Леди Арт

2

Всё — от полированной тумбы до столбиков кровати — было покрыто рубцами от ножа. Анна методично выводила тонкие полосы, обнажающие белое дерево за янтарной поверхностью мебели. Ей было всё равно, насколько злы будут владельцы отеля и как дорого обойдётся ремонт. Платить будет не она, а Филиппу стоило думать, что он делает и с кем связывается.

Просторная комната отеля в самом центре Ориона, столицы Пироса, кажется, превосходила размером весь её дом на севере. Эдакая просторная золотая клетка, в которой блестит и лоснится всё — от светлых обоев с вычурными завитушками до последней короткой ворсинки на таком же светлом ковре. Когда Анна впервые очутилась в этой комнате, ей показалось, что это Филипп так изощрённо над ней издевается, но тот, поражённо осмотрев убранство, сжал губы, мотнул головой и, не глядя на Анну, сказал: «Это выбирал не я». Она закатила глаза: кто бы номер ни выбирал, он точно не представлял, для кого это делает.

Не представлял этот человек и на что обрекает тоненькую светловолосую девушку с милейшей натянутой улыбкой, лисьим личиком и железным терпением. Её звали Альен, и она провела в высшем обществе полжизни: её учили быть компаньонкой леди, фрейлиной. Когда ей представилась возможность стать помощницей для невесты принца, Альен была на седьмом небе от счастья. Но, увидев кожаную куртку и поношенные ботинки новой «госпожи», она едва не лишилась дара речи. Это было совсем не тем, чего она ждала.

Всё стало хуже, когда Альен поняла, что Анна отыгрывается на ней за своё некомфортное положение. Она с упоением рассказывала про охоту и убийства и следила за тем, как искажается лицо служанки. Сначала непонимание. Затем — испуг. Отвращение. В итоге Альен подрывалась и, изо всех сил стараясь быть вежливой, просила позволить ей уйти.

«Да пожалуйста», — посмеивалась Анна, и Альен уходила, чтобы потом долго обиженно причитать, как жестока порой с ней бывает судьба. А ведь ей ещё предстояло научить Анну основам этикета! К счастью обеих, долго эти «уроки» не длились и проходили чаще всего по одной схеме. Альен приходила, показывала или рассказывала что-то важное, что не хотело укладываться у Анны в голове, раздражалась, обижалась на неуместные шутки, и не менее раздражённая Анна прогоняла её с глаз долой.

В остальное время они не виделись. Анна служанку не звала, и та приходила пару раз в день, приносила еду, одежду и интересовалась — исключительно из вежливости — не нужно ли госпоже что-нибудь. Помочь расчесать волосы? Набрать ванну? На быстром «нет» их разговоры обычно заканчивались, но сегодняшний день был особенным: Анну должны были представить Керреллам.

Анна ждала этого с замиранием сердца, молясь о том, чтобы всё прошло гладко. Впервые сказанное месяц назад «да» показало себя во всей красе, зависнув над ней как пугающая неизбежность, и она должна была вот-вот обрушиться.

Анна сидела на подоконнике и острым лезвием ножа Орела оставляла зарубы на оконной раме. Она делала это бездумно, глядя на улицу, где богатые кареты без лошадей стучали колёсами по каменной мостовой. Люди мелькали под окнами, не замечая скользящего по ним тяжёлого взгляда. Лишь один вдруг остановился на другой стороне дороги, посмотрел по сторонам и случайно встретился с Анной взглядом. Его губы изогнулись в улыбку, и он поднял руку в знак приветствия. Анна раздражённо отвернулась и размашисто резанула ножом по откосу.

Она никого сейчас не хотела видеть, даже каких-то прохожих. И особенно не хотела она видеть Альен! Та суетилась вокруг с раннего утра. Заставила Анну вымыться, обработала её длинные волнистые волосы цветочными маслами, едва не выпрямив их; выщипала ей брови, выкрасила ногти фиалковым лаком, и сделала бы чёрт знает что ещё! Сколько же хитрости и изобретательности понадобилось Анне, чтобы наконец выпроводить Альен! Теперь дверь загораживал тяжёлый комод…

Анна снова бросила в окно хмурый взгляд, совсем вовремя, чтобы увидеть, как у крыльца отеля остановилась карета. Два стражника встали по обе стороны от неё, не давая случайным прохожим приблизиться. Из кареты вышел Филипп и, коротко поприветствовав управляющего, взбежал по ступенькам.

