Литературный агент

«Май фадэ аист»

Чудак Покровский предложил мне подарок: молчание — золото. «Взамен Громова они возьмут вас». Но если абсурдист и вправду невиновен, на свободе гуляет убийца. Убийца этих диковинных, новых для нас, как экзотические цветы, детей: Юлы и Дениса. Принесенное в жертву «дольче вита» поколение 90-х — констатирует в своих фоторепортажах Страстов, на что ему глубоко наплевать.

Недоступный для простецов вестибюль в коричнево-дубовых тонах с трепетными промежутками стекол и зеркал оказался для меня доступен. Старушка у входа за столом даже улыбнулась: узнала, ведь я хаживал сюда каждый вечер со «звездой» — драгоценной орхидеей, в стиле темы «дети — цветы жизни».

Донской гарсон Владислав тоже чуть-чуть улыбнулся. Поздоровались.

— Кофе?

— Кофе.

Принес.

— Владик, вы не скажете…

— Не скажу. Посторонние разговоры запрещены.

Эк ведь казака обработали: за все надо платить! Чтобы не разыгрывать предыдущую пантомиму, я показал ему десять долларов. (Вот так мы этих детей и развращаем!) Он поморщился.

— Сведения не секретные. Не крохоборничайте.

— Я не крохобор! — оскорбился официант и взял десятку.

— Юла, кажется, погибла. Это между нами.

Он как будто не расслышал.

— Ладно, спрашивайте. Только побыстрее.

— В прошлую среду, — забубнил я вполголоса, — здесь пили — вон за тем столиком у окна.

— Не мой округ.

— Дослушайте! Компания с Юлием Громовым, очень яркая, вызывающая: две девушки — по-моему, поп-звездочки, одна с длинными, черными волосами. Ну, вспомните! Волосы длиннее условной юбочки.

— Ага, мы как-то на кухне спорили: парик или натюрель…

— Так вы ее знаете?

— А вы нет? — поразился Владик.

— Послушайте, мне уже тридцать четвертый пошел…

— Ее все знают!

— Кто же она?

— Сусанна.

— Сусанна? А фамилия?

— Сусанна — и все. Теперь фамилии не котируются, как в Штатах. Певица, каждый день в ящике.

— Каждый день… — повторил я. — С нею будет трудно познакомиться.

— Да уж! Попросите Юлия.

— Юлий в КПЗ.

— Ни фига себе! — Гарсон повертел головой и спросил тихонько: — Как она погибла? Я — никому.

— Очень таинственно, мальчик. Я ищу его.

— Кого? — прошептал Владик.

— Убийцу.

— Черт! Меня зовут.

Он бережно расправил зеленую купюру, положил ее на стол, краешком под блюдце, взял с меня «наши» за кофе и удалился.

Я допил кофе, размышляя, прошел в вестибюль и с помощью уже другой женщины, при телефоне (которая тоже меня узнала — «Как там наша любимица? С нетерпением ждем «Марию Магдалину» — и любезно раздобыла три жетончика), сумел дозвониться до Тимура Георгиевича.

Сначала он меня слегка послал (от сплетника родителю преждевременно стали известны матримониальные планы), потом слегка оттаял. Тимур вообще мужчина снисходительный.

— …просьба, может быть, чрезмерная и невыполнимая, но вы, как влиятельный…

— Не тяните. Ну?

— Как бы мне встретиться с Сусанной?

— С какой еще?..

— С певичкой.

— А, Розенкрейц. И что вам от нее надо?

— Разрешить спор на кухне: волосы у нее настоящие?

— Самые настоящие. И Сусанна она, и Далила, и старцев, если надо, погубит, и Самсона. Не советую связываться, — последнюю фразу Страстов произнес серьезно.

— Что, так страшно?

— Так страшно. О ее интимной жизни неизвестно ничего, но чутье меня еще не подводило.

— Как быть, Тимур? Она мне нужна.

— Надеюсь, не в сексуальном плане?

— Конечно, нет.

— Почему «конечно»? Впрочем, экземпляр второй свежести.

— Сколько ей лет?

— Лет двадцать. Но если считать, что карьеру начала с четырнадцати — далеко не девочка. Вам ведь поговорить?.. Значит, так. Телефон я достану…

— И адрес, на всякий случай.

— Постараюсь. Перезвоните через полчаса. Дальше — действуйте сами. Меня не вмешивать.

— Спасибо. Вы сегодня в Холмы собрались?

— Да, едем. Кажется, наш классик собирает совет друзей.

(Непременно воспользуюсь!)

Полчаса истекли, сведения до ума доведены, я всегда знал, что Страстов — профессионал подлинный, первый у нас папараццо. Но дальше все пошло не так гладко.

Автоответчик вкрадчивым коварным голосом певички на двух языках предлагал оставить сообщение. О чем я мог сообщить этой законспирированной библейской блуднице? Прежде всего мне надо увидеть ее, ее лицо, ее реакцию на мои слова. И я отправился на Софийскую набережную, где надолго, как часовой, застыл у ограды напротив элитного дома в надежде на появление звезды. И она появилась.

