Лихой гимназист

Глава 17

— Секундант другой стороны обязан присутствовать, — возразил Казимиров. — Нельзя иначе.

— О, Господи! Да позовите кого-нибудь из офицеров, подпоручик, — потребовал Гурко. — Неужто мы будем канителиться из-за таких мелочей?

— Я обращусь к одному из офицеров, чтобы тот выступил распорядителем с вашей стороны, — предложил мне Казимиров. — По очевидным причинам мы бы не хотели затягивать дело. Но если у вас есть знакомый, кто бы мог присутствовать на поединке сегодня вечером, мы подождём.

Знакомый-то, конечно, был. Если Николай дома, вряд ли он откажется помочь. Но у меня появилась идея поинтереснее.

— Я всё же предпочту обратиться к своему знакомому, — сказал я. — Он живёт недалеко отсюда. Уверен, он согласится помочь мне. Где встретимся? Назовите место, мы скоро подойдём.

— Мы отправимся с вами, — заявил Гурко.

— Это не обязательно, ваше благородие, — осадил его Казимиров. — Мы все — люди чести. Никто не собирается сбегать, так ведь?

— Я считаю такое предположение по поводу моих намерений оскорбительным, — я с вызовом посмотрел на подпоручика. — Говорите, куда приходить.

— Полагаю, можно поискать во дворах. Чтобы не возникло недоразумений, лучше пойти нам втроём, — рассудил подпоручик.

— Ну что ж, в путь, — согласился я.

Мы направились вдоль дома. Я шагал за офицерами, Маша зачем-то увязалась за мной.

— Возвращайся домой, — сказал я ей.

Маша не сказала ни слова.

— Говорю, иди домой. Со мной всё будет в порядке, — повторил я.

Она не слушалась.

— Господа, секундочку, — остановил я своих спутников, схватил девушку за руку и отвёл подальше, чтобы нас не слышали.

— Может, не надо? — тихо произнесла Маша. — Мы можем уйти вместе.

— Всё в порядке, — я оглянулся. — Иди домой, я разберусь.

— Я боюсь. Они тебя убьют.

— А ты как меня защитишь?

Маша вцепилась мне в руку, не желая отпускать. Она дрожала от волнения.

— Мы с господами быстро решим вопрос, и я подойду домой, — обещал я. — Мы не будем сейчас стреляться. Иди и ни о чём не беспокойся. Можешь возле арки подождать.

Только это убедило Машу покинуть меня.

— Я буду ждать возле дома, — сказала она. — Умоляю, возвращайся скорее.

Маша пошла по полупустой улице, постоянно оглядываясь на меня, мы же с офицерами продолжили поиски.

Нырнув в ближайшую подворотню, стали искать место, скрытое от глаз людских. По обыкновению двор был застроен сараями, а со всех сторон на нас таращились чёрные окна, внимательно наблюдая за каждым шагом. Возле сараев копошились два человека.

— Вы желаете драться на саблях или на пистолетах? — спросил меня Казимиров.

Я на секунду задумался. Если драться на пистолетах, нет никакой гарантии, что меня не подстрелят, а у сабельного фехтования могла иметься своя специфика, с которой я не знаком. Но сейчас был вопрос поважнее: владеют ли мои соперники магией? Поручик — однозначно не заклинатель. А вот второй… Впрочем, тоже маловероятно.

Грядущая драка в любом случае не закончится ничем хорошим. Меня ранят, убьют или отправят под суд. В обычных обстоятельствах за дуэль могли посадить лишь инициатора, второму же участнику грозил штраф, но как будет расцениваться убийство офицера в военное время, я не знал. Очевидно, по голове не погладят.

Однако в кармане, как обычно, лежала «перечница», а медальона, ограничивающего магию, при мне не было. Это значительно упрощало дело.

— Предлагаю стреляться с двадцати шагов, — заявил Гурко.

— Предпочту сабли, — сказал я.

— Я не желаю драться на саблях, — возразил Гурко.

— Но оружие выбираю я.

— А я отказываюсь. Пистолет не даст преимуществ одной из сторон.

— Бог создал людей сильными и слабыми, а револьвер сделал всех равными, — перефразировал я известное в моём мире выражение. — Что ж, разумно. Тогда с двадцати шагов.

В первом дворе мы не нашли достаточно уединённого местечка, как и во втором, и только в третьем нам улыбнулась удача. Забрели в безлюдный закоулок. С двух сторон к сумрачному небу поднимались глухие кирпичные стены, а плотно налепленные сараи скрывали нас от вездесущих окон.

