Леди Арт

5

Грозы на Пиросе начинались рано — не успела отступить зима. Косые ночные ливни барабанили в окна, отмывали города, готовясь впустить в мир что-то новое, яркое и цветущее.

Оно было здесь, на пороге, готовое ворваться в жизнь ураганом. Ворваться вместе с белым платьем, рубинами в украшениях и переплетениями тонких линий на руке, прямо там, где синели вены.

Это должно было быть чем-то радостным и окрыляющим, но увы. Жизнь имела мало общего с романтическими представлениями о природе и церемониальной одежде. Гроза — это всего лишь гроза. А платье — всё ещё просто платье. Корсетное, усыпанное драгоценными камнями, сшитое из лучших тканей — но лишь платье. Которое, к тому же, больше никогда не наденут.

Слишком непрактично, думала Анна, глядя на него в зеркале. Её заставляли примерять его бессчётное количество раз, и порой Анна от злости и усталости мечтала скорее использовать его по назначению. Только бы забыть на следующее утро.

Но чем ближе подбирался роковой день, тем в большую апатию она впадала. Смотрела на горизонт и думала: а стоит ли это того? Смотрела на кольцо, что принадлежало то ли бабке, то ли прабабке Филиппа, и усмехалась: да её жизнь не стоила столько, сколько заточённый в золотую оправу рубин, вырезанный в форме полуоткрытого бутона розы.

Кольца — дань традициям, по которым жених обязан был подарить избраннице собственными руками выкованное кольцо. Если размер не подходил, свадьбу могли отменить даже в разгар церемонии.

Времена кованых колец прошли, свадьбы из-за таких глупостей не отменяли, да и сами обручальные кольца считались пережитком прошлого, но Анна не удивлялась тому, что Филиппу — или его матери? — такая традиция нравилась. Это ведь символ контроля. Кольцо, как звено цепи, привязывало к одному месту, к одному дому.

А ведь замок за несколько месяцев так и не стал Анне домом. Она была готова сбежать оттуда в любой момент.

Но не сбегала. Смотрела вдаль, думала о брате, а потом поворачивалась к Филиппу и понимала, что оставить его сейчас будет очень сложно. Почти невыносимо. Она достаточно насмотрелась на его хмурое лицо, чтобы любить моменты, когда он улыбался, а его глаза становились ярко-зелёными.

Он был таким только для неё. Только с ней.

Они не говорили о грядущем, но проводили вместе каждую его свободную минуту. Это были такие желанные и редкие передышки между его работой и её примерками. От скуки между Анна даже пыталась читать в малой библиотеке. Особого интересна книги не вызывали, но хоть как-то скрашивали скучные одинокие часы. Потому что, кроме Филиппа, никто не спешил с Анной общаться. Свита одаривала снисходительными ухмылочками и оценивающими взглядами. Родерт, помощник Филиппа, трусливо сжимался. Альен была всё так же осторожна и вежлива, но общества Анны опасалась и радовалась, когда её не вызывали. Даже брат Филиппа вёл себя настороженно, и Анна была уверена, что подарок на день рождения — который даже не она выбирала — он проверял, ожидая найти на нём опасные заклятия. Благо, Эдвард всё время проводил в Академии, и они друг другу на глаза не попадались.

Элиад Керрелл предпочитал Анну не замечать, они почти не пересекались, и она была благодарна Небу за это. Почему-то у неё постоянно сводило желудок от страха перед ним.

А вот Агнесс Керрелл постоянно находилась рядом. Она присутствовала на всех примерках свадебного платья, звала Анну на чай или на прогулку, и та не имела права отказаться. Когда пришло время составления списка гостей, мадам Керрелл, мило улыбаясь, спросила, не хочет ли Анна кого-то видеть. В её орехового цвета глазах плескался напряжённый интерес, который возникал каждый раз, когда она пыталась расспросить Анну о её прошлом, о семье.

— Мы приглашаем всех родственников, друзей, знакомых, важных для нашего сообщества людей, но ты так и не сказала, кого хочешь видеть. Может, всё же кого-то записать?

Стоящий рядом помощник королевы достал блокнот и приготовился записывать, но Анна покачала головой.

— Никого.

