Любовь после развода

Глава 19

– Ну привет, сестренка! Замерз, капец.

Костик встречает меня на перроне. Трет ладони друг о друга. Забирает мои вещи, после чего мы обнимаемся.

– Привет, – рассматриваю его хорошенько. Он одного возраста с Максимом, но теперь почему-то воспринимается мною как подросток. Контраст такой яркий.

Не во внешности дело, выглядит-то он как раз как взрослый мужчина. Даже вон усы отрастил. А вот повадки до сих пор как у подростка.

– Ты к нам надолго? Мать не сказала.

– На два дня.

– Два дня? И стоило столько в поезде из-за этого трястись? Самолетом бы.

Брат достает сигареты, щелкает зажигалкой. Морщусь от этого гадкого запаха.

– Матери не говори только, – подмигивает.

– Ага, – натянуто улыбаюсь, а так хочется закатить глаза.

– Как у Макса дела? Говорят, он хорошие бабки заколачивает.

– У него охранное агентство.

– И дочь, – Костик ржет. – Жена сбежала, что ли?

– Не знаю. Я просто няня, мы на такие темы не общаемся.

Вру, конечно, особенно если взять в расчет вечер моего отъезда. Максим сам меня на поезд посадил. Самолетов я боюсь, поэтому пришлось трястись в поезде тридцать часов. О моей аэрофобии в семье знают, но, кажется, Кости это не касается.

– Мы там машину запарковали, пошли.

Брат машет рукой куда-то за здание вокзала и ускоряет шаг. Плетусь следом, пытаясь не увязнуть в кашеобразном снеге. Морозы спали, а вот коммунальные службы работать не хотят.

– Мы? – повышаю голос, потому что брат ушел сильно вперед и может не услышать.

– С Васькой. Ну Одинцов, помнишь? Мы с ним бизнес делали, – орет почти на всю улицу, волоча за собой мой чемодан, в колесики которого набился снег.

– Что у вас, кстати, там произошло? – нагоняю брата. – Мама сказала, что на деньги вас кинули.

– Она любит преувеличивать. Нормально все.

Брат закидывает мою сумку в багажник «Волги», выкидывает в сугроб окурок и забирается вперед, на сиденье рядом с водителем.

– Алина, – Вася поворачивает голову. Видит меня в проеме кресел. – Привет!

– Привет, Вась. Как дела?

– Потихоньку. Какая ты стала, не узнать. Городская, Костян.

– А то! – Костик смеется. – Это мы тут провинция, а она у нас Москва теперь.

Откидываюсь затылком на подголовник и прикрываю глаза. Вот он, родной дом во всей красе, а я ведь еще даже до родителей не доехала.

По дороге парни заезжают на заправку и недвусмысленно намекают, что мне было бы неплохо подкинуть им денег на бензин, они ж меня ехали, встречали…

Ну да, я ведь не в курсе, что такое такси. Сама бы явно не добралась.

Наличных у меня нет, поэтому приходится выйти из машины, чтобы заплатить за бензин картой. Ко всему прочему беру себе стаканчик кофе. Пока наливаю, парни стоят над душой и торопят меня, будто я могу как-то ускорить работу кофемашины.

– Дома бы попила, у матери этого кофе хоть одним местом жуй, – ворчит Костик. – Опаздываем теперь.

Крепко сжимаю пальцами стаканчик и молча выхожу на улицу. До квартиры, где теперь живут семьи Кости и моих родителей, едем минут двадцать. Все это время в машине периодически открываются форточки, чтобы парни покурили.

К концу этой прекрасной поездки я просто задыхаюсь от табачной вони и очень хочу надеть шерстяные носки, потому что пальцы на ногах вот-вот отвалятся.

– Сигналь давай, – отдает команду брат, и Вася начинает бибикать у подъезда.

Боже, какой стыд. Я ведь и забыла уже, как мы раньше жили. Это вот нормальным же считается. Тут каждый второй вот такой вот экземпляр. Раньше, когда я ходила в школу, мы жили в неблагополучном районе, и, когда родители продали там нашу трехкомнатную квартиру, сняли все свои сбережения со счета, купили дом и съехали оттуда… Божечки, как же я радовалась. А теперь вот снова то же самое. Однушка в забытой богом пятиэтажке, а рядом завод, из труб которого круглосуточно валит какой-то черный дым.

Судя по состоянию двора и этих серых пятиэтажек, денег с продажи дома после погашения Костиных долгов осталось в разы меньше, чем намекала мать. Если им хватило на однушку лишь здесь, все, что у них было, максимум тысяч восемьсот. Из трех-то миллионов…

Мои мысли прерывает телефонный звонок, сую руку в карман, а когда смотрю на экран, впадаю в легкий ступор. Это Максим.

