/19 октября 2029 года, Праведная Республика, г. Душанбе/
— Замер, — протянул я руку к Катрин.
В мою вену воткнулся анализатор.
— 0,00000001 мг/кг, повелитель, — сообщила немёртвая телохранительница.
— Всё, выдыхается, сучара, — заключил я и внутренне констатировал, что печень у меня полностью восстановилась.
Выдирать из себя внутренние органы — это то ещё занятие, болезненное, но зато концентрация отравы неуклонно снижается.
Вылезаю из ванны с цитринитасом и оттираюсь махровым полотенцем.
— Грейс, распорядись насчёт ужина, — приказал я, надевая банный халат. — Через час придут наши новые друзья.
Переодеваюсь в домашнее и иду в личное хранилище. Тут надо забрать кое-что, приготовленное для моих новых офицеров-ауксилариев. Забираю дары и иду в столовую.
Тут уже шуршат многочисленные немёртвые слуги, накрывающие на стол. Сырокопчёные колбасы, парное мясо, фрукты, овощи, салаты и напитки — всё, как заведено в лучших домах Душанбе…
Пришлось ждать, пока накроют, а затем пришлось ждать бывших ментов, которых, по прибытию их во дворец, придержал в холле мой дворецкий Вильгельм.
— Здравствуйте, дорогие мои, — приветствовал я Елизавету, Валентину и Давыда.
— И ты будь здоров… — ответила Машко.
— Он уже не может, — поправила её Валентина.
— Привет, — улыбнулся мне Давыд.
— Рассаживайтесь, — указал я на длинный стол. — Скоро прибудут высшие офицеры из живой ауксилии, но до этого я хотел бы поговорить с вами кое о чём.
Садимся за стол. Я — во главе, а бывшие менты — по правую руку от меня. Приходится придерживаться всего этого чинопочитания, с положением персон — для местных это важно и они даже делают из этого какие-то выводы.
— Итак, у меня есть для вас небольшие подарки, — произнёс я. — Захар, мой дорогой друг, откликнулся на мою просьбу и создал кое-что специально для вас. Да, может показаться, что я не доверяю вам, и это будет очень верное ощущение — эти штуки созданы в том числе и для слежения за вами. Держите.
Телекинетическим импульсом передаю по столу три хай-тек девайса.
— Что это? — спросила Валентина.
— Это портативный компьютер, намертво прикрепляющийся к руке, — начал я объяснять. — Так я всегда буду знать, где вы находитесь, а ещё непрерывно получать ваши жизненные показатели — считайте, что это моя гиперопека. Что-то вроде нереализованного родительского инстинкта, выплеснувшегося в такой извращённой форме.
— Ты же и так обложил нас контрактом, — напомнила мне Елизавета.
Есть такое, да. Контракты у меня с ними ничуть не мягче, чем с Кариной, потому что я этим ребятам не доверяю ни на грамм. С моей стороны для них тоже много материальных благ, которые суть — маловажная для меня хуйня, а также обещание, что я не буду поднимать их после смерти. Но они обязаны отработать в живой ауксилии, со всем прилежанием, не менее двадцати лет, прежде чем станут свободны съебаться, куда захотят.
— Этого преступно мало, чтобы я чувствовал себя в полной безопасности, — усмехнулся я. — А теперь к плюсам. Эти штуки подключены к геонету, глобальной сети, доступной в каждом уголке нашей планеты. Они — составная часть командной сети, которую мы будем тестировать в живой ауксилии. Вы — первые подопытные мартышки.
У Захара всё уже протестировано, техническая сторона вопросов не вызывает, но есть вопросы к самому слабому звену любой системы — к пользователям. С радиосвязью освоилась как Праведная Армия, так и живая ауксилия, но тут решение предполагает задействование всех и каждого — каждый солдат и ауксиларий будет подключён к единой системе с точным позиционированием на поле боя.
Взломать такие штуки очень тяжело, шифрование разрабатывал искусственный интеллект, а при прекращении поступления жизненных показателей устройство самоуничтожается. Никаких громких и ярких взрывов в стиле Хищника — просто вся электроника перегружается и сгорает.
Вроде несложная для Захара вещь, а зато позволяет отказаться от классических средств связи и превратить боевые подразделения в единый организм, который видит и слышит то, что видит и слышит каждая боевая единица. А ещё каждый командир всегда точно знает всё о текущем состоянии подчинённых бойцов — информация о раненых и убитых приходит мгновенно. Это концептуально иной уровень коммуникации — такого не было ни в одной армии Земли.