— Подходящее место, — Казимиров остановился и огляделся. — Если ни у кого нет возражений, встретимся здесь. Сколько вам, сударь, понадобится времени…

Действительно, подходящее. Я сунул руку во внутренний карман сюртука.

— Вы что делаете?! — воскликнул Казимиров, увидев у меня пистолет, направленный ему в живот. Его рука метнулась к кобуре, но я нажал на спуск быстрее. Гулкий хлопок эхом разнёсся над двором. Казимиров схватился за живот.

Да ты… — Гурко потянулся к кобуре, но это всё, что он успел сделать. Два выстрела подряд — и поручик распластался на земле.

Раненый Казимиров, держась за живот, пытался достать револьвер. Следующий выстрел был направлен ему в голову, и Казимиров повалился рядом со своим сослуживцем.

Гурко зашевелился — он был ещё жив, а все четыре ствола моего пеппербокса опустели. Я убрал его в карман и вытащил из руки Казимирова револьвер.

Револьвер сильно смахивал на капсюльный Кольт Нэви образца 1851 года, только ствол был круглый без граней, и рукоятка имела несколько иную форму. Впрочем, разглядывать его времени не было. Я сделал контрольный в голову Гурко, потом — на всякий случай, Казимирову, хотя одна пуля в его башке уже сидела, и кинул оружие рядом. Револьвер мне понравился, но для скрытого ношения он не подходил.

С точки зрения закона чести, убийство это выглядело подло, но какое мне дело, если никто не узнает? Сами виноваты. Нечего лезть со своими дуэлями ко всем подряд. Даже магия не понадобилось, чтобы уложить этих дурачков.

Спокойно, без суеты, я зашагал в обратном направлении, петляя между сараев и пристроек, пока не оказался на улице. Тут было тихо и мирно, словно ничего и не случилось. Проехала одинокая бричка с усталым извозчиком на облучке, но вскоре цокот копыт и грохот колёс, что эхом разносились среди каменных стен, смолкли в серых сумерках.

Маша, как и обещала, стояла у подворотни нашего дома и ждала меня. Увидев, как я иду по краю мостовой, он бросилась навстречу.

— Вопрос улажен, дуэли не будет, — объявил я.

— То есть, вы не будете стреляться? Вы договорились? Но как? Они были настроены так решительно.

— Я же говорил, всё будет в порядке. Они… поняли, что драться на дуэлях не самое лучшее занятие.

Вдруг Маша уставилась на рукав моего сюртука.

— У тебя кровь, — произнесла она, разглядывая маленькие пятнышки, красневшие на оливковой ткани. Как ни старался, не замараться не вышло. Вот в чём минус светлой одежды. Теперь, наверное, выбрасывать придётся.

— Главное, что не моя, — ответил я.

Маша посмотрела на меня с тревогой.

— Что это значит? Вы… стрелялись?

— Пойдём, — я взял девушку за руку. — Вопрос улажен — это главное. Только ты никому не рассказывай о встрече с офицерами. Пусть это останется нашим маленьким секретом.

— Я никому не скажу. Клянусь, — произнесла твёрдо Маша. — Они сами напросились. Это бесчестные люди, хоть и считаются дворянами. Я бы с радостью сама его пристрелила, если б в тот вечер у меня был пистолет.

Мы друг друга понял, и это хорошо. Моя фамилия была известна только Гурко и Казимирову, и они унесли своё знание в могилу. Больше о происшествии никто не знал… кроме нас с Машей.

Войдя в подворотню, мы остановились.

— Можем посидеть у меня, если хочешь, — сказал я. — Ты, кажется, взволнована. Пойдём. Попьёшь чаю, успокоишься.

— Не знаю, — произнесла Маша неуверенно. — Уже поздно, папенька будет ругаться.

— Как будто поздно никогда не возвращалась. Если хочешь, я потом тебя даже до подъезда провожу, — усмехнулся я.

Маша была в растерянности, она закусила губу, а на лице отразилась внутренняя борьба: ей как будто и хотелось, но она не могла побороть то ли страх, то ли неуверенность, то ли какие-то предрассудки.

— Можно посидеть, только недолго, — произнесла она, наконец.

Мы поднялись на четвёртый этаж, я открыл дверь.

— А вот и моя скромная обитель, — мы прошли в гостиную. — Располагайся, а я пока чай разогрею.

Маша уселась в кресло, а я зажёг газовую лампу на стене, которая лениво разгоняла полумрак тёплым тусклым светом, после достал керосиновую горелку и установил на неё чайник, предварительно налив воды из-под крана.

