу, оставляя горячий след, и вдруг посмотрела прямо на солнце. Глаза обожгло, но она не смогла отвести взгляд. И чем дольше смотрела, тем темнее становилось небо вокруг огромного сияющего шара. И то была не настоящая тьма, не естественная…

Жуткую иллюзию разрушил звук шагов. Хелена вздрогнула, моргнула — перед глазами плясали белые пятна — и, хватая ртом воздух, обернулась ровно за секунду до того, как кто-то скрылся в гостиной, где сидела мадам Арт. Прошипев что-то нечленораздельное, Хелена поспешила к дверям, чтобы увидеть, как сэр Рейверн уже здоровался с дамами и извинялся, что не вышел раньше: он работал и не знал, что в замке гости. Ему отчего-то решили не сообщать.

— А мы думали, что приглашения от вас! — переглянулись женщины; у всех на лицах появились удивлённые выражения — теперь им нужно было обсудить другие кандидатуры тех, кто мог их пригласить.

Сэр Рейверн удивился не меньше — а потом заметил Хелену.

— Ваше высочество, — подошёл он к ней, всё время косясь на подруг королевы, которые вместе с той уже обсуждали, от кого же могли прийти письма, — а не знаете ли вы случайно, чьей идей было сие торжество?

Хелена пожала плечами, а он смерил её осуждающим взглядом, всё понимая. Сэр Рейверн недолго молча простоял рядом с Хеленой в дверях, а потом решительно направился к компании. На его лице появилась сдержанная, но приятная улыбка. Он извинился, что вмешивается в разговор, но всё же ему хотелось увериться, что день прошёл хорошо. Сначала он спрашивал о каких-то мелочах: понравилась ли еда, расторопны ли были слуги, чем они занимались, пробовали ли чай, привезённый с островов. «Очень экзотический вкус, неправда ли?»

А потом, с очевидным намёком, поинтересовался их самочувствием и планами на вечер.

— Нам, вероятно, пора, — сказала леди Кейз, жена генерала армии Санаркса, вставая с места. Она осмотрела остальных, и те, с сожалением улыбаясь, закивали.

Хелена закатила глаза.

— Очень жаль, что вы уезжаете, — говорил сэр Рейверн, стоя у дверей и провожая стайкой выходящих дам. — Надеюсь, вы хорошо провели время.

Дамы одобрительно закивали, наперебой щебеча о том, насколько были рады приехать и какая это большая честь для них. Они рассыпались в комплиментах и пожеланиях здоровья, а мадам Арт не переставала покровительственно улыбаться всем и с радостью принимать их слова.

Когда они отошли подальше, увлеченные беседой, Хелена тихо, но с язвой поинтересовалась:

— Если бы вы вышли раньше, они бы по странному стечению обстоятельств тоже уехали бы раньше?

— Вероятно, ваше высочество, — не стал лукавить сэр Рейверн, строго глядя на Хелену. — Лучше о таких планах меня предупреждать.

— Если бы я предупредила, ничего бы не состоялось. Вы были бы против.

— Поэтому вы решили разослать приглашения за моей спиной.

— Их рассылала не я. Это было бы слишком очевидно. Думаю, некоторые из маминых подруг — да и она сама — знают мой почерк.

Сэр Рейверн с усталым вздохом покачал головой.

— Один зря вам потакает. Хотя я не удивлён, что он это делает.

— Сэр Один, в отличие от вас, понимает, что её величеству нужны не только сиделки и опекуны. Мама любит, когда ей уделяют внимание, когда она — в центре, а вы держите её в одиночестве и с теми, с кем ей не о чем разговаривать. О небо, она пыталась говорить со мной! Вы понимаете, что это значит? — Хелена выгнула бровь. — Не вижу ничего плохого в том, чтобы дать ей немного порадоваться. Вы ведь сами говорите, что ситуация… опасная.

— Да, опасная, — согласился сэр Рейверн и, будто невзначай, поинтересовался: — Не знаете ли вы, миледи, принимала ли её величество лекарства?

Внутри будто что-то оборвалось. Хелена посмотрела в спину матери и, сглотнув, ответила:

— Не знаю. Меня там не было.

— Я так и думал, — тихо отозвался сэр Рейверн и, казалось, побледнел. Спала маска деланого безразличия и спокойствия: брови свелись над переносицей, создавая глубокую складку морщины, губы превратились в тонкую линию. — И именно поэтому я должен был знать.

— Моя мать — взрослая самостоятельная женщина!

Звучало как оправдание. Жалко и неубедительно.

— Именно поэтому она самостоятельно отказывается принимать лекарства.

Хелена смотрела в пол.

— Что может случиться от одного раза? Утром она должна была выпить то, что нужно. Служанка была с ней, когда мы с Одином пришли. Даже если она не приняла лекарства в обед, ещё не поздно выпить вечернюю норму. Мир не разрушится от одного раза.

Последние слова она произнесла совсем тихо, чувствуя странную дрожь в теле и не веря себе. Перед глазами снова мелькнуло слепящее солнце на черном небесном полотне.