— Наверное, надо считать это большой честью? — поинтересовалась Валентина.
— Да, наверное, — пожал я плечами. — Уже познакомились с бойцами?
— Многих из них мы уже знаем, — ответил Давыд. — Всё-таки, доля адекватных в Ордене была очень высока. Это почти готовые ауксиларии, правда, учились служить они по несколько иному уставу.
— У вас есть неопределённо много времени, чтобы переучить их, — сказал я на это. — Чтобы вы понимали — я устроил всё это не для удовлетворения собственного эго. Та армия, что у меня есть, недостаточна. Мне нужно в тысячи раз больше.
— Протекторат? — спросила Машко.
— М-хм, — ответил я и закурил. — Эти твари даже не начали ещё. Они кинули малоценных для них минотавров, а я совершил критическую ошибку — ударил по ним со всей силы. Надо было действовать более тонко — показать только самый кончик хуя… Но сделанного уже не отменить, фарш обратно не провернуть — приходится мириться с тем, что имеем.
Протекторат, судя по его действиям, воспринял новые сведения максимально серьёзно. Классическая магия пасует перед корректируемыми бомбами и современными танками, поэтому им срочно нужны какие-то контрмеры. И только Смерть знает, какие…
А что, если?..
«НЕТ» — раздалось у меня в башке.
— Ах, блядь! — чуть не рухнул я с кресла.
— Что случилось? — обеспокоенно спросила Валентина.
— Да так, — выровнялся я на кресле. — Получил недвусмысленный сигнал от работодателя.
— Что это значит? — спросила Елизавета.
— Не хочу об этом говорить, — покачал я головой. — Итак. Мы можем опираться только на наши собственные силы.
Это может стать чем-то вроде стержневой идеи в идеологии «личхе». Товарищ Чхоль Ун Ду, также известный как «Чхоль Сурен», то есть «Железный Вождь», твёрдой рукой поведёт гордый народ Праведной Народно-Демократической Республики в смертельную битву против всего мира, то есть целой конгломерации миров!
— Из того, что я знаю, а знаю я не очень много, ведь ты держал меня всё это время в клетке, — начала Елизавета, — Протекторат заинтересовался этим миром и даже закинул пробный шар в виде армии минотавров. Ты раздолбал их в щепы, быстро и решительно, что заставило их взять стратегическую паузу — я правильно всё поняла?
— Ага, — кивнул я и с наслаждением затянулся.
Всё-таки, в статусе архилича есть существенные плюсы — чувства острее, еда вкуснее, а последствий злоупотреблений нет и не будет. Смертные, ставшие рабами своих желаний, довольно быстро огребают весь «сопутствующий ущерб», а мне ничего не грозит, ведь я уже давно и надёжно мёртв…
— Это значит, что ты ждёшь удара в любой момент, с любого направления, — пришла Машко к закономерному выводу. — Перекрыть доступ к миру тебе не под силу, ведь никто не знает даже приблизительных способов провернуть такое — на это способен только Трибунал, природа которого никому не известна. Это означает, что тебе остаётся только встречать врагов уже после их появления в этом мире. Но они могут высадиться в любом месте.
— Теперь вы понимаете, — произнёс я. — Мне нужно защитить то, что я построил. Любой ценой.
— Тогда начинай жестить, ведь ты не успеваешь, — произнесла Валентина.
— Да я, как бы, уже, — вздохнул я. — Пока мы тут сидим, отряд «Активижн» берёт вестготский Урхель, не принявший мой ультиматум.
— А что ты потребовал у них? — поинтересовалась Горенко.
— Да ерунду всякую, — махнул я рукой. — Сказал им, что если они не начнут реформы, касающиеся запрета рабства, увеселительных гладиаторских игр, упразднения феодальной системы, введения свободы совести и учреждения демократического режима власти, я приду и уничтожу их армию. Они просили передать мне, что это не останется без последствий. Сейчас танки сносят стены, а штурмовые группы уничтожают гарнизон.
— Больше мертвецов для армии мертвецов? — усмехнулся Давыд.
— Знаете, а вы ведь прямо-таки неплохо интегрировались в этот мир… — произнёс я задумчиво. — От других землян, которых я уже встречал, я ожидал бы услышать что-нибудь о слезинке ребёнка и всём в таком духе.
— Мы вынуждены были делать вещи и похуже тех, что делаешь ты, — пожала плечами Елизавета. — Этот мир меняет всех. Его правила жестоки, но, по-своему, справедливы.
