Любовь после развода

Глава 15

– Что ты имеешь в виду? – снова тыкаю. Это неосознанно происходит. Я прыгаю туда-сюда с этими «ты» и «вы». Непрофессионально, знаю. – Что значит, а было кого прощать?

Спрашиваю несмотря на то, что его взгляд меня пугает. Закрадывается такая абсурдная мысль, но я и ее зачем-то озвучиваю.

– Ты же ее не убил, правда? – прищуриваюсь. Выгляжу максимально глупо сейчас.

Шалимов, стоящий до этого просто с каменным лицом, моргает, а потом ухмыляется.

– Нет. Но стоило бы.

– Адель очень скучает по маме.

– Адель ее не помнит и даже не знает, как она выглядит. Она страдает из-за отсутствия матери как фигуры в семье. А свою мать она знать не знает.

– Что произошло? – подхожу ближе. – Разве женщина может вот так бросить своего ребенка?

– Какая разница, женщина или мужчина? – Макс смотрит мне в глаза. – На это способен человек, а какой у него пол, роли не играет.

Тру запястье. Несмотря на то, что делал Лёша, я, кажется, до сих пор живу в какой-то заколдованной идеальной реальности, где мать не может бросить свое дитя.

Шалимов поджимает губы. Ловит мой взгляд. Судя по всему, он поймал дзен.

– Прости, – Максим убирает руки в карманы брюк. – Я вспыльчивый, но быстро отхожу. Псих, короче, – кривит губы. – Адель все, что у меня есть, поэтому…

Улыбаюсь. Не знаю почему, но хочется улыбаться.

Ситуация не самая приятная, и мне обидно, конечно, что он вот так отреагировал, я вроде плохого ничего не сделала. Еще и субординацией ткнул, хотя сам изначально обозначил границы, в пределах которых я не должна называть его по имени-отчеству.

– Все нормально, Максим Игоревич.

– Завязывай, – хмурится и сжимает переносицу пальцами.

– Соблюдаю субординацию, – пожимаю плечами.

– Какие все послушные, – Шалимов закатывает глаза, а потом снова смотрит на меня. – Ты ужинала?

– Я не ем на ночь, – обнимаю свои плечи.

Уже вторую неделю не ужинаю. Не знаю, прав ли был Ершов, но, кажется, я и правда раздалась.

– На диете? – Макс проходится взглядом по моей фигуре.

– Что-то вроде того, – смущаюсь, стараясь глядеть куда-то себе под ноги.

– Понял. Чай?

Слышу его голос и почему-то уверена, что он улыбается.

– Если только зеленый и без сахара, – соглашаюсь.

– Да без проблем. Пошли.

Так все неожиданно происходит, если честно, Максим подталкивает меня на кухню. Сжимает локоть, а у меня мурашки. Это странно, непривычно и, можно сказать, запретно…

Мы десять минут назад вроде как были в конфликте, а теперь вот чай идем пить.

Чтобы разогреть себе еды, Шалимов не будит Ингу или повара. Гремит посудой, кипятит чайник, даже достает для меня чашку, пока я сижу на высоком барном стуле и хлопаю глазами.

– Ты молодец, – хвалит непонятно за что.

Мое лицо немного вытягивается, и Максим поясняет:

– Адель очень сложно сходится с людьми. Неважно, какого они возраста. Первые месяцы в школе она ходила одиночкой. Никого из детей к себе даже не подпускала.

– Я так почти всю школу пережила, – добавляю негромко. – С друзьями всегда была дикая напряженка.

– Мотив? – Макс садится напротив и закидывает в рот кусочек мяса.

Пока он жует, я пытаюсь сформулировать мысль, но в итоге, просто спрашиваю.

– Ты же знаешь мою маму? – начинаю издалека.

– Еще бы, – ухмыляется.

Ему не раз от нее попадало, а мне было сложно с кем-то дружить, потому что мама никого не одобряла.

– Как тебя с такими исходными данными вообще угораздило выйти замуж за Ершова?

От одного только упоминания о бывшем муже вздрагиваю. Максим произнес его фамилию вслух, и меня покоробило. Сильно.