Мадам Керрелл поджала губы и, кажется, решила, что у Анны никого и нет, а та подавила грустный вздох. Она бы хотела видеть Орела, но тот бы скорее прыгнул в пасть разъярённого дракона, чем появился в замке. Он злился, не отвечал на письма и не позволял это делать Харону, который всё же изредка кидал короткие весточки о том, что они живы и им даже есть, что есть. От любых предложений помощи они отказывались, и в расстроенных чувствах Анна лишь надеялась, что потом Орел поймёт. Нужно просто… подождать.

Когда день свадьбы настал, Анна едва не впала в панику. Мир по ту сторону замковой стены засиял ещё ярче, словно крича, что это последний шанс. Но тонкие руки служанок увлекли за собой сначала к зеркалу, потом — на небольшой подиум между двумя высокими зеркалами, каждый изгиб узоров на раме которых Анна выучила наизусть за дни примерок. Ей нравилось, как она стала выглядеть. Не отличишь от настоящих принцесс! Только принцессы не думали о том, как бы не упасть в длинном платье и на неустойчивых каблуках. И вряд ли руки принцесс тряслись, когда священник из Совета Магии произносил древние заклинания, освящая брак. Анна с благоговейным ужасом следила, как тонкие светящиеся ленты энергий просочились сквозь её ладони и, сплетаясь с такими же, вылетевшими из рук Филиппа, рассыпались сверкающей пылью. Теперь от ложбинок между пальцами до запястий, уходили под кожу новые полосы. Как будто ей было мало татуировок…

Анна качнула головой, стряхивая заворожённость, и посмотрела на Филиппа. Его глаза светились от счастья. Он несмело улыбался, переводя взгляд то на её лицо, то на их сцепленные руки. Будто не верил, что это действительно случилось. И тоже Анна не смогла сдержать нежной улыбки.

Присутствовавшие на церемонии, что проходила в соборе неподалёку от дворца, казались такими приветливыми и искренне радующимися целых десять минут, пока они с Филиппом бежали через длинный проход между рядами, пока усаживались в карету, в которую были запряжены лошади, раскрашенные под драконов, пока кортеж пересекал площадь от ворот собора до ворот замка.

Но очарование длилось недолго.

Гостей на свадьбе было не так много, как представляла Анна, но ей всё равно казалось, что эти дамы с застывшими улыбками и их дочери-куклы только и ждут, когда она наконец ошибётся. Полные любопытства, они пялились исподтишка и отворачивались, стоило ей заметить. Она смотрела на улыбки, но стоило отвернуться, как «Примите мои сердечные поздравления!» обращалось в «Как ему могли позволить?» или «Я-то думала, это плохая шутка!». Они шептались про её платье, причёску (потому что, конечно, розовые волосы — это слишком для общества волшебников), про шрам; рассуждали почти без стеснения о том, как любая из них могла бы составить принцу Керреллу партию получше. И дети у них были бы краше, и их величества были бы больше довольны, и жена не должна быть сильнее мужа, и вообще…

От звона этих голосов Анна сбежала на балкон.

Юбка белого платья испачкалась о покрытый дождевой водой пол, ночной ветер обжигал кожу холодом, открытые плечи покрылись гусиной кожей, но вместо того, чтобы вернуться в зал к гостям или найти накидку, Анна стояла с бокалом вина — уже не первым за вечер — и смотрела, как гаснут огни Ориона за стенами замка.

Она не знала, как много времени провела в одиночестве, прежде чем послышались шаги.

— Вот ты где! — сказал Филипп. — Почему ты ушла?

Она хмуро взглянула на него.

— Там душно.

Филипп приобнял её и поцеловал в плечо.

— Я знаю. Но всё же, что именно тебя беспокоит в этой духоте?

— Всё то же, Фил… — Она провела пальцем по мрамору перил балкона. — Я говорила, что мне здесь не место. Люди это видят. И они с удовольствием расскажут это всем, кроме тебя.

Филипп хмыкнул.

— Не обращай на них внимания. Они не любят никого. Если бы я женился на девушке из света, все бы также несли чушь.

— Неправда. Было бы совершенно иначе!

Анна перехватила его руку и прильнула ближе, прижимаясь так близко, насколько могла. Их лица разделяла пара сантиметров, она чувствовала его дыхание и биение собственного сердца. Какая разница, было ли такое проявление чувств приличным? Какая разница, увидят ли их? Он её муж! Она может делать с ним всё, что захочет! И где захочет…

— Давай сбежим отсюда? — прошептала Анна Филиппу на ухо, обвивая шею. Тяжёлое дыхание обжигало кожу. Руки сжимали её талию. — Хотя бы просто в город! Какая разница, что скажет твоя мать? Что скажет отец или кто-то из этих людей? Мы уже всё сделали! Ты обещал мне…

Она отстранилась, чтобы видеть его лицо. На нём мелькнула тень сомнения, Филипп бросил короткий взгляд на сияющий огнями зал и медленно кивнул. Глаза его зажглись энтузиазмом, он сильнее сжал руку Анны.