— Вы просто не знаете, что я уже сделал и ещё сделаю, — усмехнулся я недобро. — Но это всё ерунда. Не ерунда то, что скоро станет с королевством вестготов. По образу и подобию Севильи, все эти города будут принудительно превращены в рынок для моих ручных аллигаторов, среди которых, кстати, ваш давний знакомый — Сергей Стрельников. Будут построены аэродромы, с которых начнут взлетать транспортные самолёты, которые повезут десятки тысяч мигрантов в Фивы и Душанбе. Я радикально повышу мобильность населения, чтобы сбалансировать населённость уже освоенных нами земель.
— Звучит круто, — улыбнулась Елизавета.
— Это выиграет для моих бизнесменов ещё немного времени — рыночки маленькие, но мы будем стараться расширить их, — продолжил я. — Модернизация быта неизбежно приведёт к модернизации мышления, а это создаст ещё больше ухватистых бизнесменов, а также азартных потребителей наших товаров. Ну и желающих вступить в ряды живой ауксилии.
— Но это не даст тебе миллионные армии, — отметила Валентина.
— Вот именно, — вздохнул я с сожалением. — Нужны какие-то более решительные действия. Возможно, надо задать дисконты на торговлю продукцией с менее развитыми соседями и бустить их экономики насильственными методами…
В обеденный зал начали входить офицеры живой ауксилии.
— Рад видеть вас, господа! — встал я. — Проходите, рассаживайтесь!
Праведная Армия — это хорошо, но она недостаточно пластична. Вот эти вот суровые на вид ребята, носящие красивую офицерскую форму живой ауксилии — будущее наших вооружённых сил.
Надо вдохновить их. Надо объяснить им их важную роль. Да, с живыми работать тяжелее, но когда они вдохновлены, они могут выдавать результаты, тысячекратно превышающие те, что вообще способны выдать мертвецы.
/25 октября 2029 года, Праведная Республика, г. Душанбе/
— Я не знаю, слышишь ты меня или нет, — произнёс я, сев рядом с телом Эстрид. — Но знай — я договорился с твоими подданными о сотрудничестве.
Но мёртвая некромистресс лежала неподвижно, как оно и заведено у нормальных мертвецов.
— Они уже начали поставлять нам полторы тысячи рекрутов для живой ауксилии, — продолжил я. — В основном, конечно же, рабов. Похоже, что твои ребята не гнушаются налётами на дикие племена, обитающие на севере.
На самом деле, не такие уж они и дикие, просто людоеды. Их цивилизация полна загадок. Она уродлива, но сложна. Руническое письмо, довольно-таки любопытная ритуальная магия, берущая корни из Скандинавии «верхнего» мира — это было бы интересно изучить на досуге. Только вот досуга у меня нет.
— В общем, несмотря на то, что наш с тобой конфликт привёл ко всей этой ситуации, я не в обиде на тебя, Эстрид, — сообщил я своей бывшей. — Я долго думал об этом, долго копался в собственных чувствах, но не нашёл там обиды. Мне искренне жаль, что у нас ничего не получилось, но это всё сука-Судьба.
Отношения изначально были обречены. Никаких «и умерли они в один день». Меня, кстати, всегда озадачивала эта формулировка. Что значит «в один день»? Естественная смерть, как правило, индивидуальна и если кто-то умудряется «умереть в один день», то это, с высокой долей вероятности, означает насильственную смерть. Так себе хеппи-энд, если честно…
— Потом я подумал, что возможно что-то после смерти, — продолжил я делиться с Эстрид своими мыслями. — Ведь ещё не всё потеряно, Смерть сказала мне, что твоё восстание — это решённый вопрос. Возможно ли у нас что-то после твоего возвращения?
Даже Смерть не смогла или не захотела избавить меня от этих чувств к Эстрид. Дерьмово ощущать их, но поделать ничего не могу. Даже Велизарий — хуй с ним, бывает. Я и сам не без греха.
Вот Смерть точно знает, что будет потом.
Может…
«НЕ ВЗДУМАЙ», — пророкотало у меня в голове.
Ну, подтверждение того, что она пасёт меня, я получил. Надо просто вызвать в себе стойкое намерение повторить ритуал «вендигоцида». Например, как сейчас…
«НЕ ИГРАЙ СО МНОЙ, АЛЁША», — услышал я у себя в голове. — «ИДИ В РИТУАЛЬНЫЙ ЗАЛ».