Вскоре на столе оказались почти все мои запасы съестного: калачи, банка с вареньем, ватрушка и две железные коробочки с разными сортами чая. Повесив сюртук на спинку стула, я сел за стол. Маша устроилась напротив. Она почти всё время молчала, и только отвечала на вопросы.

— Ещё волнуешься? — спросил я. — Это из-за сегодняшнего случая? Уверяют, беспокоиться не о чем, с нами всё будет в порядке, если конечно мы не будем болтать о чём не следует.

— Да, да… конечно. Я понимаю. Прости. Просто… да, не могу придти в себя. Я так испугалась, когда поручик опять подошёл к нам. До сих пор не по себе.

Мы посидели ещё немного, но разговор не клеился.

— Ладно, — сказал я, видя, что Маша не в настроении. — Наверное, тебе пора домой. Отец будет ругаться.

Маша не двинулась с места.

— Но если хочешь ещё побыть, я не возражаю, — добавил я.

— У тебя тут так спокойно, — произнесла Маша, оглядываясь по сторонам. — Хорошая квартира. Только чего-то не хватает. Пусто здесь. Сюда бы ковёр постелить, а на стены можно повесить картины и зеркало. Диван тоже не помешал бы, и горка с посудой.

— С наведением уюта у меня проблемы. Да и когда? То учёба, то тренировки, то по дому дела.

— А прислуга?

— Не держу. Всё сам.

— Удивительно. Даже к нам заходит кухарка, чтобы готовить и пыль протирать. Мы платим ей за полдня. Как ты один справляешься?

— Жизнь научит, — усмехнулся я.

— А вообще у тебя хорошо. Даже уходить не хочется.

— Так не уходи.

— Папенька ругаться будет. Нельзя. А это… единственная комната?

— Есть ещё одна. Показать?

— Пошли.

Я открыл дверь в спальню. Сюда можно было попасть как из коридора, так и из гостиной.

— И эту бы комнатку тоже обставить, — улыбнулась Маша, обернувшись ко мне. — И было бы очень неплохо.

Я обнял её за талию, притянул к себе и стал целовать шею. Маша закрыла глаза и лишь сильнее прижалась ко мне.

Повернув её к себе, я принялся покрывать поцелуями губы и лицо девушки. Мы двинулись к постели и уселись на край. Не прекращая ласки, одной рукой я стал расстёгивать Маше платье, а другой — поглаживать её бедро, поднимаясь всё выше. Маша расслабилась, полностью доверившись мне. Казалось, сейчас я мог сделать с ней всё, что угодно.

Под платьем была нижняя рубашка, которую тоже пришлось расстегнуть, прежде чем я, наконец, добрался до небольших округлых грудей, которые тоже принялся целовать.

Во мне бурлила страсть. Даже не помню, когда последний раз испытывал в прошлой жизни такое сильное желание, доходящее до дрожи. Наверное, когда-то давно, в юности…

Мы лежали в кровати нос к носу. Маша закрыла глаза, словно пыталась заснуть, а я смотрел на неё. Мне нравились её черты лица, особенно сейчас, когда они выглядели столь умиротворённо. Казалось, Маша забыла о вчерашнем инциденте. Теперь ей было хорошо.

Она не торопилась уходить, и мне вдруг стало тревожно от мысли, что она захочет остаться. В квартире — оружие, деньги, бумаги с заклинаниями, и как бы Маша мне ни нравилась, ей здесь не место. Провести вдвоём ночь нестрашно, но ни о чём большем и речи идти не могло.

Однако Маша и сама знала, что надо идти домой. Она поднялась, села на кровать и, словно стесняясь своей наготы, прикрылась одеялом.

— Я уже должна быть дома, — сказала она. — Ну и попадёт же мне.

— Скажи, что была у знакомых.

— Всё равно слишком поздно. Никогда во столько не возвращалась. Страшно представить, что папенька подумает.

— Если хочешь, я поговорю с твоим отцом, — сказал я.

— Нет-нет, не надо, — Маша испуганно на меня посмотрела. — Что он скажет? Я не должна… Мы не должны были… Это неправильно.

— Кому какая разница? — я тоже сел на кровать, обнял Машу и поцеловал. — Тебе же хорошо было? Разве что-то ещё имеет значение?

— Не знаю… До нашей встречи мне казалось, что значение имеет только дело, которым я занимаюсь.

— Революция?

— Да. Я только этим и жила. Это же очень важно.