С обречённым вздохом Анна прикрыла глаза и взмахом руки отодвинула от двери комод. Он прогремел по полу, словно хотел призвать всех постояльцев, а не только ту, что дождаться не могла, когда её наконец пустят.

Раз. Два. Три.

Дверь комнаты распахнулась, и в неё влетела перепуганная Альен.

— Наконец-то! Вы вообще понимаете, что сделали? — срывающимся голосом выкрикнула она. — Вы же совсем не готовы!.. Ну что вы сидите! У нас максимум пара минут, чтобы…

Дверь открылась во второй раз, и Альен охнула. Лицо её сделалось виноватым, и с неподдельным испугом она повернулась.

— Ваше высочество… — пролепетала она, склоняясь перед Филиппом.

Тот взглянул на Альен иронично и с некоторым сочувствем.

— Это ты её так запугала? — спросил он у Анны.

Она удивлённо подняла брови и слезла с подоконника, пряча нож под подушку, хотя Филипп уже заметил и его, и множество рубцов на мебели.

— Вроде бы я ей даже не угрожала, хотя она та ещё заноза.

Филипп улыбнулся. Альен, округлив глаза, уставилась в пол, не смея ничего сказать. А Анна вдруг взглянула на руки Филиппа… Он держал свёрток фиолетовой упаковочной бумаги, перевязанный серебристой ленточкой, и сердце Анны рухнуло.

— Что это? — Её голос стал похож на шипение, плечи напряглись.

Свёрток, сверкающий и тугой, походил на энергобомбу. Дёрнешь за ленточку — и взорвётся.

— Платье, — пожал плечами Филипп и кивнул на всё ещё стоящую на месте служанку. — Она поможет тебе с ним разобраться.

Альен встрепенулась, поспешила забрать свёрток из рук Филиппа и осторожно положила его на тахту в изножье кровати. Анна покачала головой, глядя на переливающуюся перламутром бумагу, а потом перевела взгляд на Филиппа.

— Это всё так обязательно? — вздохнула она.

Он улыбнулся ей виновато и попросил Альен выйти, а потом подошёл к Анне. Она положила руки ему на плечи.

— Почему мы не можем оставить всё так, как есть? То, чего ты хочешь, неестественно.

С момента, как Анна согласилась, между ними словно выросла стена. Выросла прямо на месте пропасти, разделявшей их раньше, и сделала напряжение ещё сильнее. Казалось, стоит ей рухнуть — и она погребёт их под обломками, и ничего никогда не будет спокойно и правильно.

— Мы уже обо всём договорились, — настойчиво сказал Филипп, хмурясь. — И мы не можем больше тянуть. Нас ждут сегодня.

Он провёл рукой по длинным спутанным волосам Анны. Розовые пряди выделялись, яркие, как молнии. Они должны были выглядеть вызывающе в любой причёске, и Филиппу было интересно, как служанка с ними справится и как потом отреагируют его родители и брат.

— Но у нас ведь есть минут десять? — вдруг спросила Анна и сжала плечо Филиппа сильнее.

Они недолго смотрели друг другу в глаза, а потом Филипп усмехнулся.

— Для тебя — сколько угодно.

— Я буду ждать тебя внизу через полчаса, — сказал Филипп, поправляя рубашку перед зеркалом, накинул плащ и обернулся на прощание.

— Иди уже! — воскликнула Анна, прижимая к себе одеяло. — Милейшая девушка заждалась! Кто знает, сколько ей теперь потребуется, чтобы привести меня в подобающий вид.

Она весело дёрнула плечами, и Филипп, с коротким смешком тряхнув головой, ушёл. Не успела дверь за ним закрыться, как в комнату влетела Альен, посмотрела на довольную Анну и тут же отвернулась, зардевшись.

— Не завидуй, — бросила Анна, сползая на край кровати. Босые ноги коснулись ковра. — Ты не знаешь, насколько на самом деле всё это не весело.

— Уверена, что знать и не хочу! — с обидой сказала Альен. — А теперь дайте мне вам помочь одеться и сделать причёску! Вы ещё не открыли платье?

