Литературный агент

Дар другу

От мужа — к жене. Тихомирова попивала бордо, держалась стоически — «Не берет!» — курила, курила, курила в своей темнокрасной пещере, и не лунно-звездная пижама была на ней, а затрапезное старое платье, зато черное.

— Лада, неужели ты не замечала, что твой загородный вертеп посещают посторонние?

— В пятницу впервые заметила. Всегда чисто, Марина прибирала.

— Но как могла Юла запросто туда ездить? Ведь она рисковала тебя застать.

— Девчонка Дениске иногда позванивала, от него, должно быть, знала, что я бываю за городом по средам и выходным. Морава говорит, что всего три раза замечала чужие следы, для моего глаза практически незримые.

— Ты в эти дни виделась с Моравой?

— Мы перезваниваемся, она очень больна.

— У старухи же мобильник… — пробормотал я. — Совсем забыл!

— Ну и что?

— Не она ли сообщила тебе про убийство Юлы?

— Да, позвонила в воскресенье утром.

— Что сказала?

— Что у нас в избушке ЧП: в ночь на пятницу зарезали старшую дочку Старцева. Мы с Мариной когда-то давно девочек на опушке видели, я рассказала, кто такие. И сегодня, говорит, в доме найден убитый, сына не назвала, жди «органов».

— Ты позвонила Громову и все ему выложила?

— Кое-что. Я была вне себя.

Так вот от кого он мог узнать подробности преступления!

— А ты знала, что у него фобия Маяковского — страх крови и острых предметов?

— Что-что?.. Погоди! — Лицо

Тихомировой вспыхнуло сиюминутным оживлением. — Точно! Придурок хлеб ни разу не порезал, бутылку штопором не открыл… Ссылаясь на полиартрит: боли в суставах, ручки берегу.

— Никакого полиартрита у него нет.

— Понятно. Ручки берег для убийства. За тебя, Алексей! Теперь понятно, почему он жил в таком вакууме — ни жены, ни детей… Одинокий гений при мамочке, духовный странник, — она засмеялась, — а причина у всех про все одна — физиология.

— Тогда уж психика… Тебе-то зачем психопат был нужен?

— В той самой точке с физиологией у него было окей, я предмет не острый. Что так смотришь, Алеша, из каких небесных сфер? Ни разу с женщиной не спал? Все мы звери — ласковые и кровожадные одновременно. А может, у меня сработала банальщина — не реализованный полностью материнский инстинкт.

— Почему б тебе в сыне его не реализовать?

— Сейчас ты праведно ужаснешься: Денис не любил меня.

— В чем это выражалось?

— Всегда глядел волчонком, знал одно слово: дай!

— И ты откупалась деньгами.

— Что значит «откупалась»?

— Платила за индульгенцию на «дольче вита» и постепенно, с возрастом, становилась все менее требовательной. Начиналась твоя «сладкая жизнь» по-крупному, кончается — с инфантильным идиотом.

— А что, идут мои похороны? Алексей Божий человек, каким судом судишь?

— Прости за обобщения, но суть такова.

— Прощаю, ты сумел заинтриговать меня. «По-крупному» — законный супруг мой подразумевается?

— «Горькая полынь» подразумевается… И Старцев, и ты — оба потеряли своих детей. Еще тогда — тринадцать лет назад.

И тут она себя выдала (я не понял, расчетливо или опрометчиво), заявив:

— Ведь действительно: Юла у отца ключ от избушки стянула. Но откуда дети могли про нас знать?

— Кажется, я догадался. Но сначала — тебе слово.

Тихомирова выпила бокал, закурила.

— Лев жил здесь, мы приятельствовали со Старцевыми. Я — злая. Мария кроткая, с холодком, заполучить ее мужа не составило для меня труда.

— Зачем он тебе?..

— Захотелось. Желаниям своим я привыкла потакать. Месяца три мы встречались у тетки Клары, но она умерла. Вот тот мой ковер… тот, что в крови теперь… он не поместился в автомобиль.

Она замолчала, я дополнил:

— И наследник тетя Клары разоблачил тебя перед мужем.

— А, ты был у Льва. Остальное тебе более или менее известно. Я с Дениской гостила у Старцевых и встретила старуху… впрочем, я уже рассказывала: судьбу в образе старухи с охапкой желтенькой купавны. Знаешь? В мае цветет.

— Слышал, но не видел. Или видел… вроде в лесу…

— Этот цветок с той поры исчез, в «Черную книгу» занесен, наверное… такой чудесный пряный аромат с легкой болотной гнильцой, — она усмехнулась, — умирать буду — вспомню. С согласия Федора я сняла ту избушку. Уехала от Старцевых, а Дениска не захотел в Москву, они с Юлой были не разлей вода. Всего-то два раза мы встретились в Чистом лесу — и навсегда расстались.

— По какой причине?