Разница во времени с Москвой у нас два часа. И если здесь восемь утра, то в Москве еще шесть. Он в это время чаще всего только просыпается.

Вылезаю из машины и отхожу в сторону, чтобы принять звонок.

– Привет, – понижаю голос и краем глаза наблюдаю, как брат с Васькой вытаскивают из багажника мой небольшой чемоданчик. Рассматривают.

– Привет, ты уже на месте?

– Да, вот у дома стою, – оглядываю двор.

– И как там?

– Честно, – перехожу на шепот, – раньше мне казалось, что было лучше.

Макс смеется.

– Слушай, ты обратно билеты брала?

– Нет еще.

– Моя мама навестить Ади собирается, вроде как тоже через пару дней ехать планирует. Можете состыковаться.

Нервно переступаю с ноги на ногу.

– Алин, ты меня слышишь?

– Да-да. Думаю просто, как лучше.

– Я тебе номер скину, ты ей позвони.

– Ладно. Как Адель?

– Спит еще. Так что, как проснется, жди звонка.

– Жду, – улыбаюсь, и так тепло на душе становится.

– Не отвлекаю тогда больше. Пока.

– Пока…

Макс отключается первым, а я, я не знаю, что испытываю. Такие странные чувства, честное слово.

– Алинк, ты идешь? – брат уже прет мой чемодан к подъезду.

– Да-да.

– Ну тогда дальше давай сама. У меня дела еще.

Костик похлопывает меня по плечу и вручает чемодан. Заторможенно моргаю и медленно перевожу взгляд с отъезжающей «Волги» на дверь подъезда.

Набираю номер квартиры, и мне сразу открывают. Когда поднимаюсь на второй этаж, мама встречает на пороге.

Обнимаемся. Целуемся.

– Господи, как давно я тебя не видела, – бормочет сквозь слезы. – Какая ты красивая у меня, а пахнешь как. Французские духи?

– Кажется, да, – сконфуженно пожимаю плечами.

– Давай чемодан, давай-давай, я помогу.

– Я сама, мам. Не надо.

– Раздевайся, проходи. Сейчас тапочки достану. Чайник уже на плите. Завтракать будешь? Я твоих пирожков напекла любимых, с яблоками.

– Буду, конечно.

Мама растирает мои плечи, снова обнимает. Улыбается, и я улыбаюсь.

– Все на работе, мы с Вероничкой вдвоем. Она спит еще. Сова она у нас.

– Я ей подарки привезла, кстати.

– Потом. Проснется, и подаришь. Тебе чай с молоком?

– Без.

– А раньше любила.

– У меня лицо обсыпает от молочки. Я теперь ни молоко, ни творог, ни йогурты не ем. Даже сыр.

– Непереносимость лактозы, да? Я в интернете читала. Чего сейчас только нет. Раньше вон все ели и здоровые были. Тогда, может, кофе? Я тут в интернет-магазине заказала, очень вкусный.

– Давай. Черный кофе я люблю. С сахаром.

– Похудела ты, Алин. Из-за Алексея? Как ты вообще? Справляешься? У меня сердце кровью за тебя обливается. Мы этого гада здесь принимали, улыбались ему, а он руку на тебя поднял. Гадина такая! Я отцу рассказала, ты прости, не могла в себе держать. Нужно было поделиться с кем-то.

Мама виновато опускает глаза в пол.

– Все нормально, мама. Ершов теперь в прошлом. Ты знаешь, я хочу фамилию нашу обратно взять.

– Это правильно, чтобы ничего о нем не напоминало.

Мама ставит передо мной глубокую тарелку с пирогами и кружку кофе.

– Ешь, доченька. Ешь.

– Мама, рассказывай, что у вас случилось. Я переживала.

– У нас, Алин, черная полоса. Косточке нашему совсем не везет. То кинули, теперь вот машина эта, будь она проклята.

– Зачем он вообще за руль садился? В город еще выехал, мам, ненормально же это все.

– Знаю, Алин, знаю, но толку-то сейчас? Они говорят, что, если денег не будет, за угон его привлекут.

Мама всхлипывает. Трет нос ладонью.

– Не знаю, что делать. Мы с отцом уже все передумали. Кредит мне на такую сумму не дают, я же на пенсии, не работаю. На отце и так висит.

– А Костя?

– Люба сказала, что, если он в долги влезет, она от него уйдет. Он же без нее пропадет совсем. Мы вот пока помогаем, она его и терпит. Если уйдет, говорит, что внучку увезет. А как мы без нашей принцессы?

– Ясно.