Наверно, она действительно ошиблась.

— Будем надеяться, — сказал сэр Рейверн и скрестил руки за спиной. — Врач сделал неутешительный прогноз.

Хелена коротко кивнула.

Они следовали за мадам Арт и её свитой до главной лестницы, на широкой площадке которой в закатных лучах светился витраж с гербом Санаркса. Разноцветные блики играли по ковру. А хрустальная люстра горела, чуть ли не ярче самого солнца. На этой площадке её величество распрощалась с подругами. Те, тихонько переговариваясь, спустились вниз к своим пажам, лакеям и прочим провожатым, которые проводили их во двор, а через несколько минут одна за одной кареты выехали за ворота и исчезли.

— Вы зря так переживаете, — заявила мадам Арт, поворачиваясь к дочери и советнику, что ждали её наверху лестницы. — Мне намного лучше, чем вы думаете. Я буквально почувствовала себя живой сегодня! Только устала. Наверно, мне стоит пойти к себе.

Подрагивающими пальцами она взялась за перила. Сэр Рейверн сбежал к ней и предложил руку, но она не позволила.

— Я могу сама! — строго заметила она. — Вы слишком беспокоитесь, Элжерн.

Но он всё равно неотступно следовал за ней на одну ступеньку ниже, чтобы, если — упаси Небо! — что-то случится, поймать. Хелена с тревогой смотрела на это и, даже когда мадам Арт и сэр Рейверн прошли мимо неё, не двинулась с места, глядя им вслед.

Что-то было не так. Снова.

Тени наливались алым, и все блики и отсветы на коврах и перилах, в изгибах картинных рам светились слишком ярко и резко. Лица портретов покрывались черными глубокими морщинами.

Нервно поёжившись, Хелена поспешила за сэром Рейверном и мадам Арт — прочь от наваждений. Но те преследовали. Она смотрела по сторонам, не понимая, что происходит, почему алеют стены, которые никогда не были даже красноватыми; почему коридор кажется бесконечным, звуки становятся глуше, а движения даются труднее.

Сейчас что-то произойдёт.

Нервная дрожь усиливалась. Хелена остановилась, хмурясь, сжимая пальцы, а потом обернулась к окну — и мир вспыхнул перед глазами. Она зажмурилась, пошатнулась… И в последний момент схватилась за стену.

Все звуки растворились, воздух стал осязаемым. Тяжёлые веки едва разомкнулись, а всё вокруг плыло и раскачивалось. Крошечные детали казались огромными, а длинный коридор не хотел собираться воедино, раздробленный, мелькающий.

Синий камень на серьгах мадам Арт блеснул перед глазами, будто находился совсем близко. «У меня от вас болит голова, Элжерн. Я хочу прилечь». Слова — слабые, но строгие — прорывались как из иного пространства. Учтиво-тревожный голос сэра Рейверна, несмотря на все возражения, стоял на своём: «Я позову врача, миледи». — «Мне не нужен врач!»

Накрашенные ногти мадам Арт оказались около её виска. Подушечки пальцев нажали на кожу. От зажмуренных глаз расползлись морщины.

Хелене показалось, что она не может дышать.

— Врача, — бросил сэр Рейверн в сторону, наверно, ей, но Хелена не понимала. Ни что говорят, ни что надо делать.

Она могла только не моргая смотреть вперёд и видеть — обрывками, кадрами, — как её величество отмахивается дрожащей рукой, тянется к неестественно яркой, гигантской дверной ручке… Пальцы почти сжимаются на сияющем золоте…

И мир падает.

Громогласное «Врача!» разрезало настоящее. Фигуры — то ли реальные, то ли призрачные — сгрудились вокруг лежащей на полу женщины. Разум отделился, не желая признавать происходящее, не понимая, кто есть кто.

Всё смешалось. Пасы руками. Страшная какофония голосов. Стена, сначала обжегшая холодом, а потом растекшаяся под пальцами. Пол снова пошёл волнами.

Лицо сэра Рейверна мелькнуло вспышкой. Его глаза, сверкающие, как драгоценные камни, смотрели мимо, куда-то назад, с яростным отчаянием. Голос отдельно ото рта приказал: «Заберите её отсюда». Кого забрать, куда, зачем… Хелена не ничего не поняла. Только в какой-то момент её схватили за плечи и утянули в неизвестность.

И не было больше ни лиц, ни голосов, ни ужасающего закатного солнца. Остались дрожь и расплывающаяся незнакомая комната перед глазами. Пол наконец твёрдо лежал под ногами. Было трудно дышать, стоять, двигаться, но Хелена медленно неловко развернулась, подняла на Одина широко распахнутые глаза и прошептала:

— Я знала, что так будет. Я чувствовала её. Я знала… Я…

Она задыхалась, повторяя одни и те же слова. Раз за разом. Снова и снова.

А потом уткнулась лицом в грудь Одина, будто пыталась спрятаться от происходящего, и из глаз потекли бессильные слёзы.