Личный мотив

28

В тот первый раз ты осталась у меня на ночь. Я натянул пуховое одеяло на нас обоих и лежал, глядя, как ты спишь. Лицо твое было открытым и спокойным, лишь глаза слегка подрагивали под полупрозрачной кожей век. Пока ты спала, мне не нужно было притворяться и держать дистанцию, чтобы ты не поняла, насколько глубоко я влюблен. Я мог просто вдыхать аромат твоих волос, целовать твои губы, ощущать на себе твое мягкое дыхание.

Ты начала улыбаться еще до того, как открыла глаза. Ты потянулась ко мне без побуждения с моей стороны, а я лежал на спине, позволяя тебе самой заниматься со мной любовью. В кои-то веки я был рад тому, что утром в моей постели кто-то есть, и тут я понял, что не хочу, чтобы ты уходила. Если бы это не выглядело полным абсурдом, я бы прямо там и тогда сказал, что люблю тебя. Но вместо этого я приготовил завтрак, а затем снова затянул тебя в постель, чтобы ты знала, как сильно я тебя хочу.

Я был доволен, когда ты попросила о новой встрече. Это означало, что мне не придется проводить еще одну неделю в одиночестве, ожидая подходящего момента, чтобы позвонить. Поэтому я позволил тебе считать, что всем заправляешь здесь ты. Мы снова встретились в этот же вечер, а потом еще через один. Но уже очень скоро ты стала приходить ко мне каждый день.

— Тебе следовало бы оставить здесь кое-что из своих вещей, — как-то сказал я тебе.

Ты выглядела удивленной, и я понял, что нарушаю правила: развитие отношений должны продвигать не мужчины. Но когда я каждый день возвращался с работы, лишь перевернутая кружка на сушке для посуды говорила о том, что ты вообще здесь была, и я находил такое отсутствие постоянства внушающим тревогу. У тебя не было никакого повода вернуться сюда, и ничто тебя здесь не удерживало.

В тот вечер ты принесла с собой небольшую сумку: бросила в стакан в ванной комнате новую зубную щетку, положила чистое белье в ящик шкафа, который я для тебя освободил. Утром я принес тебе чай и поцеловал перед уходом на работу, а потом всю дорогу в офис ощущал на губах твой вкус. Добравшись до рабочего стола, я позвонил тебе и по твоему заспанному голосу понял, что ты снова улеглась в постель.

— Что-то случилось? — спросила ты.

Как я мог объяснить, что мне просто хотелось вновь услышать твой голос?

— Могла бы ты хоть сегодня застелить постель? — спросил я. — Ты этого никогда не делаешь.

Ты рассмеялась, и я пожалел, что позвонил. Придя домой, я сразу направился наверх, даже не сняв обувь. Но все было в порядке: твоя зубная щетка стояла на месте.

Я освободил место в гардеробе, и постепенно ты перевезла сюда больше своих вещей.

— Я не останусь у тебя сегодня ночью, — однажды сказала ты, когда я, сидя на кровати, завязывал галстук. Ты в это время прямо в постели пила чай, волосы твои были растрепаны, под глазами виднелись следы вчерашнего макияжа. — Мы идем гульнуть с ребятами с нашего курса.

Я ничего не сказал, сосредоточившись на том, чтобы узел на галстуке выглядел идеально.

— Это ведь ничего, нормально, правда?

Я повернулся к тебе.

— А ты помнишь, что сегодня ровно три месяца, как мы познакомились в студенческом центре?

— Честно?

— На сегодняшний вечер я заказал столик в «Ле Пети Руж». Ведь в это место я повел тебя на наше первое свидание, правда? — Я встал и надел пиджак. — Мне следовало предупредить заранее, тебе совсем не обязательно помнить всякие глупости типа этой.

— Я помню!

Ты отставила в сторону чай, сбросив одеяло, проползла через всю кровать и встала на колени рядом со мной. Ты была голой, и, когда обхватила меня руками, я через рубашку почувствовал тепло твоей груди.

— Про тот день я помню все: помню, каким ты был джентльменом и как мне хотелось увидеть тебя снова.

— У меня для тебя кое-что есть, — внезапно сказал я. Оставалось надеяться, что кое-что по-прежнему лежало в ящике моей прикроватной тумбочки. Засунув туда руку, я нашел это в самом конце, под упаковкой презервативов. — Вот.