Она подняла упавший на пол свёрток, любовно провела по помявшейся упаковке, слушая хруст бумаги. Карие глаза её заинтересованно засветились, язычок быстро, едва заметно скользнул по губам. Казалось, что она забывает дышать. Трясущимися руками Альен передала свёрток Анне, глядя той в лицо с нетерпением.

— Откройте!

Анна осторожно приняла его и положила на колени, мысленно повторяя, что он не взорвётся, стоит дёрнуть за ленту. Слишком уж он походил на взрывчатые капсулы. Даже перевязан был так же, разве что не железный.

Прижимая к груди руки, Альен во все глаза смотрела на то, как Анна в нерешительности развязала тонкую серебристую ленточку. Бумага развернулась сама собой, и они обе ахнули: Анна от удивления, Альен — от восторга. Внутри лежало платье из фиолетовой клетчатой ткани, лёгкое, с резными рукавами, похожими на взъерошенные перья хищных птиц, и с прозрачными тёмно-фиолетовыми лентами. Анна машинально коснулась шрамов под глазом. Татуировка была едва заметна, но любой знающий человек легко бы её разглядел. Платье словно было вдохновлено её острыми контурами, и это казалось… милым. Анна даже улыбнулась и прошлась пальцами по тонкой, слегка шершавой ткани.

Альен вздохнула и взяла со столика трюмо щётку для волос.

— Ну что ж, думаю, тут не нужно никаких сложных причёсок. Просто что-то милое, симпатичное, может… — она почесала нос, — даже не прячущее эти розовые волосы. Хотя вряд ли их величествам они понравятся.

— Не делай вид, что тебе есть дело, понравлюсь я или нет! — усмехнулась Анна и послушно села перед служанкой на пуф у трюмо, откидывая волосы назад.

— Да я как будто за вас беспокоюсь! — воскликнула Альен, едва не плача. — Если вы будете плохо себя вести, или выглядеть, или будете чем-то недовольны… — Она нервно выдохнула, боясь представить, что с ней будет, а потом проговорила злым шепотом: — Меня не для того учили быть компаньонкой, чтобы служить какой-то девице из деревни…

Анна дёрнулась, крутанулась и пронзила Альен таким взглядом, что та в ужасе отшатнулась и зажала рот рукой, выронив расчёску. В комнате будто стало темнее, и ярко-алые молнии заблестели вокруг, извиваясь и шипя.

— Простите, — выдавила Альен. — Я… просто… Я знаю, что это ужасно невежливо, я не должна была…

Анна окинула служанку злым взглядом и снова отвернулась к зеркалу. Опасный ореол медленно потух, оставив в воздухе лишь едва уловимый запах жжёного металла.

— Я бы запустила в тебя молнией, — сказала Анна, — но боюсь, что не справлюсь со всеми этими лентами. Работай и молчи.

Альен выдохнула, подняла расчёску и подрагивающими руками принялась расчёсывать длинные волосы Анны, осторожно разделять их и сплетать в хитрые тонкие косички. Розовые пряди стали похожими на ленты.

Анна следила за всем в зеркале и видела в нём будто не себя. Причёска была намеренно небрежной, но слишком умно сделанной, чтобы обмануться: ей, девице из деревни, в жизнь такое самой не сплести.

Все её видели именно такой: озлобленной девицей из деревни, в мужских шмотках и со шрамом на лице. В ней не было лёгкости, женственности и грации, какие были у той же Альен, и никакое платье, даже самое прекрасное, не смогло бы это исправить.

Анна прикрыла глаза. Если даже её служанка (докатились… у неё есть служанка…) выглядит больше леди, чем она, невеста принца, как на неё будут смотреть те, кто провёл в высшем обществе, среди элегантности и красоты, всю жизнь? Что будет, когда она столкнётся с теми, кто считает подобных ей сбродом? Они с мальчиками часто работали на таких людей, у Хога удивительным образом получалось с ними договариваться, а потом смеяться за их спиной и тихо ненавидеть. Сейчас Анне даже посмеяться было бы не с кем…

Полчаса истекали быстро. Анна и Альен постоянно поглядывали на часы: когда оставалось пять минут, им всё ещё нужно было завязать все шнурки и ленты, закрепить все крючки. И с каким же облегчением они выдохнули, когда всё было готово. Анна придирчиво оглядывала себя в зеркале, пытаясь понять, нравится ли ей девушка в отражении. Это точно была не она, но, пожалуй, лучший образ, сочетавший в себе дикость, необузданность и изящность современной моды, придумать было бы сложно.