Волосы Сусанны, блестящие бездонным мраком (о, «черный квадрат» старого абсурдиста, завороживший молодого… плюс какой-нибудь сверх-шампунь), прямые, разделенные на пробор пряди, действительно ниспадали до смуглых бедер в черных сетчатых узорах.

Даже я, редко включавший телевизор, видел ее не раз, однако вблизи впервые — тогда в ресторане певичка сидела к залу спиной. По нормальным меркам, она была страшна, как крокодил, разевающий пасть, но шоумены уже приучили публику к тому, что Сусанна — восточная красавица.

За красавицей тяжеловатой поступью двигался мужчина, почти элегантный в хорошо пошитом костюме — это «почти» имело классовый привкус и выдавало в нем телохранителя; прислуга не должна походить на господ.

Стайка девочек или мальчиков, не разберешь, словом — подростков — радужных попугайчиков с пестрыми цветочками, подлетела к певице, щебеча, подставляя кто открытку, кто ладошку для автографа; и я, как извращенец, смягчая мужественные движения и жесты, умильно улыбаясь, сгибаясь, втерся в теплую компанию и прошептал прямо в дико раскрашенное лицо: «Вы знаете, что грозит вашему Юлию?» Она сделала чуть заметное движение головой, телохранитель шагнул и провел опытными лапами по моей одежде: «Чист!» — и опять, повинуясь ее жесту, отдалился метра на три. «Ничего не знаю и Юлия не знаю», — шелестящая скороговорка, а в узких, чуть раскосых глазах полыхал такой ужас, который немедленно передался мне.

Между тем звезда продолжала все это время вертеться, сверкая улыбками (улыбищами), поглаживая по головкам деток, рассыпая автографы… Вдруг сказала повелительно:

— Вася! Я опять забыла носовой платок.

— Мой возьмете.

— Ты что, совсем уже?.. Поищи сиреневый с инициалами в сундучке или в комоде, а я пока с тинейджерами пообщаюсь.

Тинейджеры, как придворные фрейлины из сказки, захихикали и образовали круг, прикрывая нас с Сусанной в центре — принцессу и свинопаса. Мы говорили, почти прижавшись друг к другу, почти без голоса, по губам понимая…

— Что тебе надо?

— Знаешь Чистый лес?

— Нет.

Я словно превратился в точно настроенный прибор, принимающий вибрацию — едва заметная дрожь ее великолепного тела передалась мне; а разноцветные детки с песенкой «Май фадэ аист…» пританцовывают, а Вася все сиреневый платок ищет.

— Там в пурпурной комнате висела твоя фотография.

— Ну и что? Я поп-звезда.

— Убийца украл фото и мертвое тело.

— Из психушки сбежал, псих?

Но я-то чувствовал, что девушка со страху опирается об меня бедром, как о столб.

— Я вас видел с Юлием.

— Припоминаю, есть такой писатель — Громов. Может, я даже с ним когда разговаривала…

— Он целовал тебя и возил в лесную избушку.

Звезда наконец разъярилась, ощеря пасть; от нее даже запахло потом, пряным, острым, как от дикого животного; однажды в юго-восточной Азии у меня случилась встреча с пантерой, но почему-то я остался жив. И сейчас похожий, очень острый холодок страха предупредил: здесь смерть, надо отступать.

— Тебя кто послал?

— Никто. Извините за беспокойство. — Я сделал движение уйти, она не отпускала.

Сусанна — погубительница мужчин; понятно, чем она брала их (нас) — не красотой и талантом, Боже сохрани! — энергией первородной, инстинктом абсолютным, что немедленно заражало партнера; кровь во мне закипела, я оттолкнул чудовище (нет, в ночное окошко заглянула не она, нет!.. моя болезнь!). Отроки и отроковицы приняли новую игру, начали пихаться плечами, бедрами, уже и уличная публика собралась.

— Запомни, юноша, — шипела Сусанна, младше меня лет на тринадцать, — Громова я едва знала, разговаривала с ним один раз тогда в ЦДЛ. Запомнил?

— Да.

— А чтоб тебе память не изменила, скажу пароль. И сгинь с глаз, гнида, бабки от меня не получишь!

— Ухожу. Пароль!

— Сэр Джоуль, — она хохотнула.

Я медленно, незаметно отступал от опасной звезды, издали подходил Вася, держа крошечный платок в поднятой руке налету, на ветру, чуть ли не пританцовывая. Вдруг ощутилось, что и мои ноги работают в ритме двусмысленно-детской кретинской песенки, и взрослая публика разгорячилась, не говоря уже о тинейджерах. Это Сусанна всех завела, низко, будоражуще напевая «Май фадэ аист»; и все, кроме меня, знают слова. Такие кадры в «Магии кино» снимать, а она нас заряжала бесплатно.