– Любовь, наверное. Сейчас уже, если честно, не знаю.

– Занятно, – продолжает жевать.

– Твой брак, судя по всему, тоже не был идеальным, – вставляю шпильку. Намеренно это делаю. Даже если нарвусь на скандал, плевать.

– Максимально, – Максим кивает.

– Кто она? Твоя бывшая жена, – перехожу на шепот.

Мне интересно. Возможно, когда я узнаю, то пойму, как вести себя с Адель.

– Женщина, в которую я имел глупость влюбиться. Мы недолго прожили. После появления Адель почти сразу разбежались, ребенок был незапланированный, но мы решили рожать. Потом кризис, напряженка с деньгами, она свалила к моему преуспевающему тогда конкуренту. Когда он разорился, прибежала обратно, на коленях тут стояла, – кивает куда-то в сторону окна.

– А ты?

– Я тогда был зол. Сильно. Выгнал. Сказал, что Адель она только через суд увидит.

– Она мать, – бормочу.

– Она два года не интересовалась дочкой, пока жила с этим… – Максим кривится.

– Был суд?

– Нет. Она выкрала Адель. Увезла в деревню, из которой сама была родом. Я искал ребенка три месяца. Когда нашел, Ади весила на несколько килограммов меньше, шугалась всего. Эта курица оставляла ее одну и сваливала в город, потом соседи говорили, что ребенок мог сутки просидеть один в доме. – Максим ловит мой взгляд. – Ты до сих пор считаешь, что эта женщина – мать для Адель?

Отрицательно качаю головой. Вытираю скатившуюся по щеке слезинку.

– Извини. Я не знала.

– Теперь знаешь.

Максим отправляет тарелку в посудомойку, делает пару глотков чая из моей кружки и снова смотрит мне в глаза.

– Когда твой Ершов приползет валяться у тебя в ногах и будет просить прощения, не будь тряпкой, ладно?

Это даже не звучит как вопрос, если честно.

Предупреждение?

Мою чашку, а на губах застывает полуулыбка. Максим не прав. Ершов в жизни не будет просить у меня прощения после всего. Единственное, на что он способен, это поливать грязью. Вести себя достойно этот человек просто не умеет.

***

– Мама, прекрати, пожалуйста, – умоляю уже. – У меня все хорошо.

Набрасываю капюшон на голову и вылезаю из машины. На улице метет страшно, забегаю в здание центра, где раньше работала, и стряхиваю с плеч крупные, мгновенно начинающие таять снежинки.

– Алина, ты не понимаешь…

– Мама, я все понимаю. Все работы хороши, если ты помнишь!

Мир вокруг меняется ежесекундно, а мы все о «главном», о моей работе.

– Работать нянькой у бандюка, имея при этом высшее образование и прекрасные хореографические навыки, это мрак, доченька. Настоящий ужас.

– Хватит. Слышишь? Хватит, – повышаю голос. Я просто уже совсем не знаю, как объяснить матери, что эта работа меня спасает, и мне не приходится снимать комнату с тараканами, и питаться макаронами быстрого приготовления. – Чего ты от меня хочешь? Чтобы я преподавала за копейки сейчас? Мне на что-то жить нужно, мама. Пойми ты уже, наконец.

– Трудности закаляют. А вот такой безалаберный выбор тебе еще аукнуться может! Ты не думала, почему он дочку свою скрывает столько лет? Где жена его, не думала? Он ее убил. Расчленил и по пакетам рассовал!

– Боже мой, откуда это в твоей голове? Завязывай смотреть криминальные документалки.

– Почему тогда ребенок не с матерью, если она жива?

– А это не наше дело уже, мамочка. Не наше, представляешь? Так, блин, бывает, – проговариваю так экспрессивно, что мать замолкает.

Ненадолго, но замолкает. Мы раньше особо и не ругались никогда, а все потому, что я с ней не спорила. Сначала с ней и отцом, потом с мужем и свекровью. Жила себе тихо – молча, всем на радость. Удобная, послушная лохушка.