— Как знать… — я вздохнул. — У каждого свои заморочки.

— Что, прости?

— Не бери в голову. Кстати, мы на этой неделе, наверное, не встретимся. У меня дел полно.

— Дел? — Маша изумлённо на меня посмотрела. — Ты же, кажется, закончил учиться.

— Учиться закончил, теперь надо о заработке думать. Иначе на что дальше снимать эту квартиру? От семьи я не получаю ни копейки, приходится обо всём заботиться самому.

— Ты пойдёшь в следующее воскресенье к Фёдору Аркадьевичу?

— Не знаю, — покачал я головой. — Если время будет.

— Пойдём вместе. После собрания сможем погулять по набережной, если погода выдастся хорошей.

— Если не будет важных дел, сходим.

— Понятно…

— Но сюда можешь придти в любое время, если я, конечно, буду дома. Заходи после работы, чай попьём, займёмся ещё чем-нибудь, — я снова прижал Машу к себе, обхватив рукой за грудь.

— Ладно, загляну как-нибудь, если папенька меня сегодня не убьёт, — Маша хихикнула и отстранилась, потянувшись за валяющимися на полу панталонами.

Она оделась, и мы спустились вниз. Я проводил её взглядом до подъезда. Она напоследок обернулась и помахала мне ручкой.

Вернувшись в свою пустую квартиру, я окинул гостиную критическим взором. Возле стен стояли бюро, комод, кресла, посередине — обеденный стол. Выглядела комната так, словно тут и вовсе никто не жил. Маша права: уюта не хватает.

На следующей неделе мне действительно предстояло много дел, и я не хотел отвлекаться на прогулки и прочую ерунду, а вот насчёт воскресного собрания пока не решил: с одной стороны, проку туда ходить нет, с другой — можно приятно скоротать время и послушать о том, что творится в Петербурге. Ведь газеты писали не обо всём.

Я снял и кинул в таз простыню, на которой осталась кровь. У Маши я оказался первым.

В понедельник я на бал не поехал, как собирался изначально, а отправился за город, желая посвятить день тренировкам. Любопытство любопытством, но в скором времени предстояла магическая дуэль, и следовало хорошо подготовиться, чтобы не ударить в грязь лицом.

Так же на этой неделе я намеревался приступить к выполнению заказа. Перво-наперво требовалось выследить человека и понять, каким образом и где его лучше всего ликвидировать. Вариантов было немного. Никогда не любил работать на ближних дистанциях, но пока ничего другого не оставалось. Конечно, теперь я имел преимущество в виде магии, но её следовало применять ограниченно, чтобы не наследить, как у Оглобли.

Со своим секундантам, Николаем Шереметьевым, я встретился в среду на стрелке Васильевского острова. Мы прогулялись по набережной, пока он рассказывал про условия, на которых сошлись они с Ворониным.

Договориться о мирном решении конфликта не удалось. Поединок должен был состояться в пятницу в восемь утра на Чёрной речке. Оружие — магические чары, бой — до первой крови. Воронин согласился на самые мягкие условия, и это ещё раз доказывало, что Меньшикову просто захотелось помериться силами. Договорились и о врачебной помощи. У Николая имелся на примете целитель, к которому он предложил обратиться. Присутствие врача стоило недёшево, но сумма эта билась пополам между сторонами.

Я в свою очередь расспросил о том, какой техникой владеет Меньшиков и что от него ожидать.

— Пётр Меньшиков практикует ледяные чары, — ответил Николай. — Я владею каменными чарами, и могу с уверенностью сказать, что эти две техники весьма схожи друг с другом. Полагаю, Меньшиков будет использовать ледяные стрелы, ледяной щит, и в качестве защиты — ледяную плоть. Возможно, попробует применить град. Он мог бы прибегнуть к удушению водой, но мы условились, что поединок будет проходить на дистанции двадцать пять шагов, на которой подобные заклинания не действуют.

— Это хорошо, — сказал я. — От стрел можно увернуться.

— Да, должен предупредить сразу: по условиям дуэли соперники не имеют права сходить с места. Я был против, но Воронин настоял. Он посчитал, что в ином случае, кто-то из вас может получить существенное преимущество. К сожалению, пришлось согласиться.

А вот это было плохо. Ведь такое условие лишало меня коронного приёма. Теперь придётся стоять столбом на линии огня, ловя мордой ледышки.

Именно поэтому на следующий день я снова поехал за город попрактиковаться в технике защиты. Главная проблема заключалась в том, что я не знал, как она сработает в реальном бою, поэтому попросил Николая помочь с тренировками. Он согласился уделить мне пару часов.

