Личный мотив

10

— Ох, я знала, что это ты! — Бетан, запыхавшаяся и с развевающимися полами расстегнутого пальто, догоняет меня на тропинке, ведущей в Пенфач. — А я решила выскочить на почту. Хорошо, что я тебя встретила, у меня есть новости.

— Что за новости?

Я терпеливо жду, пока Бетан отдышится.

— Вчера у нас был торговый представитель компании, которая занимается поздравительными открытками, — говорит она. — Я показала ему твои фотографии, и он думает, что из них могут получиться классные открытки.

— Правда?

Бетан смеется.

— Да, правда. Он хотел бы получить несколько распечатанных образцов и забрать их, когда в следующий раз заглянет к нам.

Я не могу сдержать улыбки, которая сама собой наползает на лицо.

— Это замечательные новости, спасибо тебе!

— А я, разумеется, выставлю твои снимки у себя в магазине. Если ты сможешь на скорую руку слепить свой веб-сайт и выложить несколько фотографий, я бы вставила его координаты в наш список для рассылки по электронной почте. Обязательно найдутся люди, которые захотят иметь красивый снимок места, где они отдыхали.

— Хорошо, — говорю я, хотя в действительности понятия не имею, как делаются веб-сайты.

— Ты ведь можешь писать там не имена, а, скажем, послания типа «Желаю удачи» или «Поздравляю», правда?

— Я сделаю это.

Я представляю серию своих открыток, выставленных на стеллаже и узнаваемых по косой букве «J», которую я буду использовать в качестве логотипа. Никаких имен, только инициалы. Они могут принадлежать кому угодно. Я должна что-то делать, чтобы начать зарабатывать деньги. Расходы у меня маленькие — я почти ничего не ем, — но все равно сбережения скоро подойдут к концу, а у меня нет никаких источников дохода. Кроме того, я скучаю по работе. Внутренний голос у меня в голове смеется надо мной, и я усилием воли заставляю его замолчать. Почему бы мне не запустить новый бизнес? Почему люди не могут покупать мои открытки, как до этого они покупали мои скульптуры?

— Я сделаю это, — еще раз говорю я.

— Что ж, с этим ясно, — удовлетворенно говорит Бетан. — А теперь расскажи, куда ты собралась сегодня.

Я и не заметила, как мы дошли до Пенфача.

— Я подумала, что можно было бы освоить этот берег немного больше, — говорю я. — Хочу сделать снимки в разных местах побережья.

— Красивее, чем у нас в Пенфаче, не найдешь, — говорит Бетан. Она смотрит на часы у себя на руке. — Через десять минут отсюда идет автобус на Порт-Эллис — неплохое местечко, с которого можно было бы начать.

Когда приезжает автобус, я с удовольствием сажусь в него. Автобус пустой, и я устраиваюсь достаточно далеко от водителя, чтобы избежать разговоров с ним. Автобус по узким дорогам уходит вглубь суши, и я сначала слежу, как море удаляется, а затем жду его повторного появления — по мере того, как мы приближаемся к месту назначения.

Тихая улочка, где останавливается автобус, плотно зажата между двумя каменными стенами, тянущимися, кажется, через весь Порт-Эллис, причем тротуара здесь нет, так что я бреду прямо по дороге туда, где, надеюсь, находится центр деревни. Сначала я исследую сам поселок, а затем направлюсь на берег.

Пакет наполовину скрыт живой изгородью — черный пластиковый мешок завязан на узел и брошен в неглубокую придорожную канаву. Я уже прохожу мимо, решив, что это просто мусор, выброшенный отдыхающими.

Но тут он едва заметно шевелится.

Движение очень слабое, и сначала я думаю, что мне это показалось, просто ветер играет тонкой пленкой. Когда я наклоняюсь, лезу в кусты и вытаскиваю пакет, у меня сразу же появляется безошибочное ощущение, что внутри находится что-то живое.

Я опускаюсь на колени и разрываю его. В лицо бьет зловонный запах страха и экскрементов; меня тошнит, но при виде двух щенков я сдерживаю позыв рвоты. Один из них лежит неподвижно, и кожа на его голове расцарапана когтями неистово извивающейся второй собачки, которая почти беззвучно скулит. Я ахаю и, вытащив живого щенка, беру его на руки, пряча под пальто. Покачиваясь, я поднимаюсь на ноги и, оглядевшись по сторонам, кричу мужчине, который переходит дорогу в сотне шагов от меня:

— Помогите! Пожалуйста, помогите!

Мужчина оборачивается и неторопливой походкой направляется ко мне — моя паника, по-видимому, нисколько его не тронула. Он уже старый, спина у него согнута, отчего подбородок почти упирается в грудь.

— Где у вас здесь ветеринар? — спрашиваю я, когда он подходит достаточно близко.

Мужчина смотрит на щенка, который умолк и неподвижно лежит у меня под пальто, а потом заглядывает в черный мешок на земле. Сокрушенно прищелкнув языком, он медленно качает головой.

— Сын Алуна Мэтьюза, — говорит он и кивает головой, вероятно, показывая направление, где этого сына можно найти, а затем поднимает черный мешок с его ужасным содержимым.

Я молча иду за ним, чувствуя тепло щенка у себя на груди.

Мы подходим к небольшому белому домику в конце переулка, над дверью которого висит табличка «Ветеринарная лечебница Порт-Эллиса». Внутри в маленькой приемной на пластиковом стуле сидит женщина с ящиком для транспортировки кошек на коленях. В комнате пахнет дезинфекцией и собаками.

Женщина за стойкой регистратуры отрывает глаза от компьютера.

— Здравствуйте, мистер Томас, чем мы можем помочь?