Она ответила не сразу:

— То, что я расскажу тебе, он не знает. Никто не знает. Однажды майским вечером он был у меня в пурпурной комнате, как ты ее зловеще окрестил. Мы пили сухое красное вино, занимались любовью. Бутылка кончилась, Федор спустился в погреб, оттуда послышалось: «Вот так пахнет в могиле — сырой землей и гнилой доской».

— Так, — вставил я, содрогнувшись.

— Но эти слова нарушали радость, я засмеялась, отстраняя смерть (гадкую гнилую старуху), взяла из вазы цветок купавны… на мясце, на косточках цветет, шутила моя гадкая вонючая подружка.

— Это не шутка, Лада. Ты мне покажешь — где?

— Откуда я знаю… Вдыхая живую прелесть цветка, я вышла на порог кухни. «Хочешь, я к тебе в преисподнюю спущусь?» И вдруг увидела, как медленно, неслышно открывается дверь из сеней. Мария. Мы так и застыли, глядя друг на друга. Забавно, как в драме Ибсена. Снизу донесся голос «живого классика»: «Здесь грязно, поднимаюсь, я хочу тебя ласкать при свете».

— А дальше?

— Я бросила цветок в яму… и правда, как в могилу. Мария исчезла. Все. — Тихомирова неопределенно улыбнулась. — Она действительно исчезла, больше Марию никто, насколько мне известно, не видел. Из избушки ее никто не гнал, не было никаких сцен, — добавила Лада мрачно. — Она ушла сама. — Выпила бокал залпом. — Я рассказала — твой черед. При чем тут дети?

— Мне кажется…

— Так ты не знаешь!

— Твой сын пошел туда на смерть!

— Выкладывай, что тебе кажется.

— 27-го мая Старцев отправился в избушку на свидание. Жене, понятно, соврал и, на беду, поддразнил детей, играющих в саду: семафорчики, застряли в своей песочнице, как маленькие! Примерно через час Мария на кухне услышала телефонный звонок и поднялась в кабинет.

— Это всем известно: Платон звонил. «Господи, какой ужас!» И понеслось. Мистика.

— Нет, все проще. Твой сын в детстве, по отзывам, был лидер, то есть самолюбив, выпендривался перед девочками и т. д.

— И куда все делось? — Тихомирова вздрогнула. — Куда мы все «делись» после детства? Впрочем, продолжай.

— Словом, Денис обиделся на «маленьких в песочнице».

— И они пошли за Федором? Да? Но как ты понял?

— По отдельным репликам детей, уже выросших. Они затеяли новую «взрослую» игру. В высокой башенке терема мать разговаривает по телефону и видит ярких «семафорчиков», подходящих к Чистому лесу, пользующемуся дурной славой.

— Денис ни разу не заикнулся об этой игре. Ты считаешь, он затаился…

— Щадил тебя. Любил, наверное.

— Очень даже зря, — она выпила.

— Зря, — зло меня взяло на ее невозмутимость. — Услышав голос мужа из подпола и увидев голую гетеру с цветком — фаллическим символом совокупления, — Мария устранилась. А сын твой?

— По-твоему, он нас с Федором видел?

— Что-то видел, потому и запретил подружкам об их «игре» рассказывать. Да ты это и сама чувствовала, стеснялась «волчонка», «воскресила» подмосковных родственников… лгала, Ладушка.

— Ты винишь меня в его смерти?

— Я тебе не судья и не духовник, ты девушка взрослая, с десятью заповедями сама разберешься.

— Там нет! — Лада расхохоталась. — Там нет заповеди «почитай сына своего»!

— Не пей больше, ты мне еще нужна. В тот момент, понятно, ты не сказала Федору про явление Марии, чтобы не нарушать радость оргазма. Или сказала?

Она помедлила.

— Нет.

— А потом?

— Нет

— Почему? Он ведь жену искал. Или не искал, а знал, где она… ее труп?

— Искал.

— Ты не хотела выглядеть в его глазах стервой.

Она обратила на меня жгучие, мерцающие мраком глаза.

— Не хотела.

— Но это так мелочно и пошло перед лицом смерти.

— Алексей, не говори красиво.

— Что ж, конкретно: ты со Старцевым рассталась, по твоим словам, навсегда. Что тебе помешало направить его на истинный след?

— «Истинный след»! Ты обвиняешь меня или Федора, или нас обоих в убийстве Марии и сокрытии трупа. Что мой мальчик видел это изуверство и шантажировал Старцева. Ну, а тот его зарезал.

— Тебе страшно, Лада. Трагедию ты пытаешься перелицевать в «дружеский шарж».

— Я настолько цинична?

— И нигилистична — можно так сказать? Я обвиняю тебя и твоих прошлых, да и настоящих дружков не в убийстве…

— Юлий не убийца? — удивилась Лада.

— …а в порче своих детей, вы их нравственно изуродовали. Случайная твоя встреча с колдуньей в низине не случайна, на ловца и зверь бежит.

— Умерь пафос. Я просто снимала у нее дом.