— Это то, что я думаю?

Ты радостно улыбалась, размахивая ключами в воздухе. Только тут я сообразил, что не догадался снять с них брелок Марии, и сейчас серебряное сердечко поблескивало у тебя в руках.

— Ты бываешь здесь каждый день. Так что тебе тоже нужен ключ.

— Спасибо. Это многое для меня значит.

— Мне нужно идти на работу. Желаю тебе хорошо повеселиться сегодня вечером.

С этими словами я поцеловал тебя.

— Нет, я все отменю. Ты так старался — я с удовольствием пойду сегодня ужинать с тобой! А теперь, когда у меня есть вот это, — ты подняла вверх ключи, — я буду здесь к тому времени, когда ты вернешься с работы.

Всю дорогу на работу у меня по возрастающей болела голова, и боль эта унялась только тогда, когда я позвонил в «Ле Пети Руж» и заказал столик на сегодняшний вечер.

Ты сдержала слово и, когда я вернулся домой, уже ждала меня в облегающем платье, провокационно подчеркивавшем линии фигуры и оголявшем длинные загорелые ноги.

— Как я выгляжу?

Улыбаясь, ты крутнулась на месте и остановилась передо мной, уперев руку в бедро.

— Очаровательно.

Подавленность в моем голосе была слишком заметна, и ты тут же сменила позу. Плечи твои поникли, а рука, дрогнув, принялась одергивать подол платья.

— Что, очень вызывающе?

— Ты выглядишь хорошо, — сказал я. — А что у тебя есть еще?

— Это слишком обтягивающее, да? Но кроме него у меня есть только джинсы и чистая блузка.

— Идеально, — сказал я, подходя и целуя тебя в губы. — Твои ноги лучше смотрятся в брюках, а в этих джинсах ты выглядишь фантастически. Беги переоденься; мы еще заедем что-нибудь выпить перед ужином.

Я боялся, что совершил ошибку, отдав тебе ключ, но ты, похоже, нашла это новое приобщение к ведению домашнего хозяйства привлекательным. Теперь, возвращаясь домой с работы, я часто ловил запах свежего печенья или жареной курицы, и хотя твои познания в кулинарии находились на базовом уровне, ты быстро училась. Если то, что ты готовила, оказывалось невкусным, я оставлял это на тарелке, и скоро ты начала стараться лучше готовить. Однажды я застал тебя читающей кулинарную книгу, а рядом лежали бумага и ручка.

— Что такое «соус ру»? — спросила ты.

— Откуда мне знать?

У меня был тяжелый день, и я очень устал.

Ты, похоже, не заметила этого.

— Я готовлю лазанью. Готовлю правильно, без всяких покупных соусов. У меня есть все нужные ингредиенты, но этот рецепт написан словно на иностранном языке.

Я посмотрел на разложенные на кухонной стойке продукты: сияющие красные перцы, помидоры, морковь и сырую нарезанную говядину. Овощи были в коричневых бумажных пакетах из овощной лавки, и даже мясо выглядело так, как будто оно было из мясного магазина, а не из супермаркета. Должно быть, ты полдня потратила на то, чтобы все это купить.

Сам не знаю, что заставило меня все испортить. Наверное, это было как-то связано с выражением гордости собой на твоем лице, с тем, как уютно и уверенно ты себя чувствовала здесь. Слишком уверенно.

— Мне что-то не хочется есть.

Лицо у тебя обиженно вытянулось, и я мгновенно почувствовал себя лучше, как будто содрал надоевший пластырь или оторвал корку на заживающей, чешущейся ране.

— Прости, — сказал я, — ты приложила столько усилий…

— Нет, все нормально, — ответила ты, но было очевидно, что ты обиделась. Ты захлопнула книгу. — Приготовлю в следующий раз.

Я опасался, что ты будешь киснуть весь вечер, но ты, похоже, отбросила обиду и открыла бутылочку дешевого вина, которое так любила. Я налил себе в стакан на палец виски и сел напротив тебя.

— Просто не верится, что через месяц я заканчиваю университет, — сказала ты. — Все пролетело так быстро.

— Появились какие-нибудь мысли насчет того, чем ты будешь заниматься?

Ты смешно наморщила нос.