Анна ещё раз повертелась, помахала подолом, сделала пару шагов, привыкая к тому, как три слоя юбок обволакивают ноги. Платья… Она не помнила, когда в последний раз надевала их!

— Нам пора! — воскликнула Альен, и Анна дёрнулась, когда тонкие цепкие пальчики сомкнулись чуть выше локтя. — Пойдёмте же.

Альен потащила её к двери, но Анна вырвалась и отступила.

— Филипп никого не убьёт, если я опоздаю, — сказала она, понизив голос. — Иди. Мне нужно кое-что забрать…

— Нож? — Альен в ужасе посмотрела на подоконник.

— Не твоё дело.

Взгляд Анны стал опасным. Альен вздохнула, молясь про себя, чтобы Анна ничего не испортила, и нехотя вышла, постоянно оборачиваясь. Лишь когда щёлкнул замок, Анна подошла к кровати, воровато оглянулась и опустилась на ковёр. Пошарила рукой между дном и матрасом и ловко выхватила свёрток из нескольких старых платков. Анна вытащила его и с сожалением сжала, приваливаясь плечом к кровати. Когда она забирала этот свёрток из дома, Орел пришёл в ярость.

— Ты не имеешь права его забирать! — выкрикнул он, загораживая проход из захламлённой кладовой.

— Правда? Смотри! — Анна махнула свёртком у лица брата. — Я это сделала. А теперь отойди, Орел, я не хочу применять против тебя силу. — Яркие молнии засверкали вокруг свободной руки.

Орел не двигался пару секунд, а потом нехотя отошёл и привалился к косяку. Анна вышла, слыша вслед злой крик: «Я тебя ненавижу! Если мы встретимся, я убью и тебя, и его, и всех, кто будет рядом!»

— Не сможешь, братец, — сказала Анна, чувствуя, как внутри что-то болезненно обрывается.

Она хотела сохранить отношения с братом, но не могла ничего ему объяснить. Точно не сейчас, когда она сама была настолько не уверена в своём положении, что готовилась в крайнем случае заключать сделку с королём. То, что было завёрнуто в светлую тряпицу, должно было стать гарантом сохранения жизни и ей, и Орелу, и всем, кто ей дорог. Единственный козырь на случай непредвиденных ситуаций.

Быть может, Орел поймёт позже.

Анна ещё раз тяжело вздохнула и поднялась с пола. Филипп, наверно, её заждался.

Когда Анна вышла, Альен бросила на неё взгляд, полный молчаливого негодования, и полдороги расправляла госпоже помявшуюся юбку. Она хотела высказать столько об отношении к её работе, к дорогим нарядам и королевским подаркам, но держала язык за зубами. Она не сомневалась, что неосторожное слово — и вспышка молнии станет последним, что она увидит в жизни.

Холл столичного отеля сверкал, как должны были сверкать дворцы. Люстру под высоким потолком украшали крошечные магические шары, горящие, как сотни свечей. Полы покрывали красные ковровые дорожки, и в них тонул стук каблуков высоких шнурованных сапог. Анна оглядывалась по сторонам, думая, что в этот раз по крайней мере её вид соответствует обстановке. Она не выходила в коридор с момента, как Филипп привёз её в отель около двух недель назад. В тот раз она мысленно пыталась высчитать стоимость украшений на стенах и потолке.

Сейчас Анна считала шаги. Спускаясь в холл, опустевший явно не по желанию обеспеченных постояльцев, она уже видела затылок Филиппа. Он скучающе развалился в кресле, подпёр щёку кулаком и что-то читал на светящемся экране синерниста. Рядом стоял охранник, окидывающий холл взглядом светящихся глаз, пронизывающих всё рентгеном. Внешне он никак не отреагировал на Анну, но Филипп вдруг вздрогнул, обернулся и медленно поднялся.

— Я знал, что оно будет выглядеть прекрасно, — произнёс он, восхищённо оглядывая Анну.