— Просто? А какие эксперименты вы над Юликом проделывали, если он делал левый заход! Гипноз был? Глюкоген в вине был?

— Всего лишь из любопытства. Надеюсь, меня ты в убийствах не подозреваешь. Я и предположить не могла, что Юлий так намертво вцепится в Юлу, я б его отпустила на волю! Объясни, чем ему мешал Денис.

«Ему ли?» — рвалось у меня с языка, но я молча два словечка проглотил, потому что ответа не знал. Не дождавшись, Лада продолжала:

— Накануне… накануне его гибели я была в гостях, вернулась, значит, после тебя. Он разговаривал по телефону в прихожей. Увидел меня и говорит: «Нет, перенесем на утро».

— На утро? — переспросил я. — Он звонил убийце!

— Все может быть. А я мельком подумала: с кем-то из бывших одноклассников разговаривает.

— Он имя в разговоре упомянул?

— Нет. Почему я так решила… — она пожала плечами. — Загадка. Он сразу положил трубку, но поздно ночью (я совсем поздно заснула) еще кому-то звонил, брал аппарат к себе в комнату: утром часть длинного шнура завернулась под его дверью, я вытянула. — Лада залпом выпила бокал. — Шантаж не исключается, загадочен предмет шантажа. Само убийство сын видеть не мог, он в тот четверг дома сидел, да и вообще с детства, по-моему, в тех местах не бывал.

— У меня создалось такое же впечатление, — подтвердил я. — В единственный наш разговор Денис вспоминал то лето, Марию, колдунью — фею из волшебного замка… как дети пили холодную целебную воду по дороге в лес. Он сказал: «Вот бы туда съездить!»

— Зачем ты мне это говоришь?

— Ты должна знать про последние минуты его жизни. Может быть, он не только ради шантажа в Чистый Ключ приехал. Отец Киприан, настоятель тамошнего храма, описал мне, как рыженький тоненький юноша, напившись из источника, побрел к Чистому лесу, где его ждал убийца. Побрел один, он с детства знал дорогу в пурпурную комнату.

После тяжелой, как плита на могилу, паузы Лада сказала:

— У меня к тебе просьба, Алексей. Третий день сижу пью, но представь, никак не могу одолеть фобию.

— То есть?

— Войти в его комнату. Жуткое ощущение, будто он там на неприбранной кровати своей валяется.

— Господи, Лада!

— Потом привыкну, но в первый раз лучше с кем-нибудь… лучше с тобой.

— Ты притворяешься бесчувственной…

— Не притворяюсь. Я — злая.

Когда она толкнула дверь, я присвистнул: стеллажи оголены, по полу разбросаны распяленные книжки.

— Что тут творится, Лада?

Но она только выразительно повела плечами.

— Ты когда сюда в последний раз заходила?

— После его смерти не заходила.

— Я был в субботу… У кого есть ключи от квартиры?

— У Дениса и у меня.

— У Громова?

— Нет. Ах да, еще у мужа, если не выкинул. Но что здесь искали? Героин?

— У наркоманов запасов не бывает. Обрати внимание: стронуты только книги. Что можно спрятать в книге? Деньги, письмо, фото… вообще, любую бумажку. Посиди, я поставлю. (Она подняла орфографический словарь.) Будем перелистывать каждую книжку. Тут такой кавардак, он спешил — вдруг не нашел?

— Денис?

— Возможно, он сам искал улику.

А нашли ее мы! Почти сразу — в оранжевом томе детской энциклопедии под девизом «ЧЕЛОВЕК». Я подумал: в большом фолианте улику можно засунуть поглубже.

Это была фотография среднего размера: бумага, пленка (и фотоаппарат, конечно), как говаривал абсурдист — хай-класс! Цвет нежный, колорит мягкий, эротика невинная (уместно употребить оксюморон). Словом, снимал профессионал, в своем роде художник.

— Она и в жизни такая? — поинтересовалась Тихомирова.

— Я видел ее только в одежде. Здесь она совсем как девочка.

— Это взгляд самого фотографа. — Лада усмехнулась. — Знаешь, Ахматова сказала про своего первого мужа: «Он любил только девушек».

— То есть девственниц?

— Понимай как хочешь. Оттеночек такой есть, лукавая двусмысленность.

На обороте надпись: Дар другу в день совершеннолетия. И дата: 20 декабря.

— День рождения Дениски, — пояснила мать, призадумалась, вспоминая. — Он не захотел собирать гостей, они вдвоем ходили с нею в ЦДЛ.

— Их свободно пропускали?

— Я их провела и ушла, так Денис хотел. Ну а потом уж как знатных детей привечали. Отголоски былой славы, сейчас трудно представить, каким влиянием пользовался Старцев.

— Твой сын сказал, что секса у них не было.

— С ним, может, и не было… А ты догадываешься, с кем вот это вот, — она потрясла снимком, — было?

— Догадываюсь.