— Да нет. Летом ничего делать не буду, может быть, съезжу куда-нибудь, попутешествую.

Тогда я впервые услышал, что ты хочешь путешествовать, и задумался, кто же подкинул тебе в голову эту идею и с кем ты планируешь ехать.

— Мы могли бы поехать в Италию, — сказал я. — Я хочу свозить тебя в Венецию. Тебе бы понравилась ее архитектура, и там есть потрясающие художественные галереи.

— Это было бы здорово! Сара с Иззи на месяц едут в Индию, так что на пару недель я могла бы присоединиться к ним или, возможно, совершить тур на поезде по всей Европе. — Ты усмехнулась. — Ох, я и сама не знаю… Я хочу сразу все, и в этом моя проблема!

— Может быть, тебе следовало бы с этим подождать. — Я раскручивал остатки виски по стенкам стакана. — В конце концов, летом путешествовать поедут все, а потом вернутся и дружно двинутся на рынок труда, причем одновременно. Возможно, было бы правильнее опередить других в этом вопросе, пока они будут праздно шататься по миру.

— Может быть.

Я видел, что мои слова тебя не убедили.

— Я думал о том, что будет, когда ты закончишь университет, и считаю, что тебе нужно переехать сюда по-настоящему.

Ты подозрительно приподняла бровь, словно в этом мог быть какой-то подвох.

— В этом есть смысл: ты все равно фактически живешь здесь, а с той работой, которую ты рассчитываешь получить, ты не сможешь позволить себе отдельное жилье, так что придется снимать какую-нибудь убогую квартирку с кем-то в складчину.

— Я собиралась на некоторое время вернуться домой, — напомнила ты.

— Меня удивляет, что ты готова иметь что-то общее с матерью после того, как она оторвала тебя от отца.

— Она нормальная, — сказала ты, но теперь это прозвучало уже не так уверенно.

— Нам хорошо вместе, — сказал я. — Зачем что-то менять? Твоя мать живет более чем в часе езды отсюда — вряд ли мы будем часто видеться. Разве ты не хочешь быть со мной?

— Конечно хочу!

— Ты могла бы переехать сюда и вообще не заботиться о деньгах. Я позабочусь об оплате всех счетов, а ты можешь сконцентрироваться на том, чтобы подготовить портфолио и успешно продавать свои скульптуры.

— Но это будет нечестно по отношению к тебе, я должна вносить какой-то свой вклад.

— Думаю, ты могла бы понемногу готовить, помогать поддерживать порядок в доме, но на самом деле и это необязательно. Для меня было бы достаточно каждое утро просыпаться с тобой и видеть тебя здесь, когда я возвращаюсь с работы.

На лице твоем расплылась широкая улыбка.

— Ты уверен в этом?

— Я еще никогда в жизни не был в чем-то настолько уверен.

Ты переехала ко мне в последний день семестра, сложив в одолженную у Сары машину все свое имущество и любимые постеры, снятые со стен комнаты общежития.

— Остальное я привезу от мамы в следующие выходные, — сказала ты. — Погоди, в машине есть кое-что еще. Типа сюрприз для тебя. Для нас.

Ты подбежала к машине и открыла переднюю дверцу со стороны пассажира, где на полу стоял картонный ящик. Ты очень осторожно несла его к дому, и я решил, что там что-то очень хрупкое, однако когда ты вручила это мне, ящик оказалась слишком легким, чтобы там мог находиться фарфор или стекло.

— Открывай!

Тебя едва не разрывало от возбуждения.

Я поднял крышку ящика — изнутри на меня смотрел крохотный пушистый комок.

— Это кошка, — скучным голосом констатировал я. Мне никогда не была понятна тяга людей к животным, особенно к домашним кошкам и собакам, которые оставляют за собой шерсть и требуют постоянных прогулок, любви и компании.

— Это котенок! — воскликнула ты. — Разве он не потрясающий?! — Ты осторожно взяла его и, вынув из коробки, нежно прижала к груди. — Кошка у сестры неожиданно родила котят, Ева всех их уже пристроила, а этого оставила для меня. Его зовут Гизмо.

— А тебе не пришло в голову спросить меня, прежде чем нести котенка в дом?