Со слов архонта, мне было знакомы лишь два защитных приёма: преобразование и встречная волна.

В первом случае тело окутывала стихийная материя, которая поглощала снаряды. Второй же способ заключался в том, чтобы выпустить навстречу вражеской атаке тёмное облако, что имело похожий эффект. Последнее было безопаснее, поскольку уничтожало магию на расстоянии, но чтобы провести данный приём, следовало вовремя среагировать на действия противника.

Имелся и третий способ: уничтожить вражеский снаряд точечным попаданием своего собственного, но это требовало высокой концентрации. В стычке с человеком Смита у меня это получилось лишь по чистой случайности. Разум сам сосредоточился на пущенном булыжнике и направил в него магию. Удастся ли такое повторить, уверенности не было.

Против физических способов воздействия — пуль или холодного оружия — использовалась та же самая защита.

Погода в этот день плохо подходила для загородных прогулок, с самого утра накрапывал дождь. Мы с Николаем отработали несколько защитных приёмов, но потом, когда я остался один, вода с неба потекла сильнее, и к вечеру я промок насквозь. Даже наличие зонта не спасло.

Домой вернулся лишь вечером.

Едва я забежал в подворотню, как увидел Машу, которая шла от моего подъезда, что находился в глубине двора. Она была в своём обычном сером платье и тоже под зонтом. Лицо её озарилось радостной улыбкой, когда она увидела меня.

— Ты ко мне? — спросил я.

— Да, ходила вот, а тебя не было. Думала, не придёшь сегодня, — ответила она.

Огибая лужи, мы двинулись в направлении моего подъезда.

— Я заходила во вторник и вчера, — сказала Маша, когда мы поднимались по лестнице, — тебя тоже не было.

— Обычно прихожу домой позже. Не каждый раз получается посидеть вечер дома. А сегодня, как видишь, и вовсе промок до нитки. Целый день на ногах.

— Эх, раньше мы каждый день виделись, а теперь — так редко.

— Что ж, отдыхай от моего общества, через два месяца мы снова будем ходить вместе.

Мы вошли в мою квартиру, тут было прохладно. Я снял сюртук, переодел рубашку и жилетку и занялся растопкой печи. Маша в это время поставила кипятить чайник. Когда все дела были сделаны, мы сели за стол. От печи теперь веяло теплом, а желудок мой наполнялся горячим чаем — холод и сырость отступали.

— Не представляешь, как папенька ругался в воскресенье, — бодро затараторила Маша. — Пришлось пообещать, что возвращаться буду раньше. Первый раз его таким сердитым видела.

— А отец знает, куда ты ходишь по воскресеньям? Что ты обычно ему говоришь? — поинтересовался я.

— Папенька думает, что я у Тани, моей знакомой, о которой я тебе рассказывала. Да, знаю, врать нехорошо, — лицо Маши приняло печальный вид, — но это всё ради нашего общего дела. К тому же в некоторой степени это правда. Мы ведь у Фёдора Аркадьевича с ней тоже видимся.

— Ну что ж, если ради важного дела, — пожал плечами, — почему нет?

— А ты… что делал сегодня? — неуверенно произнесла Маша.

— Я-то? Тренировался.

— Тренировался? Ты так много тренируешься?

— Приходится.

— А скажи… — Маша помедлила. — Много ли надо тренироваться, чтобы получить… такой ранг, как у тебя?

Опять она за старое. И что ей далась эта магия? Как будто хочет что-то выведать, но не решается спросить прямо.

— А тебе зачем? — я улыбнулся. — Почему тебя так интересует моя магия?

— Нет, я… — Маша смутилась и потупила взгляд. — Да не то, чтобы интересно… Извини, если что-то не так спросила.

— Ерунда, — я встал со стула и, подойдя сзади, обнял её. — Сколько надо тренироваться, спрашиваешь? Много. Очень много. Желательно с самого детства. А теперь пошли в спальню, а то опять домой опоздаешь, и папенька ругаться будет.

В пятницу утром немного распогодилось. В шесть часов я вышел из дома, поймал на ближайшем перекрёстке ямщика и отправился к Шереметьеву. Оттуда на самоходной бричке, заранее заказанной Николаем, мы вдвоём поехали к Дворцовой площади, возле которой жил его знакомый целитель, подождали полчаса, пока тот выйдет, а затем все вместе на двух экипажах двинулись к Чёрной речке, где была назначена дуэль.