— Напомните-ка, вы ведь умеете телепортироваться, леди Керрелл? — спросил Филипп, посмеиваясь.

— О, фу, какой ужас! — скривилась Анна, и в следующую секунду они исчезли с холодного балкона.

Белый, расшитый золотыми драконами камзол и свадебное платье были брошены в тёмной запертой спальне. Пока все веселились, а мадам Керрелл безуспешно пыталась отыскать сына среди гостей, Филипп и Анна тихо, как воры, сидели в тёмном кабинете, освещённом рассеянным светом одного-единственного магического шара и слабо горевшего изнутри глобуса. На нём, как настоящие, разливались моря, плыли крошечные корабли, бушевали леса.

Анне нравился кабинет: в нём было много карт! В том числе и та, что привлекала её взгляд больше прочих — карта Форкселли. У Пироса не было влияния на территориях второго материка, но Форкселли в последние годы стал очень важен для всех, и Филипп следил за новостями, за тем, с кем там сотрудничают другие страны.

— Куда ты хочешь? — спросил Филипп, разглядывая карту Мэтрика. — В Вальд? В наш лес?

— Нет. — Анна коротко мотнула головой.

Она не могла даже представить, как вернётся туда. Как бы ни хотелось ей встретиться с братом, полные обиды слова, что он убьёт всех, стоит им снова увидеться, всё ещё всплывали в памяти. Не было ни смысла, ни желания проверять их правдивость. И это заставляло Анну держаться от севера подальше.

Филипп понимающе кивнул.

— Тогда куда?

Анна пожала плечами и повернулась к большой настенной карте, скользя взглядом по Форкселли: по длинной рубленой береговой линии, по хребтам и летам рек… Давняя мечта, которая исполнилась на пару месяцев, а потом разбилась о быт. Как же она хотела туда вернуться!

— Второй материк? — задумчиво проговорил Филипп, и Анна закивала, облизывая губы.

— Я была здесь. — Она ткнула в Портланд, приморский город, считающийся центром подвластной Санарксу территории. — И здесь. — Обвела пальцем горы намного восточнее. — На самом деле, мы были и за ними, но чем дальше, тем хуже с языком. Они начинают мешать общий с местным, а дальше и вовсе говорят только на своих. К тому же за горами, ближе к центру, слабеет магия. Есть место, где её и вовсе нет, но соваться туда не стоит.

— Боюсь спрашивать, что ты там делала.

Анна повела плечами, неуютно морщась, и крутанулась к Филиппу.

— Ты ведь не согласишься поехать туда, верно?

Филипп покачал головой.

— Но мы всё ещё можем объехать весь Пирос.

— Ты отвратительно скучный, Керрелл! — сморщилась Анна. — Где у вас тут ещё приличные леса? Я хочу подстрелить кого-нибудь, представляя, что это ты!

Филипп прыснул.

— Скажи ещё, что и на лошадях будешь кататься!

— А почему нет? — Анна уперла руки в бока, подняла подбородок. — Ты думаешь, что я забыла твои уроки? В отличие от тебя, я делала успехи!

— Тебе ведь не нравилось?

— Всяко лучше, чем эти ваши светские балы! Как ты вообще умудряешься находиться в обществе этих людей, если они все — лицемеры?

— А я не нахожусь.

Филипп улыбнулся, изогнул бровь, подперев кулаком щёку, и весело с намёком посмотрел на Анну. Та непонимающе хмурилась пару секунд, а потом ахнула.

— Ну конечно! — воскликнула она, подходя к Филиппу. Он встал ей навстречу. — Это ведь гениально! Отправиться к огнедышащим тварям или на войну! Всяко лучше, чем находиться здесь! На поле боя никто не лицемерит. Ты им не нравишься, и они хотят убить? Так они убьют и глазом не моргнут. Даже если ты им нравишься, они тебя убьют. Это их работа.