— Хорошо тут с тобой сидеть… — пригладил я локон на лбу Эстрид. — Но пора и честь знать, м-да…
Слезаю с саркофага и направляюсь к выходу.
Поднимаюсь в ритуальный зал, где уже происходит какое-то ЧП.
— Что тут творится, джентльмены? — спросил я у отряда президентской гвардии, ощетинившегося штурмовыми винтовками. — Ну-ка, пропустите.
— Аномалия, повелитель! — ответил немёртвый старлей. — Неизвестный объект вывалился из ритуального портала!
Прохожу через строй и вижу настоящую железную деву, стоящую посреди ритуального зала.
— А, это ко мне, — ответил я. — Всем вернуться на свои посты, я разберусь.
Обхватываю железную деву, поднимаю её и несу к выходу. Где бы её поставить?
У меня в кабинете есть угол, занятый комодом, в котором я храню всякие артефакты, которым не нашлось применения в лаборатории. Можно утащить комод в соседнее помещение, а на его место поставить эту железную бабищу, весящую килограмм двести, если не больше…
Ставлю железную деву посреди кабинета, после чего вытаскиваю комод в коридор.
— Опа… — изрёк я, когда вернулся в кабинет.
Железная дева была раскрыта. Длинные шипы её створок были обагрены тёмной кровью, но внутри не было никого. Закрываю створки и переставляю пыточный агрегат на уготованное ему место.
— И что дальше? — спросил я, открыв створки железной девы. — Лезть внутрь?
Железяка была безмолвна.
— Ладно, — вздыхаю я и лезу в явную ловушку.
Только я упёрся спиной в шипы, как створки принудительно закрылись, плотно нанизывая меня на десятки шипов.
— Это какие-то БДСМ-игры? — спросил я.
— Ты хотел поговорить со мной, — сказала Смерть. — Я дала тебе способ.
— А обязательно протыкать меня шипами? — поинтересовался я.
— Как мне иначе было поставить тебя на грань? — спросила Смерть. — Посмотри, где ты.
Фокусирую взгляд на тьме, после чего моргаю. Хлоп — я в охотничьем домике Смерти.
— Уау, круто… — изрекаю я с неподдельным восторгом. — Где-то здесь должен быть тот обалденный глинтвейн.
И кружка обнаружилась прямо на столике.
— М-м-м, наконец-то… — приложился я к кружке. — Уф, а он даже вкуснее, чем в прошлый раз!
— Ты слишком медленно движешься в направлении Великого Делания, — сообщила мне Смерть. — Ускоряйся.
— У меня есть какие-то временные рамки? — спросил я.
— У всех существ есть временные рамки, — ответила она. — У тебя тоже.
— Что будет, если я не уложусь? — уточнил я.
— Хуже будет только тебе и этому миру, — ответила Смерть. — Тебе кажется, что это угроза, но это не угроза. Это констатация.
— Ладно, я ускорюсь, — вздохнул я. — Что делать с Эстрид? Она никак не просыпается, а я хочу расставить с ней все точки над «i».
— Всё будет не так, как ты ожидаешь, — произнесла Смерть. — Не делай ничего, она вернётся, но только лишь когда будет готова.
— Почему ты не отняла у меня чувств к ней? — спросил я. — Мне было бы гораздо легче без них. Я люблю и ненавижу её. Тяжёлое и неприятное чувство.
— Значит, ты уже разобрался в себе, — отметила Смерть. — Это хорошо.
— И сказала она: «архилич на перманентной измене — это хорошо», — произнёс я недовольно. — Чего хорошего-то?
— Всё, — ответила Смерть. — То, что ты сохранил разум — это, в немалой доле, заслуга того, что ты ярко жил и искренне любил. У тебя был смысл сохранять разум. Я не хочу и не могу отнимать у тебя это. Но вместе с Эстрид вы уже не будете. Этому просто не быть.
— Но почему? — спросил я с отчаяньем.
— Ты узнаешь это, когда придёт время, — продолжила темнить Смерть. — Сейчас это не ко времени.
— Опять какие-то обалденные сюрпризы? — спросил я со скепсисом.
— Линия Судьбы, по которой ты идёшь, требует, чтобы ты не знал, — сказала на это Смерть. — Просто жди — ответ придёт, когда настанет время.
— Ладно, — кивнул я и вновь отхлебнул умопомрачительного глинтвейна. — А я, в целом, двигаюсь в верном направлении?
