30
Я никогда не мог понять, почему ты так хотела познакомить меня со своей семьей. Свою мать ты ненавидела, и хотя с Евой ты разговаривала примерно раз в неделю, она никогда не предпринимала попыток приехать в Бристоль, поэтому совершенно не ясно, отчего ты тащилась в Оксфорд всякий раз, когда она хотела тебя увидеть. Но ты регулярно уезжала туда, как послушная маленькая девочка, бросая меня на ночь или даже больше, чтобы ворковать над все сильнее округлявшимся животом своей беременной сестры и, не сомневаюсь, флиртовать с ее богатым мужем. Каждый раз ты звала меня с собой, и каждый раз я отказывался.
— Они могут подумать, что я все выдумала насчет тебя, — сказала ты и улыбнулась, чтобы показать, что это шутка, но в голосе твоем слышалась безысходность. — Я хочу провести Рождество с тобой — в прошлом году, когда тебя не было, все было иначе.
— Тогда оставайся со мной.
Это был такой простой выбор. Почему же тебе было этого недостаточно?
— Но я хочу побыть и со своей семьей. Мы могли бы даже не ночевать там — просто заехали бы пообедать.
— И при этом ничего не пить? Хорош был бы рождественский обед!
— Машину поведу я. Ну пожалуйста, Иен, я действительно очень хочу показать тебя им.
В сущности, ты умоляла меня об этом. Постепенно ты существенно приглушила макияж, которым пользовалась раньше, но в тот день на твоих губах была помада, и, пока ты просила, я следил за красным изгибом твоего рта.
— Ну хорошо, — пожал я плечами. — Но на следующее Рождество мы будем только вдвоем, ты и я.
— Спасибо!
Сияя, ты обвила меня руками.
— Думаю, нужны какие-то подарки для них. Смешно, конечно, учитывая, сколько у них денег.
— С этим все улажено, — сказала ты, из-за радостного возбуждения не заметив моего язвительного тона. — Ева всегда хочет только ароматические штучки, а Джефф будет рад бутылке скотча. Все пройдет отлично, правда. Они тебе понравятся.
Я сильно в этом сомневался. Я более чем достаточно наслушался всякого про «леди Еву», чтобы иметь о ней собственное суждение, хотя был заинтригован — хотелось посмотреть, отчего ты на ней так помешана. Я никогда не считал отсутствие братьев и сестер большой потерей, и меня раздражало, что ты так часто заговариваешь о Еве. Я иногда заходил в кухню, когда ты разговаривала с ней по телефону, и, если ты резко умолкала, было понятно, что вы обсуждаете меня.
— Чем ты занималась сегодня? — спросил я, переводя разговор на другую тему.
— У меня был отличный день. Я была на ленче для художественной братии, который давали в «Трех колоннах» — это одна из групп, занимающаяся налаживанием деловых контактов, но для людей творческих. Просто удивительно, сколько нас, работающих по домам в маленьких мастерских. Или просто на кухонном столе… — При этом ты с виноватым видом взглянула на меня.
Из-за постоянных пятен краски, пыли от твоей глины и разбросанных по столу небрежных набросков есть в кухне стало невозможно. Твои вещи были повсюду, и просто не осталось места, где я мог бы расслабиться. Этот дом не казался мне маленьким, когда я покупал его, и даже когда здесь жила Мария, тут хватало места для нас обоих. Мария была спокойнее тебя. Менее буйная. В каком-то смысле жить с ней было проще, если не считать ее лжи. Но я уже научился с этим справляться и знал, что второй раз на такое не попадусь.
Ты продолжала рассказывать о ленче, на котором побывала, и я попытался сосредоточиться на том, что ты говорила.
— В общем, мы думаем, что если скинуться вшестером, то мы могли бы позволить себе аренду.
— Аренду чего?
— Аренду совместной студии. Сама я этого не потяну, но, давая уроки, зарабатываю достаточно, чтобы сделать это вместе с другими. Таким образом, у меня появилась бы нормальная печь для обжига, и я могла бы убрать отсюда все эти вещи.
Я не осознавал, что ты что-то зарабатываешь этим своим обучением. Мне казалось, что ты даешь уроки гончарного дела, потому что так разумнее использовать свое время, чем лепить фигурки, продаваемые за гроши. На мой взгляд, ты должна была предложить какой-то вклад со своей стороны в выплату моей ипотеки, прежде чем вступать в деловое партнерство. В конце концов, все это время ты жила здесь бесплатно.
— В принципе, звучит здорово, дорогая, но что будет, если кто-то из вас откажется от этого? Кто возьмет на себя оставшуюся долю ренты?
Я видел, что об этом ты не подумала.
— Мне необходимо где-то работать, Иен. Уроки — это хорошо, но я не хочу заниматься этим постоянно. Мои скульптуры начинают продаваться, и, если бы я могла создавать их быстрее и получать больше заказов, из этого мог бы выйти приличный бизнес.
— Сколько всего скульпторов и художников занимается этим? — спросил я. — Я хочу сказать, что в этом вопросе нужно быть реалистом: это может никогда не перерасти в нечто большее, чем просто хобби, приносящее немного денег на карманные расходы.