Я не позаботился о том, чтобы как-то сдержать раздраженный тон, и ты мгновенно расплакалась. Эта настолько очевидная тактика с упором на жалость еще больше разозлила меня.

— Ты что, не читала обращений относительно того, что нужно хорошенько все обдумать, прежде чем брать кого-то в дом? Неудивительно, что на улицах столько брошенных животных — все из-за людей, которые, как ты, принимают импульсивные безответственные решения!

— Я думала, он тебе понравится, — сказала ты, продолжая плакать. — Я думала, он составит мне компанию, пока ты на работе. Он мог бы смотреть, как я рисую.

Я вдруг замер. До меня дошло, что котенок мог бы стать развлечением для тебя, пока меня нет дома. Пожалуй, я мог бы смириться с этим, если в итоге ты будешь довольна.

— Только держи его подальше от моих костюмов, — сказал я и ушел наверх.

Когда я вернулся, ты уже пристроила в кухне две мисочки, уложила подстилку, а возле дверей поставила кошачий туалет.

— Это только до тех пор, пока он сможет выходить на улицу, — сказала ты.

В твоих глазах читалась настороженность, и я разозлился, что ты увидела меня потерявшим контроль над собой. Я заставил себя погладить котенка и услышал, как ты облегченно вздохнула. Ты подошла сзади и обвила меня руками за талию.

— Спасибо тебе.

Ты поцеловала меня поцелуем, который у нас всегда был предвестником секса, и, когда я совсем легонько придавил твое плечо вниз, безропотно опустилась передо мной на колени.

Ты совсем помешалась на этом котенке. Возиться с кошачьим кормом, игрушками и даже этим туалетным подносом с наполнителем было для тебя почему-то интереснее, чем готовить или убирать в доме. И намного более интересно, чем разговаривать со мной. Ты целые вечера проводила в играх с котенком, таская перед ним по полу мягкую игрушечную мышку на веревке. Мне ты говорила, что днем работаешь над своим портфолио, но когда я после работы приходил домой, то находил твои разбросанные по гостиной инструменты на тех же местах, где они были накануне.

Примерно через две недели после твоего переезда я, придя домой, нашел в кухне записку:

Ушла с Сарой. Не дожидайся меня!

В тот день мы с тобой, как обычно, разговаривали два или три раза, но ты и не подумала упомянуть о своих планах. Поесть ты ничего не оставила, так что, видимо, собиралась ужинать с Сарой, а приготовить что-то для меня не удосужилась. Я взял пиво из холодильника. Внизу замяукал котенок и попытался взобраться по брюкам вверх, впиваясь когтями мне в ногу. Я стряхнул его, и он шлепнулся на пол. Я закрыл его в кухне, а сам включил телевизор, но никак не мог сосредоточиться. Я мог думать только о том случае, когда ты в последний раз ходила покутить с Сарой: о том, как быстро твоя подруга ушла с парнем, с которым только что познакомилась, и как легко после этого ты согласилась пойти ко мне домой.

Не дожидайся меня!

Я не для того просил тебя жить со мной, чтобы просиживать вечера в одиночестве. Одна женщина уже выставила меня дураком, и я не собирался допустить этого снова. Мяуканье продолжалось, и я пошел взять себе еще пива. Котенок в кухне скребся и, когда я резко открыл дверь, отлетел, буксуя лапами на скользкой плитке. Это выглядело комично и на некоторое время развеселило меня, пока я не вернулся в гостиную и не увидел беспорядок, который ты оставила на полу. Ты просто сунула в угол кусок сырой глины на газете — можно было не сомневаться, что краска от шрифта уже проступила на паркет, — и банки из-под джема с какой-то темной дрянью, теснившиеся на твоем рабочем подносе.

Котенок все мяукал. Я сделал большой глоток пива. По телевизору показывали документальный фильм о живой природе, и я смотрел на то, как лиса разрывает на части кролика. Я включил звук погромче, но все равно слышал это жалобное мяуканье. Этот звук отдавался у меня в голове, пока каждый новый вопль не начал злить меня все больше и больше. Это была раскаленная добела ярость, которую я узнал, но с которой ничего не мог поделать. Я встал и вышел в кухню.

Домой ты вернулась за полночь. Я сидел в темной кухне с пустой бутылкой из-под пива в руке. Я слышал, как ты очень осторожно, стараясь не шуметь, закрыла за собой дверь, потом расстегнула молнию на сапогах и на цыпочках прошла через столовую в кухню.