— Ты движешься по линии, делаешь всё так, как нужно, отклонения незначительны, — сообщила мне Смерть. — Просто продолжай быть собой и действовать, как действовал. Но с Великим Деланием ты должен ускориться — это критически важно для тебя и того мира.
— Понял, — кивнул я. — Я могу связываться с тобой через эту железную деву?
— Яд на шипах крайне летален даже для немёртвых, — предупредила Смерть. — Лучше не подпускай к железной деве никого, кого не хотел бы потерять. И кабинет — не лучшее место для её хранения. Прогнозируется гибель минимум четверых.
— М-хм, — изрёк я и вновь отпил глинтвейна. — Ладно, помещу в охраняемую зону. А яд изымать можно?
— Он генерируется девой, — ответила Смерть. — И срок его существования в материальном мире ограничен долями секунды.
— А его можно как-то синтезировать? — поинтересовался я.
— Захар мог бы, но это заняло бы у него десятки тысяч лет, — сообщила мне Смерть. — Он ступил лишь на первую ступень в постижении некромантии и делает успехи. Сейчас он слишком далеко от уровня этого яда. Этот яд избыточен для любых твоих целей, Алёша. Он тебе не нужен.
— Вендиго он завалит? — уточнил я.
— Можешь отправлять их ко мне через эту железную деву, — с усмешкой в голосе ответила Смерть. — Хотя, я думаю, Захар будет против такой нерациональности.
Да, этот кремниевый прощелыга успешно зачищает Землю от вегмов и инфильтраторов — вендиго бывают очень настырны, когда речь заходит о еде.
— Ладно, я понял, — кивнул я. — Что ж, вроде бы задал все вопросы.
— Ты хотел спросить, когда вернётся Эстрид, — напомнила мне Смерть. — Я не дам тебе ответа. Иди.
Меня резко выдернуло из дивана и я очнулся лежащим перед железной девой.
Одежда моя пропитана кровью, вся в дырках, а в теле смертельная слабость.
Медленным движением руки достаю из кармана флакон с цитринитасом, помещаю его в рот и раскалываю зубами. Живительная первоосновная жидкость всосалась ещё в ротовой полости, поэтому я сразу же почувствовал прилив сил.
— Ох, блядский цирк… — поднялся я на ноги. — Ну, хотя бы без длительных спецэффектов…
Сажусь на кожаный диван и закуриваю.
— Великое Делание, значит, — изрекаю я, выпустив густой клуб дыма. — Не хотелось бы сливать так много ценных ресурсов на такой малый выход продукта, но, похоже, уже хрен что поделаешь.
Только сейчас пришла в голову мысль, что кто-то ведь разрабатывал эти ритуалы. Кто-то ведь владел технологией, позволяющей выйти на эти рецепты. Сам бы я, наверное, въебал на разработку рецепта тысячи лет…
Вот так мои собратья по несчастью, собственно, и прозябают долгие тысячелетия в одиноких башнях, оборудованных многоуровневой защитой — реализуют свои долгоиграющие идеи в состоянии потока. Они ведь страшно бесятся, когда их грубо вырывают из потока — это, пожалуй, единственный способ по-настоящему взбесить старого лича.
— Ладно, нехер прохлаждаться, пора и поработать! — докурил я сигарету.
/21 декабря 2029 года, Серые земли, очень глубоко под песками/
— Ладно, графитовый буфер точно герметичен, — поднял я взгляд на платформу Захара. — Исходящая из земли энергия стихий блокируется наглухо. Но анализатор показывает наличие некроэнергии в зале.
За пятиметровым графитовым буфером идёт шестиметровый свинцовый буфер, наглухо изолирующий зал-обскур от любых внешних воздействий. Туда вообще ничего извне не проникает — только один оптоволоконный кабель.
— Я тоже это вижу, — ответил Захар. — Возможно, какой-то из манипуляторов пропитан некроэнергией?
— Не, в аппаратуре я уверен, — покачал я головой.
Мною был разработан экспериментальный аппарат — высасыватель некроэнергии. Это устройство, оборудованное длинным щупом из кремния лабораторной чистоты, принудительно засасывающее любые концентрации некроэнергии, с передачей на специальный накопитель. В миниатюре проверяли — высасывает всё, без остатка. В комнате не должно быть некроэнергии.
— В манипуляторах же нет углерода? — спросил я.
— 100% титан, — ответил Захар. — Было сложно добиться этого, но я это сделал.