Ты молчала.
— Но, работая вместе, мы могли бы помогать друг другу. Мозаика Аврила отлично сочетается с тем, что делаю я, а Грант потрясающе рисует масляными красками. Было бы здорово привлечь еще некоторых моих университетских друзей, но я уже сто лет ни с кем из них не связывалась.
— Тут полно всяких проблем, — сказал я.
— Возможно. Нужно будет еще подумать над этим.
Но я видел, что ты уже приняла решение. Я потерял бы тебя из-за этой твоей новой мечты.
— Послушай, — сказал я, и моя интонация совершенно не отражала тревоги, которую я ощущал внутри. — Я уже некоторое время думаю о том, чтобы переехать в другой дом.
— Правда?
В глазах твоих читалось сомнение.
Я кивнул.
— Мы найдем место, которое будет достаточно просторным, и я построю тебе студию в саду.
— Мою собственную студию?
— С печью для обжига. И там ты сможешь устраивать любой беспорядок, какой только пожелаешь.
— Ты сделал бы это ради меня?
На твоем лице расцвела широкая улыбка.
— Ради тебя, Дженнифер, я готов сделать все, что угодно. И ты это знаешь.
Это была чистая правда. Я сделал бы что угодно, лишь бы удержать тебя.
Пока ты была в душе, зазвонил телефон.
— Можно Дженну? Это Сара.
— Привет, Сара, — сказал я. — Боюсь, что в данный момент она где-то с друзьями. А она не перезванивала после того, как ты звонила последний раз? Я передавал ей.
Наступила пауза.
— Нет.
— Ага. Что ж, я скажу ей, что ты звонила.
Пока ты была наверху, я обыскал твою сумочку. В ней не было ничего необычного: все чеки были из мест, о посещении которых ты мне рассказывала. Я почувствовал, что комок напряжения внутри меня рассасывается. По привычке я проверил кармашек для банкнот в твоем кошельке и, хотя там было пусто, почувствовал под пальцами утолщение. Приглядевшись, я увидел дырку в подкладке, куда были засунуты несколько сложенных купюр. Я сунул их в карман. Если это были деньги, сэкономленные после хозяйственных расходов, ты спросишь, не видел ли я их. Если нет, я буду знать, что у тебя есть от меня секреты. Что ты у меня крадешь.
Ты никогда так и не спросила меня о них.
Когда ты ушла от меня, я даже не заметил, как это произошло. Я ждал, что ты вернешься домой, и только уже ложась спать, заметил, что пропала твоя зубная щетка. Я проверил чемоданы, но все было на месте, кроме небольшой сумки. Может, он предложил купить тебе все необходимое? Сказал, что даст тебе все, что ты захочешь? А что ты предложила ему взамен? Ты внушала мне отвращение. Но я отпустил тебя. Я сказал себе, что без тебя мне будет даже лучше, и что, пока ты не побежала в полицию со всякими обвинениями, которые они, безусловно, назовут сексуальным домогательством, я позволю тебе бегать, где вздумается. Я мог бы пойти по твоему следу, но я этого не хотел. Тебе понятно это? Я этого не хотел. И я оставил бы тебя в покое, если бы не эта коротенькая заметка в сегодняшней «Бристол пост». Они не указали там твое имя, но неужели ты думаешь, что я не догадался, что это была ты?
Я представил себе, как полиция расспрашивает тебя о твоей жизни, о твоих отношениях. Я видел, как они проверяют тебя, подсказывают, что нужно говорить. Я видел, как ты плачешь и рассказываешь им все. Я знал, что ты сломаешься, что очень скоро они постучат в мою дверь и начнут задавать вопросы о вещах, которые их совершенно не касаются. Будут называть меня громилой, совратителем, избивающим свою женщину. Но все это не обо мне: я никогда не давал тебе ничего такого, о чем ты не просила сама.
Угадай, где я был сегодня. Ну же, попробуй угадать. Не можешь? Я ездил в Оксфорд, чтобы нанести визит твоей сестре. Я рассудил, что если кто-то и знает, где ты сейчас находишься, то это как раз твоя сестра. Их дом за последние пять лет почти не изменился. Все те же идеально подстриженные кусты лавра по обе стороны от парадной двери, все та же вызывающая раздражение мелодия дверного звонка со звоном колоколов.
Как только Ева увидела меня, улыбка ее очень быстро растаяла.
— Иен, — скучным голосом сказала она. — Какой сюрприз!
— Давно не виделись, — ответил я. У нее никогда не хватало смелости сказать в лицо все, что она обо мне думает. — Так ты выпустишь на улицу все тепло из дома, — продолжил я, ступая на черно-белую плитку в прихожей.
Еве не оставалось ничего другого, как отступить в сторону, и, протискиваясь мимо нее, чтобы пройти в гостиную, я плечом потерся о ее грудь. Она суетливо семенила за мной, пытаясь показать, что все еще хозяйка в собственном доме. Это было умилительно.