Мой провожатый кивает вместо приветствия и кладет черный пакет прямо на стойку.

— Вот она нашла пару щенков, которых бросили в канаву, — говорит он. — Такая жестокость, как не стыдно! — Потом он оборачивается и осторожно похлопывает меня по руке. — Они тут примут вас хорошо, — говорит он и выходит из больницы, отчего колокольчик над входной дверью весело звенит.

— Спасибо, что принесли их к нам.

Женщина за стойкой одета в ярко-синюю блузку с бейджиком на груди, на котором черным вытиснено «Меган».

— Знаете, очень многие так не поступили бы.

На шее у нее шнурок с ключами, украшенный яркими значками со всякими животными и бесплатно раздаваемыми заколками для галстуков, — такие носят нянечки, присматривающие за маленькими детьми в детских больницах. Она открывает пакет и моментально становится бледной как полотно, после чего вместе с мешком исчезает из виду.

Через пару секунд дверь в приемную открывается и Меган улыбается мне.

— Несите этого малыша сюда. Патрик осмотрит его прямо сейчас.

— Спасибо, — говорю я и вхожу в комнату странной формы, по углам которой втиснуты шкафы. В дальнем конце находится кухонная зона с небольшой раковиной из нержавеющей стали, где мужчина неестественно зеленым мылом моет руки, намыливая их до предплечий.

— Привет, я Патрик. Ветеринар, — после короткой паузы добавляет он и смеется. — Но вы, наверное, и сами уже догадались.

Он высокий — выше меня, что уже необычно, — с грязными светлыми волосами без какого-либо намека на прическу. Под синим медицинским халатом у него джинсы и клетчатая рубашка с закатанными рукавами. Он улыбается, демонстрируя ровные белые зубы. На вид ему лет тридцать пять, может, чуть больше.

— Меня зовут Дженна.

Я отворачиваю пальто и достаю черного с белым щенка, который, избежав печальной участи брата, заснул и теперь издает тихие сопящие звуки.

— Кто это у нас здесь? — спрашивает врач, аккуратно забирая у меня щенка.

Это движение будит песика, он дрожит и вырывается у него из рук.

Патрик отдает мне щенка обратно.

— Подержите его на столе? — спрашивает он. — Не хочу волновать его еще больше. Если в мешок его посадил мужчина, то пройдет еще немало времени, прежде чем он снова начнет доверять мужчинам.

Он ощупывает собачку, а я наклоняюсь и шепчу ей на ухо что-то успокаивающее, не заботясь о том, что может подумать обо мне Патрик.

— А что это за порода? — спрашиваю я.

— Солянка сборная.

— Солянка?

Я встаю, не убирая руки́ со щенка, который уже расслабился под осторожными пальцами Патрика.

Ветеринар улыбается.

— Ну, знаете, немного того, немного этого. В большей степени, я бы сказал, здесь присутствует спаниель, судя по ушам, а остальное откуда — кто его знает. Вероятно, колли или немного даже от терьера. Будь они чистопородными, никто бы их не выбросил, это точно.

Он берет щенка и кладет мне на руки.

— Как это ужасно! — говорю я, вдыхая тепло маленькой собачки. Она тычется носом мне в шею. — Кто мог такое сделать?

— Мы сообщим об этом в полицию, но шансы, что они что-то выяснят, весьма призрачные. Народ тут замкнутый и неразговорчивый.

— А с этим что будет? — спрашиваю я.

Патрик засовывает руки в карманы халата и прислоняется к умывальнику.

— Вы можете взять его к себе?

В уголках его глаз заметны тонкие светлые складки, как будто он щурится на солнце. Должно быть, он много времени проводит на свежем воздухе.

— Учитывая то, каким образом он был найден, маловероятно, что кто-то предъявит на него права, — говорит Патрик, — а места в собачьих клетках у нас нет, это для нас проблема. Было бы чудесно, если бы вы смогли приютить его у себя. Это славный пес, судя по всему.

— Господи, я не могу ухаживать за собакой! — восклицаю я. Не могу отделаться от ощущения, что это произошло со мной только потому, что я именно сегодня приехала в Порт-Эллис.

— Почему нет?

Я колеблюсь. Как я могу объяснить, что вокруг меня происходят всякие плохие вещи? Я бы хотела иметь рядом кого-то, о ком могла бы заботиться, но это пугает меня. Что, если у меня не получится ухаживать за ним? Что, если он заболеет?

— Я даже не знаю, разрешит ли это хозяин квартиры, — наконец говорю я.

— А где вы живете? Где-то в Порт-Эллисе?

Я качаю головой.

— Я живу в Пенфаче. В коттедже неподалеку от парка трейлеров.

В глазах Патрика вспыхивает искра догадки.

— Так вы арендуете домик у Йестина?

Я киваю. Меня уже давно не удивляет, что Йестина здесь знает каждый.

— Предоставьте это мне, — говорит Патрик. — Йестин Джонс учился в одной школе с моим отцом, и компромата у меня на него столько, что хватит на то, чтобы вы могли поселить у себя стадо слонов, если пожелаете.

Я улыбаюсь. Да и как тут не заулыбаться?

— Ну, думаю, до слонов все-таки не дойдет, — говорю я и немедленно чувствую, как краснею.

— Спаниели прекрасно ладят с детьми, — говорит он. — У вас есть дети?

Тягостная пауза, как мне кажется, тянется целую вечность.

— Нет, — в конце концов отвечаю я. — Детей у меня нет.

Щенок крутится у меня на руках и начинает неистово лизать мне подбородок. Я чувствую, как его сердце бьется прямо напротив моего.

— О’кей, — говорю я. — Я возьму его к себе.