Смотрю на пирожок. Красивый такой, румяный и злюсь. На брата. На родителей. А Любу, на удивление, понимаю…

– У меня нет таких денег, мам. Чтобы Ершов выплатил мне то, что положено при разделе имущества, он должен продать машину. Адвокаты так договорились. Но он не спешит. Торопить его я не хочу, потому что для этого придется с ним встретиться. Прости, – сглатываю и сразу занимаю рот печеным тестом.

Стыдно. Дико стыдно перед мамой, что, когда им нужна помощь, я, получается, отказываю…

Мама нервно постукивает пальцами по столу, делает глоточек кофе, а потом резко поднимается на ноги. Растирает плечи и, шумно выдохнув, произносит:

– Может быть, можно как-то в долг попросить.

– У кого? – поднимаю глаза. Сталкиваемся взглядами мгновенно.

– Ну у этого, – взмахивает рукой. – Он же богатый, вряд ли для него это большая сумма. А мы отдадим. Каждый месяц будем тебе переводить… Боже, стыдно-то как. Как же стыдно!

Мама накрывает лицо ладонями и начинает рыдать.

В прихожей хлопает дверь. Поворачиваю голову и вижу Любу. Она разувается.

– Привет, Алин.

– Привет, – киваю.

– Боже, вы опять рыдаете, – раздраженно смотрит на мою мать. – Ну хватит уже, сами такого сыночка воспитали, что одни проблемы от него.

– Люб…

– А что, Алин? Я не права? Ты сама от такого же ушла. Мой разве что не колотит. А так дурак дураком. И угораздило же меня замуж за него выйти!

Люба срывается. Я ее прекрасно понимаю. Но маму мою мне все равно жалко.

– Мамуль, не плачь. – Поднимаюсь на ноги и обнимаю ее за плечи. – Я попробую у Максима попросить, – перехожу на шепот. – Люб, поговорим? – киваю на дверь.

– Пошли, – жена брата заново надевает сапоги, накидывает крутку.

– Мы быстро, мам, – улыбаюсь и, сунув ноги в ботинки, выхожу на площадку, прихватив с собой пальто. Спускаемся вниз. – Пошли в кафе сядем, обсудим все.

– Пойдем. На чашку кофе у меня хватит.

– Я заплачу.

– Не надо. Из тебя и так сейчас денег выкачают. Я им говорю, пусть он на вахту едет. Зарабатывает на долги свои. Пусть гараж продает. Остался же. Частями отдаст. Расписку напишет. Но нет, он же переломится.

– Мама сказала, ты против, чтобы он кредит брал… Угрожаешь, что уйдешь и Веронику подальше увезешь. Она боится, что видеться не позволишь, как я поняла.

– Я против? Алина, на нем и так миллион висит по кредиткам. Некоторые из них на меня оформлены. Куда я уйду? Моих родителей нет давно. Помочь некому. Вот и приходится терпеть.

– Я не знала, мама сказала… Она снова его покрывает. Расскажи мне, что там с этой машиной, которую он «взял покататься».

Мы заходим в кафе и садимся за один из пустующих столиков. Берем по кофе и чизкейку.

– Он сейчас у Парамонова в сервисе работает. Там хорошие клиенты, состоятельные, зарплата неплохая. Машина эта какого-то друга Парамонова. Ее вообще бесплатно чинили, за счет сервиса. Джип какой-то навороченный. Костя ночами делал, сверхурочно. Починил, они с Васьком и решили покататься, ночь же, никто не узнает. Камеры даже отключили. Не все, правда. А на мосту, там, где светофор вечно ломается, в них влетел грузовик. Там половину багажника снесло у этого джипа.

– Кошмар…

– Свекровь моя вряд ли тебе это расскажет. Они его вечно покрывают. Все в долгах из-за него и все равно! Да как так можно-то? Он же взрослый мужик!

– Не плачь, Люб. Что-нибудь придумаем, – сжимаю ее руку.

– Я так тебе завидую, что ты в себе силы нашла от мужа уйти. Я вот слабая. Боюсь. Ты прости, что все это тебе говорю, он твой брат, они твои родители, но я просто не вывожу уже. Иногда кажется, что вот-вот с ума сойду.

– Все будет хорошо, – улыбаюсь. – Я уверена, что у тебя все будет хорошо, Люб. Меня вот Ершов после того, как я ушла, изнасиловал…

Люба резко вскидывает взгляд, всхлипывает и замолкает.

– Он…

Киваю.

– Извини, Алин.

– У всех свои беды, Люба. Никому на сто процентов хорошо не живется. Главное – вовремя успеть понять, что не так, и попытаться хоть что-то с этим сделать. Поэтому, если ты решишься уйти, я тебя поддержу. Правда.

– Спасибо, – шепчет одними губами.