— Эх, похоже, придётся запускать высасывание до победного, — вздохнул я. — Ладно, стартуем!
Включаю высасыватели некроэнергии. Анализатор, естественно, сразу же начал присылать нам хуйню. Происходящее воспринималось им как нештатная ситуация, поэтом он начал регистрировать то пиковые, то минимальные концентрации некроэнергии.
— Если окажется, что там есть хоть какая-то некроэнергия, — произнёс я, — то пизданёт так, что мало не покажется…
— Поэтому мы не начнём эксперимент ровно до тех пор, пока не будем абсолютно уверены, что там нет некроэнергии, — ответил на это Захар. — Столько времени потрачено на строительство этой лаборатории — будет нерационально и обидно, если всё падёт прахом.
Процедура высасывания была завершена. Пристально смотрю на анализатор.
— Вроде бы… — вижу я 0 на дисплее. — А, нет, нихрена.
Появились какие-то цифры, свидетельствующие о том, что внутри зала-обскура есть какая-то некроэнергия.
— Да как, блядь⁈ — спросил я. — Может, с кабелем просчитались?
— Я всё предусмотрел, — не согласился Захар. — Кабель экранирован.
— Тогда что это за херня? — спросил я недоуменно.
— Я не знаю, — ответил Захар. — Концентрация некроэнергии на грани чувствительности анализатора — возможно, что всё дело в погрешности.
— А если пизданёт? — спросил я.
— Если я прав, то не должно, — произнёс Захар. — Начинаем?
— Эх, ладно, — махнул я рукой. — Стартуем.
В специальных камерах были вскрыты баллоны с первоосновным газом, из которых по специальным поликристаллическим трубкам газ пошёл через раскалённые стержни электрума, прямо в специальную кварцевую ёмкость, в которой начал осаждаться в виде кристаллов.
— Так, пока что, без косяков, — произнёс я.
В течение получаса формировались кристаллы — всё происходит очень быстро, по причине того, что мы хорошо подготовились. В специальном лабораторном боксе были проведены эксперименты по осаждению первоосновного газа — выяснилось, что электрум, читай, сплав золота и серебра, служит лучшим катализатором. Этого нигде не написано, мы сами дошли до этого — в ходе опытов.
— Всё, час «Хэ»! — воскликнул я, когда специальный датчик сообщил нам, что газа больше не будет.
Манипулятор вынул кварцевую ёмкость из креплений и доставил к отдельному боксу — сейчас ничего взрываться не должно, ведь мы ещё не крошим кристаллы.
Кристаллы были быстро, но аккуратно, извлечены из ёмкости и помещены в специальную мельницу, изготовленную из чистого титана.
— Вот теперь час «Хэ», — произнёс Захар.
Жернова начали крошить кристаллы и всё, вроде бы, идёт по плану. Я наблюдаю за процессом, затаив дыхание. Если окажется, что мы сделали всё с первого раза, то я поставлю в центре города гранитный памятник — выдающимся алхимикам, мне и Захару, на конях.
— Похоже, что мы очень близки к успеху, — отметил искусственный интеллект, когда жернова перестали крутиться.
Первоосновный порошок был сметён манипулятором в свинцовый стакан.
— Итак… — тихо изрёк я, наблюдая за тем, как над свинцовым стаканом нависла ёмкость с aqua nihilus.
Кап.
Бабах!
Наш бункер мощно тряхнуло, с опрокидыванием приборов со столов на пол, а меня с Захаром из кресел в стену, а все экраны разом погасли.
Вскакиваю на ноги и бегу на выход.
Двадцать метров по коридору и я оказываюсь в серой пустыне.
Дрожь земли не прекращается. Пески и дюны заходили ходуном, в воздух поднялась серая пыль, резко ухудшившая видимость, но я успел увидеть, как песок над подземным залом-обскуром начал уходить вниз.
Внезапно, всё прекратилось. Пыль начала медленно и величественно оседать, а моего плеча коснулась металлическая рука.
— Мы просчитались, — сообщил мне Захар.
В экспериментальной миниатюре контакт никакой воды с первоосновным порошком не вызывал никаких экстремальных реакций. Тогда мы получали рубедо, в количестве сущая хуйня от сущей хуйни.
— Да уж вижу, — вздохнул я и достал сигареты.
— Прогнозирую, что этот проект будет слишком ресурсоёмким даже для меня, — произнёс искусственный интеллект.
— Никто не говорил, что будет легко, — произнёс я, подкуривая сигарету.