Голос её звенел от воодушевления, глаза горели сумасшедшим блеском. Она толкнула его обратно в кресло, устраиваясь между ног, прижалась к Филиппу, запуская пальцы в его волосы, проводя губами по краю уха. Ощущение тепла и близости, чего-то знакомого и — будто впервые за ночь — искреннего. Его губы на шее, на плечах, ключицах, ниже… Руки, стягивающие одежду… И шёпот «ненавижу тебя», тонущий в понимающем снисходительном смехе, шумном дыхании и срывающихся с губ приглушённых стонах.

Они уехали на следующий же день. Сбежали, никому ничего не сказав, но никто и не удивился. Пошли редкие шепотки о том, что старший принц Керрелл, похоже, себе на уме или это на него так влияет новоиспечённая жена, но второй праздничный день отсутствие виновников торжества отметить не помешало.

А на третий гости стали разъезжаться. Эдвард тоскливо наблюдал за этим из окна. Скоро и ему придётся покинуть замок. Его вещи уже были собраны, но возвращаться в Академию Эдвард не хотел. Ему там было скучно. Все три года он так старался не давать повода сравнить себя с братом, — а Филипп всегда умудрялся получать отличные оценки по всем выбранным дисциплинам, — что не заметил, как учёба перестала интересовать его самого, превратившись в постоянное соревнование.

Восторги первых лет сменились утомительностью толстых книжек. Теория влетала в голову без проблем — без них и вылетала, стоило покинуть аудиторию. Тренировки стали казаться повторением одних и тех же приёмов, и, как бы рукоять огненного меча ни грела ладонь, Эдвард чувствовал — этого недостаточно. Ему даже не позволяли зажигать меч! А ведь каждый раз это производило такой фурор! Тогда Эдвард чувствовал единение со стихией, с реликвией. Но это называли нечестным преимуществом, и на учебных тренировках строго запрещали.

Единственное, что по-прежнему радовало в Академии, — её расположение. Мидланд был центром развлечений, сердцем веселья и раздольной жизни для тех, кто мог её себе позволить. Каждые выходные где-нибудь проводили пышные праздничные вечера, приглашения на которые получить было проще простого. Надо было только знать места и людей. А Джонатан, казалось, знал всё и всех!

Последнему Эдвард со вздохом и бросил вызов. Джонатан ответил не сразу, и Эдвард успел отчаяться, но заспанное лицо друга наконец появилось в снопе искр.

— Привет, Керрелл, — пробубнил он и зевнул. — Я рад, что ты хочешь меня видеть всегда, но неужели было сложно дождаться Академии?

— Не представляешь, насколько сложно! — воскликнул Эдвард. — У тебя ничего не планируется?

— Вечеринки? — Джон задумчиво поднял взгляд к потолку и потянулся. — Да нет. У Особого круга их точно не будет до лета, осенью… Я бы хотел, чтобы у меня было что-то осенью, потому что пока всё слишком неоднозначно. Отец буквально сошёл с ума, когда я сказал, что всё знаю и не хочу жениться на той девушке. — Джонатан закатил глаза, и Эдвард понимающе улыбнулся. — А другие… Да, вспомнил! — Он оживился, неосторожно сдвинул камеру, и на миг Эдвард заметил ещё чьи-то светлые волосы рядом с другом, но промолчал. Джон сделал вид, что всё в порядке, хотя на мгновение по его лицу скользнуло сконфуженное выражение, и продолжил: — Недели через две — я потом скажу точно — будет бал на Нефрите, и я надеюсь, у нас получится выбраться. Приглашения неожиданно ограничены, все хотят попасть туда, потому что там не будет никого, кто мог бы помешать развлекаться. Почти как Особый круг, но общество не такое закрытое. Так что это прекрасная возможность: новые знакомства и полная свобода действий!

— Отлично! — воскликнул Эдвард.

Настроение скакнуло на сто ступеней вверх, и, когда его позвали вниз, во двор, где ждала карета до Академии, Эдвард уже представлял, как через несколько недель поедет на бал. Тем более на Нефрит. Там Эдвард почти и не был. Помнил один визит с матерью несколько лет назад, когда они путешествовали по странам подальше от Пироса, чтобы не слышать о войне. Они тогда почти ничего и не видели. Театр, несколько музеев, площадь… Скука!

Оттого ещё заманчивее казалась возможность попасть на тот раут, а после остаться на пару дней на Нефрите и найти там какие-нибудь по-настоящему интересные места.