Я сел в кресло Джеффа, зная, что Еве это очень не понравится, а она села напротив. Я видел, как она борется с желанием спросить, что тут вообще происходит.
— Джеффа дома нет? — спросил я.
Я заметил какую-то тень, мелькнувшую в глазах Евы. Я понимал, что она боится, и эта мысль подействовала на меня возбуждающе. Впервые я задумался о том, какова эта Леди Ева в постели — будет ли она также застегнута на все пуговицы, как ты.
— Он повез детей в город.
Она беспокойно заерзала в кресле, а я позволил мучительному молчанию повиснуть между нами. Ева наконец не выдержала:
— Зачем ты здесь?
— Просто проезжал мимо, — сказал я, оглядывая большую гостиную. С момента, когда мы были здесь в последний раз, она поменяла весь интерьер — тебе бы понравилось. Появились мягкие бледные цвета, которые ты так хотела для нашей кухни. — Да, много времени прошло, Ева, — сказал я.
Она коротко согласно кивнула, но ничего не ответила.
— Я ищу Дженнифер, — сказал я.
— Что ты хочешь этим сказать? Только не говори, что она наконец ушла от тебя.
Она бросила эти слова со страстью, какой я за ней никогда раньше не замечал.
Я пропустил подколку мимо ушей.
— Мы расстались.
— С ней все в порядке? Где она теперь живет?
У нее еще хватало наглости беспокоиться о тебе. После всего, что она говорила. Лицемерная стерва!
— Ты хочешь сказать, что она сбежала не к тебе?
— Я не знаю, где она.
— Да что ты говоришь? — саркастически спросил я, не веря ей ни на грош. — Но ведь вы были так близки — у тебя просто обязаны возникнуть какие-то соображения на этот счет.
Уголок моего глаза начал нервно дергаться, и я потер его, чтобы прекратить это.
— Мы с ней не разговаривали пять лет, Иен. — Она встала. — Думаю, тебе лучше уйти.
— Ты хочешь убедить меня, что ни разу не получала весточки от нее за все это время?
Я вытянул ноги и глубоко откинулся на спинку кресла. Я сам решу, когда мне уйти.
— Да, — сказала Ева, и я заметил, как она искоса взглянула на полку камина. — А сейчас я хочу, чтобы ты ушел.
Камин был совершенно банальным, с полированным корпусом, газовым пламенем и фальшивыми тлеющими углями. На полке его белого обрамления по обе стороны от старинных дорожных часов с ручкой сверху стояли несколько визиток и открыток с приглашениями.
Я сразу догадался, чего именно она не хотела, чтобы я там заметил. Тебе нужно было хорошенько подумать, Дженнифер, прежде чем посылать ей что-то столь явное. Это была снятая с высокого обрыва фотография морского берега, которая среди дорогих приглашений с золотым обрезом смотрелась совершенно неуместно. На песке орфографическим почерком было написано Леди Ева.
Я встал, позволив Еве проводить меня к выходу. Наклонившись, я поцеловал ее в щеку, почувствовал, как она отпрянула, и испытал острое желание припечатать ее к стене за то, что обманула меня.
Она уже открыла дверь, когда я сделал вид, что ищу ключи от машины.
— Должно быть, я их уронил, — сказал я. — Я сейчас.
Я оставил ее в прихожей, а сам быстро вернулся в гостиную. Взяв открытку, я перевернул ее, но не нашел там адреса, который ожидал увидеть, — только лишь слащавое послание Еве, написанное твоим таким знакомым мне неаккуратным почерком. Раньше ты писала записки и клала их мне под подушку или совала в портфель. Почему же перестала? Мне вдруг сдавило горло. Я внимательно разглядывал фотографию. Где ты? Внутреннее напряжение грозило выплеснуться наружу, и я разорвал снимок сначала надвое, потом еще раз, и еще, и сразу почувствовал облегчение. Я сунул эти клочки за дорожные часы как раз в тот момент, когда в гостиную вернулась Ева.
— Нашел, — сказал я, похлопав себя по карману.
Она подозрительно оглядела комнату, явно проверяя, все ли на месте. Пусть смотрит, подумал я. И пусть обнаружит.
— Было очень приятно снова повидаться с тобой, Ева, — сказал я. — Обязательно загляну к вам, когда в следующий раз буду в Оксфорде.
Ева открыла рот, но оттуда не вырвалось ни звука, так что я сам ответил за нее:
— Буду ждать этого с нетерпением.
Вернувшись домой, я сразу же полез в интернет. Было что-то явно британское в этих высоких скалах, обступивших песчаный пляж с трех сторон, и в этом сером небе с его зловещими тучами. Я вбил в поисковик «побережье Великобритании» и начал просматривать картинки. Я щелкал на них, прокручивая их одну за другой, но находил только обычные для путеводителей рекламные снимки песчаных пляжей с весело смеющимися детьми. Я изменил поиск на «побережье Великобритании со скалами» и продолжил искать. Я найду тебя, Дженнифер. Куда бы ты ни уехала, я все равно найду тебя. И тогда я приеду за тобой.