Та сморщила нос, пряча довольную улыбку.

— Когда я смогу его снять?

Филипп покачал головой и подал ей тёплый плащ, тоже новый, твидовый, с крупными золотистыми пуговицами.

— После встречи с моими родителями — в любое время. А пока — улыбнись. Ты выглядишь прекрасно, и никто, кто не знает тебя, в жизнь не подумает, что ты не из высшего света.

Анна выдавила нарочито широкую улыбку, больше походящую на оскал, и мотнула головой. Даже если на первый взгляд кому-то и могло показаться, что она из «лучшего мира», то стоит присмотреться — и иллюзия пройдёт. Она старалась держать спину прямо, а голову высоко, как учила Альен, но её руки тянулись к волосам, плечи расслаблялись, и она постоянно хотела одёрнуть путающуюся между ног юбку.

Филипп внимания на это не обращал, просто держал её за руку, пока они сбегали вниз по ступеням к раскрытым дверям кареты, и лицо его было спокойно-счастливым. Анне от этого стало немного неловко.

Они сели в карету друг напротив друга. Анна тут же отвернулась к окну и молча смотрела на мелькающих перед каретой людей. Длинные светлые улицы сменяли друг друга, пока они ехали ко дворцу. Они могли бы переместиться, но поездка очевидно давала время подготовиться, успокоиться и смириться. Только отчего-то выходило наоборот: чем ближе они подъезжали, тем сильнее нарастала тревога. Анна крутила пряди, ёрзала и дёргала плечами. Ей хотелось сбежать, переместиться прямо из кареты и никогда не оглядываться.

С каждой секундой она глубже и глубже заходила на вражескую территорию, выхода с которой не существовало. Она будто добровольно сдавалась в плен, и это сравнение ей не нравилось.

— Чего ты так боишься? — спросил Филипп, хмурясь.

Анна прикусила губу и полушёпотом произнесла:

— Я не боюсь. Всего лишь подумала, что никогда не стану частью твоего общества.

— Ты уже часть моего общества! Намного более важная и естественная, чем большинство из тех, о ком ты так переживаешь. Почему тебя это так беспокоит? Светские люди далеко не идеально праведные!

Анна резко повернулась к нему. Лицо её стало совершенно серьёзным, взгляд — холодным, и когда она заговорила, в голосе зазвенел металл.

— Да, но едва ли кого-то из них хотели судить за военное преступление.

Филипп откинулся на спинку сидения и покачал головой, приложив руку ко лбу.

— Так вот что тебя волнует! Анна, мой отец оправдал тебя. Никто не посмеет тебя тронуть.

Он хотел её успокоить. Хотел, чтобы она не забивала себе голову ерундой. Но Анна упрямо скрестила руки на груди и поджала губы.

— Это пока я с тобой. Стоит нам разойтись, я тут же окажусь в тюрьме и твой папочка с радостью припомнит всё, что якобы оправдал сейчас.

— Мы можем не расходиться, — пожал плечами Филипп.

Анна ничего не ответила и опять уставилась на приближающийся замок. Они подъезжали к высоким железным воротам, на которых блестели два золотых дракона. Они держали створки когтистыми лапами и распахнули их перед подъезжающей каретой. Ворота закрылись с глухим стуком, и Анна хмыкнула: клетка захлопнулась.

Карета остановилась перед широкой лестницей, ведущей к трём фигурам, ждущим прибывших. Лакей раскрыл дверь, и первой реакцией Анны было забиться в угол и никогда не выходить. Но вышел Филипп, — волосы его тут же растрепал ветер, — бросил короткий взгляд наверх и повернулся к Анне, протягивая ей руку. Выражение его лица было настолько уверенным, что Анна не смогла позволить себе выглядеть слабой дальше. Она могла бы уничтожить весь этот замок, если бы пожелала, какой смысл был бояться трёх человек?

И она вышла со спокойным лицом, сжала ладонь Филиппа и даже улыбнулась ему. Но тревога нарастала с каждым шагом, и взгляд её стал выдавать, что она готова защищаться или нападать. Анна вцепилась в руку Филиппа сильнее, но он будто не заметил, и она повернулась к нему. Напряжение застыло у него на лице, он не сводил глаз с лестницы, и было видно, как он изо всех сил сжимает зубы.