— Хорошо погуляла?

Ты вскрикнула, и это было бы весьма забавно, если бы я не был так зол на тебя.

— Господи, Иен, ты перепугал меня до смерти! Что ты здесь делаешь в темноте?

Ты включила свет, и флуоресцентная лампа, помигав, вернулась к жизни.

— Тебя дожидаюсь.

— Я же написала, что вернусь поздно.

Язык у тебя едва заметно заплетался, и я подумал: интересно, сколько ты выпила?

— После паба мы всей толпой отправились к Саре и… — Тут ты заметила выражение моего лица и запнулась. — Что-то не так?

— Я дожидался тебя, чтобы не оставлять в такой момент одну, — сказал я.

— Чтобы что? — Внезапно ты протрезвела. — Что произошло?

Я кивнул на пол возле подноса с песком, где неподвижно лежал котенок. За последние пару часов тельце его успело окоченеть, и сейчас одна лапа была задрана вверх.

— Гизмо! — Твои ладони дернулись к губам, и я подумал, что тебя сейчас вырвет. — Боже! Что с ним произошло?

Я встал, чтобы утешить тебя.

— Не знаю. Я пришел с работы, а его стошнило в гостиной. Я полез в интернет за советом, но через полчаса он уже умер. Мне очень жаль, Дженнифер… Я знаю, как ты любила его.

Сейчас ты уже плакала, содрогаясь от рыданий мне в рубашку, а я крепко тебя обнимал.

— Когда я уходила, с ним все было в порядке, — сказала ты, подняв глаза в поисках ответа на моем лице. — Я не понимаю, почему это произошло.

Должно быть, ты заметила на моем лица мгновенную нерешительность, потому что тут же отстранилась.

— Что?! Ты что-то не договариваешь?

— Возможно, это тут ни при чем, — сказал я. — Не хотел травить тебе душу.

— Говори!

Я вздохнул.

— Когда я пришел домой, то нашел его в гостиной.

— Я закрывала его в кухне, я всегда так делаю, — сказала ты, но было заметно, что ты уже и сама в этом сомневаешься.

Я пожал плечами.

— Дверь была открыта, когда я вернулся. А Гизмо порвал на кусочки газету из стопки рядом с твоей работой. Все это ему, похоже, очень нравилось. Не знаю, что у тебя в банке из-под варенья с красной этикеткой, но крышка была на полу, а Гизмо совал туда свой нос.

Ты побледнела.

— Это глазурь для моих моделей.

— Она токсичная?

Ты кивнула.

— Она содержит карбонат бария. Это вправду опасная штука, и я всегда, всегда проверяю, чтобы она была надежно спрятана. Боже, значит, это моя вина! Бедный, бедный Гизмо!

— Детка, ты не должна винить во всем только себя. — Я обнял тебя и крепко прижал к себе, целуя твои волосы. Ты пропахла сигаретным дымом. — Это был несчастный случай. Ты просто хочешь сразу делать слишком многое. Тебе нужно было остаться и доделать работу, раз уж все было разложено. Неужели Сара не поняла бы тебя?

Ты плотнее прильнула ко мне, и постепенно твои всхлипывания начали стихать. Я снял с тебя пальто, а сумочку положил на стол.

— Давай я отведу тебя наверх. Завтра я встану пораньше и займусь Гизмо.

В спальне ты вела себя очень тихо, я дал тебе почистить зубы и умыться. Выключив свет, я улегся в постель, и ты крепко прижалась ко мне, как испуганный ребенок. Мне очень нравилось, что ты так сильно нуждаешься во мне. Я начал круговыми движениями гладить твою спину и целовать тебя в шею.

— Ты не против, если мы не будем сегодня? — прошептала ты.

— Это поможет, — ответил я. — Я хочу, чтобы тебе стало легче.

Ты лежала подо мной совершенно неподвижно и не откликнулась, когда я тебя поцеловал. С самого начала я резко и с силой вошел поглубже, желая спровоцировать твою реакцию — хоть какую-нибудь! — но ты закрыла глаза и не издала ни звука. Ты лишила меня всякого удовольствия, и твой эгоизм заставил меня трахать тебя более грубо и яростно.