– Ты на мать голос не повышай. Не повышай, Алина! Я тебя воспитала, я ради тебя…

– Мамочка, – останавливаюсь у входа в Симкин класс, выдыхаю, – мамочка, я очень тебя люблю. Очень, но хватит, ладно? Хватит устраивать этот цирк.

– Нет, я точно скажу Косте, чтобы он съездил в эту твою Москву!

– Мама…

– И не спорь. Все, некогда мне, – отключается.

– Прекрасно просто! – Прячу телефон в сумку и толкаю дверь. Сима уже отпускает своих малышей. – Привет, – машу ей.

– Привет, красотка. Ну ничего себе!

Обнимаемся. Сима меня рассматривает.

– Да ты похорошела. Всегда знала, что женщине развод на пользу, – смеется.

– В моем случае явно, – улыбаюсь, а внутри все равно скребет. Последний раз я видела Ершова здесь. У входа в здание, когда Алла Георгиевна садилась в его машину.

Прячу руки в карманы длинной эко-шубы.

– Я сейчас переодеваюсь, и мчим, – Сима снимает тайтсы и впрыгивает в широкие джинсы.

– Хорошо, – осматриваю зал.

Скучаю ли я по этому месту? Да. Здесь всегда было очень душевно. Но больше, конечно, скучаю по танцам, по занятиям с детьми.

– Я готова. – Сима надевает пуховик. – Где пообедаем? У тебя времени много вообще?

– До четырех я полностью в твоем распоряжении.

– Отлично. Ну давай, рассказывай скорее, как работа? Как с начальником дела?

Сима подцепляет меня под локоть. Спускаемся по заснеженным ступенькам.

– Работа – отлично. С начальником исключительно профессиональные отношения.

– Фу, как скучно. Климова, нужно как-то веселее жить, веселее!

– Мне пока и так хорошо, – смеюсь. – Метет – просто ужас какой-то.

– Мерзость. Пошли тогда быстрее.

Сима берет курс к остановке, а я немного тушуюсь.

– Эм… Я на машине.

– Ты водишь?

– Я с водителем.

– Что-то ты недоговариваешь, нянька с личным водителем – это уже роскошь!

– Ну тебя. Это водитель Адель, она просто пока в школе.

– Шучу, не дуйся. И что у нас за водитель? Симпатичный? Молодой? Женат?

– Ну вот сама у него и спросишь.

Топаем к машине. Не знаю, зачем вообще поворачиваю голову, но я это делаю. Развидеть картинку перед глазами уже просто нереально, можно только сделать вид, что я слепая.

Ершов. Его машина.

– Алин!

Голос бывшего мужа до сих пор провоцирует агонию. Машинально сжимаюсь и липну ближе к Симке.

– Алина, постой!

Лёша подходит к нам быстрым шагом. Гладко выбритый, выглаженный, даже стрелки на брюках имеются. Вера Кирилловна, видимо, выписалась из больницы. А может, это Аллочка старается. Не зря же Ершов здесь.

– Что? – смотрю на него с вызовом. Глаза бы мои век его не видели.

– Поговорить нужно.

Лёша бросает взгляд на Симу, мол, отойди. Оставь нас одних.

– У меня от подруги секретов нет.

– Я понял уже, – кривит губы.

– Алин, все в порядке? – спрашивает Николай. Он вышел из машины.

– Да, спасибо, все хорошо. Мы буквально секундочку.

– Это кто? – Лёша злится. Я это вижу, чувствую. Я в этом жила много лет, в его вечной злости.

– Водитель. У тебя какое-то дело? Вопрос? Мы спешим, Лёш.

– Как заговорила, – проходится по мне оценивающим взглядом, – что, хахаль твой тебя обеспечивает, смотрю. Продалась, да?

Смотрю на него и понимаю, какой же он жалкий. Почему я этого раньше не видела? Стоит смотрит на меня как на кусок мяса, уже точно подсчитал, сколько одежда моя стоит.

– Да, Лёш, продалась. Очень хорошо живу, ни в чем себе не отказываю, по морде не получаю, жирной и тупой меня тоже не называют, – растягиваю губы в улыбке. – В общем, все нравится.