— Что такое? — прошептала Анна, и Филипп, прикрыв глаза, покачал головой.

— Его там нет. Он не пришёл.

Анна хотела переспросить, о ком он, но осознание пришло быстро, и она лишь беззвучно выдохнула. Ей стало легче. Встречаться с Элиадом Керреллом она не хотела совсем. Но встретиться с мадам Керрелл, братом Филиппа Эдвардом и каким-то тощим стариком, стоящим поодаль, пришлось.

Они остановились друг напротив друга. Двое на двое. Анна присела в реверансе перед королевой, чувствуя, как неловкость движений умножается в несколько раз. Филипп поцеловал матери руку, с братом они обменялись рукопожатиями. Эдварду Анна натянуто улыбнулась. Мальчик, младше Филиппа, с чертами помягче, со светло-медными волосами и с такими же зелёными глазами, как у брата, смотрел на неё с недоверием, и его ответная улыбка была такой же неискренней, как и у самой Анны. Он старательно давил из себя гостеприимное дружелюбие, которое должно было исчезнуть, как только Филипп отвернётся.

Сам Филипп этого не замечал или делал вид, что не замечал. Его лицо оставалось уверенным.

— Мама, Эдвард, — сказал он, — это Анна Рейс, моя невеста.

Анна ещё раз поклонилась, но уже не так глубоко. Что делать, она не представляла. Наверно, стоило сказать что-то, сделать комплемент её величеству, какие-то советы Альен звенели на задворках сознания, но слова не хотели вспоминаться, парализованные и задавленные неуверенностью. И казалось, что остальные чувствовали то же самое.

— Что же мы тут стоим! — прерывая затянувшееся молчание воскликнула мадам Керрелл. — Это ведь дурной тон, стоять неловкое на лестнице.

Она повернулась к своему помощнику, и тот, коротко кивнув, прокашлялся.

— Прошу, следуйте за мной. В чайной комнате уже накрыто.

Анна хотела взять за руку Филиппа, но её перехватила мадам Керрелл и повела за собой вперёд, оставляя обоих сыновей позади.

— Значит, Анна — это ты, — чересчур восторженно улыбалась мадам Керрелл, поддерживая Анну за локоть, будто боялась, что та вырвется и убежит. Анне и правда хотелось. — Может, расскажешь что-нибудь о себе? Филипп не особо разговорчив…

— Вряд ли вам понравится то, что я могу рассказать, — усмехнулась Анна.

Она чувствовала себя ещё более неловко, чем могла бы. Всю жизнь она считала, что королевы — высокомерные, напыщенные, холодные женщины, смотрящие на ей подобных сверху вниз. И лучше бы мадам Керрелл оказалась одной из таких!

Но та была умнее сложившегося в голове образа. Она оценивала Анну, оглядывала пытливо и серьёзно и в то же время изображала заботу и участие, будто ей было важно подружиться с невесткой.

Лучше бы она, подобно его величеству, сразу отвергла возможность любых их отношений и вылила на Анну волну холодного презрения. По крайней мере это было бы честно.

— Официальная помолвка уже послезавтра, — напомнила мадам Керрелл. — Нужно выбрать тебе платье. Как раз и расскажешь мне что-нибудь.

Анна неловко улыбнулась, кивнула и обернулась на Филиппа, беззвучно произнося, насколько же она ему благодарна и как долго ему осталось жить.

Он усмехнулся и посмотрел на Эдварда.

— Где отец?

За улыбкой Филипп прятал клокочущий гнев.

Эдвард засунул руки в карманы, и красный расстёгнутый китель на нём затопорщился по бокам.

— Мама сказала, что он занят.

— Ну конечно! Сегодня…

— Я уверен, он бы вышел…

— Если бы она смогла его заставить.

— Фи-ил…

— Молчи, Эд. — Филипп затряс головой. — Просто ничего не говори, пожалуйста.

И, оставив брата разводить руками от бессилия, Филипп ускорил шаг и почти взлетел по лестнице. Одна деталь — и весь день, который казался ему по крайней мере хорошим, рухнул, с грохотом разлетелся и не оставил ему никаких светлых чувств. Только раздражение и желание что-нибудь разнести, лишь бы избавиться от убивающего жжения в груди.